Властители судеб
Эрелис и Ознобиша сидели в спаленке царевича, склонившись над доской для игры в читимач.
– Ставь, сердечко моё, одну ножку прямо перед другой, – раздавался из переднего покоя голос боярыни Харавон. – В ниточку… Вот так, умница моя!
Переменчивый обычай дворового женства требовал особой поступи, называвшейся «лисий ход» и якобы наделявшей неотразимостью. Эльбиз и комнатные девушки честно упражнялись, вышагивая от стены до стены.
– Смотрите, дурёхи, на государыню! – радовалась наставница. – Лебедью плывёт! А вы переваливаетесь, как утки на берегу!
Эрелис сидел, подперев рукой голову. Смотрел на доску… медлил, не делая хода. По мнению Ознобиши – вполне очевидного.
– Что тревожит моего государя?
Эрелис поднял глаза:
– Ты, верно, слышал про жреца, прибывшего из Шегардая.
– Слышал, государь.
Сын святого появился в Выскиреге скромно и незаметно. Притом что, по мнению многих, сам обещал составить земную славу Владычицы. Молодого Люторада видели шегардайским предстоятелем с той же очевидностью, с какой Эрелису прочили Справедливый Венец.
– Невлин уже трижды напоминал мне, что я должен принять его как самого желанного гостя.
Ознобиша молча слушал.
– Я мысленно ставлю его перед собой, – продолжал Эрелис. – Святой Лютомер резал языки, сжигал книги и требовал казни людей, близких нашему дому. Сын, если не лгут о нём, готов зайти ещё дальше. Где отец ждал царского суда, этот сразу пошлёт за тайным убийцей… Как мне с ним хлеб преломить?
Ознобиша ответил тихо и грустно:
– Правда райцы велит мне возразить государю. Ты будешь правителем для всех вер и племён, сущих в Шегардайской губе. Значит, не волен отвергать и Люторада с его ревнителями.
Эрелис потянулся к доске. Сделал наконец ход, который давно уже мысленно подсказывал ему Ознобиша.
– Все вон, все вон, кривоногие! – доносилось из-за ковровой перегородки. – В девичью, бездельницы! За прялки! Пойдём в спаленку, сердечко моё… О! Кто здесь? Никак постельничья твоя?
– Это бабушка Орепея, – сказала Эльбиз.
– Тебе, дитятко, несомненно известно, что хранителям царского ложа всегда была свойственна знатность. Любая боярская дочь…
– Одни украшены знатностью, другие верностью, – упёрлась царевна. – Дядя Космохвост говорил, верного человека царь может и возвеличить. А от предков знатные порой изменяют.
Эрелис скупо улыбнулся упрямству сестры. Ознобиша бросил кости и, почти не думая, передвинул шашку. Деревянное войско царевича оказалось в опасности.
– В Шегардае, – продолжал Ознобиша, – ты по долгу правящего начнёшь творить суд, выслушивать просителей, объезжать земли… попутно узнавая город и людей. Лучше тебе приноровиться к Лютораду, пока всё сразу не навалилось.
– Ты прав, – задумчиво протянул Эрелис. – С Инберном я хотя бы по твоим рассказам знаком.
Он вновь уставился на доску. Ознобиша видел: его государь думал о чём угодно, кроме игры. «Как помочь тебе? Какой совет дать?»
Из опочивальни царевны слышались голоса, немного приглушённые толщей ковров.
– В том, что ты, сердечко моё, болтовни девичьей чураешься, истина есть. Я уж объясняла тебе, да повторю. Праведность Андархайны живёт и племится совсем не так, как мужики и мужи́чки.
– До сих пор? – удивилась царевна. – Как мать Гедаха Заступника с отцом его? От ветра, что пал меж ними, солнечного жара упившись?..
– Что ты, дитя, – рассмеялась матушка Алуша. – Божественное рождение случается раз в тысячу лет и даёт начало народам, нам ли чаять его? Нет, сердечко моё, супруги царевичей и царственноравных ложатся с мужьями, подобно всему прочему женству. Разница в том, что худородными движет низменное хотение, мы же блюдём святой долг перед предками и мужьями. Царская опочивальня есть храм.
