8
Наутро позвонила Линда, спросила, как дела в Стокгольме. Он откровенно сказал, что, судя по всему, Луиза уверена: Хокана фон Энке нет в живых.
— Ханс в это верить отказывается. Он убежден, что отец жив.
— В глубине души он все же догадывается, что Луиза может оказаться права, предполагая наихудшее.
— А как думаешь ты?
— Выглядит все это скверно.
Валландер спросил, говорила ли она с кем-нибудь в Истаде. Он знал, что временами она контактирует с Кристиной Магнуссон, в том числе приватно.
— Дознаватель вернулся в Мальмё, — сообщила Линда. — По-видимому, твое дело вот-вот решится.
— Вероятно, меня уволят, — сказал Валландер.
Линда ответила чуть ли не возмущенно:
— Конечно, взять с собой в ресторан оружие — поступок идиотский. Но если тебя уволят, то, надо полагать, заодно еще несколько сотен шведских полицейских должны остаться без работы. За куда более серьезные нарушения дисциплины.
— Я допускаю самое худшее, — мрачно сказал Валландер.
— Когда ты перестанешь жалеть себя, тогда и поговорим. — Она оборвала разговор.
Валландер подумал, что дочь определенно права. Скорей всего ему припаяют выговор плюс, возможно, вычет из жалованья. Он взял было телефон, хотел перезвонить дочери, но раздумал. Слишком велик риск, что они поссорятся. Он оделся, позавтракал, потом позвонил Иттербергу, который обещал принять его в девять. Валландер спросил, не напали ли они на след, однако ответ был отрицательный.
— Нам сообщили, что фон Энке якобы видели в Сёдертелье, — сказал Иттерберг. — Не знаю, что уж ему там понадобилось. Но как выяснилось, произошла ошибка. Речь шла о человеке в форме. А наш друг на прогулку форму не надевал.
— Все ж таки странно, что никто его не видел, — заметил Валландер. — Насколько я понял, в Лилльянсскугене всегда полно народу — кто гуляет, кто выводит собак.
— Согласен, — сказал Иттерберг. — Нас это тоже огорчает. Но, похоже, его вправду никто не видал. Ладно, жду вас в девять, тогда и потолкуем. Я вас встречу.
Иттерберг оказался человеком высоким, крепкого телосложения и напомнил Валландеру одного из шведских спортсменов-борцов. Он даже глянул на уши Иттерберга, не деформированы ли те, не похожи ли на цветную капусту, однако никаких признаков давней борцовской карьеры не обнаружил. Несмотря на могучее тело, двигался Иттерберг очень легко. Шагая впереди Валландера по коридорам, он словно бы почти не касался ногами пола. Наконец они добрались до кабинета, где царил беспорядок, а на полу красовался исполинский надувной дельфин.
— Подарок внучке, — пояснил Иттерберг. — Анна Лаура Констанс получит его в пятницу, когда ей сравняется девять. У вас есть внуки?
— Внучка. Недавно родилась.
— Как назвали?
— Пока что никак. Ждут, что имя появится как бы само собой.
Иттерберг пробормотал что-то неразборчивое и грузно уселся в кресло. Кивнул на окно, где стояла кофеварка, но Валландер помотал головой.
— Мы целиком и полностью исходим из того, что было совершено насильственное преступление, — сказал Иттерберг. — Он отсутствует уже слишком долго. Вообще, история странная. Ни единой зацепки. Никто его не видел. На самом деле будто в воздухе растворился. В парке тьма народу, и никто ничего не заметил. Не сходятся концы с концами.
— Выходит, он отклонился от обычного маршрута и вообще в парке не был?
— Или по крайней мере что-то случилось по дороге в парк. В любом случае опять-таки странно, что никто ничего не видел. На Вальхаллавеген нельзя убить человека и остаться незамеченным. И затащить человека в машину тоже.
— А может быть, он все же скрылся добровольно?
— Поскольку никто не обратил на него внимания, такой вывод напрашивается. Но иных подтверждений тому опять же нет.
Валландер кивнул.
— Вы говорили, этим делом заинтересовалась Полиция безопасности. Они ничего не раскопали?
Иттерберг прищурясь посмотрел на Валландера и откинулся на спинку кресла.
— С каких пор Полиция безопасности в нашей стране оказывает разумную помощь? Они говорят, это чистая рутина, им положено интересоваться исчезновением высокого военного чина, пусть даже давно ушедшего в отставку.
Иттерберг налил себе чашку кофе. Валландер снова отрицательно мотнул головой.
