Книга: Стигмалион
Назад: 26 Ангел-хранитель для вашего питомца
Дальше: 28 Интродайв

27
Слабачка

В тот день я бежала в госпиталь со всех ног. День выдался сухим и теплым, в воздухе пахло кострами и яблоками, поздняя осень почти раздела город.
Шуршали листья, шумели машины, звонил колокол в церкви, парень с гитарой пел «Девушку из Голуэя» и пел красиво! Я высыпала ему всю мелочь из кармана. Кто знает, может быть, через десять лет он станет так же известен, как Эд Ширан, и напишет песню «Девушка из Атлона, приехавшая в Дублин, спешащая куда-то по делам с глазами, сияющими от счастья». И тогда я узнаю в этой песне себя…
– Привет, Мэйв! – бросила я нашему администратору и влетела в лифт, чьи двери уже закрывались.
– Долорес, подожди! – махнула мне Мэйв, но двери почти сошлись. Если что-то срочное, она перезвонит! А я спешу быть нужной моим пушистым пациентам!
Я выпорхнула из лифта, наслаждаясь запахом чистоты, лекарств и надежды. Напевая «Девушку из Голуэя» и пританцовывая.
И на выходе из лифта я остановилась как вкопанная, глядя на тянущуюся по коридору до операционной цепочку бордово-черных капель, больших, густых и липких.
День у кого-то сегодня не задался. Очень сильно. Я рванула в комнату с инвентарем и чистящими средствами и вытерла с пола кровь. Потом решила, что лишняя пара рук в операционной тоже не помешает. Надела халат и стерильные перчатки: я уже помогала Фергусу с перевязкой и успела обзавестись своей формой.
На ручке двери тоже были кровавые следы, так что я нажала на нее локтем, толкнула, и она распахнулась.
– Долорес, думаю, сегодня тебе не стоит… – шагнула мне навстречу Андреа, тоже в хирургической робе и в маске.
– Еще как стоит, я помогу, – решительно сказала я, указывая на следы крови, которые были буквально повсюду.
Андреа не стала спорить и быстро вернулась к столу, над которым уже склонились Фергус и Майкл.
Переполненная гордостью от того, что нужна и сейчас всем тут помогу, я бросила взгляд на неудачливого пациента.
Шок. Мои плечи одеревенели, спина стала липкой и мокрой от пота. Во рту появился привкус желудочного сока, как будто меня сейчас стошнит… На столе лежала большая немецкая овчарка, вернее, то, что от нее осталось. Перебиты все лапы, из пасти течет кровь, одна из костей пробила кожу и торчала из тела, как обломок стрелы. Но снотворное еще не подействовало: ее глаза были открыты, и она смотрела прямо на меня – осмысленно, печально.
– Что произошло? – пискнула я.
– Машина сбила собаку, – ответила Андреа. – Фергус, я думаю, шансов никаких.
– Вот дерьмо! – выругался он так громко, что чуть маска с лица не слетела.
– Перелом позвоночника в поясничном и шейном. Даже если мы зашьем печень и вправим все кости, она больше не сможет двигаться…
– Ты думаешь, я не вижу?!
Собака заскулила, и я отступила от стола, утирая слезы.
– Долорес, иди сюда! – рявкнул Фергус. – Вот эту лужу нужно срочно убрать, иначе кто-то из нас навернется, а нам нельзя наворачиваться…
У меня зарябило в глазах, и затрясло, как на морозе.
– Долорес!
– Я не могу, – вымолвила я, срываясь на плач. – Простите, я не могу…
И я выбежала из операционной.
* * *
Я сидела в подсобке, глотая слезы, а вокруг рушился мой мир, рассыпалась в пыль моя мечта. Все, что я возомнила о себе, оказалось наивной выдумкой. Я не в состоянии помочь тем, кто придет ко мне за помощью. Я не смогу быть ветеринаром. Мне все это не по зубам. Тот максимум, на который я способна, – это болтать со стариками и раздавать детям леденцы. Ангел-хранитель для вашего питомца? Ха-ха. Скорее, слабачка для вашей собачки, которая ни на что не годится.
Все было зря: волонтерство, университет, учебники, лекции. Абсолютно все. Мне было стыдно перед собой, перед родителями и перед всеми, кого я встречала в госпитале и пыталась угодить.
Собаку спасти не удалось, ее усыпили. Андреа сказала мне об этом в кабинете, когда я наконец набралась смелости заглянуть к ней в конце дня. На столе стояла пепельница, полная окурков, а лицо Андреа было заплакано.
Испытывая невероятный стыд после панического побега, я подошла к ней и попрощалась.
