Утром в субботу 17 августа Валландер проснулся от шума дождя, барабанящего по жестяному откосу окна в спальной. Он глянул на часы – половина седьмого. Слабый утренний свет пробивался сквозь неплотно задернутые шторы. Он попытался вспомнить, когда в последний раз шел дождь. Во всяком случае, до того, как они с Мартинссоном нашли убитого Сведберга. Восемь дней назад. Как-то все это нереально, подумал он. Восемь дней. И недавно и давно. Он вышел в туалет, потом привычно выпил воды из-под крана и снова лег. Вчерашний неясный страх все еще не оставил его.

В четверть восьмого он встал, принял душ и оделся. Выпил чашку кофе и, гордясь собой, съел помидор. Дождь прекратился. Он посмотрел на термометр – пятнадцать градусов, дождевые облака постепенно рассеивались. Он решил звонить из дому. Сначала Вестину, потом – в справочную, чтобы попытаться найти номер Стига Стрида. Карточку Вестина он нашел еще накануне. Наверняка по субботам Вестин почту не развозит, в то же время люди его профессии привыкли вставать рано. Он взял с собой чашку кофе, прошел в гостиную и набрал первый из трех написанных на карточке номеров. Ответил женский голос. Валландер представился и извинился за ранний звонок.

– Сейчас позову, – сказала женщина. – Он дрова пилит.

Валландер прислушался. Действительно, где-то работала бензопила. Потом звук прекратился. Слышны были только детские голоса. Вестин взял трубку.

– Дрова пилите?

– Холода всегда наступают раньше, чем ждешь. Как дела? Я пытаюсь следить за газетами и ТВ. Уже знаете, кто это сделал?

– Пока нет. Всему свое время. Рано или поздно узнаем.

Вестин промолчал. Видимо, почувствовал, что оптимизм Валландера явно преувеличен. Но этот оптимизм, пусть даже наигранный, был необходим. Пессимистам в расследовании сложных дел делать нечего – они не верят в успех и легко сдаются.

– Помните наш разговор по пути на Бернсё? – спросил Валландер.

– Что именно? Мы говорили о том и о сем. От причала к причалу.

– По-моему, в самом начале. Мы еще довольно долго говорили.

Вдруг Валландер вспомнил. Вестин сбавил обороты на подходе к причалу. Это был самый первый причал. Или второй? Название чем-то напоминало Бернсё.

– Одна из первых остановок, – сказал Валландер. – Как назывались острова?

– Тогда это Харё или Ботмансё.

– Вот-вот. Ботмансё. Там живет старик.

– Сеттерквист.

Валландер начал припоминать. Из тумана выплыли какие-то детали.

– Мы уже подходили к причалу. Вы рассказывали про Сеттерквиста, что он живет там всю зиму. Сам себя обслуживает. Что вы еще говорили?

Вестин засмеялся. Смех его звучал вполне дружелюбно.

– Мало ли что я мог сказать?

– Я понимаю, что моя просьба выглядит странно, – сказал Валландер. – Но это очень важно.

Вестин, по-видимому, это и сам понял.

– Мне кажется, вы спрашивали о моей работе.

– Тогда спрошу еще раз. Что это за работа – развозить почту по островам? И что вы ответите?

– Очень хорошая работа. Вольная. Но и нелегкая. К тому же никто не знает, сколько еще почтовое ведомство будет нуждаться в моих услугах. Сейчас экономят на всем, чем можно, а особенно на обслуживании жителей шхер. Сеттерквист как-то сказал, что он хочет заранее заказать транспорт на кладбище. Не то так и останешься лежать в своем домике.

– Этого вы тогда не говорили. Я бы запомнил. Ставлю вопрос еще раз: что это за работа – почтальон в шхерах?

Вестин задумался:

– Больше я, по-моему, ничего не говорил.

Но Валландер точно знал, что Вестин сказал что-то еще. Какую-то совершенно проходную фразу – что-то насчет своей работы, каково это – развозить почту и продукты по островам.

