41

Утром во вторник к Шеврикуке явилась Тысла. Ее сопровождал Потомок Мульду.

Шеврикука из квартиры Бабякиных сквозь стены проходил в квартиру Уткиных. Во внутристенье Тысла и втиснулась. Шеврикука сразу посчитал, что Тысла, эта детективно-уважаемая Тыльная Сторона Ладони, – тварь, мерзкая и наглая. Впрочем, может быть, он и ошибался. Но глядеть на нее было ему неприятно. Ростом метра в полтора, гибкая, будто каучуковая, она имела пять верхних конечностей (или голов?), по ходу собеседования дергалась, то растопыривалась веером, то сжималась и становилась великаньей боксерской перчаткой, то кособочилась и взлетала вверх, норовя проломить стены или вытереть чьи-либо мокроты. Потомок Мульду выглядел ее телохранителем или преданным почитателем, родитель его в городе Ачинске Красноярского края, возможно, посчитал, что Мульду и все его вероятные потомки должны походить на свирепых индейцев, а потому сопроводитель Тыслы стоял в трех метрах от Шеврикуки красноликий, в кожаных штанах, с перьями в голове и с томагавком. Во внутристенье ему было тесно.

– Мы от Бордюра, – просипела Тысла. – Сегодня свидание. У лодочной станции. На пруду. Просьба – не повязывать черный бант. Исключительной важности просьба – не повязывать черный бархатный бант.

– Какой черный бархатный бант? – растерялся Шеврикука.

Но он был вынужден отвлечься от разговора. С девятого этажа до него донеслись неприятные звуки.

– Подождите, – строго сказал Шеврикука. – Я вернусь. Вызов по делу. Я сейчас на службе.

А ему и минут пятнадцать назад показалось, что в квартире Быкадоровых происходит нехорошее.

И верно. Старушка Быкадорова лежала связанная бандитами, надо полагать, с кляпом во рту. Два накачанных малых в масках на рожах изымали ценности Быкадоровых. На столе временно лежал автомат Калашникова.

– Извините. У меня мало времени, – Шеврикука пришел из кухни со сковородкой в руке. – Непорядок. Гости некормленые. Яичница. Четыре яйца. Но – глазунья. Нет нынче бекона.

Грабители повернулись, взглянули на Шеврикуку. Можно предположить, с удивлением. Один из них не спеша двинулся к автомату.

– На работе не закусываем и не пьем! – загоготал второй. – Да не бери ты ствол! Такого можно вырубить кулаком или ногой.

– Мне неважно, что вам положено на работе, а что нет, – сказал Шеврикука. – Мое дело обслужить гостей.

Гости, и гоготавший, и с автоматом, между тем приблизились к Шеврикуке. Но им пришлось рухнуть. Сковорода с кухни Быкадоровой была старомодная, чугунная, с рукояткой, а кисть Шеврикуки – ловкой, двумя ударами он вывел посетителей отведенных ему судьбой подъездов из сознательного состояния. Шеврикука знал, где лежат у Быкадоровых бельевые веревки, выбрал какие покрепче, спеленал гостей. Кабы оказался рядом Крейсер Грозный, он мог бы оценить умение Шеврикуки вязать и морские узлы. Старушку Быкадорову Шеврикука освободил от пут, уложил на диван, принялся возвращать к реальной действительности. Старушка застонала, открыла глаза, Шеврикука протянул ей таблетку валидола, чашку с водой и стал невидимым. Стянул маски посетителей, превратил их в кляпы. Бандитские рожи были ему незнакомы. По очереди он отволок грабителей в ванную, запер их. Набрал 02, взволнованным голосом старушки сообщил о происшествии. «Сейчас выедем, – пообещали ему. – Какой они наружности? Кавказской?» «Не знаю, – сказал Шеврикука. – Может, и кавказской. А может, и пригородной».

И он вернулся во внутристенье к Тысле и Потомку Мульду. Те стояли угрюмые. Но молчали.

