Еще двести лет назад, когда Пэлл-Мэлл и Хэймаркет утопали в грязи и были местом особой привязанности грабителей и проституток, было решено провести дорогу, которая бы соединила центр с Мэрилебоун-парком, то есть с пятьюдесятью акрами настоящего леса, известного теперь как Риджент-парк. Несмотря на то, что первоначальный проект был сильно изменен во время строительства из-за хаоса и неразберихи, Джону Нэшу каким-то чудом все-таки удалось создать нечто единое и величественное, за что и теперь не приходится краснеть перед всей Европой. Проходили десятилетия, а Риджент-стрит не теряла себя, оставаясь символом своей касты и совершенно пустея не в сезон. Вот и сейчас, в самом конце восьмидесятых годов двадцатого столетия, в одиннадцать тридцать ночи декабрьского понедельника, улица была пуста. Нашествие автобусов и такси, компьютеров и модных вывесок не в силах было изменить элегантную простоту стосемидесятилетнего района, куда не сумела проникнуть ни одна новомодная постройка.

Это было одной из причин, почему Роза сейчас скреблась в запасную решетчатую дверь здания, которое называлось Фордхэм-Хауз и представляло собой пятиэтажное строение в том конце улицы, что выходил на Пиккадилли. Она никак не ожидала, что эта дверь будет намертво перекрыта внизу. Дверь вела на пожарную лестницу, по которой Роза собиралась подняться на крышу, чтобы сфотографировать городской пейзаж в лунном свете. Но, во-первых, никакого лунного света не было и в помине, а во-вторых, противная восьмифутовая железяка никак не желала поддаваться. Роза положила камеру на тротуар, а сама принялась ходить взад-вперед, изыскивая путь наверх.

Она некоторое время назад работала секретаршей в одной из контор, расположенных в этом доме, и во время ленча принимала на крыше солнечные ванны, с изумлением вглядываясь в открывавшуюся перед ней панораму Лондона. Именно здесь Роза хотела положить начало своему новому хобби. Она уже видела: “Городской пейзаж”, фотографии Розы Леонард. Закинув камеру себе на спину, она поставила одну ногу на решетку, решив перелезть через нее.

Роза не сомневалась, что у Рене Бари никогда не было подобных трудностей. Никто не мешал ему делать его великолепные снимки, и у него всегда хватало денег на аппаратуру. Но она была уверена и в том, что тоже достигнет успеха, если, конечно, не потеряет интереса к фотографии, как это уже случилось с культуризмом и кинетической скульптурой.

Верх решетки был покрыт черной смазкой, чтобы ее легче было открывать и закрывать, поэтому рука у Розы соскользнула и под тяжестью аппаратуры она опять оказалась на тротуаре. Однако препятствия никогда не мешали Розе добиваться своего, и останавливало ее только опасение, как бы ее не приняли за грабительницу. К тому же она знала, что полицейские, заметив цветную женщину одну, всегда готовы приписать ей что угодно. Наверное, они смотрят слишком много детективов.

Дождь наконец кончился. Отряхивая джинсы, Роза обратила внимание на парочку пьяных солдат, шедших прямо к ней.

— Подержать тебе ножку, малышка? — спросил тот, что был повыше, широко улыбаясь и не отрывая глаз от ее бедер.

— Забыла ключ, — рассмеялась она в ответ.

Хорошо бы они были достаточно пьяны, чтобы поверить ей. И они поверили. В результате мучительных переговоров, продолжавшихся несколько минут и переперченных всякими намеками, Розе удалось убедить солдат, что им совершенно необходимо помочь ей перелезть через решетку, чтобы попасть на лестницу.

Большая часть крыши, как ей и запомнилось, была плоской, крашеной и посыпанной гравием, с грязными стеклянными куполами спереди и сзади. Пятью этажами ниже ехали машины, послушно следуя извилистому уличному руслу, а наверху, если не считать перекрестков, крыши примыкали одна к другой примерно на полмили, точно так же как это было в дни застройки.

Установив штатив, Роза вдруг заметила, что к северу улица идет на подъем до пересечения с Оксфорд-стрит. Сверху хорошо смотрелась Пиккадилли, зато могучие здания Пэлл-Мэлл закрывали собой фонтаны парка Святого Иакова. Роза повернулась кругом, чтобы вставить пленку в аппарат, и налетевший ветер растрепал ей волосы. За Риджент-стрит начинался Сохо с бесчисленными трубами, башенками и навесами, с покатыми и плоскими крышами, двускатными и односкатными, развернутыми в разные стороны и покрытыми Бог знает чем. Зато там, где стояла Роза, крыши были добротные, просторные и однотипные. Многоплановая перспектива словно ждала быть запечатленной на пленку.

