7
Сухим из воды

– Ты не понимаешь, каково это, и я не знаю, как тебе объяснить, – проговорила Эйприл и дрожащими руками зажгла потухшую сигарету. Ее пепельница, украденная из ресторана «Мишлен», за полчаса наполнилась окурками «Силк кат». Это была единственная неряшливая вещь в комнате, вся обстановка которой напоминала о более счастливых днях. – Знаю, что Артур хотел как лучше, но я просто не могу этого сделать.

– Я пытаюсь понять, – сказал Мэй. – Можно, я тебе помогу?

Она мотнула головой, словно эта мысль показалась ей нелепой:

– Как? Что ты можешь сделать? Ты же ничего не знаешь.

Тусклая челка почти закрыла ее лицо. Вид у нее был более здоровый, чем Джон ожидал, но встревоженная сутулость вошла у девушки в привычку. Внучка так долго оставалась в тени своего прошлого, что казалось, могла растаять даже от незначительной порции дневного света.

– Эйприл, я всю свою жизнь проработал в полиции и всякого навидался. По моему опыту…

– В том-то и дело, что это не из твоего опыта. Эту проблему не решить с помощью ареста. – Ее голос был тонким и надтреснутым, как весенний лед. – Ты всегда отличался отменным здоровьем, ты считаешь себя непобедимым, к тому же вашему поколению невдомек, как это человек вдруг начинает распадаться, а ведь все не так просто.

– Я знаю, тебе пришлось нелегко…

– Почему ты говоришь об этом так, словно все осталось в прошлом? Мне по-прежнему тяжело. Я хочу работать. Хочу стоять под бескрайним голубым небом. Хочу проходить мимо людей на улице, не испытывая страха. Но когда я открываю дверь, мир накатывает на меня, как прилив.

Девушка закрыла глаза рукой. Он вспомнил, какими яркими были ее метиленово-синие зрачки в детстве. Теперь они казались порядком полинявшими.

Агорафобия стала последней из бед, свалившихся на Эйприл, остро переживавшую смерть матери. Внучка Джона Мэя заболела вскоре после того, как умерла его дочь Элизабет. Годы терапии не оказали на нее почти никакого эффекта. Джон любил ее с отчаянием человека, повидавшего слишком много смертей, но чувствовал в ее сердце болезненную пустоту, которую никому не под силу заполнить. Погибшие братья и сестры, умершие родители, тайные жестокости детей, слишком тесно связанных друг с другом, – семью Мэя постигло столько несчастий, что было трудно не поверить в какую-то несчастливую звезду, преследующую их и несущую им горе и беды.

Три месяца назад, видя явные признаки улучшения и заручившись положительным отзывом доктора, Артур Брайант предложил Эйприл участвовать в новой учебной программе правоохранительных органов. Главная ассоциация офицеров полиции приглашала непрофессионалов поучаствовать вместе с детективами в тренинге, целью которого было преодолеть разрыв между полицией и населением. Такая программа казалась идеальным способом защитить Эйприл, не лишая ее при этом возможности снова обрести некоторую независимость, но у нее начался рецидив, и она снова уединилась среди теней своей чистой, но унылой квартиры.

– Ты же знаешь, никому из нас не нравится, что ты живешь здесь в одиночестве, Эйприл.

Холлоуэй-роуд представляла собой отгороженный от остального мира коридор, полный пабов и недолговечных магазинчиков, торгующих причудливой смесью пластмассовых контейнеров и чехлов для мобильников; слишком многие в этом районе вели жизнь «второго сорта».

– Дедушка, я совсем не зарабатываю. У меня нет денег на другую квартиру.

– Тебе нужно нормальное жилье, настоящий дом, безопасный и светлый. Я же говорил, что помогу тебе материально, – но прошу, не называй меня дедушкой.

– А ты намерен вечно оставаться молодым только потому, что Артур на три года младше и не скрывает своего возраста? Какая уверенность в себе! Ты всегда знал, кем хочешь быть, а вот у меня не было об этом ни малейшего представления. – Потушив сигарету, Эйприл на мгновение задумалась. – Иногда я боюсь, что просто не смогу существовать за порогом этой квартиры. Кажется, как только я выйду на улицу, сразу же растворюсь в воздухе.

