11
Монтережи — сельскохозяйственная область на границе с США. Река Ришелье пересекает множество холмов и долин, а ограничивает район река Сен-Лоран. Регион богат лесными угодьями. Здесь располагаются национальные парки Иль-де-Бушервилль, Мон-Сен-Бруно и другие. Туристы ездят в Монтережи кататься на велосипеде и на лыжах, играть в гольф.
Аббатство Сан-Мари-до-Неж располагалось на берегу реки Ямаска.
В девять двадцать следующего утра я свернула с двухполосной трассы на мощеную дорогу, которая почти полмили петляла по яблоневым садам. Затем подъехала к высокой каменной стене. Надпись на табличке указывала, что я прибыла по адресу.
Монастырь располагался на широкой поляне в тени огромных вязов. Большое, расходящееся в три стороны здание с множеством маленьких переходов. Четырехэтажная круглая башня с квадратной крышей. Некоторые окна аркообразные, другие — квадратные со ставнями. Между основным зданием и кукурузным полем располагалось несколько небольших построек. Вдалеке виднелась речка.
Я выбрала момент и въехала на территорию монастыря.
Из виртуального путешествия я узнала, что обычно монахи производят и продают различные товары — например, выпечку, сыр, шоколад, вино, овощи или религиозные вещицы. Некоторые посетители приходят сюда за духовным очищением.
Эти ребята явно настроены по-другому. Ни приветственной надписи, ни магазина подарков, ни единой парковки.
Я подъехала ко входу в здание. Никто не появился, чтобы поприветствовать или спросить, что мне надо. Также я узнала, что монахи Сан-Мари-до-Неж встают в четыре утра, затем читают многочисленные молитвы, а с восьми до полудня трудятся. Я подгадала, чтобы мой визит совпал с окончанием утреннего рабочего периода.
В феврале не выращивают ни яблок, ни кукурузы. Кроме воробьев и белок, признаков жизни тут не замечалось. Я вышла из машины. И что дальше? Ага, вот симпатичная оранжевая дверь справа от круглой башни. Я направилась туда, как вдруг вдалеке появился монах. На нем были коричневый плащ с капюшоном, носки и сандалии.
Монах остановился в трех ярдах от меня. Левая часть лица очень бледная, веко опущено, на щеке шрам. Цистерцианец молча смотрел на меня. Копна волос, острый подбородок и худое лицо.
— Доктор Темперанс Бреннан, — представилась я. — Мне нужно поговорить с Сильвио Мориссоно.
Молчание.
— Дело особенной важности.
Снова молчание.
Я показала удостоверение. Монах взглянул на него, но не двинулся с места. Что ж, весьма холодный прием. Порывшись в сумочке, я вытащила запечатанный конверт с копией фотографии Кесслера и протянула монаху.
— Пожалуйста, передайте это отцу Мориссоно. Уверена, он захочет меня увидеть.
Из-под балахона выскользнула тощая рука и схватила конверт. Затем монах сделал знак следовать за ним.
Мы вошли в оранжевую дверь, миновали вестибюль и спустились в какой-то зал с витражами. Библиотека. Здешний запах напомнил мне мою приходскую школу. Я посещала ее в детстве по понедельникам. Там пахло сыростью, дезинфекцией и полиролем.
Войдя в библиотеку, монах жестом велел мне подождать. Когда он ушел, я осмотрелась.
Библиотека была точь-в-точь как в фильмах про Гарри Поттера. Темная мебель, передвижная лестница, тяжелые трехуровневые шкафы. Должно быть, для ее обустройства вырубили леса по всей Британской Колумбии. Я насчитала восемь длинных столов и двенадцать ящичков картотек с маленькими медными ручками. Никаких компьютеров.
— Доктор Бреннан?..
Я обернулась.
Второй монах был одет в белую сутану. Никакого плаща с капюшоном.
— Я отец Сильвио Мориссоно, настоятель этого монастыря.
— Извините, что пришла без приглашения, — сказала я, протягивая руку.
Мориссоно улыбнулся, однако сам руки не подал. Он выглядел старше и поупитаннее первого монаха.
— Вы из полиции?
— Судебно-медицинский эксперт из Монреаля.
— Прошу вас, — сказал Мориссоно, делая точно такой же жест, как его коллега. — Следуйте за мной.
