Когда около половины десятого Валландер вернулся в полицейское управление, девушка из дежурной части сообщила, что в кабинете его дожидается посетитель. На этот раз Валландер не сдержался и принялся орать на девушку, которая летом замещала диспетчера. Он кричал, что никого, ни за что в жизни нельзя оставлять дожидаться у него в кабинете. Затем он в ярости прошагал через коридор и распахнул дверь.

В кабинете на стуле для посетителей сидел его отец.

— Ты чуть дверь с петель не сорвал, — сказал отец. — Бьюсь об заклад, что ты ужасно зол.

— Просто мне сообщили, что в моем кабинете кто-то сидит, — произнес ошарашенный Валландер извиняющимся тоном. — Я не знал, что это ты.

Валландер подумал, что отец впервые приехал к нему на работу. Раньше такого не случалось. В те времена, когда он еще ходил в форме полицейского, отец его на порог не пускал, пока Валландер не переодевался в штатское. А вот теперь отец сидел перед ним на стуле для посетителей, одетый в свой лучший костюм.

— Признаться честно, я удивлен, — сказал Валландер. — Кто тебя сюда привез?

— Слава богу, у Гертруд есть водительские права и автомобиль, — ответил отец. — Пока я у тебя, она поехала навестить родственницу. Смотрел матч ночью?

— Нет, в это время я работал.

— Было здорово. Я вспомнил, как это происходило в 1958 году, когда чемпионат мира проходил в Швеции.

— Ты же никогда не интересовался футболом.

— Я всегда его любил.

Валландер взглянул на него с недоумением.

— Как же я об этом не знал?

— Ты много чего не знаешь. В 1958-м был такой шведский защитник, которого звали Свен Аксбом. Помню, у него были трудности с бразильским крайним нападающим. Ты, небось, забыл?

— Я тогда еще под стол пешком ходил.

— Да, к футболу ты никогда особой склонности не питал. Может, поэтому ты стал полицейским?

— Я сделал ставку на победу российской сборной, — сказал Валландер.

— Охотно верю, — ответил отец. — Сам-то я поставил на 2:0. Гертруд была поосторожнее. Она рассчитывала на 1:1.

Беседа о футболе подошла к концу.

— Хочешь кофе? — предложил Валландер.

— Спасибо, давай.

Валландер сходил за кофе. В коридоре он столкнулся с Хансоном.

— Посмотришь, чтобы меня не беспокоили в ближайшие полчаса? — попросил Валландер.

Хансон озабоченно нахмурился.

— Мне нужно безотлагательно поговорить с тобой.

Валландера раздражал высокопарный язык Хансона.

— Через полчаса, — повторил он. — Тогда можешь говорить со мной сколько влезет.

Вернувшись в кабинет, он закрыл дверь. Отец взял в руки пластиковый стаканчик. Валландер уселся за письменный стол.

— Надо сказать, что для меня это неожиданность, — сказал он. — Никогда бы не подумал, что увижу тебя в полицейском управлении.

— Для меня самого это неожиданность, — ответил отец. — Я бы и не приехал, если бы не было необходимости.

Валландер поставил стаканчик с кофе на стол. Как же он сразу не догадался, что отца могло привести сюда что-то крайне важное!

— Что-нибудь случилось? — спросил Валландер.

— Ничего особенного, если не считать, что я болен, — незатейливо ответил отец.

Валландер тут же почувствовал, как засосало под ложечкой.

— Как так? — спросил он.

— Я постепенно утрачиваю понимание происходящего, — безразлично произнес отец. — Не помню, как называется эта болезнь. Что-то вроде старения мозга. Начинаешь сам себя раздражать. И развивается это очень быстро.

Валландер знал эту болезнь. Он вспомнил, что то же самое было у матери Сведберга. Но и сам не мог припомнить, как она называется.

— Как ты об этом узнал? — спросил он. — Ты был у врача? Почему ты раньше ничего не говорил?

— Я даже был у специалиста из Лунда, — ответил отец. — Гертруд меня возила.

Отец замолчал и глотнул кофе. Валландер не знал, что сказать.