– До завтра, Долорес, – ответила она.
– Я не уверена, что… мне стоит приходить, – пробормотала я. – Я не гожусь для… всего этого. И теперь я это знаю.
Андреа подняла голову и заглянула мне в глаза.
– Я не буду уговаривать, Долорес, у меня сейчас нет никаких гребаных сил уговаривать кого-то и врать, что это легкая работа и сбитых собак привозят не слишком часто… Могу только сказать, что буду рада, если ты упокоишься, обдумаешь все и вернешься. Я буду очень рада.
* * *
Остаток дня и весь следующий день я не выходила из квартиры. Лицо опухло от слез, в висках застоялась ноющая боль, на душе было совсем паршиво. Я постоянно видела перед собой залитую кровью шерсть и карие глаза, которые умоляли о спасении. И все думала и думала о моменте своего позорного, постыдного бегства.
Умерла не только собака – умерли мои мечты…
Ближе к ночи апатия сменилась злостью и раздражением и выплеснулась в жажду деятельности: я принялась наводить в квартире порядок. Терла полы, мыла окна, ползала с пылесосом от одного угла к другому, чистила микроволновку и холодильник до тех пор, пока не обнаружила на ладонях лопнувшие мозоли. Но рано было прекращать самоистязание: я набрала в ведро воды, взяла большую поролоновую губку и спустилась на парковку к машине.
Не успела я толком вымыть лобовое стекло, как полумрак прорезал свет фар и мимо пронесся черный, как уголь, седан.
Мое сердце сделало сальто, как только я узнала очертания «Теслы». Прижимая к груди губку и заливая мыльной водой свою футболку, я смотрела ей вслед, не решаясь сдвинуться с места.
Машина свернула в один из парковочных рядов и остановилась. Из «Теслы» вышла Айви, разодетая как на подиум, а следом Вильям. А между ними мерцал от электричества воздух: они бурно ссорились. Я аж втянула голову в плечи, краснея и бледнея от того, что слышала…
Мне не следовало слушать все это, черт побери, но не было возможности убежать. Обнаружить себя сейчас? Да ни за что на свете. Я тихонько юркнула в свою «Ауди» и бесшумно прикрыла дверь, а Айви тем временем наставила палец на грудь Вильяма и прошипела:
– Я понимаю, что у тебя были причины свалить в Норвегию и бросить все! Но я готовилась к этим съемкам, это было очень-очень важно для моей карьеры! Целый разворот в журнале мог быть моим, если бы ты подсобрался и…
– Извини, что похоронил лучшего друга и был не в состоянии улыбаться в камеру! Послушай себя, черт возьми! – ответил Вильям, и у меня побежали мурашки по спине от резкости в его голосе. Он никогда не говорил так резко даже со мной.
– Ты подвел меня! – выкрикнула она. – В который раз.
– В который раз?! Поподробнее с этого места!
– Да ладно, Вильям! Бросать меня в ответственную минуту – это твой неизменный стиль, к которому я уже привыкаю.
– О чем ты?!
– Крыльцо университета, две девушки, один парень… Никаких догадок?
Я прижала к щекам ладони, предчувствуя настоящий скандал. Причем с кучей гадостей в мой адрес.
– Боже, Айви, я думал, мы уже разобрались с этим! – схватился за голову Вильям. – Ты же уже знаешь правду. У нее та же аллергия, что и у меня, и ей нужен был кипяток, черт побери.
– Но мне-то от этого не легче! Весь университет до сих пор считает меня идиоткой! Которую парень бросил на крыльце, а сам укатил с другой!
– Ты преувеличиваешь. Мы по-прежнему вместе, и все об этом знают.
– Я хочу, чтобы ты рассказал всем, по какой причине ее увез, – заявила Айви.
– Нет.
– Почему же?
– Потому что это ее секрет. И рассказывать об этом всему университету или нет, должна решать она.
– Предлагаешь мне и дальше ходить с имиджем лохушки, потому что бедная Долорес боится предстать перед всеми фриком?
– Давай без этих слов! Если она – фрик, то я тоже!
Он стоял напротив нее, бледный как полотно. «Он в бешенстве, видит ли она это?» – думала я, по-партизански выглядывая из-за руля.
– Ну вот снова! – ухмыльнулась Айви. – Не говори о ней то, не говори о ней се! Почему ты постоянно защищаешь ее? Серьезно, Вильям. Начиная с той вечеринки, где мы впервые увидели ее, и по сегодняшний день. Почему?
– Может быть, потому, что ты не упускаешь ни единого шанса унизить ее?
– Я унижаю многих, но защищаешь ты только ее. Все дело в вашей одинаковой болезни? Или в чем-то еще?