В его речи чувствовался квебекский акцент.
Настоятель повел меня обратно через главный коридор на улицу, а затем — в длинный узкий холл. Пройдя дюжину дверей, мы вошли в нечто вроде кабинета.
Мориссоно закрыл дверь. Я села.
Эта комната явно проигрывала по сравнению с библиотекой. Белые стены. Пол из серой плитки. Простенький дубовый стол. Обычные шкафы. Над столом — резное распятие, над шкафами — картина. Иисус, беседующий с ангелами. Она мне понравилась больше. Я перевела взгляд с холста на крест. В голове вертелось: «До и после». Какая кощунственная мысль!..
Мориссоно сел в кресло за столом, положил перед собой фотографию и посмотрел на меня.
Я молчала. Он тоже. Я не сдавалась. И победила.
— Полагаю, вы видели Авраама Ферриса, — произнес настоятель ровным низким голосом.
— Да.
— Это Авраам прислал вас ко мне?
Мориссоно ни о чем еще не знал.
— Нет.
— Чего добивается Авраам?
Я сделала глубокий вдох. Ох, как же не люблю этого делать.
— Мне жаль приносить вам плохие новости, святой отец. Авраама Ферриса застрелили две недели назад.
Мориссоно опустил взгляд и прошептал что-то вроде молитвы. Затем поднял голову. Как часто мне приходилось видеть такое выражение лица!
— Кто?..
— Ведется расследование.
Мориссоно оперся о стол.
— Есть подозреваемые?
Я указала на фотографию:
— Этот снимок дал мне мужчина по имени Кесслер. — Никакой реакции. — Вы знакомы с мистером Кесслером?
— Опишите мне этого джентльмена.
Я постаралась сделать это.
— Простите, — перебил Мориссоно, глядя поверх очков. — Но такое описание подходит многим.
— Многим, кто имел доступ к фотографии?
Настоятель проигнорировал замечание.
— Каким образом вы попали ко мне?
— О вас мне сообщил Йосси Лернер.
— Как поживает Йосси?
— Хорошо.
Я сообщила Мориссоно, что Кесслер сказал мне по поводу фотографии.
— Понятно, — проговорил настоятель, потом согнул палец и постучал по снимку.
На секунду его взгляд с фотографии перешел на картину справа от меня.
— Авраам Феррис получил две пули в затылок.
— Хватит. — Мориссоно встал. — Пожалуйста, подождите.
Он махнул рукой. Я начала чувствовать себя дрессированной собачкой.
После этого настоятель поспешно вышел из комнаты.
Прошло пять минут.
Где-то далеко в холле пробили часы, потом снова воцарилась тишина.
Десять минут.
Заскучав, я поднялась и подошла, чтобы разглядеть картину поближе. Интересно. Распятие и живописное полотно действительно представляли собой последовательность, только наоборот.
На картине изображалось пасхальное утро. Четыре фигуры. Два ангела сидят на открытом каменном гробу, между ними стоит женщина — возможно, Мария Магдалина. Воскресший Иисус находится справа.
Я не услышала, как вошел Мориссоно. Он появился передо мной с ящиком в руках. Посмотрев на меня, настоятель улыбнулся.
— Прекрасно, не правда ли? Более изящно, нежели большинство полотен на эту тему.
Сейчас Мориссоно говорил совершенно по-другому. Таким голосом бабушки и дедушки обычно рассказывают внукам разные истории.
— Вы правы.
Утонченный стиль в самом деле делал картину неподражаемой.
— Эдвард Берн-Джонс. Слышали? — спросил Мориссоно.
Я отрицательно покачала головой.
— Английский художник Викторианской эпохи. Многие из его картин фантастически прекрасны. Эта называется «Утро Воскресения». Написана в 1882 году.
Мориссоно секунду смотрел на полотно, затем поджал губы и подошел к столу. Поставил ящик, сел. Помолчал — очевидно, собираясь с мыслями, — затем напряженным голосом заговорил:
— Монашеская жизнь — это уединение и молитва. Я выбрал ее. — Настоятель говорил медленно, делая паузы там, где их не должно быть. — Приняв обет, я как бы отвернулся от политики и других мирских забот. — Он положил руку на ящик. — Но нельзя игнорировать события, происходящие в мире. И я не могу предать дружбу.