Полицейские наблюдательны поневоле. Мэй заметил, что квартира отражает душевное состояние хозяйки, – неподвижно-аккуратные стопки стерилизованной посуды, вилки, в идеальном порядке развешанные на штативе для сушки. Здесь Эйприл могла управлять своим окружением, а там, снаружи, ее подкарауливал пугающий до тошноты беспорядок. Внучке Мэя было всего двадцать три, но душевная травма оказалась слишком глубокой, и девушка опасалась, что так и не сможет прийти в себя. В детстве Эйприл была необузданной, хулиганистой, шумной, неопрятной – этакое дитя природы. Поглядывая на отполированные полки с книгами, расставленными корешок к корешку, на коврики и полотенца, жесткие от чрезмерной стирки, Мэй не находил и следа непослушной девчонки, которую так любил. Проблема осложнялась тем, что не подлежала обсуждению. Смерть матери Эйприл была запретной темой; разговор о ней потребовал бы признания вины, а это могло бы разрушить существующее между ними шаткое доверие. Возможно, придет время, когда погружение в прошлое окажет врачующее действие, но пока деду и внучке приходилось старательно обходить события ужасной ночи, пролегавшие между ними, словно разверстая шахта.

– Артур убежден, что в нашем отделе ты будешь прекрасным офицером по связям. Он считает тебя очень восприимчивой молодой особой. По его мнению, далеко не всему можно научить – что-то должно быть заложено в самом человеке. Он бы не стал предлагать для этой программы тебя, не будь он уверен, что ты справишься.

Эйприл подняла глаза, словно бы увидела его только сейчас, и на мгновение Мэю показалось, что он мог бы склонить ее на свою сторону.

– Дядя Артур. – На ее лице мелькнула тень улыбки. – Я помню аромат его трубки. После его посещений я часто находила под подушкой конфеты, а в доме еще долго пахло эвкалиптом.

Брайант всегда верил в Эйприл, даже в самые тяжелые периоды. Он настоял на том, чтобы она побывала у одной из его старейших подруг, Мэгги Эрмитедж, главы Колдовского собрания святого Иакова-старшего, знавшей толк в человеческой природе не меньше, чем в белой магии. Мэгги накрыла своими ладонями ладони Эйприл, после чего сказала Брайанту, что девушка боится потерять самоконтроль и что ей необходимо как можно скорее поверить в себя. Колдунья предупреждала, что, утратив эту веру, человек легко становится добычей могущественных сил – возможно, дьявольских. Так Мэгги подтолкнула Брайанта и Мэя к решительным действиям, и детективы сговорились вывести любимую внучку в широкий мир.

– Но ты хотя бы подумаешь над этим? Мы готовы вводить тебя в курс дела постепенно. Сначала можешь работать на полставки, потом, если дела пойдут, мы возьмем тебя в команду. У тебя появятся новые друзья.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом. – Эйприл постучала по пачке очередной сигаретой. – Дженис сказала, что вы расследуете убийство.

Мэй с облегчением переменил тему:

– В том-то и штука, что это не похоже на убийство. Артур решил помочь старому приятелю, но лучше бы он этого не делал. Мы не знаем ни мотива убийства, ни причины смерти, у нас нет ни отпечатков пальцев, ни других зацепок – ничего.

В девушке проснулось любопытство.

– Ты всегда говорил, что каждый убийца оставляет следы.

– Да, но, к несчастью, все в этом доме покрыто толстым слоем пыли. Я надеялся, что мы сможем изучить микроволокна, проведя лазерное сканирование пола, но шансы что-нибудь найти невелики, а анализ обойдется недешево. Если Раймонд Лэнд узнает, на что Артур готов пойти ради друзей, он придет в ярость. Ладно, по крайней мере, мы снова вернулись в родные стены.

