Глава 38
Возвращение
Что было реальностью, а что нет?
Выяснение разницы между этими двумя понятиями и раньше представляло для меня некоторую сложность, а сейчас и вовсе переросло в совершенно неразрешимую задачу. Я по-прежнему находился в центре удушающей круговерти звуков и образов, большая часть которых была совершенно нереальной, а остальные — по меньшей мере явно преувеличенными. Время от времени появлялась Лотти, которая разговаривала и шутила с моей сестрой Лаурой — кстати сказать, только с ней одной.
Чередование яркого света и полного мрака.
Непонятные обрывки разговоров.
Фраза “нечего терять”, которую произнес какой-то пожилой мужчина и которая с тех пор непрерывно крутится у меня в голове. Запахи лекарств, дурманящие и кислые. Высокий, пронзительный вой. Ощущение жуткого дискомфорта. В рот засунута какая-то штуковина — я поперхнулся и закашлялся, пытаясь вытолкнуть ее из себя, но она даже не шелохнулась. Ужасающие вспышки видений: ободранное лицо, костлявые конечности, сливающиеся с моими конечностями.
Потом плавное всплытие на поверхность, медленный подъем к вершине сквозь теплую, вязкую толщу сна и, наконец, яркая панорама — кремовая стена с висящей на ней репродукцией картины: кормление лебедей на тихой зеленой реке.
— Мартин...
Лотти, в черном свитере и джинсах, сидела на оранжевом пластмассовом стуле, сложив руки на коленях и глядя на меня. Ее песочного цвета волосы зачесаны назад, над глазами — челка. Теперь она выглядит уже не так, как прежде, — чуть старше и чуть более раскованно.
— Не пытайся ничего говорить — тебе в горло вставили трубку.
Я не мог даже повернуть голову, однако все же поднял правую руку и поднес ее к горлу.
— Мартин, пожалуйста, ничего не трогай. Просто отдыхай. Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить. Ты лежишь здесь уже почти неделю.
На самом деле я хотел спросить ее совсем о другом.
На самом деле мне хотелось спросить: я ли это?
Удалось ли мне сохранить свою личность?
Внутри меня никого нет?
Позже доктора подтвердили, что все это время я действительно пролежал без сознания. Как выяснилось, врачи не могли пойти на риск, позволив мне очнуться и тем самым загубить результаты той тонкой работы, которую они проделали на моем пищеводе.
Ощупав мысленно собственное тело, я не обнаружил в нем никаких признаков присутствия Спанки.
Не было никого — только я сам.
Или вот еще какой случай. Лотти все так же сидит на стуле.
— Мартин, я была там, в парке, и наблюдала за тобой. Готова поспорить, что тебя это удивит, но когда ты позвонил мне в то утро...
Значит, я действительно позвонил ей...
— ...я поняла, где тебя надо искать. В парке. Ты часто упоминал тот парк, где впервые повстречал его. Тебе всегда нравилось это место. А по тому, как ты разговаривал по телефону, я поняла, куда ты идешь...
Я и сам этого не знал...
Я снова погрузился в сон, прекрасно осознавая, что она услышала меня и поняла смысл сказанного мною правильно. Она была первым человеком, которому удалось это за столь длительное время.
Дневной свет. Лаура рядом с койкой, а рядом с ней — угадайте, кто? — мои родители. Улыбки до ушей. “Пошел на поправку”. “Держится молодцом”. “Хорошо выглядит”. Виноград. Я на четвертой диете, а они принесли мне виноград.
А потом снова Лотти и продолжение ее рассказа.
— Мартин, я весь день ходила за тобой. Все хотела подойти, успокоить тебя, а самое главное — очень хотелось понять, что с тобой происходит. Потом на какое-то время потеряла тебя и сильно испугалась, что не смогу найти снова. По правде сказать, мне просто повезло, что я наконец отыскала тебя в парке.
Она наклонилась ко мне, взяла мою руку, погладила.
— Мартин, все это время ты был один, но непрерывно разговаривал с кем-то. Да и вообще вел себя так, словно кто-то был рядом с тобой. А в какой-то момент начал вдруг брыкаться, как бы драться с самим собой. Я хотела вызвать “скорую помощь”, но совершенно не представляла себе, где ближайший телефон-автомат. А потом... ну...