— Я, собственно, приехал, чтобы попросить тебя кое о чем, — сказал отец, взглянув на него. — Если это не нарушит твоих планов.

В этот момент зазвонил телефон. Валландер приподнял трубку и, не ответив, положил ее обратно на рычаг.

— Я могу подождать, — заметил отец.

— Я просил, чтобы меня не беспокоили. Лучше расскажи, что у тебя за просьба.

— Я всегда мечтал побывать в Италии, — сказал отец. — И пока не поздно, хочу туда съездить. Я подумал, что тебе надо бы поехать со мной. Гертруд в Италии делать нечего. Да, по-моему, она и сама не хочет. Вся поездка будет за мой счет. На это у меня деньги есть.

Валландер посмотрел на отца. Тот был каким-то маленьким и сгорбившимся. Словно только сейчас он стал действительно старым. Скоро ему восемьдесят.

— Решено, едем в Италию, — сказал Валландер. — Думаешь, когда нам туда отправиться?

— Наверно, лучше не откладывать надолго, — ответил тот. — Говорят, в сентябре там не слишком жарко. А может, в это время тебе неудобно?

— Свободная неделя у меня всегда найдется. Но ты, наверно, думал пробыть там подольше?

— Неделя — это в самый раз.

Нагнувшись, отец отставил кофе в сторону. Встал.

— Не буду тебя больше задерживать, — сказал он. — Подожду Гертруд на улице.

— Лучше посиди здесь, — предложил Валландер.

Отец погрозил ему своей палкой.

— У тебя дел невпроворот, — сказал он. — Чем ты там занимаешься, я не знаю. Я на улице подожду.

Валландер проводил его до дежурной части, где он уселся на диван.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты здесь дожидался, — сказал отец. — Скоро приедет Гертруд.

Валландер кивнул.

— Значит, решено — едем в Италию, — сказал он. — Как только будет время, я к тебе доберусь.

— Приятное будет путешествие, — ответил отец. — Хотя никогда не знаешь наперед.

Валландер оставил отца и подошел к девушке из дежурной части.

— Извините меня, — сказал он. — Вы правильно сделали, что позволили отцу дожидаться у меня в кабинете.

Он вернулся к себе. И вдруг заметил, что на глаза навернулись слезы. Хотя отношения с отцом у него были напряженные и совесть на этот счет у Валландера была нечиста, сейчас ему стало очень печально при мысли о том, что отец скоро покинет его. Когда-то мы были настолько близки, что ничто не могло нас разделить. И Благородные Меценаты на шикарных американских лимузинах приезжали покупать твои картины. Уже тогда ты говорил о поездке в Италию. А в другой раз, всего лишь несколько лет назад, ты уже совсем собрался туда поехать. Я обнаружил тебя, одетого в пижаму, на полпути, с сумкой в руках. Но теперь мы действительно туда отправимся. И ничто нас не разлучит.

Валландер вернулся к столу и набрал номер сестры в Стокгольме. Автоответчик сообщил, что она вернется вечером.

Ему не сразу удалось забыть о визите отца и снова сосредоточиться на расследовании. Ему было неспокойно. Он все еще не мог смириться с тем, что́ ему пришлось услышать от отца. Он не хотел признавать, что это правда.

После разговора с Хансоном Валландер основательно рассмотрел и проанализировал состояние дела. В начале одиннадцатого он позвонил домой Перу Окесону и изложил свою точку зрения. Закончив беседу, он поехал на Мариягатан, принял душ и переоделся. В двенадцать он уже ехал обратно в полицейское управление. По пути в кабинет Валландер зашел за Анн-Бритт Хёглунд. Он рассказал ей об окровавленной бумажке, которую нашел позади сарая дорожных рабочих.

— Ты связалась с психологами из Стокгольма? — спросил он.

— Я разыскала человека по имени Роланд Мёллер, — ответила она. — Он сейчас у себя на даче возле Ваксхольма. Нужно только, чтобы Хансон как исполняющий обязанности шефа написал формальную просьбу.

— Ты с ним разговаривала по этому поводу?

— Он уже все сделал.

— Отлично, — сказал Валландер. — А теперь давай поговорим совсем о другом. Как тебе мысль о том, что преступник всегда возвращается на место преступления?