Эйприл улыбнулась:

– Наверное, ты тоже побаиваешься открытого пространства. Это вообще очень английская черта – привязанность к знакомым местам. Жертва жила в Кентиш-Тауне, да? Кстати, ты знаешь, что в среде уличных банд его называют К-Таун? Это потому, что на главной улице дети охотятся за лотерейными билетами. Наркодилеры продают кетамин, заворачивая его в эти билеты. Представляешь, дети вдыхают порошок прямо с ладони и никто не обращает на них внимания. Местные называют это кошачьим валиумом.

– Откуда ты все это знаешь? Ты же не выходишь из дому.

– Нет, но у меня есть друзья.

– Видишь, какую пользу ты могла бы нам принести? Мы с Артуром совсем потеряли связь с внешним миром. У него, правда, есть осведомители среди бродяг и других асоциальных элементов, но вряд ли те, кто занимается телепатией на панели или в мусорном баке, могут служить ценными источниками информации. Просто подумай над нашим предложением, Эйприл, – это все, о чем мы просим.

– Понимаю. Обещаю подумать.

Ее внимание уже отвлекли шелковистые белые розы на подоконнике. Она тут же бросилась выстраивать их в один ряд, словно карандаши, и едва прореагировала на молчаливый уход дедушки.

– Она права, это очень английская черта – поменьше выходить из дому, – произнес Брайант, вешая над заваленным бумагами столом бангкокскую колотушку для изгнания духов. – Мой отец гордился этим домоседством, носил его как кокарду. «Снимай куртку, ничего хорошего тебя на улице не ждет»; «Ни за что бы не согласился жить в стране, где нету „Мармита“»; «Кажется, пойдет дождь, – посидим-ка дома». Если бы не война, отец так бы и не встретился с людьми из других стран, хотя, конечно, ему приходилось их убивать. До тысяча девятьсот сорокового средняя английская семья не уезжала из дому дальше чем на девять миль. Многие не бывали за пределами своей улицы. А теперь посмотри на нас: не можем усидеть на одном месте дольше двух минут. Эйприл выправится, вот увидишь. Всему свое время – не нужно на нее давить.

Артур вынул из своего шкафа молоток для колки ирисок и прибил изображение тасманийского псоглавого демона рядом с завязанной узлом веревкой из человеческих волос, попавшей сюда с китобойного судна. Каминную полку Брайант украсил тибетской диковиной – оправленным в серебро черепом, в чьих глазницах, точно отполированные бельма, поблескивали два лунных камня. Следом явились несколько экземпляров «Восточноанглийского трактата о мирской магии», сборник эссе Г. К. Честертона и распространяемый частным образом том под названием «Садоводческие секреты жены викария». Вскоре ослепительно новый кабинет Брайанта напоминал эзотерический сельский музей.

– Нация торговцев. – Саркастически усмехаясь, Артур взял со стола письмо. – Жадные мелкие собственники.

– Что на сей раз? – вяло отозвался Джон, неохотно отрываясь от экрана компьютера. Постоянные монологи напарника служили своего рода звуковым фоном их офисной жизни.

– Да эти риелторы, Гаррет и Мосс. Опять принялись за старое. На Балаклава-стрит им поживиться не удалось, так теперь они преследуют какого-то божьего одуванчика с соседней улицы. За отсутствием других подозреваемых по делу Сингха я бегло просмотрел досье этих типов. Куча жалоб от местных жителей, пара исковых заявлений, дошедших до суда, но никаких обвинений так и не предъявлено.

– Надеюсь, ты не лазил в мой компьютер? – осторожно спросил Мэй.

– Ты не поверишь, но информация водится не только в интернете. Я всего лишь переговорил с другими жертвами этих проходимцев.

Брайант снова уселся на стул. Хотя радиатор обдавал его ноги раскаленным воздухом, на нем было больше одежды, чем обычно. «Рубашка, свитер, пиджак, пальто и этот мерзкий шарф, который он отказывается выбросить, – дивился Мэй. – Шарф связала для него Альма, и он не в силах с ним расстаться». Бедная квартирная хозяйка была в отчаянии из-за того, что Артур отказался от ее услуг, а Джон никак не мог набраться смелости поговорить об этом с напарником.