– Я не могу понять, почему разговор постоянно сворачивает на Долорес?
– Ответь на вопрос. Ты к ней что-то чувствуешь?
Мое лицо к этому моменту было краснее помидора, я это чувствовала. Мне стало так жарко, что я начала утираться грязной, пахнущей дизелем губкой, которую все это время прижимала к груди.
– Если бы у меня были чувства к кому-то еще, я бы сейчас не стоял здесь, перед тобой, пытаясь разгрести… все это! – взорвался Вильям.
Я закрыла глаза. Вдруг накатила ужасная усталость. Я потратила все силы на уборку и на осмысление фразы, которую он только что произнес.
– Знаешь, что? – сказала Айви так, словно не верила ни единому слову. – Мне бы хотелось, чтобы ты жертвовал другими людьми ради наших отношений, если оно того требует. А не наоборот: нашими отношениями ради других людей.
– Айви, ты серьезно думаешь, что я мог бы бросить человека истекать кровью? Серьезно?!
– Я истекала кровью тоже. Только ты не видел. Внутри!
Вильям расхохотался и отступил от Айви. Нервный смех сотрясал его плечи. Айви вздернула нос еще выше и заявила:
– Знаешь, Вильям… Или ты рассказываешь всем о болезни Макбрайд и спасаешь меня от репутации полной дуры, или мы расстаемся. У тебя есть время подумать до завтра. А завтра у Дженни будет вечеринка, где будет куча народу и где ты можешь попытаться спасти мою репутацию.
– Ты шутишь, – бросил он.
– Похоже, что я шучу?!
Минуту они смотрели друг на друга почти свирепо. Потом Айви сорвалась с места и ушла, отстукивая каблуками злой и яростный ритм – ритм военного марша.
Война началась.
И он не побежал за ней, как я думала. Остался стоять на месте, глядя вслед. Затем сел в машину, ударил по газам и уехал.
Я выбралась из салона, задыхаясь то ли от духоты, то ли от переполнявших эмоций.
Кажется, спокойная жизнь в универе подошла к концу. Скоро о моей болезни узнают все. Не пожертвует же Вильям своими отношениями ради моего секрета? Не пожертвует же он ими ради меня?
Нет и нет. В глубине души я знала это.
* * *
Я вымыла машину, протерла кожу сидений мыльным раствором, вычистила до блеска диски и, пошатываясь от усталости, вернулась домой. И вовремя. Мне позвонил Сейдж и сообщил, что видел плакат, на котором горячая красотка обнимает за шею самого фотогеничного на свете пса. И что он, конечно же, в курсе, что это я. И что в курсе не только он, но еще и вся родня. А бабушка требует себе копию плаката, а иначе она снимет с дома оригинал.
Я представила бабушку в альпинистском снаряжении, ползающую по отвесной стене и сдирающую плакат, и рассмеялась сквозь слезы.
– Ты ревешь, – заметил Сейдж в трубку.
– Нет, – соврала я.
– Что на этот раз?
«Я видела собаку, которую сбила машина, и не смогла даже просто находиться с ней рядом. Не говоря о помощи. Я такое ничтожество. И она умерла, пока звезда рекламы размазывала по лицу сопли…»
– Натерла мозоли во время уборки…
– К черту уборку! Чистый дом – признак зря прожитой жизни! – попытался развеселить меня брат, потом громко чмокнул трубку и велел не раскисать.
Но как только мы распрощались, слезы хлынули с новой силой. Я упала на кровать, вжав лицо в подушку, и разревелась громко и горько, как ребенок…
В дверь позвонили, потом еще раз и еще. Я не хотела открывать, но по ту сторону стоял кто-то очень упертый. Вскочив с кровати и распахнув дверь, я понадеялась, что там будет кто-то, на кого можно наорать.
Но нет, там стоял человек, на которого я не смогла бы повысить голос, – не посмела бы…
– Привет. Твоя машина не закрыта, – сказал мне Вильям. – В салоне горит свет.
– Я мыла ее сегодня и, наверное, забыла закрыть. Спасибо, – кивнула я, боясь поднять на него глаза и разреветься с новой силой.
– Что случилось? – спросил он.
«Я в порядке», – хотела ответить я, но в горле стоял болезненный комок. Я отвернулась и попыталась закрыть дверь, умирая от стыда.
Но Вильям не позволил. Он шагнул ко мне и прижал к себе.
Назад: 26 Ангел-хранитель для вашего питомца
Дальше: 28 Интродайв

Лена
Такое чувство, что я побывала в шкуре главной героини, это лучшее, что я когда-либо читала!