– Мы уже подходили к причалу, – повторил Валландер. – Вы сбросили обороты, я это хорошо помню. Рассказали о Сеттерквисте. А потом сказали что-то еще.

– Может быть, насчет того, что приходится быть внимательным – вдруг в один прекрасный день кто-то не выйдет тебя встречать. Тогда выходишь на берег и смотришь, не случилось ли что.

Горячо, подумал Валландер. Уже горячо. Но что-то ты сказал еще, Леннарт Вестин. Я точно помню – ты сказал что-то еще.

– Ничего больше не припоминаю, – сказал Вестин.

– Мы не сдаемся. Попробуйте еще раз.

Но Вестин больше ничего не смог вспомнить. И Валландер не мог ему ничем помочь. Оставался провал, и заполнить его было нечем.

– Попробуйте вспомнить, – сказал Валландер. – И сразу позвоните, если что-то придет в голову.

– Я вообще-то не любопытен, – сказал Вестин, – но меня прямо разбирает – почему это так важно?

– Понятия не имею, – честно сказал Валландер. – Но обязательно расскажу, когда сам пойму, почему это важно. Обещаю.

Он повесил трубку. Им вдруг овладело уныние – и не только потому, что ему не удалось заставить Вестина вспомнить их разговор. Скорее даже потому, что он был почти уверен – даже если Вестин вспомнил бы эти недостающие слова, они все равно никакого значения не имеют. Может быть, и правда попросить Лизу Хольгерссон передать следствие кому-нибудь еще? Но тут он вспомнил Турнберга и решил, что пока не сдастся. Он позвонил в справочную и попросил найти номер Стига Стрида. Оказалось, Стрид попросил не включать его номер в справочник, но засекретить не просил. Валландер записал – оказывается, Стрид переехал на Карделльгатан. Он набрал номер. Долго никто не подходил – он насчитал девять гудков. Потом ответил мужчина, судя по голосу – старик.

– Стрид.

– Меня зовут Курт Валландер. Я из полиции.

– Я не убивал Сведберга, – ядовито сказал Стрид, – хотя следовало бы.

Валландер разозлился. Это было оскорбительно. Даже если Сведберг и допустил серьезную ошибку. Он с большим трудом сдержался.

– Десять лет назад вы написали жалобу в юридическую комиссию, но она была оставлена без внимания.

– До сих пор не могу понять, – сказал Стрид. – Сведберга следовало выкинуть из полиции.

– Я звоню не для того, чтобы обсудить решение комиссии, – резко сказал Валландер. – Я звоню, потому что мне надо поговорить с вами. Узнать, что же в самом деле тогда произошло.

– А о чем тут говорить? Брат был в стельку пьян.

– Как его зовут?

– Ниссе.

– Он живет в Истаде?

– Он умер в девяносто первом году. Умер по причине, которая никого не удивит. Цирроз печени.

Валландер немного растерялся. Он рассчитывал в первую очередь поговорить как раз с братом – как-никак, именно его дебоширство привело в конце концов к тому, что Сведберг повел себя так странно.

– Примите мои соболезнования, – сказал он.

– Ну как же, – зло сказал Стрид, – заметно, как вы огорчены. Впрочем, это не важно, я сам не сильно горюю. Могу теперь жить спокойно. И никто не заявляется в любое время дня и ночи и не вымогает деньги. Во всяком случае, не так часто.

– Что вы имеете в виду?

– После Ниссе осталась вдова… не знаю, как ее назвать.

– Так вдова она или нет?

– Она себя называет вдовой, хотя женаты они не были.

– Дети были?

– У нее были. А общих с Ниссе не было, и слава богу. Кстати, один из ее отпрысков сидит в тюрьме.

– За что?

– Ограбление банка.

– А как его имя?

– Не его, а ее. Ее зовут Стелла.

– То есть приемная дочь вашего брата ограбила банк?

– А что в этом странного?