– Само собой, Лондон всегда кишмя кишел такими типами, – продолжал Брайант. – На редкость себялюбивый город. Веками корабли, груженные сокровищами со всего света, входили в Темзу, но две трети их грузов так и не покидали пределы доков. При всей нашей хваленой честности, мы – нация отъявленных воров. Я слышал истории о фабрикантах, которые во время бомбежек весьма неохотно отпускали рабочих в убежища, поскольку боялись, что упадет производительность труда. Они до последнего момента отказывались включать сирены, якобы радея за экономическое выживание города.

– Какая трогательная наивность, Артур! Гаррет и Мосс обязаны быть корыстолюбцами и лицемерами уже в силу своей деятельности, но нельзя же всех мазать одной краской.

Если Мэй тяготел к практицизму, то Брайант был скорее романтик, и только благодаря взаимному уважению детективов это различие шло на пользу их партнерству.

– Взять хотя бы твоего мистера Сингха – он ведь сдержал обещание и продал дом молодой леди, не так ли? Разве ты не говорил, что он даже позволил ей въехать еще до завершения сделки?

– Он жалеет ее из-за того, что ей приходится спать на узком диване. Бенджамин – джентльмен старой закваски. Он действовал вопреки моему совету, но, надо отдать ему должное, он способен отличить кукушку от ястреба. Бен сразу видит честного человека, и это большая удача для девушки. В наши дни овцы сплошь и рядом попадают в пасть к волкам.

– Девушке удалось увести дом у Гаррета и Мосса, – заметил Мэй. – Возможно, она не такая святая невинность, какой кажется.

– Что ж, теперь уже нет таких четких нравственных границ, как раньше, – проворчал Брайант. – Ужасная испорченность. Лучшее, что можно сделать, – это следовать личному профессиональному кодексу.

– У меня в голове не укладывается, Артур, как человек столь широких взглядов, может быть таким скрытым викторианцем. Дай тебе волю, полицейские до сих пор щеголяли бы в «первом номере».

По торжественным случаям сотрудники городской полиции Лондона должны были надевать «первый номер» – униформу № 1, – состоявшую из мундира с высоким воротником, тяжелого ремня и накидки. Этот викторианский наряд был изъят из обихода только в 1971 году.

– Ничего подобного. Викторианцы – гнусные лицемеры, но их представления о порядке мне нравятся.

– Не забывай, что ты потомственный пролетарий. В те времена ты был бы чернорабочим.

– Ну и холодина же тут! Между прочим, я в двух футболках, – пожаловался Брайант. – Видишь? – Расстегнув пиджак и кардиган, он продемонстрировал майку с девизом «Не доверяй никому младше семидесяти». – Всегда был мерзляком. Ладно, где я могу покурить?

– Я тебе уже говорил – на пожарном выходе. Но я бы на твоем месте не стал – дождь идет.

– Мне надо подумать. Я обеспокоен решением по поводу Рут Сингх.

Поскольку расследование завершилось вердиктом коронера о наличии преступления без установления преступника, не было причин продолжать следствие, и дело без лишней шумихи закрыли. Поручив своему адвокату последние формальности по передаче недвижимости, Бенджамин Сингх торопился в Брисбен, чтобы воссоединиться с семьей дочери.

– Рано или поздно тебе придется покончить с этим делом. Помнишь, что сказал Кершо?

Молодой судмедэксперт весьма находчиво объяснил, почему во рту у миссис Сингх оказалась вода. По его предположению, пожилая дама могла вдохнуть пыль, содержащую осадок речной воды, а мокрота, возникшая в легких во время приступа кашля, преобразовала эту пыль в жидкость. Эта версия была не менее правдоподобной, чем другие, за исключением того, что основывалась она на количестве воды, но не учитывала ее вязкости.

– Знаешь, чертовски странно, что за пятьдесят лет службы я ни с чем подобным не сталкивался. Я знаю, что при определенных погодных условиях ветер приносит в Лондон пески Сахары, и мы с Бэнбери долго и нудно обсуждали формирование пылевых структур в городской среде, но я никогда не слышал, чтобы человек случайно вдохнул фрагмент морского дна.

– Артур, нельзя из всего делать загадку. Естественная смерть тоже бывает странной. Иногда сердце просто останавливается без всякой видимой причины. Вспомни о СВС.