— Это расхожий вымысел и правда одновременно.

— Что здесь вымысел?

— То, что это происходит во всех случаях без исключения. Всегда.

— А что тогда правда?

— То, что на самом деле это случается только иногда. Классическим примером из нашей собственной практики можно считать случай, произошедший здесь, в Сконе. Полицейский, который в 50 лет совершил несколько убийств, а потом сам принимал участие в их расследовании.

— Это не лучший пример, — возразил Валландер. — Ему пришлось туда возвращаться. А я говорю о тех, кто приходит назад по собственной воле. Зачем они это делают?

— Чтобы подразнить полицию. Чтобы потешить свое самолюбие. Или чтобы узнать, насколько полиция продвинулась в расследовании.

Валландер задумчиво кивнул.

— А почему ты спрашиваешь?

— У меня было странное ощущение, — сказал Валландер. — Такое чувство, будто за ограждениями возле усадьбы Карлмана я видел человека, которого встречал на берегу, когда мы расследовали убийство Веттерстедта.

— А что, разве такого не может быть? — удивленно спросила Анн-Бритт.

— Нет, может. Но в этом человеке было что-то такое необычное. Только не могу понять, что именно.

— Здесь я, наверно, помочь тебе не смогу.

— Знаю, — сказал Валландер. — Но хотелось бы, чтобы в будущем как-нибудь ненавязчиво фотографировали тех, кто толпится за ограждениями.

— В будущем?

Валландер понял, что сболтнул лишнее. Он трижды постучал указательным пальцем по столу.

— Я, конечно, надеюсь, что больше убийств не будет, — сказал он. — Но вдруг.

Он проводил Анн-Бритт в ее кабинет. Затем вышел на улицу. Отца возле дежурной части уже не было. Валландер поехал к закусочной, расположенной у одного из въездов в город, и съел гамбургер. Термометр показывал двадцать шесть градусов тепла. Без четверти час он уже был в полицейском управлении.

Пресс-конференция в полицейском управлении Истада в день Праздника середины лета запомнилась тем, что Валландер полностью перестал понимать смысл происходящего и вышел из зала еще до того, как все закончилось. Впоследствии он в этом не раскаивался. Да и большинство его коллег решили, что поступил он совершенно верно. Однако на следующий день Валландеру позвонили из Главного полицейского управления, и хлопотливый начальник, занимавший должность шефа канцелярии, указал ему на то, что полицейскому не пристало вступать в конфликт с прессой. Отношения между масс-медиа и полицейским корпусом издавна были довольно напряженными, и лишние осложнения им не нужны.

Случилось это уже под конец пресс-конференции. Один журналист из какой-то вечерней газеты стал давить на Валландера дотошными вопросами по поводу скальпов. Валландер до последнего пытался избежать разговора о слишком уж кровавых подробностях. Он довольствовался сообщением о том, что часть волосяного покрова была срезана и у Веттерстедта, и у Карлмана. Но журналист не унимался. Он продолжал настаивать, несмотря на то, что Валландер уже отказался распространяться на эту тему, сославшись на интересы следствия. В тот момент у него страшно разболелась голова. Когда журналист обвинил Валландера в том, что теперь скрывать детали происшедшего — это настоящее лицемерие, Валландер внезапно потерял терпение. Он треснул кулаками по столу и встал.

— Я не допущу, чтобы пронырливые журналисты, лишенные чувства меры, диктовали полиции, что ей надо делать! — взревел он.

Замелькали фотовспышки. Затем он быстро закончил конференцию и вышел из зала. Потом, немного успокоившись, он извинился перед Хансоном за этот необдуманный поступок.

— Наверно, я вряд ли могу повлиять на то, как завтра будут выглядеть газетные афиши, — ответил Хансон.

— Все-таки надо соблюдать определенные рамки, — сказал Валландер.

— Я, разумеется, с тобой согласен, — сказал Хансон. — Но подозреваю, что не все это понимают.

— Меня можно отстранить от дел, — сказал Валландер. — Меня можно уволить. Но меня не заставишь просить прощения у этого проклятого журналиста.

