Предисловие

Вот ответьте, любезный читатель, какие ассоциации вызывает у вас слово «строитель»? Те, кто по возрасту успел застать пародию на рекламу давно сгинувшего банка «Империал», вероятно, уже вспомнили сакраментальное: «Но был обед, и выпили рабочие… И последним шёл прораб, и поднимал он тяжёлые тела, и говорил с ними, вспоминая их имена».

Вынужден признать, что в чем-то они правы: когда я был молодым мастером, зелёным и пупырчатым, будто вязниковский огурец, старый мудрый прораб сказал мне: «Запомни, студент, после зоны общего режима самый высокоинтеллектуальный контингент – на стройке!» И это тоже правда: строительные рабочие, как правило, во время перекуров не спорят о сравнительных достоинствах поэзии Лермонтова и Блока.

Ну а байки о том, как отдельные прорабы-чудотворцы с помощью заклинаний и камланий над сметами и процентовками умудряются в результате постройки сараюшки два на три сэкономить стройматериалов еще на трехэтажные хоромы каменные для «левого» боярина, вероятно, слышали все. В общем, картинка получается не благостная: вороватый, вечно поддатый мужик в ватнике, кирзовых сапогах, не пойми какой шапке и с окурком, прилипшим к губе…

А теперь давайте рассмотрим слово «зодчий». Вот это другое дело! Слово звонкое, красивое, непонятное. Вон, во граде Санкт-Петербурге даже улица Зодчего Росси есть. Знать, полезное дело, раз этим зодчим улицы называют. А что это слово значит? В книге К. И. Чуковского «Живой как жизнь» приводится следующий эпизод, с той самой улицей Зодчего Росси связанный:

– А зодчий – это кто такой?

– Зодчий по-русски будет сказать архитектор!

Во-от, АРХИТЕКТОР! Звучит гордо. Это вам не прораб какой-то. Человек приличный, к тому же творческий, а иной раз, как сейчас говорят, креативный, прости господи. Ну да, зодчий в каком-то смысле архитектор и есть. Но все ли это? Что ж, давайте разбираться.

Забыли мы слово древнее, славное, пришедшее к нам из глубины веков, из времён Золотой Руси, которую ещё принято называть Киевской. Из тех времён, пока не рассыпалась пеплом и не пала под копыта татарских коней «светло светлая и прекрасно украшенная земля Русская».

А откуда мы знаем, что она вообще была? Вот благодаря этим самым зодчим и знаем! Сгорели, сгнили, пущены на дрова затейливые деревянные терема, возведённые когда-то русскими зодчими, которым, по словам византийских авторов, не было равных в Ойкумене в работе с деревом, но остались древние секреты, дошедшие до наших дней, осталась красота, передающаяся из поколения в поколение, и человек, хоть раз побывавший в онежских Кижах, после того как пройдёт восхищённое онемение от созерцания этой деревянной красоты, никогда больше не скажет: «Подумаешь, из дерева строить! Вот в европах соборы каменные…»

И у нас есть те соборы. Много где есть: во Владимире, Суздале, Ростове, Киеве, Полоцке, Чернигове, Ярославле, Великом Новгороде, Переславле-Залесском, Пскове, Смоленске, Старой Ладоге… Дошли, через сотни лет донесли нам главное: была Золотая Русь, стояла, пала и снова возродилась. Можно приехать, потрогать рукой и всеми фибрами своего существа почувствовать: Русь была, есть и будет. Этих камней касались Ярослав Мудрый и Владимир Мономах, Юрий Долгорукий и Александр Невский. Не осталось имён, но осталось дело этих зодчих – зримая, вещественная историческая память народа! Они строили. Создавали нечто, что переживёт их, что оставит о них память, даже когда вымараются из летописей их имена. Чтобы видели потомки, что не свиньи в берлоге тут жили, а люди, взысканные судьбой высоким умением творить из обыденного великое.