Действительно, причины синдрома внезапной смерти пока не выяснены, – в частности, неизвестно, почему жертвами этого синдрома так часто становятся молодые мужчины с отменным здоровьем.

– Итак, ты полагаешь, что какие-то вещи следует считать необъяснимыми?

– В наши дни все так запутано – ты же сам говорил.

– Ну что ж. – Брайант вернулся к своим ящикам лишь для того, чтобы взглянуть на Мэя поверх очков для чтения. – По-твоему, я должен распрощаться с этим делом?

– Артур, бога ради… – Мэй в раздражении посмотрел на друга. – По словам Дженис, никто ничего не видел, никто не входил и не выходил, никто не навещал миссис Сингх за день до случившегося, она была совершенно одна. Все это запротоколировано, и ты знаешь точно, кто побывал там после обнаружения тела, потому что я показывал тебе подробный отчет. Что еще?

– Выходит, ты не знаешь, что в воскресенье вечером к ней в дверь постучался мужчина, – победоносно объявил Брайант. – Среднего роста, одетый в какое-то необычное старомодное пальто. Видели, как он разговаривал с Рут Сингх на пороге ее дома.

– Кто тебе это сказал? Ты что, опять превысил служебные полномочия?

– Я всего лишь послал Колина Бимсли опросить оставшихся соседей. Это же не выходит за пределы моих полномочий, правда? Кроме того, нам нужно загружать сотрудников работой, чтобы они не попали в когти городской полиции. Этот так называемый кэмденский убийца с мешком для мусора работает слишком близко от Вестминстера. А иначе с какой стати Скотленд-Ярд давал бы телевизионные брифинги каждые пять минут? На Лэнда будут нажимать, чтобы он предоставлял людей в их распоряжение, а ты знаешь, как легко он сдается. Мы ведь так долго и упорно боролись за наших сотрудников – если мы их потеряем, то уже не сможем вернуть. Запомни – мы больше не подчиняемся городской полиции, так что, если мы сможем загружать отдел в вечернюю смену и при этом вести строгий учет занятости, враг к нам не сунется.

– А что еще выяснил Бимсли?

– По сути дела, это все. Среди опрошенных оказался телевизионный продюсер по фамилии Эйвери. Он как раз возвращался домой с покупками и видел, как миссис Сингх беседовала с незнакомцем на пороге своего дома.

– Может, это кто-то из соседей?

– Возможно – Эйвери затруднился ответить. Да и что ему, собственно, было приглядываться?

– Боже мой, Артур, ты думаешь, этого достаточно? Подумаешь – странно одетый незнакомец. Кстати, а почему Эйвери запомнил его наряд?

– Он подумал, что человек одет не по сезону. Как раз в воскресенье погода испортилась – несколько часов шел проливной дождь, – напомнил Брайант. – Эйвери был на другой стороне улицы и не мог как следует разглядеть незнакомца – к тому же очень трудно сосредоточиться, когда спешишь домой с жареным цыпленком под мышкой, – но, по крайней мере, все это произошло незадолго до смерти Рут Сингх.

– Итак, только мы определились с вердиктом, как у тебя появился подозреваемый. Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что мы не можем продолжать это расследование?

– Конечно, – заверил Брайант. – Я нарушаю все правила, оно того не стоит, мы подотчетны вышестоящим органам, не дай бог, Раймонд Лэнд узнает. – Он похлопал себя по карманам в поисках трубки, раскрошенных леденцов и спичек. – Не беспокойся, я твердо уяснил, что дело «официально» закрыто.

Услышав кавычки в голосе напарника, Мэй пошел на попятную:

– Артур, подожди! Вернись!

Однако избирательная глухота Брайанта снова оградила его от всех звуков, кроме песни из первого акта «Гондольеров», которую он напевал, торопясь на свободу – к пожарному выходу.

Мэй подошел к окну и, прочертив на запотевшем стекле прозрачную арку, посмотрел на озаренную огнями улицу. Он должен был придумать, как максимально занять сотрудников отдела, чтобы начальство городской полиции не позарилось на их одаренную новую команду. К счастью, решение не заставило себя долго ждать.