— На своем семидесятипятилетии фон Энке выглядел встревоженным, — сказал он.
Иттерберг внушал ему доверие, поэтому он рассказал про эпизод на террасе, когда Хокан фон Энке явно испугался.
— Вдобавок, — заключил Валландер, — тем вечером у меня возникло впечатление, что он хотел мне довериться. Однако ничто в его словах не объясняло, почему он встревожен, как не было и ничего, что бы свидетельствовало об особой доверительности.
— Но он был испуган?
— По-моему, да. Помню, я еще подумал, что командир подлодки вряд ли станет тревожиться из-за воображаемых опасностей. Подводные плавания — достаточная страховка против этого.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — задумчиво проговорил Иттерберг.
Из коридора вдруг донесся возмущенный женский голос. Валландер разобрал, что женщина взбешена тем, что «ее допрашивает какой-то паяц». И опять все стихло.
— И вот еще что, — сказал Валландер. — Я тщательно осмотрел его кабинет в квартире на Гревгатан. И мне показалось, кто-то побывал там и подчистил его архив. Точнее сказать не могу. Но вы ведь знаете, как оно бывает. Обнаруживаешь некую систему в том, как человек хранит свои вещи, прежде всего документы, которые тянутся в кильватере за каждым из нас. Пена дней, как говаривал один старый комиссар полиции. И вдруг эта система рушится. Возникают странные лакуны. Вдобавок идеальный порядок повсюду, кроме одного ящика, где все вперемешку.
— Что сказала жена?
— Что никто туда не заходил.
— Тогда, наверно, существуют только две возможности. Либо она сама подчистила архив по причине, о которой не хочет говорить. Может, просто-напросто не желает выдавать свое любопытство, и только. Может, стыдится его, не знаю. Либо это сделал сам фон Энке.
Слушая Иттерберга, Валландер задумался. Что-то ему следовало понять, какая-то взаимосвязь на миг открылась и тотчас опять стерлась. Не сумел он ее ухватить, ускользнула.
— Давайте на минуточку вернемся к Полиции безопасности, — сказал Валландер. — Могут они что-то на него иметь? Давнее подозрение, лежало-лежало в пыльном ящике и вдруг снова стало интересным?
— Я тоже задал этот вопрос. И получил весьма туманный ответ, который можно истолковать двояко. Не исключено, что сотрудник Полиции безопасности, побывавший у меня, сам не знал подробностей. Пожалуй, нам всем случалось испытывать ощущение, что Полиция безопасности владеет целым рядом секретов, только вот плохо умеет скрыть от общественности свои познания.
— Но есть ли у них что-нибудь на фон Энке?
Иттерберг развел руками, ненароком опрокинув свою чашку, кофе растекся по столу. Он сердито бросил бумажную посудину в мусорную корзину, затем вытер стол и намокшие бумаги полотенцем, которое лежало на полке позади письменного стола. Валландер заподозрил, что инцидент с кофе произошел не впервые.
— Нет у них ничего, — сказал Иттерберг, закончив уборку. — Хокан фон Энке абсолютно добродетельный шведский офицер. Я потолковал с одним человеком, забыл его фамилию, он имеет доступ к досье морских офицеров. Так вот, Хокан фон Энке — сущее солнце без пятен. Карьеру сделал быстро, рано получил капитана второго ранга. Но затем взлет остановился. Карьера, так сказать, пошла по горизонтали.
Подперев рукой подбородок, Валландер некоторое время размышлял над давешней фразой Стена Нурдландера, что фон Энке рисковал своей карьерой. Иттерберг ножом для писем чистил ногти. Кто-то, насвистывая, прошел по коридору. К своему удивлению, Валландер узнал старый шлягер военных лет «We'll meet again…» и пропел про себя: «Don't know where, don't know when…»
— Вы надолго в Стокгольм? — нарушил молчание Иттерберг.
— Сегодня после обеда уезжаю домой.
— Оставьте ваш телефон, буду держать вас в курсе.
Иттерберг проводил его до выхода на Бергсгатан. Валландер спустился к площади Кунгсхольмсторг, подозвал такси и вернулся в гостиницу. Повесил на дверь номера табличку «Не беспокоить» и прилег на кровать. И снова мысленно возвратился на юрсхольмский юбилей. Словно бы разулся и на цыпочках подкрался к собственным воспоминаниям о поведении Хокана фон Энке и его словах. Пробовал так и этак поворачивать образы воспоминаний, искал неувязки. Может, он вообще ошибся? Может, страх ему просто померещился? Выражения лица можно толковать очень и очень по-разному. Близорукие щурятся, и этот прищур иной раз принимают за наглость или презрение. Человек, по следу которого он идет, пропал шесть дней назад. Тот временной промежуток, когда пропавшие обыкновенно объявляются, уже истек. За день-другой они либо возвращались, либо по крайней мере давали о себе знать. А о Хокане фон Энке ни слуху ни духу.