Мориссоно опустил взгляд на свои руки, замер. На его лице отразилась мучительная внутренняя борьба. Правда или ложь? Правда.
— Эти кости из Музея истории человечества.
Я едва не подскочила на месте.
— Скелет, украденный Йосси Лернером?..
— Да.
— Сколько времени он находится у вас?
— Слишком долго.
— Вы согласились сохранить его для Авраама Ферриса?
Он кивнул.
— Почему?
— Так много «почему». Почему Авраам настоял, чтобы я его взял? Почему я согласился? Почему упорно продолжал участвовать в этом обмане?
— Начните с Ферриса.
— Авраам принял скелет у Йосси, так как был предан другу. А Йосси уверил его, что если кости найдут, то это повлечет за собой катастрофические последствия. После перевозки скелета в Канаду Авраам несколько лет хранил его у себя на складе. Но он очень боялся — так сильно, что едва не сошел с ума.
— Почему?
— Авраам — еврей. А это человеческие останки. — Мориссоно погладил ящик. — И… — Настоятель поднял голову. Солнце блеснуло в стеклах его очков. — Кто там?
Послышался мягкий шелест ткани.
— Брат Марк?..
Голос Мориссоно прозвучал довольно резко. Я обернулась. В дверном проеме показалась фигура — монах со шрамом на лице.
Настоятель качнул головой.
— Laissez-nous. Оставь нас.
Монах поклонился и исчез.
Большими шагами Мориссоно пересек кабинет и закрыл дверь.
— Авраам нервничал, — напомнила я, когда он вернулся на место.
— Авраам верил в то же, во что верил и Йосси, — прошептал он.
— Что это скелет Иисуса Христа?
Мориссоно взглянул на картину и кивнул.
— А вы сами в это верите?
— Верю ли я в это? Нет. Я не знаю. Не хочу испытывать судьбу. А что, если Йосси и Авраам правы и Иисус не умер на кресте? Подобное стало бы гибелью христианства.
— Это подорвало бы большинство христианских доктрин.
— Именно. Христианская религия основывается на предположении, что Спаситель умер и воскрес. Вера в страдания Христа — основа вероисповедания и образа жизни одного миллиарда человек. Целого миллиарда, доктор Бреннан. Последствия подрыва этой основы непредсказуемы.
Мориссоно опустил веки, представляя, как я полагала, эти ужасные последствия. Затем он открыл глаза, его голос зазвучал строже.
— Возможно, Авраам и Йосси ошибались. Я не верю, что это кости Иисуса Христа. Но что, если пресса раздует шумиху? Что, если выгребная яма, которой являются сегодняшние масс-медиа, готовые продать душу дьяволу за увеличение рейтингов, заинтересуется и опошлит все и вся? Опровергнет саму идею? Это будет катастрофой.
Он не ждал ответа.
— Я расскажу вам, что тогда произойдет. Пострадают миллиарды людей. Вера будет разрушена. Наступит духовное опустошение. Христианский мир погрузится во мрак. Но это будет еще не конец, доктор Бреннан. Нравится вам или нет, но христианство — мощная политическая и экономическая сила. Ослабление церкви повлечет за собой массовые беспорядки. Нестабильность. Мировой хаос.
Мориссоно поднял вверх указательный палец.
— Западная цивилизация будет подрезана под корень. Вне всяких сомнений. Это гораздо эффективнее любых исламских экстремистов.
Он наклонился вперед.
— Я католик, но я изучал мусульманскую религию. И следил за развитием событий на Ближнем Востоке. Вы помните Олимпийские игры в Мюнхене?
— Палестинские террористы взяли в заложники израильских спортсменов, одиннадцать человек. Все они были убиты.
— Похитители оказались членами Организации освобождения Палестины. Группировка называлась «Черный сентябрь». Троих удалось поймать. Прошло чуть больше месяца, и террористы, их товарищи, захватили самолет, требуя выдать этих убийц. Немецкие власти выполнили требования. Это случилось в 1972-м, доктор Бреннан. Я следил за новостями и знал, что все только начинается. Упомянутые события произошли за год до того, как Йосси украл скелет и отдал его Аврааму. Я терпеливый человек, испытывающий глубокое уважение к моим исламским собратьям. Мусульмане в основном трудолюбивые, миролюбивые и почитающие семью люди. Они придерживаются тех же самых ценностей, что и мы с вами, дорогая. Но среди добра прячется и некая часть зла, управляемая ненавистью и совершающая разрушения.