– В Швеции женщины не так уж часто грабят банки. Весьма и весьма примечательно. А где это было?

– В Сундсвале. Она несколько раз выстрелила в потолок.

Валландер смутно помнил эту историю. Он поискал карандаш.

– Мне нужно поговорить с вами более подробно, – сказал он. – Я могу вызвать вас в полицию. Или зайти к вам домой.

– А о чем нам говорить?

– Узнаете при встрече.

– Вы хамите, как и Сведберг. У вас там в полиции все такие?

Валландер едва сдерживался.

– Повторяю, – сказал он. – Я могу послать за вами полицейскую машину либо зайти к вам домой.

– Сейчас? В полвосьмого утра в субботу?

– Вы заняты?

– Я пенсионер по инвалидности.

– Вы живете на Карделльгатан. Через полчаса я буду у вас.

– Что, полиции разрешается врываться к людям в дом, когда ей угодно?

– Да, – сказал Валландер. – Если это необходимо. Мы даже можем будить людей, если этого требуют интересы дела.

Стрид продолжал что-то ворчать, но Валландер не стал слушать и повесил трубку.

Подумал и съел еще один помидор. Поменял простыни и собрал в кучу валявшееся по всей квартире грязное белье. Он представил, как Леннарт Вестин пилит дрова на своем острове. Потом вспомнил Эрику и ее кафе. Он уже давно так сладко не спал, как тогда, в задней комнате на раскладушке. Впрочем, он даже мог точно указать дату, когда он так спал в последний раз – когда Байба приезжала в Истад. Или когда он сам ездил к ней в Ригу.

Без пяти восемь он вышел из дому. Покосился на машину и решил пойти пешком. По дороге он пару раз останавливался у витрин маклерских контор. Нашел фотографию отцовского дома в Лёдерупе, и ему стало очень грустно. И не просто грустно – его мучила совесть. Конечно же ему следовало купить этот дом самому, хотя бы для того, чтобы оставить его Линде. Но было уже поздно.

В десять минут девятого он позвонил в дверь квартиры Стрида на Карделльгатан. Дверь открыли только после третьего звонка. Стриду было лет шестьдесят. Щеки покрывала щетина, от него сильно пахло вермутом. Из расстегнутой ширинки торчал край сорочки.

– Покажите полицейский жетон.

– Вы имеете в виду удостоверение, – сказал Валландер и помахал карточкой перед носом у Стрида.

Они вошли в квартиру, нуждающуюся в уборке не меньше, чем его собственная. На Валландера подозрительно уставились два кота. Стрид был игроком. Валландер сразу это понял – повсюду валялись старые газеты с результатами бегов, из переполненной мусорной корзины торчали порванные лотерейные билеты и талоны тотализатора. В гостиной шторы были задернуты, а на экране телевизора стояла страница телетекста: состав заезда в Сульвалле.

– Кофе не предлагаю, – буркнул Стрид, – надеюсь, долгого разговора не будет.

Валландер начал задавать вопросы. Стрид отвечал устало и неохотно. Это тянулось бесконечно, и терпение Валландера понемногу иссякало. Он подумал, что, скорее всего, в тот раз Сведберг чувствовал себя точно так же – теперь он его понимал.