— Твои извинения со всем тактом передадут из Главного полицейского управления прямо главному редактору газеты, — сказал Хансон. — Так, что мы об этом даже не узнаем.

В четыре часа за закрытыми дверями началось заседание следственной группы. Хансон строго распорядился, чтобы их не беспокоили. По просьбе Валландера приехал Пер Окесон. Валландер знал, что все понимают, насколько решающим может оказаться этот вечер. Им надо учитывать все варианты. Нельзя исключать ни одной возможности. Хотя в то же время Валландер понимал, что нужно сосредоточиться на главном. Анн-Бритт дала ему несколько таблеток от головной боли, после чего он на пятнадцать минут заперся у себя в кабинете и еще раз обдумал слова Ларса Магнусона и то общее, что связывает Веттерстедта и Карлмана. А может, он что-то проглядел? Мысли тяжело ворочались в уставшей голове, но разум не находил причин для других предположений. В дальнейшем надо будет сосредоточить расследование на главной версии, связанной с продажей предметов искусства и кражами. Придется раскопать слух тридцатилетней давности, и копать надо будет быстро. Валландер не питал особых иллюзий насчет помощи со стороны. Ларс Магнусон говорил о темных закоулках, где хозяйничают слуги сильных мира сего. Вот на это-то и надо пролить свет, и будет это весьма сложно.

Заседание следственной группы, начавшееся ровно в четыре, стало самым долгим из тех, на которых Валландеру довелось присутствовать. Оно продолжалось почти девять часов, и только потом Хансон распустил людей. Все были серыми от усталости. Пузырек Анн-Бритт с таблетками переходил из рук в руки и теперь был пуст. Стол был завален пластиковыми стаканчиками из-под кофе. В углу громоздились коробки с недоеденными пиццами.

И все-таки Валландер понял, что это затянувшееся заседание следственной группы было лучшим, что ему пришлось пережить, работая в криминальной полиции. Все максимально сосредоточились, каждый внес свою лепту, и в результате этого совместного стремления логически разложить ситуацию по полочкам встреча оказалась необычайно продуктивной. Сведберг доложил о своей телефонной беседе с двумя детьми Веттерстедта и его последней супругой. Хансон успел переговорить с восьмидесятилетним стариком, работавшим партийным секретарем в те времена, когда Веттерстедт был министром юстиции, но сенсационных открытий он не сделал. Он рассказал, что в партийных кругах Веттерстедт был спорной фигурой. У Мартинсона была продолжительная беседа с вдовой Карлмана. Она по-прежнему полностью владела собой, хотя Мартинсон и приписывал это тому, что она принимала успокаивающее. Валландер в свою очередь доложил о своей беседе с «поломойкой» Сарой Бьёрклунд. Далее он сообщил, что лампа на столбе возле садовой калитки была выкручена. В заключение первой части заседания он рассказал об окровавленной бумажке, найденной позади сарая дорожных рабочих. И все же они по-прежнему не могли найти какого-либо разумного мотива преступления.

Никто не заметил, что Валландер все это время думал о своем отце. После заседания, улучив момент, он спросил у Анн-Бритт Хёглунд, не бросилось ли в глаза, что он был страшно подавлен в течение этого долгого вечера. Она ответила, что для нее это неожиданность. Валландер выглядел более собранным и сконцентрированным, нежели кто-либо из присутствовавших.

Около девяти часов вечера они на время прервались и основательно проветрили кабинет. Мартинсон и Анн-Бритт Хёглунд позвонили домой, а Валландеру наконец удалось застать свою сестру. Когда он рассказал ей о визите отца и о том, что жить отцу осталось недолго, сестра заплакала. Валландер как мог пытался ее утешить, но у него самого ком в горле стоял. В конце концов они договорились о том, что на следующий день она позвонит Гертруд и приедет как можно скорее. Прежде чем попрощаться, сестра спросила, действительно ли он считает, что отец в состоянии ехать в Италию. Валландер честно сказал, что не знает.

Во время перерыва Валландер попытался также дозвониться Линде. Когда раздался пятнадцатый гудок, он повесил трубку. Он раздраженно подумал о том, что надо дать ей денег на покупку автоответчика.

