Жизнь разделилась на «до» и «после»: на жизнь до сегодняшнего утра и на жизнь после него. Сегодня утром родители сообщили, что выбрали для меня университет. И именно туда я отправлюсь после окончания школы. И больше никаких вариантов нет.

– Какой? – спросил я подчеркнуто-равнодушно, втайне надеясь, что это будет тот же универ, в который собралась Хайди.

– Тринити-колледж, – ответили они.

– Не слышал о таком. Он недавно открылся, что ли?

– Да нет, ему уже четыре сотни лет.

– Серьезно? Университету Осло, по-моему, всего двести лет, а он – старейший в Норвегии…

И тут мой взгляд упал на рекламный буклет, предусмотрительно подложенный кем-то на край стола: «Добро пожаловать в Тринити-колледж, старейший университет Ирландии…»

– Нет, – пробормотал я, сжимая в руке вилку и прикидывая в уме вероятность того, что Хайди сможет последовать за мной. Скорей всего, эта вероятность стремится к нулю: ее родители не настолько состоятельны, чтобы позволить себе учить дочь в другой стране.

– Мы хотим, чтобы твой английский… – начала мама. Я уже знал, что она скажет и резко перебил ее:

– Мой английский и так более-менее! Этого мало?! Надо, чтобы я еще и к черту на рога отправился? Мне здесь хорошо!

– Мы уже решили, – с нажимом сказал отец.

– Да плевать, что вы там решили! – вскочил я. Отец поднялся тоже.

– Это оптимальный вариант, Вильям, – взмолилась мама. – И Вибеке туда очень хочет. Мы подумали, что это было бы здорово – не разлучать вас…

– Если Вибеке туда хочет, то пусть едет. Я останусь в Норвегии, – выпалил я. – И сам решу, куда поступать. Здесь бесплатное высшее образование, куда ни ткнись, так что я не нуждаюсь в ваших указаниях. Я сам решаю, черт побери. Сам!

Ноги вынесли меня из дому и понесли по городу. Пристань, утыканная мачтами яхт – как спина пациента на сеансе акупунктуры; красные дома на берегу синего морского залива, узкие улицы, заваленные снегом…

После обеда ко мне присоединилась Хайди, и мы завалились в кафе, требуя латте и сэндвичей. Я наблюдал за тем, как Хайди подносит тяжелую кружку ко рту, а потом слизывает с губ молочную пенку. В тот момент казалось, что я готов на все, только бы эти губы продолжали принадлежать мне. Даже на большую ссору с родителями. Даже на побег.

– Что стряслось? Ты бледный, – сказала Хайди.

– Ты сможешь поехать со мной в Ирландию?

– Хм… Ну, я скопила немного денег, на билеты хватит, а что?

– Я имел в виду после школы… Учиться. В Тринити-колледже, например.

– Ты шутишь? – улыбнулась она, но улыбка быстро угасла. – Не-ет… Только не говори, что твои родители отправляют тебя в Ирландию…

– Они не смогут отправить меня туда, если я не захочу. Я могу выбрать любой университет в Норвегии, только…

– Только что? – нахмурилась она.

– Только скажи, какой, – закончил я.

Хайди остановила на мне взгляд и опустила руку на мое колено под столом.

– Ты останешься здесь ради меня?

Я кивнул.

– Ого, – выдохнула она. – Это так… романтично. Скорее всего, я подам документы в местные университеты. Не думаю, что мне светит учеба за границей. На это нужно слишком много денег…

– Тогда я тоже подаю документы в местные университеты. Что ты на это скажешь?

Хайди склонилась к моему уху и прошептала несколько слов. Потом встала из-за столика и быстро пошла в туалет, не оглядываясь.

Через три минуты, как она и попросила, я последовал за ней, едва переставляя ноги от бурной эрекции. Вошел в туалет для инвалидов, где она меня поджидала, стянул леггинсы с ее бедер и развернул спиной. Она тихонько хихикала, упершись руками в стенку над бачком унитаза.

Можно заниматься сексом, при этом не соприкасаясь кожей. Теперь я знал как. Не приспуская штанов, я просто высвободил член через расстегнутую ширинку и надел презерватив. Ягодицы Хайди раз за разом ударялись о мои бедра, но те были надежно защищены тканью джинсов. Я сжимал ее грудь через ткань свитера. Никаких прикосновений. Идеальное преступление.