Да, а кто же все-таки зодчий? Что за зверь и с чем его едят, с маслом или с майонезом? Может, и правда «зодчий по-русски будет сказать архитектор»? Правда, да не вся. Это слово родилось в стародавние времена, когда от строителя требовалось уметь всё. «Зодчий» произошло от слова «здатель» – создатель, тот, кто создаёт. Собственно, и слово «здание» растёт из того же корня: то, что создано. Объект и субъект строительства.

Заказчик тогдашний очень даже о красоте заботился – его-то имя в летописях не затеряется, да и «злейшего друга» – князя соседнего – переплюнуть охота. Стало быть, «сделай мне, мастер, красиво». А у средневекового зодчего эстетического образования нету не придумали его ещё, образование это. И крутись, как хочешь. Ему архитекторы и конструкторы проект не разработают, сметчики смету не сосчитают, снабженцы материалы не доставят, кадровики рабочих не наймут, контролирующие органы не проверят. Сам, всё сам, один за целый стройтрест. Да так, чтобы прочно, красиво, долговечно и недорого: заказчики не меняются, и их стремление купить на грош пятаков бесконечно и вечно, как материя. Мало того, самому надо мастером быть, да лучшим в своей артели, а это значит, бери, раб божий, топор или кельму и полезай на стену, делом квалификацию подтверждать.

Ну и о вечном: работу организовать, поставку материалов наладить, людей к делу приставить, да сделать так, чтобы вкалывали они с максимальной отдачей, чтобы стройка не стояла… Управление производством называется.

В остальном же они были обыкновенны: также в поте лица зарабатывали на жизнь, женились, растили детей, а при нужде брались за оружие для защиты того, что создали. И не считали себя кем-то из ряда вон выходящими – просто мастера, крепко знающие своё дело. Время такое: народу мало, работы много, жизнь короткая, вот и крутились люди. Неплохо, надо сказать, крутились. Результат по тысяче лет стоит и не падает. И мы, люди века двадцать первого, застываем с открытым от изумления ртом, видя плоды их трудов.

Так с кем же теперь вы того зодчего сравните? Подождите-подождите, что-то знакомое видится: рубаха грязная, в смоле, глине или извёстке, на ногах опорки разбитые, в руках топор или кельма, на голове чёрт-те какой малахай, выражается отнюдь не благостно, да и пахнет временами от него не ладаном церковным… Чинарика на губе, правда, нет, ну так табак из Америки не завезли ещё. Прошу любить и жаловать: зодчий. Как его звать, бог ведает, от всей домонгольской истории сохранилось всего четыре имени: Пётр – строитель собора Юрьева монастыря в Новгороде, Иоанн – строитель собора Ефросиньева монастыря в Полоцке, Коров Яковлевич – строитель Кирилловской церкви в Новгороде да Пётр Милонег – строитель стены Выдубецкого монастыря в Киеве. И всё – не считали нужным летописцы увековечивать имена строителей. Вот заказчиков-князей – сколько угодно.

Так это и сейчас точно так же. Преемственность традиций, хе-хе. Первый после бога на стройке, как капитан на корабле. Помните, чуть выше я писал, что в теле одного-единственного старшины строительной артели вынужден был уживаться целый стройтрест? Так вот, главным в этом общежитии оказывается, как ни крути, прораб. Колёсики должны вертеться. Вот только шитого золотом мундира, в отличие от корабельного капитана, ему не выдали. Нет в жизни справедливости!

Ну, нет и нет, в конце концов, никто ведь не обещал, что будет легко и пряников хватит на всех. Тот же старый мудрый прораб из моей юности говаривал: «У верблюда два горба, потому что жизнь борьба». Такая вот философия. В общем, задумывалась книга о зодчих двенадцатого века, вопросах управления и альтернативной истории, а получилась Ода Прорабу.