– Была необходимость вмешаться. Мне бы не простили служебной оплошности, – сказал Шеврикука.

Верхние конечности (или все же головы?) Тыслы чуть-чуть наклонились. Будто кивнули. Мол, понимаем. Хотя это и не наше дело.

– Хорошо, – сказал Шеврикука. – Значит, свидание. С Бордюром. У пруда. У лодочной станции. Во сколько?

– Тринадцать часов двадцать семь минут, – произнесла (или произнес?) Тысла.

– Ладно. Буду, – сказал Шеврикука. – Но при чем тут какой-то черный бархатный бант? Что это за просьба исключительной важности?

– Исключительной важности просьба – не повязывать черный бархатный бант, – в тональности автоответчика повторила Тысла.

– А почему? – спросил Шеврикука.

– Не знаю. Велено передать. И более ничего, – сказала Тысла. – Мы дело сделали. Уходим.

И Тысла со свирепым Потомком Мульду исчезли.

«А я ведь почти забыл о том случае, – подумал Шеврикука. – Зачем я тогда повязал бархатный бант? И чем он так досадил в разговоре Бордюру? Отчего он так маялся, стараясь развязать его? И ведь развязал…»

Объяснений той маеты Бордюра Шеврикука не мог найти и теперь.

С Пузырем и вокруг него ничего примечательного не произошло. Зевак, правда, прибавилось. Иных из них привозили и в интуристовских автобусах.

Милиционеры слово сдержали и посетили квартиру на девятом этаже. Геройские действия старушки Быкадоровой их обрадовали и удивили. А Шеврикука успокоился.

В тринадцать двадцать семь Бордюр уже стоял у Останкинского пруда в ожидании Шеврикуки. Был он приветливый, улыбался, предложил Шеврикуке погулять в парке. Если уважаемый Шеврикука, конечно, не спешит.

– Там и поговорим.

– Хорошо, – кивнул Шеврикука.

Сегодня Бордюр надел светлый чесучовый костюм, а правой рукой держал деревянную палку с инкрустированным янтарем набалдашником. Шагая к воротам парка, Шеврикука то и дело взглядывал на палку и пришел к заключению: нет, Петру Арсеньевичу она не принадлежала.

– Похожий костюм носил один мой знакомец, – сказал Шеврикука уже в парке. – Нынче такие наряды – редкость…

– Плохо сидит? Старомоден? – озаботился Бордюр.

– Отчего же… Хорошо сидит… И палка соответствует вашей значительности… Но можно увидеть в вашем нынешнем костюме и палке знак. Или намек.

– Можно увидеть, можно, – согласился Бордюр. – Но смотря на что намек? Во всяком случае, сувенирами от Петра Арсеньевича или какими-либо бумагами его с подписями и печатями мы не располагаем.

– Тогда на что же намек?

– Не знаю, не знаю, не знаю! – быстро произнес Бордюр. И будто бы это незнание было ему приятно. – Вы-то позволили себе в прошлый раз повязать черный бархатный бант!

– Кстати, чем он вас тогда взволновал? – спросил Шеврикука. – Я не понял. И сейчас не понимаю.

– Как-нибудь объясню. Но не теперь.

Прошли мимо шашлычной, вблизи которой Шеврикука услышал от Крейсера Грозного историю похода его героического и непотопляемого корабля Амазонкой из Эфиопии в Парагвай и обретения им змея Анаконды. Здесь Шеврикука познакомился с Пэрстом-Капсулой.

– Хочу вас предупредить, – сказал Бордюр, – разговор у нас должен пойти в иной тональности, нежели там, наверху, в летающем вагончике. Прежде мы к вам приглядывались. А теперь пригляделись. Считайте, что мы с вами равноправные собеседники, ничем не связанные, никак друг от друга или еще от чего-либо не зависящие.

– Равноправные? У нас с вами разные чины.

– Ой ли? – усмехнулся Бордюр. – А вдруг я более проницательный, чем вам кажется?