Около получаса Роза ходила по крыше из конца в конец, примериваясь и приглядываясь, пока не заметила на соседнем доме небольшой каменный выступ, который изображал, как ей показалось, трех граций или трех нереид, выплывающих из каменного моря. Ей было непонятно, зачем эта прелестная троица помещена там, где ее никто не видит, и она подумала, что, может быть, на других крышах тоже есть что-нибудь похожее.

Между следующими двумя зданиями было расстояние фута в три с единственным назначением — разделить два владения. Когда Роза глянула вниз, у нее закружилась голова, но она верила в то, что страхам надо противостоять действием, и теперь ей подвернулся очень удобный случай испытать себя. Сначала она перебросила на другую крышу сумку, потом прыгнула сама.

Радость, которую она почувствовала, убедившись в том, что все сошло благополучно, была сильнее всего того, что ей пришлось испытать, фотографируя. Отряхнувшись, Роза стала осматриваться кругом. По-видимому, на эту крышу никто не поднимался уже несколько лет, так она была замусорена, завалена строительными материалами. Похоже, здесь собирались проводить какие-то работы, но потом раздумали. Тут было даже напоминающее палатку сооружение из проржавевшего железа, на котором висел замок.

Роза посмотрела вниз и увидела толстый слой грязи на окнах верхнего этажа. Потом она принялась снимать. Часы показывали начало первого.

Ночь была ясной и холодной, на крышах Лондона она не увидела ни одного человека, отчего ей сразу стало уютно и спокойно и захотелось навсегда остаться тут. Аккуратно передвинув штатив поближе к краю, она еще раз заглянула в видоискатель и на сей раз увидала в него нечто совершенно неожиданное. Бегущие люди. Одни передвигались стремительными прыжками, другие, словно раскачиваясь на невидимых веревках, плавно перелетали через широкую улицу. Их было человек пятнадцать, но старые или молодые, мужчины или женщины — издалека определить оказалось невозможно. Зато хорошо видна была собака, молча крутившаяся у них под ногами.

Роза, не теряя времени, поменяла линзы, но с трудом удерживала бегунов в поле зрения. Добираясь до края крыши, они тут же оказывались на другой стороне улицы, хотя там расстояния между домами стали шире и перепрыгивать с одной крыши на другую было не так-то легко. В течение минуты Роза использовала всю пленку, но времени зарядить другую у нее не хватило. Поначалу ей показалось, что люди бегут к ней, но потом она сообразила, что они, являя чудеса обезьяньей ловкости, направляются к Оксфорд-стрит.

Всего на одно мгновение Розе пришло в голову, что они совсем близко и могут ее увидеть, и она, испугавшись, спряталась за стену. Ветер доносил до нее странные звуки, что-то вроде каденции полузвуков, которые можно извлечь из деревянных духовых инструментов, и они слагались в павану , сопровождавшую ночной полет людей над притихшим городом. Когда павана стихла, Роза вышла из своего укрытия. Люди исчезли также неожиданно, как появились, и вновь больше не было ничего, кроме машин, тревожащих ночной покой, и ветра, гоняющего по крышам намокшие газеты.

Сложив свои вещи в сумку, Роза опять посмотрела вдаль. Проклиная потухшие фонари, она молилась о том, чтобы пленка не оказалась слишком старой, и снимки получились такими, какими ей хотелось их видеть. Отойдя на безопасное расстояние от края, она взглянула на свои свитер и джинсы, испачканные чем-то черным, похожим на сажу. Роза достала зеркальце. Хотя кожа у нее напоминала полированное красное дерево, все же она разглядела черные пятна на лице и на шее. Пора было на автобус. Неожиданно она почувствовала себя совершенно вымотанной и стала мечтать о горячей ванне.

Усевшись на верхней площадке автобуса, Роза вдруг подумала, не привиделось ли ей все. Это испугало и заинтересовало ее больше, чем она сама себе признавалась. Раньше ей даже в голову не приходило, что она может встретить кого-нибудь в таком малогостеприимном месте, как крыша. Она совсем забыла, что хотела еще поснимать, осторожно вытащила пленку и засунула ее поглубже в карман, размышляя о том, насколько больше деталей уловила электронная камера, чем обыкновенный человеческий глаз. Однако сравнение она решила отложить до утра.