Она посмотрела на свои руки и задумалась.
— Я знала, ты веришь в то, что видишь, и тоже хотела поверить в это же. В общем, так я и стояла в парке и смотрела, как ты начал раздеваться, а потом последовали вовсе безумные вещи. Рядом с тобой появилась еще какая-то фигура, хотя я ее толком не разглядела. Вроде бы какой-то тщедушный старик, скрюченный такой, который как будто силился влезть в тебя. Мартин, я видела Спанки, я видела его...
Я чувствовал, что плачу, но ничего не мог с собой поделать. Я вцепился в пальцы Лотти, позволив ее образу колыхаться и медленно растворяться передо мной.
— Как ты вытаскивал нож, я не видела, да и произошло это слишком быстро. Я тут же подбежала, стала звать тебя, потом попыталась остановить кровь своим шарфиком. Так много было крови! Когда Сьюзен училась на сестру, я, бывало, помогала ей, но с тех пор, конечно же, многое перезабыла. Ты издавал странные звуки, как будто сердито ворчал на кого-то, хотя мне кажется, что это был уже не ты, а он.
А потом я спал, но всякий раз, когда просыпался, Лотти была рядом со мной.
Через два дня трубку вынули и мне разрешили садиться в постели. Говорить я все еще не мог, и никто не решался предсказать, вернется ли ко мне голос.
А потом я узнал нечто поистине поразительное.
Когда нас с Лотти везли в машине “Скорой помощи”, мое израненное сердце вдруг остановилось. Почти две минуты оно не качало кровь и неподвижно лежало в моем теле, покуда врачи снова не оживили его. Итак, я умер и снова ожил — в точности как того хотел Спанки.
Однако возродился я уже один, тогда как его самого и след простыл. Двух минут оказалось вполне достаточно, чтобы убить если и не меня самого, то хотя бы даэмона. Возможно, человеческое тело вообще оказалось более крепким.
Лотти и Лаура по-настоящему, подружились. Они встречались у моей койки и потом долго и с мельчайшими подробностями описывали мне события каждого дня, отлично понимая, что я со своим горлом по-прежнему не могу им ответить.
Когда же я наконец достаточно окреп, чтобы начать вставать с кровати, меня ожидало очередное потрясение. Оказывается, врачи запретили мне возвращаться домой, а вместо этого предложили провести некоторое время — не менее двух месяцев — в психиатрической больнице.
Я старательно просмотрел все газеты в поисках подробностей той жуткой трагедии, которую Спанки устроил в торговом центре, однако так ничего и не нашел. Лотти также понятия не имела, о чем я говорю. По моей просьбе она специально сходила туда и обнаружила, что и витрины, и мрамор в целости и сохранности.
Еще через три недели ко мне наконец вернулся голос, хотя теперь он звучал уже иначе — мягче и чуточку ниже. Порезы на горле оказались достаточно серьезные, чтобы зарубцеваться быстро. Я провел положенное время в психбольнице, категорически отрицая существование Спанки и пытаясь как можно рациональнее объяснить доктору свое аномальное поведение. Судя по всему, он остался явно разочарован. Подлинную картину случившегося я подробно изобразил лишь на страницах своего дневника.
Были у меня беседы и с представителями полиции, которые основательно встревожились по поводу моего появления в психиатрической лечебнице и всячески старались добиться от меня каких-то важных сведений — я постарался так вести себя с ними, чтобы они покинули меня окончательно сбитыми с толку.
Самой же трудной задачей, с которой я столкнулся за эти восемь недель, было уберечь мой дневник от зорких санитаров, регулярно обыскивавших больничные палаты.
Но вот наконец меня выписали, на прощание дав совет поселиться у своих родителей — сразу скажу, что подобная идея не улыбалась ни мне самому, ни тем более им. Вместо этого я принял приглашение Лотти несколько дней пожить у нее, пока не определюсь, что делать дальше.
Как ни странно, это решение помог мне принять Джои.
Однажды, примерно в половине восьмого утра, я брел по подернутому мокрой дымкой Риджент-парку, слыша сквозь пелену дождя доносящиеся из зоопарка скорбные голоса животных. Спалось мне в ту ночь плохо, и я часов с четырех просто лежал рядом с Лотти, а потому подобная прогулка оказалась очень даже кстати. Впрочем, обстоятельства, которые на сей раз сопровождали ее сильно отличались от того, что мне довелось пережить в недавнем прошлом. Для начала можно отметить хотя бы то, что я был полностью одет.