Он просто исчез, продолжал Валландер безмолвную беседу с самим собой. Идет на прогулку и домой не приходит. Паспорт лежит дома, денег у него с собой нет, мобильного тоже. На этом пункте — одном из наиболее смущающих обстоятельств — Валландер задержался. Телефон был загадкой, которая требовала решения, ответа. Конечно, Хокан мог его забыть. Но почему именно тем утром, когда исчез? Нет, это маловероятно и лишь увеличивает правдоподобность недобровольного исчезновения.
Валландер собрал вещи к отъезду. До поезда оставался час, и он успел пообедать в ресторане неподалеку. По дороге в Истад разгадывал кроссворды, причем всегда оставалось несколько слов, которых он, к своей досаде, вычислить не умел, но в основном просто сидел и размышлял. Дома был в самом начале десятого. Когда забирал Юсси, пес от радости норовил сбить его с ног.
Переступив порог, он сразу учуял странный запах. Вместе с Юсси принюхался, и чутье привело его к стоку в ванной. Он вылил туда два ведра воды, но вонь практически не уменьшилась. Видимо, засор в трубе, ведущей к трехкамерному колодцу. Он закрыл дверь ванной. Сантехник по фамилии Ярму, к услугам которого он обычно прибегал, временами впадал в запой. Только бы не сейчас.
Когда утром Валландер позвонил сантехнику, тот был трезв как стеклышко. Запах в ванной не исчез. Часом позже Ярму приехал, а еще через час сумел прочистить трубу. Вонь пропала почти сразу. Валландер заплатил сантехнику вчерную. Не любил этого, но Ярму из принципа возражал против выставления счетов. Было ему лет сорок, и по всей округе он имел кучу детей. Несколько лет назад Валландер задержал его по наводке как скупщика вещей, украденных из рабочих бытовок. Но Ярму оказался невиновен, заподозрили его по недоразумению, и, когда Валландер купил дом, именно Ярму всегда налаживал норовистые водостоки.
— Как там история с оружием? — весело поинтересовался Ярму, получив от Валландера несколько сотенных и пряча их в пухлый бумажник.
— Жду решения, — ответил Валландер, которому совершенно не хотелось обсуждать эту тему.
— Я вот никогда так не напивался, чтоб забыть в кабаке разводной ключ, — сказал Ярму.
Валландер не нашел подходящего ответа. Только молча помахал рукой, когда сантехник сел в свой ржавый автофургон. Потом позвонил в Управление, Мартинссону, по прямому телефону. Голос Мартинссона сообщил, что как раз в этот день он находится в Лунде, на семинаре о нелегальных перевозках беженцев. С минуту Валландер размышлял, не позвонить ли Кристине Магнуссон. Но не стал. Разгадал еще несколько кроссвордов, разморозил холодильник, долго гулял с Юсси. Без работы он скучал, злился и места себе не находил. Когда зазвонил телефон, он схватил трубку так поспешно, будто наконец-то раздался долгожданный звонок. Молодой, прямо-таки щебечущий женский голос поинтересовался, не желает ли он взять напрокат массажер, который можно хранить в шкафу и который в разложенном виде занимает очень мало места. Валландер грохнул трубку на рычаг, но тотчас пожалел, что грубо обошелся с девушкой, ведь она ничем этого не заслужила.
Новый звонок. Помедлив, он все-таки взял трубку. На линии шумело, звонок был издалека. Голос донесся с задержкой.
Говорили по-английски.
Звонивший спросил, кто на проводе, ему нужен Курт, Курт Валландер, он ли у телефона.
— Да, это я! — крикнул Валландер в шум и треск. — А вы кто?
Связь словно бы прервалась. Валландер уже хотел положить трубку, но тут голос послышался снова, на сей раз отчетливее, ближе:
— Валландер? Это вы, Курт?
— Я!
— Это Стивен Аткинс. Вы знаете, кто я?
— Знаю! — крикнул Валландер. — Друг Хокана.
— Он еще не объявился?
— Нет.
— Вы сказали «нет»?
— Да, я сказал «нет»!
— Значит, он уже неделю числится в пропавших?
— Да, примерно.
Связь опять ухудшилась. Должно быть, Аткинс звонит по мобильному, подумал Валландер.