Вернувшись в конференц-зал, Валландер заговорил о том, что́ объединяет эти два убийства. Вот на что надо сделать упор, не исключая при этом и других возможностей.

— Вдова Карлмана уверена в том, что ее муж не имел никаких дел с Веттерстедтом, — сказал Мартинсон. — Дети его также об этом никогда не слышали. Они перерыли все записные книжки, но имени Веттерстедта не нашли.

— И у Веттерстедта в записной книжке телефона Карлмана нет, — сказала Анн-Бритт.

— Значит, они попросту хотели скрыть этот факт, — сказал Валландер. — Где-то мы должны найти связь. И если мы это сделаем, то, может быть, у нас появится подозреваемый. Или, по крайней мере, возможный мотив убийства. Копать надо глубоко и быстро.

— Пока он не натворил новых бед, — сказал Хансон. — Никто из нас не знает, сколько еще это будет продолжаться.

— Мы даже не знаем, кого предупредить, — сказал Валландер. — Единственное, что мы знаем об убийце или об убийцах, так это то, что они планируют свои действия заранее.

— Знаем? — перебил его Пер Окесон. — Мне кажется, выводы делать пока рановато.

— Во всяком случае, у нас нет аргументов в пользу того, что мы имеем дело со случайным убийцей, у которого спонтанно возникает желание отрезать у жертвы волосы, — ответил Валландер, почувствовав, что начинает раздражаться.

— Я говорил о выводах, — сказал Пер Окесон. — А этого я совсем не отрицаю.

Настроение за столом стало подавленным. Нельзя было не почувствовать напряжения, возникшего между двумя мужчинами. В другой раз Валландер непременно поругался бы с Окесоном при всех. Но в этот вечер он решил ретироваться, прежде всего потому, что он очень устал и знал, что заседание следственной группы продлится еще много часов.

— Я согласен, — сказал он вслух. — Вычеркиваем выводы и будем довольствоваться тем, что, вероятно, планирует убийца.

— Завтра приезжает психолог из Стокгольма, — сказал Хансон. — Я сам встречаю его в Стурупе. Будем надеяться, он нам поможет.

Валландер кивнул. Затем выдавил из себя вопрос, который, собственно, задавать не собирался. Но сейчас ситуация была подходящая.

— Убийца, — начал он. — Давайте ради простоты будем в дальнейшем считать, что он мужчина и что действовал он в одиночку. Что вы об этом скажете? Ваши предположения?

— Он силен, — сказал Нюберг. — Удар топором был очень мощный.

— Меня пугает то, что он собирает трофеи, — сказал Мартинсон. — На такое способен только сумасшедший.

— Или некто, задавшийся целью навести нас этими скальпами на ложный след, — предположил Валландер.

— У меня вообще никаких версий нет, — сказала Анн-Бритт. — Но ясно, что речь идет о человеке, у которого с головой сильно не в порядке.

В конце концов вопрос о преступнике повис в воздухе. Валландер призвал всех сосредоточиться еще раз, продумать дальнейшую работу следственной группы и распределить между собой обязанности. Около полуночи, перед тем, как уехать, Пер Окесон сообщил, что если потребуется, он мог бы привлечь к расследованию дополнительные силы. Несмотря на то, что все страшно устали, Валландер еще раз проговорил дальнейший план действий.

— В эти дни никто не сумел хорошенько выспаться, — сказал он под конец. — К тому же, как я понял, началась сумятица с отпусками. Но надо задействовать все силы, которыми мы располагаем. Другого выхода нет.

— Нам нужно пополнение, — сказал Хансон.

— Вернемся к этому в понедельник, — ответил Валландер. — Давай подождем.

Они договорились встретиться на следующий день после обеда. После того как Валландер с Хансоном переговорят с психологом из Стокгольма.

После этого все разошлись.

Валландер остался стоять возле своего автомобиля, глядя на блеклое ночное небо.

Он хотел сосредоточиться на мысли об отце.

Но в голове то и дело всплывали какие-то другие соображения.

Он вновь ощутил страх перед неизвестным убийцей.