— Джихад.
— Вам знаком термин «ваххабизм», доктор Бреннан?
— Не очень.
— Ваххабизм — более строгая форма ислама, процветавшая на Пиренейском полуострове. Более двух столетий она являлась главенствующим течением в Саудовской Аравии.
— Чем отличается ваххабизм от обычного ислама?
— Крайне жесткое исполнение предписаний Корана.
— Похоже на христианский фундаментализм.
— В какой-то степени — да. Но ваххабизм зашел слишком далеко, призывая к полному подавлению и уничтожению всех и вся, кто не выполняет буквально предписания Пророка. Бурное развитие этого направления началось в семидесятые — после того, как саудовские благотворительные организации стали строить ваххабитские мечети и школы, называемые медресе, везде — от Исламабада до Калвер-Сити.
— Это движение и в самом деле такое страшное?
— Страшен ли Талибан в Афганистане? Или аятолла Али Хаменеи в Иране? — Мориссоно не дал мне ответить. — Ваххабитов не просто интересуют разум и душа. Они выдвигают политическую программу. Секта желает заменить собой обычное руководство религиозной группой или отдельным человеком в каждой мусульманской стране на планете. Ваххабиты контролируют правительства и армии по всему исламскому миру, выжидая момент, чтобы вытеснить или убить привычных лидеров.
— Вы действительно в это верите?
— Посмотрите на уничтожение современного ливанского правительства сирийцами. На убийство Анвара Садата в Египте. А покушение на жизнь Мубарака в Египте, Хусейна в Иордании, Мушаррафа в Пакистане? Налицо репрессии в отношении светских лидеров в Иране.
Мориссоно снова поднял руку и ткнул в меня дрожащим пальцем.
— Усама бен Ладен — ваххабит, как и члены его организации. Эти фанатики увлечены, как они говорят, Третьим Великим Джихадом, или священной войной. И все, абсолютно все, методы являются честными, если помогают их благому делу.
Его рука опустилась на ящик. Я поняла, куда он клонит.
— Включая кости Христа, — проговорила я.
— Даже предполагаемые кости Иисуса. Эти сумасшедшие используют свою власть, чтобы манипулировать СМИ, искажая факты для достижения собственной цели. Пресса вместо идентификации костей искалечит веру миллионов и разрушит основу церкви, которая является моей жизнью. Если мне суждено предотвратить этот кошмар, то я готов. Главная причина того, что я храню кости, — защита моей церкви. Вторая — страх перед исламскими экстремистами. И этот страх растет с каждым годом. — Мориссоно тяжело вздохнул и облокотился на спинку кресла. — Вот причины моего поступка.
— Где они?..
— В монастыре есть подземная усыпальница. Христианство не запрещает хоронить рядом с живыми.
— Вы не думали, что нужно уведомить музей?
— Не поймите меня превратно, доктор Бреннан. Я религиозный человек. Этика значит для меня многое.
— Но ведь вы согласились спрятать скелет?
— Когда все началось, я был слишком молод. Прости, Господи. В наши дни это ложь во благо. Так как прошло уже много времени и никто, включая работников музея, не хватился скелета, думаю, нужно оставить его в покое. — Мориссоно встал. — Все, довольно. Погиб человек. Славный человек. Друг. Возможно, не осталось больше ничего, кроме ящика старых костей и безумной теории в глупой книге.
Я поднялась со своего места.
— Верю, вы сделаете все возможное, чтобы это осталось между нами, — проговорил Мориссоно.
— Разделяю ваше недоверие в отношении средств массовой информации, — кивнула я. — Закажу переговоры, свяжусь с израильскими властями. Вероятно, кости придется вернуть им, а они, чтобы развеять все сомнения, позже устроят пресс-конференцию.
— Теперь все в руках Божьих.
Я подняла коробку. Внутри глухо стукнуло.
— Пожалуйста, держите меня в курсе событий, — попросил Мориссоно.
— Конечно.
— Спасибо.
— Постараюсь не разглашать вашего имени, святой отец.
Но точно гарантировать этого не могу.
Мориссоно хотел сказать что-то еще, но лишь махнул рукой.