Да нет, наверное, не прорабу, а простому человеку, внезапно осознавшему, что он не один на свете, не единица, голос которой, по меткому выражению Маяковского, «тоньше писка», а часть огромной общности, именуемой «страна», «государство», «империя», а чаще всего просто «МЫ» и «НАШИ».

Когда я писал эту книгу, часто вспоминал рассказ моей бабушки о 22 июня 1941 года. Ей на всю жизнь врезался в память грохот сапог по лестнице – мужики, услышав, что началась война, бежали в военкомат. Сами, не дожидаясь повесток. Самые обычные люди: рабочие, школьный учитель, портной – все, кто жил в подъезде четырёхэтажного дома на рабочей окраине тогдашнего Калинина.

В жизни любого есть момент истины – осознание принадлежности к этой общности, и к каждому он приходит в своё время. Вот и к моим героям придёт в свой черёд. Кондратию Сучку суждено изумиться тому, что не просто крепости и терема он строит – создаёт Державу. Да не просто изумиться – испугаться этого, перестрадать и принять, и этим изменить себя.

И другим героям не избежать того же. Всем предстоит узнать, что страну строим МЫ – каждый на своём месте, и защищаем её тоже МЫ. Не шестикрылые серафимы с нимбом вокруг малопочтенного места, не герои-одиночки, не великие императоры – мы все. И каждому предстоит сделать выбор: стать частью этой общности и жертвовать своими интересами ради Отечества или остаться тем, чей голос тоньше писка. Мои герои выбрали.

Выбрали-то они выбрали, но что? Понятно, строить – работа у них такая, но вот что строить? Государство – это слишком общее понятие и приложить его к процессу непосредственно строительства трудно. Однако попробуем.

В Китае есть легенда о Первом Императоре. Что он такого сделал, что так прославился? Дамбу построил во время наводнения и тем людей спас, и смог накормить, ибо плодородный ил оседал на полях. И в Древнем Египте мы такую легенду наблюдаем. А вот в Древней Греции и Риме – наоборот, герои строят стены и рыночные площади.

Вот что общего между дамбой, крепостной стеной и рыночной площадью? Правильно – это центр, альфа и омега жизни конкретной общины. Без дамбы у древних китайцев и египтян банально жрать нечего будет, стало быть, надо их содержать в порядке и обновлять постоянно, а в одиночку этого не сделаешь – вот и объединяющий центр. Греки же и римляне не могли жить без стен – элементарно вырежут любимые соседи, а на рыночной площади не только торговали туниками, оливками, вином, баранами и прочими необходимыми для выживания вещами, но и решали вопросы жизни и смерти для своего полиса, а также более мелкие, но не менее важные: сколько податей брать, где селиться кожемякам, рыбникам и прочим специалистам вонючих ремёсел и кого поставить надзирать за канализацией – самоуправление называется…

Вот и Кондратий Сучок строит крепость и терем, а мечтает построить храм, и так получилось, что между княжьим теремом и главным храмом княжества располагалась в стольных городах Руси та самая торговая площадь, и вече имело обыкновение именно на ней и собираться. Вече – это глас и воля земли, без которой верховная власть ничто: «Без нас, княже, решил – без нас и верши!» И мой герой создаёт место, где эта объединяющая воля обитает.

Может, кого-то такое положение вещей и оставит равнодушным, но плотницкий старшина Сучок не таков. Он же не просто крепость с теремом в этой книге строит – он городок заложил, где, как строения, потихоньку, по камушку, по брёвнышку, начинают произрастать законы жизни общины, за которые ему и жизнь отдать не жалко, ибо община эта для Сучка своя. И законы свои.

А ещё мечтает он создать храм, какого не видывали в целом свете. Может, и построит, хоть сразу у него каменный цветок и не выйдет, но в процессе создания очередной чаши предстоит зодчему Кондратию понять, что ни одиночкам, ни, тем паче, разрушителям зримый символ единства не нужен – только Державе.

Вот такой, понимаешь, компот из бытия и сознания!