Тем не менее к девяти часам он составил себе кое-какое представление о Стриде и его брате. Стиг раньше работал на крупной сельскохозяйственной фирме. Когда ему исполнилось пятьдесят, он ушел на досрочную пенсию – грыжа межпозвонкового диска. Был женат, есть двое сыновей – один живет в Мальмё, другой в Лахольме. Брат Нильс пил с юности. Он начал военную карьеру, но был уволен из армии в связи с бесконечными пьяными эксцессами. Поначалу Стиг пытался урезонить брата, но с годами отношения все ухудшались – прежде всего потому, что Нильс постоянно клянчил деньги взаймы и никогда их не отдавал. Наконец, одиннадцать лет назад они крупно поссорились… это Валландер уже знал. Через несколько лет начал давать о себе знать цирроз печени, и вскоре брат умер. Валландер невольно отметил, что похоронен Нильс на том же кладбище, что и его отец, и Рюдберг. Что касается личной жизни Нильса, то она, как Валландеру постепенно удалось выяснить, была, мягко говоря, беспорядочной, но в промежутках между загулами он жил с женщиной по имени Рут Лундин. Рут тоже страдала алкоголизмом и после смерти Нильса несколько раз обращалась к Стигу – просила денег. Если он отказывал, она устраивала скандалы, но не дебоширила, подчеркнул Стрид. И не воровала. Еще до Нильса у нее было двое детей – мальчик и девочка. Сыну удалось пробиться в жизни, он теперь штурман на одном из паромов, что ходят на Аландские острова. У дочери дела складывались хуже. Сейчас она сидит в Хинсеберге – женской тюрьме – за вооруженное ограбление банка. Валландер записал адрес Рут Лундин. Она снимала квартиру по соседству, на Мальмёвеген. Пока они разговаривали, дважды звонил телефон, и оба раза Стрид обсуждал с кем-то возможные комбинации ставок на предстоящих бегах. После каждого разговора Стрид ненадолго исчезал в кухне, и оттуда доносилось позвякивание бутылочного горлышка о стакан.

Наконец они добрались до главного, ради чего Валландер и пришел, – что произошло одиннадцать лет назад.

– Мне не нужны детали, – сказал Валландер. – Я хочу узнать только одно – как вы думаете, почему Сведберг отказал вам в возбуждении уголовного дела?

– Он сказал, что нет доказательств. Чушь собачья.

– Мотив отказа мы знаем, можете не повторять. Мне важно другое: не чем он мотивировал свой отказ, а что им двигало. Почему он вам отказал?

– Потому что он был идиотом.

Валландер был готов к неприятным ответам, поскольку в глубине души понимал: Стрид в чем-то прав. Поведение Сведберга было по меньшей мере странным, и Валландер хотел во что бы то ни стало понять, чем оно было вызвано.

– Идиотом Сведберг не был, – сказал он. – Значит, его действиям должно найтись объяснение. Вы раньше встречались со Сведбергом?

– С чего бы?

– Отвечайте на вопрос, – сухо сказал Валландер.

– Никогда я его раньше не встречал.

– У вас были какие-нибудь проблемы с правоохранительными органами?

– Нет.

Слишком уж быстро ответил, подумал Валландер. Настолько быстро, что наверняка солгал. Он решил зацепиться за эту ложь.

– Я хочу слышать правду, – сказал он. – За дачу ложных показаний свидетель несет уголовную ответственность.

Стрид не стал спорить.

– Ладно, – сказал он. – В шестидесятые годы я подрабатывал продажей машин. Тогда был небольшой скандал – одна из машин оказалась угнанной. Ничего другого не было.

На этот раз Валландер ему поверил.

– Мог ли Сведберг при каких-то обстоятельствах встречаться с вашим братом?

– Еще бы! Того постоянно задерживали за пьянство.

– У вас не было чувства, что в этом все дело? Что у Сведберга какие-то дела с вашим братом?

– У меня тогда было одно чувство. – Стрид постучал пальцами по передним зубам. – Вот здесь. Два выбитых зуба.

– Я понимаю, что это было больно. Но сейчас мы говорим о вашем брате. И о Сведберге. Брат никогда до этого о нем не говорил?

– Никогда. Я бы запомнил.

– Ваш брат преступал закон?

– Наверняка. Хотя никогда не попадался. Только за пьянство.

Похоже, Стрид говорит правду. Он и в самом деле не знает, что могло связывать Сведберга с его братом. Если их что-то вообще связывало. Это бессмысленно, решил он. Все равно что биться о стенку лбом. Надо искать другой путь.

Он решил закончить бесполезный разговор. Лучше немедленно поговорить с Рут Лундин.

– Вы думаете, вдова сейчас дома?