— Я встревожен! — крикнул Аткинс. — Он не из тех, кто вот так просто исчезает.
— Когда вы последний раз с ним разговаривали?
— В воскресенье, восемь дней назад. Во второй половине дня. Swedish time.
То есть накануне исчезновения, подумал Валландер.
— Вы звонили ему или он вам?
— Он мне. Сказал, что сделал вывод.
— Насчет чего?
— Не знаю. Он не уточнил.
— И всё? Сделал вывод? Наверно, он еще что-то сказал?
— Да нет. По телефону он всегда был очень осторожен. Иногда звонил мне из автомата.
Связь снова забарахлила. Валландер затаил дыхание: только бы не прервалась!
— Я хочу знать, что происходит, — сказал Аткинс. — Я встревожен.
— Он не говорил, что собирается уехать?
— Он казался веселее обычного, я давненько не слышал такого бодрого голоса. Хокан частенько бывал мрачноват. Грустил, что стареет, боялся, что времени не хватит. Сколько вам лет, Курт?
— Шестьдесят.
— Это не возраст. У вас есть электронный адрес?
Валландер с трудом продиктовал по буквам свой адрес, но не сказал, что почти им не пользуется.
— Я вам напишу! — крикнул Аткинс. — Почему бы вам не приехать в гости, а? Только сперва разыщите Хокана!
Связь опять ухудшилась, а потом резко оборвалась. Валландер постоял с трубкой в руке. Why don't you come over? Положил трубку, сел за кухонный стол. Стивен Аткинс из далекой Калифорнии дал ему новую информацию, прокричал прямо в ухо. Пункт за пунктом, реплику за репликой он перебрал в памяти весь разговор. Накануне исчезновения Хокан фон Энке звонит в Калифорнию, а не Стену Нурдландеру и не своему сыну. Был ли это сознательный выбор? И откуда он звонил, тоже из автомата? Выходил в город, чтобы позвонить? Вопрос без ответа. Валландер делал записи, пока тщательно не проанализировал весь разговор с Аткинсом. Тогда только встал, отошел на метр-другой от стола и устремил взгляд на блокнот, как художник со стороны смотрит на мольберт. Его телефон Аткинсу дал, конечно, Стен Нурдландер. Тут ничего странного нет. Аткинс тревожился, как и все остальные. Хотя тревожился ли? Внезапно Валландера охватило странное ощущение, будто Хокан фон Энке стоял рядом с Аткинсом, когда тот с ним разговаривал. Он быстро отмел эту мысль как непристойную.
Неожиданно все это его утомило. Он может тревожиться, как и другие. Но искать пропавшего или строить домыслы о тех или иных обстоятельствах отнюдь не его дело. Брожу тут и заполняю безделье призраками, подумал он. Может, это подготовительное упражнение перед кошмаром, который начнется, когда неизбежная отставка в конце концов настигнет и его?
Он приготовил поесть, кое-как прибрался, попробовал почитать одну из подаренных Линдой книг — по истории шведской полиции. И спал с книгой на груди, когда вдруг зазвонил телефон.
Звонил Иттерберг.
— Надеюсь, не помешал? — начал он.
— Вовсе нет. Я читал.
— Мы кое-что нашли, — продолжал Иттерберг. — Вы должны знать.
— Труп?
— Сгоревший. Найден несколько часов назад в сгоревшей бытовке на Лидингё. Не очень далеко от парка Лилльянсскуген. Возраст как будто подходит. Хотя вообще-то ничто не указывает, что это он. Ни жене, ни кому-либо другому пока сообщать не будем.
— А газеты?
— Им мы никакой информации не даем.
Той ночью Валландер опять спал плохо. Снова и снова вставал, брал книгу по истории полиции и тотчас же откладывал. Юсси лежал у камина, следил за ним взглядом. Валландер иногда позволял ему спать в доме.
В самом начале седьмого позвонил Иттерберг. Нашли они не Хокана фон Энке. Кольцо на обугленном пальце помогло опознать труп. Валландер почувствовал облегчение, заснул и проспал до девяти. Он сидел за завтраком, когда позвонил Леннарт Маттсон.
— Дело закрыто, — сказал он. — За халатность с оружием решено вычесть у вас пятидневное жалованье.
— Это всё?
— Вам недостаточно?
— Более чем достаточно. Тогда я выхожу на работу. В понедельник.
Так он и сделал. Рано утром в понедельник он опять сидел у себя в кабинете.
Но о Хокане фон Энке по-прежнему не было ни слуху ни духу.