– Вы находитесь в заблуждении, – пробурчал Шеврикука.

– Ладно, ладно! – согласился Бордюр. – Стойте на своем. Это ничего не меняет. Вы свободны от каких-либо обязательств перед нами. Вы их и не подписывали. Мы не можем и не будем принуждать вас к чему-либо, требовать от вас каких-то действий. Мы можем лишь просить вас о неких услугах или даже советах. А вы станете соблюдать свои интересы. Может, и от нас добудете пользу. Договорились?

– Я перевариваю ваши слова, – сказал Шеврикука.

– На это не уйдет много времени, – сказал Бордюр. – Вас вызывали к Увещевателю…

– Да, вызывали, – Шеврикука поглядел в глаза Бордюру. Синие-синие.

– И что?

– Там известно о моих общениях… с вами.

– С Отродьями Башни, вы хотели сказать? Не стесняйтесь, не стесняйтесь! – подбодрил Шеврикуку Бордюр. – Нас нисколько не обидит.

– Хорошо известно. Со многими подробностями. Все мне, естественно, не открывали…

– Мы догадывались об этом. И мы знаем об этом. Вот потому-то, в частности, и решили считать вас свободным от всяких обязательств перед нами…

– И было дадено мне понять: «То, чем хотят овладеть Отродья Башни, у домовых есть». Скорее всего, для передачи вам.

– А то вы об этом не знали? – удивился Бордюр.

– Знание мое было смутное, – сказал Шеврикука.

– Отчего вы не предпринимаете поиски доверенности Петра Арсеньевича? – спросил Бордюр.

Шеврикука опять взглянул в глаза собеседника.

– Да-да, – закивал Бордюр. – Мы тоже о многом осведомлены. О многом. И более того…

Тут он замолчал.

– У меня нет желания, – сказал Шеврикука.

– Другие отыщут! – разволновался Бордюр. – Другие!

– И пусть отыщут, – сказал Шеврикука. – Кстати, если вы так осведомлены обо всем, не поделитесь ли со мной знанием? Зачем мне обретать эту доверенность, что в ней такого важного, чтобы я ринулся ее отыскивать?

– Ну… Нам, конечно, не все известно… – смутился Бордюр. – Но о сути мы догадываемся. Однако если я вам сообщу… Словом, надо ли рассказывать спешащему в кинотеатр содержание фильма?

– Я вас понял, – кивнул Шеврикука. – Но я никуда не спешу и спешить не собираюсь.

– Хорошо, – поразмыслив, рассудил Бордюр. – Оставим в стороне историю с Петром Арсеньевичем… Я понимаю… Вы – сами по себе… Или сам по себе… И таким желаете пребывать дальше… Вы – одинокий наездник…

– Домовые наездниками быть не могут, – сказал Шеврикука.

– Ну… одинокий охотник…

– Ни за чем сейчас охотиться не намерен.

– Экий вы сегодня привередливый, – подосадовал Бордюр. – И определения вам не подберешь…

– А Пузырю, или тому, что спустилось на бульвары, какие вами подобраны определения? – спросил Шеврикука.

– Есть технические… Вам они вряд ли о чем поведают… – сказал Бордюр. – А в обиходе мы стали именовать его Пузырем. Как и все.

– Он не от вас?

– Нет, – покачал головой Бордюр. – Не от нас.

– И природа его вам не ясна? – удивился Шеврикука.

– Не совсем ясна… – не сразу выговорил Бордюр.

И было видно, что он в смущении. Или в растерянности.

– У вас в Землескребе появилось привидение, – помолчав, сказал Бордюр. – Известно, что и не без вашего соучастия…

– Ну, это… Назовем так: условное привидение, – уклончиво протянул Шеврикука.

– Хорошо. Условное. А с безусловными привидениями, опять же известно, вы поддерживаете отношения. Вы к ним вхожи…

– Случается… Или, вернее, случалось…

– Нельзя ли бы было с вашей помощью войти в отношения с привидениями и призраками и нам?