– А где ей еще быть? Не могу, правда, гарантировать, что она трезва.

Валландер встал – хотелось как можно скорее уйти из этой душной и неряшливой квартиры.

– Значит, я был прав, – сказал Стрид, провожая его к двери.

– В чем?

– Что Сведберг был идиотом. Другого объяснения его поведению нет и быть не может.

Валландер резко повернулся и указательным пальцем чуть не ткнул Стрида в грудь.

– Сведберга убили, – сказал он. – Из дробовика. С близкого расстояния выстрелили прямо в лицо. Сведберг был замечательным полицейским. Он день и ночь работал, чтобы такие, как вы, жили спокойно. Не знаю, что произошло одиннадцать лет назад, но твердо знаю две вещи: он был хорошим полицейским, и он был моим другом.

Стрид промолчал. Валландер вышел, хлопнув дверью так, что затряслись стены.

Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежий утренний воздух. Было уже четверть девятого. Он дозвонился до Ханссона и сказал, что будет на месте самое позднее в половине одиннадцатого. Потом отправился на Мальмёвеген, где обреталась Рут Лундин. После квартирки Стрида Валландер не без оторопи думал: что-то его еще ждет в гостях у этой дамы.

Но оказался приятно удивлен – ему открыла бледная, абсолютно трезвая женщина. Квартира тщательно прибрана, окна открыты. Рут Лундин была маленькая и худая как щепка. Когда она улыбалась, было заметно, что ей давно пора сходить к зубному врачу. Валландер попытался представить самочувствие матери, когда дочь сидит в тюрьме, и не смог. Но догадывался, что ей нелегко.

Она провела его в кухню и усадила за стол, предложив кофе. Он решил сразу взять быка за рога. Что она помнит о событиях одиннадцатилетней давности? Что сказал ее муж после всего этого? Слышала ли она когда-нибудь о полицейском по имени Сведберг?

– Вы имеете в виду того, которого убили?

– Да.

– Ничего о нем до того случая не слышала. И после тоже.

– Расскажите, что тогда произошло.

– Нильс явился среди ночи и меня разбудил. Он был до смерти напуган – боялся, что убил своего брата. Можно сказать, что он был пьян и трезв одновременно. Эта история случилась в один из самых скверных его периодов – он уже несколько недель не выходил из запоя. В таких случаях он бывал очень агрессивным. Правда, никогда не срывал зло на мне. Но, когда он пришел, на нем лица не было – боялся, что натворил дел.

– Его брат утверждает, что он забрал фотоаппарат.

– Он его выкинул по дороге. Не знаю, нашел ли его кто.

– Что было потом?

– Он предлагал бежать. Говорил, что знает человека, который может помочь ему изменить внешность. В общем, был совершенно не в себе.

– Но он ведь так никуда и не удрал?

– Не было необходимости. Я подумала, что прежде всего надо позвонить Стигу. И позвонила.

– Среди ночи?

– Я подумала: если он ответит – значит, жив и беспокоиться не о чем. Он взял трубку, и Нильс сразу успокоился. Утром, когда я проснулась, Нильса уже не было. Я решила, что он пошел раздобыть выпивку, но он через пару часов вернулся – совершенно трезвый и в прекрасном настроении. Сказал, что нам не о чем беспокоиться. Он якобы говорил с полицией. Никакого уголовного дела не будет. В общем, никаких последствий.

Валландер удивленно поднял брови:

– Он не сказал, с кем именно в полиции он говорил? Не называл имя Сведберга?

– Насколько я помню, нет. Он просто сказал, что говорил с полицией.

– И он был совершенно уверен, что дело останется без последствий?

– Ниссе иногда любил прихвастнуть. Наверное, чтобы скрыть неуверенность, ну, вы знаете, чувство неполноценности, почти у всех алкоголиков оно есть. «У меня есть связи, – сказал он. – Всегда надо знать, чем их прищучить».

– И как вы истолковали эти слова?

