Глава 28
Андрея продержали в типографии часа три, и он вернулся домой около полуночи. Они снимали двухкомнатную квартиру в пятиэтажном доме на окраине города. Дом считался литературным. В начале семидесятых здесь в соседнем подъезде жил всесильный глава области Дрогин. Когда он переезжал в новую квартиру в только что построенном доме в центре города, он отдал свою квартиру поэту-фронтовику Анциферову. Здесь бывали Рубцов и Астафьев. Здесь читались стихи, пелись песни и до утра не смолкали горячие споры о судьбах родины. Соседи не жаловались на шум – понимали, что где-то там, между этими песнями и пьяными криками, творится история советской литературы.
Сейчас дом обветшал, и единственное, что напоминало о его элитном статусе, – то, что зимой в нем было очень жарко – батареи грели немилосердно, в память о дрогинском ревматизме.
Андрею эта квартира осталась от коллеги, который уходил от жены, а потом решил вернуться. Когда Андрей въехал, он нашел на шкафу под перевернутой кружкой заначку – двести рублей. Сумма небольшая, но ему отчаянно необходимая. Через пару дней коллега зашел и, смущенно улыбаясь, сказал, что забыл забрать заначку на кухне. Андрей сказал, что никакой заначки он не находил. Коллега смотрел на него и понимал, что он врет. А Андрей понимал, что тот понимает. На том и разошлись.
Андрей не знал, как трактовать данное правонарушение – ложь, мошенничество, кража или все вместе. Но он смутно догадывался, что это ему даром не пройдет. Не будет ему счастья в этой квартире. Так оно в итоге и получилось.
Когда Андрей вернулся из типографии, Ульяна уже спала, а Вероника сидела за компьютером. В последнее время она взяла себе небольшую халтуру – составлять гороскопы для газет. Платили мало, но, по крайней мере, она чувствовала, что делает что-то для семьи.
Не поднимая головы от компьютера, она сказала Андрею, что на кухне есть котлеты. Андрей вдруг почувствовал, как он голоден.
Котлеты оказались «Богатырские». Помнится, когда они только появились, они были невероятно вкусные и относительно дешевые. Вероника покупала их чуть ли не каждый день. А потом они постепенно испортились – видимо, производители сначала клали в котлеты больше мяса, чтобы привлечь покупателей, а когда подсадили их на свою продукцию, изменили рецепт в пользу хлеба и жира. Андрей отрезал два куска хлеба, положил на каждый по котлете (хлеб с хлебом) и съел два таких бутерброда. Он называл их «котлетбургеры». Налил чашку чая, но не допил. Захотелось спать. На кухню вошла Вероника. Она была в халатике, волосы у нее были растрепанные, глаза уставшие.
– Как мартышка? – спросил Андрей.
– Не называй ее так, – сказала Вероника, – скажи лучше, что у тебя случилось с Рафаиловым?
– С кем? – переспросил Андрей и сразу понял, что это неправильный ответ.
– Не притворяйся, что ты не понял. Мне звонила Кира.
– Какая еще Кира?
– Она встречается с Рафаиловым.
– А, эта блондинка тупая. Я ее видел сегодня в редакции.
– Она не тупая!
– Не тупая – не связалась бы с Рафаиловым. Ну что она тебе наговорила?
– Сказала, что вы сцепились у всех на виду.
– Я бы не сказал, что у всех на виду. Никто, кроме этой твоей Киры…
– Андрей, тебе нельзя потерять эту работу.
– Кто тебе сказал, что я ее потеряю?
– Андрей, подумай о нас с Ульяной. Нужно платить за квартиру, за садик. Подумай о нас.
– Я думаю, – буркнул Андрей, – с утра до вечера думаю.
Андрей почувствовал, как накатила тоска. Да, он должен был думать о Веронике, об Ульяне. Но самое странное, что он совершенно ничего не чувствовал по их поводу. То есть он, кажется, любил Ульяну. Ему нравилось смотреть на то, как она играет или рисует. Он с удовольствием читал ей книжку на ночь. Но в то же время в глубине души он понимал, что ему на них наплевать. Он не хотел жертвовать для них ничем. Ни молодостью, ни талантом, ни своим временем. Проблема была только в том, что жертвовать ему было нечем. У него не было ни молодости, ни таланта, ни времени. Все, что у него было, он мог легко отдать кому угодно. А почему бы и не им, раз уж они оказались рядом.
– Думай лучше, – строго сказала Вероника, – если тебя уволят…
Андрей почувствовал, как внутри закипает злоба.
– Да с чего ты решила, что меня уволят?
– Тебя всегда увольняют, – сказала она с отчаянием в голосе, – ты нигде не можешь удержаться.
– Да с чего ты взяла? – Андрей не на шутку удивился. – Что это за мифы Древней Греции? Меня ни разу не увольняли.
– Да, ты сам уходил. Но если бы ты не уходил сам, тебя бы уволили. Новиков в прошлый раз тебя уволил бы.
– Нет.
– И из издательства тебя тоже уволили.
– Вика, не начинай.
– Что не начинай? За что ни возьмешься, ничего у тебя не получается. И с Рафаиловым ты сцепился специально, чтобы был повод уволиться.
Андрей сгорбился и опустил руки.
Она была права.
Кругом права.
Он никчемный писатель, плохой журналист, слабый редактор, никудышный муж и жуткий отец.
– Я никчемный писатель, плохой журналист, слабый редактор, никудышный муж и жуткий отец, – сказал Андрей, – давай на этом закончим, и я пойду спать. Я очень устал, и мне завтра рано вставать.
– Я тебя не держу, – сказала Вероника, – иди.
После этого они ругались еще часа полтора. Потом Вероника пошла в душ, а он пошел и лег. Ульяна спала в своей кроватке, со всех сторон обложенная плюшевыми медведями, зайцами и куклами. Андрей с тревогой подумал о том, что она могла проснуться и услышать их ругань. Он не успел додумать эту мысль, как провалился в сон.
Он проснулся минут через двадцать. Вероника спала рядом. Андрей посмотрел на электронные часы, мигающие на комоде. Без четверти два. Он не мог понять, что его разбудило. Какой-то звук. С улицы. Или с кухни. И тут этот звук послышался снова. Стук в дверь. В такое время? Что случилось? Пожар? Воздушная тревога? Андрей перелез через Веронику, натянул штаны и вышел в коридор. Включил свет. Подошел к двери.
– Кто?
– Открывай.
Женский голос. Смутно знакомый.
Андрей взял ключ, лежащий на полке, вставил в замок, повернул и открыл дверь. За дверью стояла Оксана. Она широко улыбалась.
– Картина Репина «Не ждали».