– А вы сами что… – теперь Шеврикука удивился искренне.

– Не слишком пока получается, – замялся Бордюр.

– И это для вас важно? – спросил Шеврикука.

– Важно, – кивнул Бордюр.

– Хорошо, – сказал Шеврикука. – Это можно устроить. Как скоро?

– В ближайшие дни. Впрочем, спешка не нужна. И нам придется кое-что обсудить.

– Дадите знать.

– Сейчас такая пора, – сказал Бордюр, – когда возможны Самозванцы…

– Я уже слышал подобные слова…

– Вы не хотели бы стать Самозванцем?

– Каким это и где?

– Хотя бы в вашем… сословии…

– Нет, – сказал Шеврикука, – не хотел бы.

– Отчего же так? Вы личность рисковая. А тут и власть, и приключения. И Марина Мнишек. Вот бы наворочали дел!

– Из-за Марины Мнишек в первую очередь не следует идти в Самозванцы, – сказал Шеврикука.

– Ну, насчет Марины Мнишек я пошутил, – как бы уступил Бордюр, – и вы пошутили. Но если всерьез? А то ведь бесконечность повторений схожих ситуаций. Вам не скучно?

– А что, вам вышла бы выгода, если бы я стал Самозванцем? – спросил Шеврикука.

Вежливый нынче Бордюр нахмурился. Но сейчас же к нему вернулась доброжелательность.

– Это я так, для самого себя… Чтобы лучше понять вашу личность… Но ведь кто-то непременно рванется в Самозванцы.

– Может быть, – согласился Шеврикука. – Но не я.

– Вы имели разговор с неким Концебаловым, желающим ощутить себя всадником-оптиматом с полномочиями и колесницей?

Теперь помрачнел Шеврикука:

– Да, имел. Но почему какие-то частные мои беседы должны интересовать вас?

– Нас интересуют Лихорадки и Блуждающий Нерв.

– Я не дал согласия выполнить просьбу Концебалова.

– Но вам знакомы Лихорадки и Блуждающий Нерв…

– Давно держусь подалее от них.

– Видите ли… Опять же мы можем лишь просить вас…

– Что вам так дались Лихорадки-то?

– Их ведь немало. И они разные…

– Изначально завелось двенадцать больших Лихорадок, – согласился Шеврикука. – По одному списку – Гнетея, Трясея, Скорчея, Знобея и прочие. По другому списку – Озноба, Ражога, Зевота, Блевота, Костоломка, Вазья Дорька, ну и так далее. Позже они, конечно, получили более надменные и научные имена. Потом к ним добавились и иные.

– Среди тех, что добавились в последние десятилетия, некоторые имеют отношение не только к людям, но и к нам…

– У вас с ними затруднения? – спросил Шеврикука.

– Пожалуй, да… – кивнул Бордюр.

После этих слов лицо собеседника Шеврикуки стало корежить, будто некие молнии принялись терзать кожу (или оболочку?) Бордюра, а тело его затрясло. И так продолжалось с полминуты.

«Эко его прихватило!» – удивился Шеврикука.

Бордюр стоял удрученный, молчал, будто боялся заговорить, в ожидании более жестоких сокрушений и трясок.

– Извините, – все же произнес он. Корежить его снова не стало, и он продолжил, но осторожно, как бы имея в виду невидимых и, возможно, далеких недоброжелателей. – Вы, наверное, слышали о болезнях компьютеров, о вирусах, эпидемиях и прочем…

– Слышал.

– Стало быть, можете предположить, пусть и приблизительно, пусть и в примитивном варианте, я нисколько не хочу обидеть вас, но это так, что я имею в виду…

– Могу.

– Ну и?.. – Бордюр смотрел на Шеврикуку искательно.

– Нет, – сказал Шеврикука твердо, так, чтобы Бордюр и все, кто стояли за ним, почувствовали эту твердость. – К Лихорадкам я соваться не буду.