Задумавшись, я медленно шел по парку. Если Спанки и в самом деле был создан из плохой моей половины, то я с таким же успехом мог попытаться извлечь и вторую, хорошую половину себя самого. Я так и эдак вертел эту идею, в любую минуту готовый почувствовать сохранившуюся во мне какую-то частицу его даэмонической власти. Максимально сосредоточившись, я брел под мокрыми от дождя платанами.
И представил себе Джои, который стоит, прислонившись спиной к высокому стволу раскидистого дуба, держит руки в карманах и чуть улыбается. Все вроде бы сработало, как надо, поскольку, когда я приблизился, его фигура показалась мне достаточно зримой и объемной. Его вихрастые светлые волосы явно нуждались в расческе, а подбородок слегка покрылся прыщами, но в целом он выглядел довольно неплохо.
— Привет, Мартин. Я слышал, ты пошел на поправку?
— Да, теперь уже намного лучше.
— Хотя шрам на шее все же выглядит жутковато. Похоже, теперь тебе придется постоянно носить водолазки.
— Наверное.
— А сюда тебя что привело?
— Я мог бы задать тебе тот же вопрос.
— Ну, ты же сам меня позвал. Насколько я понимаю, тебе хотелось о чем-то меня спросить.
— Хотелось. Давно хотелось спросить тебя: почему?
— Почему я не сказал тебе о своей болезни? Просто я думал, что ты ничего не поймешь, и, как оказалось позже, я был прав.
— Но ты мог хотя бы попытаться. Нехорошо это было — обманывать меня.
— Мартин, да я ведь постоянно тебя обманывал. Старшие братья всегда так поступают. Приходится врать маленьким детям, чтобы избавить их от лишних страданий. Поэтому я тянул до последнего, тем более что отец с матерью, если бы я на них положился, так толком ничего и не рассказали бы тебе.
— Может, и так, однако мне кажется, что ты сам сделал все гораздо хуже.
— В самом деле? Неужели ты действительно смог бы все понять? И все же запомни: когда тебя любят, тебе постоянно говорят неправду, и тут уж ничего не поделаешь. Я очень рассчитывал на то, что мой конец будет достаточно быстрым, однако вот получается, сам себя обманул. Никак не предполагал, что ты так кувыркнешься, завалишь экзамены ну и все прочее.
Облик Джои стал постепенно блекнуть — мне было довольно трудно удерживать память о нем.
— Ладно, мне пора. Ну так как, будем снова друзьями? О`кей? И давай больше без этой ерунды про старшего брата. Постарайся жить собственной жизнью.
Джои поднял кулак с торчащими вверх указательным и средним пальцами — это был его старый детский жест, который я никогда не забывал. Я ответил ему тем же и улыбнулся, хотя теперь его было уже трудно различить в тени под деревом.
— Друзья, — кивнул я, после чего он словно сквозь землю провалился, так что я даже усомнился в его мимолетном присутствии. Что и говорить, мощная это штука — воображение.
С тех пор моя жизнь сильно изменилась.
Я много путешествую — иногда с Лотти, которую очень люблю, но чаще в одиночку. Есть такие вещи, частью которых она просто никогда не смогла бы стать. Когда я приезжаю в новый город, то начинаю отыскивать людей, с которыми мог бы поделиться собственным опытом и своим постоянно нарастающим внутренним знанием. Я очень чутко отношусь к людям, которые пребывают в полном одиночестве, одержимые дьяволом. Узнаю я их без труда, и когда это случается, я стараюсь дать им совет, что надо сделать ради своего спасения.
Я говорю им, что действовать надо, пока они еще не расстались с собственной волей.
И объясняю, что может произойти, если они ее лишатся.
Разумеется, люди, как правило, не верят подобным речам. Полиция обо мне тоже наслышана, и мне не всегда помогает даже то, что я состою на учете в психбольнице.
Но я категорически не желаю, чтобы меня считали каким-то психом или, более того, шарлатаном.
Я стараюсь, чтобы мои воспоминания о прошлом не выветрились.
Впрочем, уж это-то дается мне без особого труда.
Ведь Спанки всегда со мной.
notes