– Да никак. Просто решила, что ночью, скорее всего, ничего страшного не случилось. Это было большим облегчением. Подумаешь, братья подрались.

– Значит, вы не знаете, был ли он как-то знаком со Сведбергом? Или с каким-то другим сотрудником полиции? А он никаких имен не называл?

– Нет.

– А что было потом?

– Ничего. Он опять запил. И я с ним заодно.

– Он продолжал требовать у брата денег?

Она вдруг поняла, к чему он ведет.

– Вы говорили со Стигом? – спросила она. – Ведь говорили? Поэтому вы и пришли?

– Да.

– Он-то вряд ли скажет что-то хорошее о своем покойном брате. Да и обо мне заодно.

– И о Сведберге. Вы, вероятно, знаете, что он писал на Сведберга жалобу.

– Слышала.

– И Нильс все равно продолжал клянчить у него деньги?

– А почему бы и нет? Стиг был богатенький. Он и сейчас богатенький. Так что я тоже, если приспичит, к нему захожу.

– Что вы имеете в виду – богатенький? Разве разбогатеешь, работая в сельскохозяйственной фирме? И, живя на одну пенсию по инвалидности, тоже не сильно разбогатеешь.

– Он несколько раз отхватывал миллионные выигрыши на бегах. И к тому же он жадный. Копит деньги. Прячет их где-то. Честно говоря, мне кажется, что все эту историю со спиной он тоже придумал.

Валландер решил вернуться немного назад.

– Давайте еще раз вспомним ваш разговор той ночью. Значит, Нильс приходит домой. Он взволнован и напуган, думает, что убил своего брата. Думает о побеге. Если я правильно понял, он сказал, что знает кого-то, кто может помочь ему изменить внешность. Что он имел в виду?

– У Ниссе была куча знакомых.

– Но это должен быть врач.

Она помолчала, держа в руке чашку кофе, – не пила, но и на стол не ставила. Внимательно посмотрела на него:

– Что вы знаете про алкоголиков?

– Знаю, что их много.

Она поставила чашку на поднос.

– Да, нас много. И все разные. Мы галдим у дверей винных магазинов и всем мешаем. Мы сидим на скамейках с собаками и пакетами для подаяния. Мы – это низший класс, если бы мы в один прекрасный день исчезли, всем стало бы легче. Но кто знает – может быть, это бывший врач лежит там на скамейке? Или адвокат? А может быть, полицейский? Спиртное вывихнуло всю их жизнь. Сейчас все их достояние – в этих пластиковых пакетах. Но все не так просто. Алкоголики, можно сказать, образуют особое сообщество. Сообщество без классовых различий. И делится оно только на две группы – на тех, у кого есть что выпить, и тех, кто уже выпил, а следующую порцию еще не раздобыл.

– Значит, Нильс мог знать какого-то врача?

– Конечно мог. Он знал адвокатов, директоров банков, предпринимателей. Некоторые скрывали, что пьют, и даже продолжали работать. Окружающие и не догадывались, что они алкоголики. Некоторым удалось завязать, таких, правда, не так уж много.

– А имена их вы помните?

– Кое-кого помню. Но далеко не всех.

– Я хочу попросить вас составить для меня список.

– Я многих знаю только по кличке.

– Напишите все, что помните.

– Мне нужно на это время. Подумать, вспомнить.

Валландер допил кофе.

– Я могу зайти ближе к вечеру, – сказал он.

– Но не позже шести. Боюсь, я дольше не продержусь.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Валландер пообещал не опаздывать, поблагодарил за кофе и поднялся.

– Вы, наверное, не поймете меня, но мне не хватает Ниссе. Даже такого, каким он был. Он пил всю свою жизнь. Никакой пользы от него не было, одни неприятности. И все же мне его не хватает.

– Мне кажется, я могу это понять, – сказал Валландер. – В каждом человеке есть что-то хорошее, но видят это не все.

Она обрадовалась его словам. Как мало надо человеку, думал он с грустью, спускаясь по лестнице. Вот и вся разница между отчуждением и участием – несколько добрых слов.