– Трахаемся в туалете для инвалидов, и кто мы после этого? – расхохоталась Хайди, когда праздник кончился, и все пуговицы были застегнуты.

– Инвалиды, – ответил я. – У тебя травмирована зона мозга, отвечающая за моральные установки, ну а со мной и так все ясно: парнишка-аллергик.

– Здесь просто места больше, – сказала Хайди, когда перестала истерично хихикать. – Ну и не делать же это в туалете для мам с детьми. Не трахаться же на пеленальном столике… Ты согласен?

Я не мог ничего ответить: умирал от смеха.

Все закончилось так же резко, как и началось. О наших отношениях с Хайди узнал Ларс-Ортопедический-Воротник. И молча смотреть на то, как его сестра крутит любовь с тем, по чьей милости он пропустил половину игрового сезона, он не собирался.

Не знаю, как ему удалось, на какие кнопки он жал, за какие ниточки дергал, но он смог посеять сомнения в душе Хайди. Смог заставить думать, что я с ней только для того, чтобы насолить самому Ларсу.

Хайди начала избегать меня, а потом и вовсе перестала отвечать на звонки. Несколько раз я приходил к ней домой, но неизменно натыкался на Ларса, который со своей фирменной улыбкой мудака сообщал мне, что Хайди нет дома.

«Если ты решила порвать, то скажи это в лицо и не заставляй унижаться», – написал я в сообщении. Кажется, это было двадцать первое неотвеченное по счету. Однако на этот раз Хайди среагировала. Час спустя она возникла на пороге и, ткнув меня пальцем в грудь, сказала:

– Ты сказал Ларсу, что трахнешь меня, еще до того, как познакомился со мной! Что ты вообще можешь знать об унижении?!

– Господи, – выдохнул я. – Это была просто злость, я нес первое, что лезло в голову!

– А может быть, это был план?

– Какой еще план, если до тебя я ни к кому не прикасался? И даже не думал, что когда-нибудь смогу!

Хайди рассмеялась мне в лицо.

– Вся эта история с аллергией – знаешь, что я о ней думаю? Это просто сказочки для глупой девочки, которая вообразила, что будет у парня первой – а значит, особенной.

– Ты и была у меня первой, Хайди! – сказал я так громко, что услышала, наверное, вся улица. Я сделал к ней шаг, но она отпрянула, не позволяя прикоснуться.

– Ты не носишь перчаток, ты не принимаешь никакие лекарства, ты не похож на больного человека. Просто сбегаешь под душ после каждого секса. Вильям, просто признайся, все, что ты говорил мне, – это чушь собачья, чтобы затащить меня в постель? Чтобы выглядеть особенным? Ни на кого не похожим?

– Зайди, и мы спокойно обо всем поговорим, – сказал я, глядя в проем двери на улицу и молясь, чтобы родители или Вибеке не заявились прямо сейчас домой.

– Я не буду заходить. Хватит. Я жалею, что не поверила Ларсу сразу…

– Твой брат – долбаный ублюдок! – не сдержался я, раздражаясь все больше.

Глаза Хайди вспыхнули голубым огнем, и она дала мне пощечину. Сильную, звонкую. Ее рука прижалась к моей щеке на долю секунды, но этой доли хватит для огромного ожога…

– Оставь в покое моего брата! И меня тоже! Не звони больше! Все кончено! – закричала она, развернулась и зашагала прочь. Ее плечи затряслись от рыданий.

Лицо или девушка? Здоровье или девушка? Родители или девушка? Или я бегу за ней и потом расплачиваюсь. Или возвращаюсь домой, умываюсь горячей водой, как примерный мальчик, – но теряю Хайди.

Мне предстояло сделать выбор, и я выбрал Хайди. Я выбежал на улицу, позабыв даже про куртку.

– Хайди! Остановись!

Она прибавила шаг, почти побежала, спотыкаясь на снегу. Я догнал ее и схватил за руку. И она остановилась как вкопанная, глядя на наши ладони. Я редко брал ее за голую руку, не хотел рисковать лишний раз.