Эрелис сидел с таким лицом, словно отведал несвежего на званом пиру. И глотать нельзя, и выплюнуть не годится.
– Как же… в этом храме служить? – выговорила Эльбиз.
– Не бойся, дитя. Есть обычай брачного ложа, завещанный мудрыми. Многие сорочки уберегут вас с супругом от излишнего волнения плоти. Благочестно понявшись, вы станете жить в кротости, в каждодневном служении государю и Небесам.
Эрелис сделал движение, словно хотел смести со стола все шашки вместе с доской. Удержал руку. Потянулся вперёд, проговорил очень тихо и быстро:
– Я скажу тебе. Высший Круг полагает: Люторад может стать опорой и святителем трона. Родословы не находят препятствий для его брака с Эльбиз.
Ознобиша вспомнил подушку правителя у ног изваяния Правосудной.
– В таимном покое судят перед ликами всех Богов, чтимых по городам и весям Андархайны… Владыка Хадуг склонился к моранству?
– Благородный дядя Хадуг, – ответил Эрелис, – лишь желает, чтобы оставалось изобильным его блюдо со сладостями. Он немолод и полагает, что на его век достанет.
– А… другие волостели что говорят?
– Доблестный брат Гайдияр нахваливает потомка хасинских шагадов, пережившего уже двух жён. Если воевать с дикомытами, от него может быть польза. Через год-полтора владыка с вельможами вынесут окончательный суд. Мартхе, друг… неужто мне сестрой платить за венец?
Эльбиз не могла слышать их разговора.
– Матушка Алуша, – вдумчиво спрашивала она, – а как быть велишь, если супруг примется другим молодицам честь оказывать?
Боярыня вздохнула:
– Хорошо, что ты отважилась спросить, дитя, это следует уяснить наперёд. Наши великие мужья нами не судимы. Мы лишь утверждаем их честь, как бесскверные подданные – славу своего государя.
– А правду люди говорят, будто боярин на тебя любовь обратил, только когда ты опалу от него отвела?
Боярыня негромко рассмеялась. Пелена былых лет сделала дорогими и эти воспоминания.
– Мой Ардарушка сеял на стороне, ибо я никак не могла родить ему сына. Пригульные росли у нас под рукой, становясь опорой семьи… Впусти эти слова в своё сердце, дитя, ведь у тебя за спиной ещё и честь брата.
Царевна замолчала. Задумалась.
Эрелис окончательно забыл читимач, уставился в стену.
– Государь, – начал Ознобиша почти шёпотом, но пламя жирника заставило светиться глаза. – Сейчас ты как воин, угодивший в захаб. Ни прорваться, ни выйти – и стрелы со всех сторон! Так обрати отчаяние и гнев уроком сосредоточения!.. В этом уже преуспела твоя сестра. Услышав про «лисий ход», она сперва задохнулась от омерзения…
– А теперь, сообразно имени, плывёт лебедью, – сказал Эрелис. – Уж не ты ли, Мартхе, надоумил её?
– Этот райца лишь помог государыне осмыслить дурную походку как ещё одно средство сокрытия на вылазках… Девушке надлежит тонкость, правителю – величие! Угоди наставнику. Покажи ему, что можешь принять сына святого, как подобает царевичу. Покажи Лютораду, что милостив и благосклонен. Пусть те, кто ищет тебя подчинить, успокоятся и сами свернут туда, куда ты поведёшь. Становись на дорогу к шегардайскому венцу, государь.
Эрелис задумчиво переставил шашку.
– Ты ведь тоже чего-то ищешь, друг мой…
– Ищу, – весело подтвердил Ознобиша. – Я встретил в расправе… Помнишь, государь, мой рассказ про попущеника Галуху? В старину было принято сопровождать беседы знатных созвучиями гудьбы. Верно, праведный младший брат не откажет уступить тебе игреца на несколько дней?
Эрелис бросил кости. Его шашки приняли положение, которого Ознобиша, пожалуй, не ожидал.
– Если я здесь чему научился, так это просить. А Гайдияр любит, когда его просят.
Двое юнцов смотрели один на другого через доску для читимача и были вершителями судеб, властителями всего мира.