Он пошел в полицию. По-прежнему было очень тепло и безветренно. В окне газетного киоска у больницы он заметил огромную газетную рубрику: «Полиция сливается с организованной преступностью». Не поинтересовавшись подробностями этого слияния, он пошел дальше. Удалось ли хоть чуть-чуть продвинуться за это утро? Вряд ли. Леннарт Вестин пилит дрова на своем острове. Так и не вспомнил нужные Валландеру слова. Разговор со Стигом Стридом был совершенно пустым, единственная польза – он узнал адрес Рут Лундин. Теперь она попытается составить список окружения своего бывшего сожителя… Он резко остановился. У него вдруг возникло чувство, что его заносит совершенно не туда. Словно он сам, своими руками тащит следствие в тупик. А куда еще двигаться? Его мучили вопросы, на которые нет ответа. Пока. Что ж, надо эти ответы найти. И ни в коем случае не терять терпения.

Все члены оперативной группы были уже в сборе, включая троих новеньких из Мальмё. Валландер тут же этим воспользовался и сразу же собрал их на оперативку – в четверть двенадцатого, в комнате для совещаний. Для начала он рассказал о своих попытках пролить свет на то, что произошло одиннадцать лет назад и на странное поведение Сведберга. Мартинссон в этой связи сообщил, что Хуго Андерссон, один из двух полицейских, приехавших по вызову к Стриду, как удалось выяснить, работает теперь школьным сторожем в Вернаму. Второй, Хольмстрём, служит в полиции в Мальмё. Валландеру стоит с ними поговорить до того, как он поедет к родителям Исы Эденгрен.

После совещания они с Ханссоном взяли на двоих пиццу. В этот день Валландер решил точно сосчитать, сколько пьет воды и сколько раз ходит в туалет, но уже давно сбился со счета.

С трудом удалось дозвониться до Хуго Андерссона и Харальда Хольмстрёма. Никто из них не сумел припомнить хоть что-то, что могло бы пролить свет на роль Сведберга в этой истории. Оба утверждали, что им тогда показалось странным, что не возбуждали дела. Но все это было так давно, и деталей они не помнили. Валландер к тому же понял, что им не хочется говорить ничего плохого о погибшем сотруднике – если даже им было что сказать. Мартинссон нашел рапорт, написанный ими тогда. И там не обнаружилось ничего такого, чего бы они уже не знали.

В четыре часа он позвонил своему бывшему шефу, Бьорку, – тот теперь жил в Мальмё. После короткого обмена мнениями по поводу текущего дела – пять убийств! – Бьорк посочувствовал Валландеру и его группе. Потом довольно долго говорили о Сведберге. Бьорк сказал, что приедет на похороны. Валландер удивился – сам не понял почему. Но касательно жалобы на Сведберга Бьорк ничего не мог сказать. Он просто не помнил подробностей, но если уж юридическая комиссия решила оставить дело без последствий, значит, скорее всего, Сведберг действовал правильно.

В полпятого он вышел из полиции. Надо было ехать в Скорбю, но сначала он решил захватить составленный Рут Лундин список – если она его, разумеется, составила. Она открыла дверь сразу, словно ждала его в прихожей, протянула ему написанную от руки бумажку. Движения ее были нетвердыми – она уже успела выпить. Он понял, что ей неудобно приглашать его в дом, поблагодарил и закрыл за собой дверь.

На улице он остановился в тени дерева и прочитал то, что она написала своим круглым детским почерком.

И сразу увидел в середине списка знакомое имя.

Брур Сунделиус.

Он затаил дыхание.

Наконец что-то связалось. Сведберг, Брур Сунделиус, Нильс Стрид. Обдумать эту связь он не успел, потому что в кармане у него зазвонил телефон.

Это был Мартинссон. Голос его дрожал.

– Опять, – сказал он. – Опять убийство.

Было без девяти минут пять. Суббота, 17 августа.