– Мне нужно вернуться домой, прошу тебя, – взмолился я. – Иначе уже сегодня я окажусь в больнице. А мне нельзя подвести команду, Хайди… Пожалуйста.

– Так и вали домой!

– Я не уйду, пока мы все не обсудим.

– Нет, Вильям, нет! Я больше не играю с тобой в эти игры.

– Я покажу тебе свои медицинские документы! Хочешь поговорить с моими родителями? Они подтвердят…

Хайди выдернула руку из моих пальцев и побежала дальше. И я несся за ней, удаляясь все дальше от своего дома и от спасительного источника горячей воды. Прошло уже минут восемь, а может, и девять с того момента, как Хайди залепила мне пощечину. Вряд ли мы успеем поговорить, все без толку. Она ускользала, как песок сквозь пальцы.

Осознание обреченности наконец настигло меня: я уеду сегодня в госпиталь при любом раскладе…

И тогда я ускорил шаг, нагнал ее, схватил за плечи, развернул к себе и впился губами в ее рот. Потом в ее подбородок, соленый от стекающих по нему слез. В ее щеки, лоб…

– Вильям, – пробормотала она, шокированная происходящим.

Мы никогда не целовались. Трахались – да, сколько угодно, но ни разу не целовались…

– Вильям, – повторила она, изумленно глядя. А потом сомкнула руки на моей шее и ответила на поцелуй. И рассмеялась – счастливо, удовлетворенно.

Наверно, она чувствовала себя победительницей. Наверное, она была рада, что я наконец прекратил свою странную игру и теперь мы можем просто целоваться. Как все нормальные люди…

– Боже, как же я этого ждала! Как же я этого хотела, – улыбнулась она и снова прижалась губами к моим губам.

Поцелуй. Первый, последний и просто удивительный. Только жаль, что вкус ее губ неотделим от боли. Сначала будет просто покалывание. Потом жжение. Потом пожар во рту, будто я хлебнул кислоты…

Я вынул телефон и набрал номер скорой, диктуя им свой адрес. Хайди по-прежнему стояла напротив, впившись в меня руками. Она положила ладонь на мою щеку – на ту самую, по которой не так давно съездила. Я улыбнулся ей, подергал за локон волос, коснулся подбородка.

– Мне нужно идти, Хайди.

– Что… Почему?

– Пора расплачиваться за поцелуй…

– Нет! Опять ты за свои игры! Вильям!

Я развернулся и зашагал к дому, неся в себе свою боль, как бомбу – осторожно и медленно. Еще никогда мне не было так плохо.

– Вильям! – кричала она вслед. – Господи, какой же ты мудак! Неужели твои выдумки стоят наших отношений?!

Я ускорил шаг. Первый из волдырей на щеке уже лопнул. Алая капля упала в снег. Но Хайди не видела этого. А я не решался обернуться и показать ей лицо. Не хотел, чтобы она увидела меня таким – больным, жалким, истекающим кровью. Наверное, в этом и была причина: пусть лучше ненавидит, чем жалеет. Что угодно, но не жалость.

Хайди звала меня, но решила не бежать за мной. Мальчик-выдумщик вернется к ней, как только наиграется в свои игры. Ведь так? Однажды он устанет корчить из себя уникального и вернется. Если, конечно, она захочет принять его. Если, конечно, она сможет простить ему мудацкое поведение…

– Я не прощу тебя! Катись ко всем чертям, Вильям!

– Хайди спрашивала обо мне? – поинтересовался я у родителей две недели спустя, как только ожоги зажили, и я смог шевелить губами.

Оказалось, что нет. И мне она тоже не звонила.

– Я согласен уехать в Ирландию, – сказал я, глядя в стену больничной палаты. Боясь, что если подниму взгляд на родителей, то расплачусь, как маленький.

– Я уверена, ты не пожалеешь, милый, – сказала мама. – Я уверена, что там найдется все, что тебе нужно.

– Лепрекон в зеленой шляпе, исполняющий желания?

– Или четырехлистный клевер, – улыбнулась в ответ мама. – Вибеке будет счастлива.

«Ну хоть кто-то будет счастлив», – подумал я.