– Ну что ж, ну что ж, – посуровел Бордюр. – Мы, конечно, и сами сумеем устранить помехи и затруднения. А на вас мы смотрели как на некую несущественную частность.

– И правильно делали. От моего проникновения к Лихорадкам никакого толка не вышло бы, – как бы желая смягчить Бордюра, произнес Шеврикука. – Подалее от них, подалее!

– Полагаю, что они сами к вам приблизятся, – сказал Бордюр. – И очень скоро. И полагаю, что они явятся к Пузырю. И Лихорадки. Я имею в виду, конечно, не Ознобу с Вазьей Дорькой. И Лихорадки. И Блуждающий Нерв.

– Зачем им Пузырь-то? – обеспокоился Шеврикука.

– А там и откроется, – пообещал Бордюр.

Шеврикука ощутил, что собеседованию наступает конец.

– Значит, мы договорились об одном, – сказал Бордюр.

– Да, – согласился Шеврикука. – С привидениями и призраками я вас познакомлю. С кем и когда – вы решите сами. Впрочем, контакта на высоком уровне я вам не обещаю.

С тем они и расстались. Бордюр уходил значительный, палку с набалдашником, инкрустированным янтарем, выбрасывал вперед движением богатого британца, отправившегося развлечься в клуб почитателей юридических казусов. Хотя в тот клуб вряд ли бы впустили личность в чесучовом костюме. Впрочем, может быть, впустили бы и в чесучовом… Опять Шеврикуке подавали знак.

Возвращаться в Землескреб Шеврикука не спешил, присел на скамью невдалеке от детского пруда. Был бы курильщиком – задымил бы. Значит, у них затруднения. Экие приятельские отношения возникли вдруг между барином-начальником из летающего вагончика и мелким домовым, перебежчиком к тому же, каким его, несомненно, числили Отродья Башни. Или могли числить… Затруднения. Так, стало быть, ими, возможно, и объяснялось затишье в Останкине. Вот-вот Отродья намерены были открыть боевые действия, грозовые тучи набухали, производились и атаки с погромом музыкальной школы, и вдруг линия огня сама по себе как бы исчезла. Надолго ли? Вряд ли надолго. Шеврикука не сомневался в этом. Не сомневался и в том, что Отродья с компьютерными или какими там Лихорадками и вирусами разберутся и без его участия. Кстати, не прихворнул ли Б. Ш., Белый Шум, не оттого ли его заменили Тыслой и Потомком Мульду? Оплошным созданиям гуманитариев всякие Лихорадки и Блуждающие Нервы, видимо, были нипочем. Впрочем, что Белый Шум! В больших играх и затеях и он, как Шеврикука, наверняка был «несущественной частностью».

Однако растерянность, а с ней и усталость порой и впрямь угадывались в словах и интонациях Бордюра. И разлегшийся на бульварах Пузырь их обеспокоил. Но может быть, проявления растерянности и усталости были показные, обманные, и предназначались они ему, Шеврикуке, для дальнейших толкований и рассмотрений. А потом и для ложных сведений. Но за кого сегодня держали его Отродья Башни? Теперь-то к нему приглядевшиеся. Причем, как и Увещеватель в Обиталище Чинов, Бордюр давал понять, что и они о всех подробностях жизни Шеврикуки осведомлены. К тому же сам себя Бордюр аттестовал проницательным. Пусть будет и проницательным.

Ни слова при этом, отметил Шеврикука, ни слова не было произнесено о полуфабрикате Пэрсте-Капсуле, специалисте по катавасиям. И будто бы Отродий вовсе не занимала судьба (или простое движение) двух вешиц, переданных Пэрстом Шеврикуке.

Подавай им, видите ли, привидения и призраки. Коли надо, подадим. Подадим.

А к Пузырю, стало быть, скоро приблизятся Лихорадки и Блуждающий Нерв…