Стефан даже не успел испугаться. Увидев в саду человека с винтовкой, он отшатнулся и присел рядом с подоконником. Почти сразу послышался звук ключа в замке. Если у него и появилась на секунду мысль, что это убийца, теперь она исчезла. Вряд ли у преступника, убившего Герберта Молина, был ключ от дома.

Дверь открылась. Пришедший остановился в дверях в гостиную. Он держал оружие в опущенной руке. Сейчас Стефан разглядел, что это дробовик.

– Здесь никого не должно быть, – сказал гость, – а все же кто-то есть.

Он говорил медленно и внятно, но по-другому, чем девушка в гостинице. Это был какой-то другой диалект, а вот какой именно, Стефан определить не мог.

– Я знал убитого.

Пришелец кивнул.

– Я вам верю, – сказал он. – Вопрос только, кто вы такой.

– Я работал вместе с Гербертом Молином несколько лет. Он был полицейским. И я тоже полицейский – пока.

– Это, пожалуй, единственное, что я знаю о Герберте, – сказал неизвестный. – Что он работал в полиции.

– А вы кто?

Человек жестом пригласил Стефана выйти во двор и кивнул на пустой собачий загон:

– Я даже думаю, что я лучше знал Шаку. Лучше, чем Герберта. Герберта никто не знал.

Стефан послушно посмотрел на конуру. После этого он пригляделся к собеседнику. Лысый, лет шестидесяти, худощав. Рабочие брюки со множеством карманов и куртка. Резиновые сапоги. Незнакомец оторвался от созерцания пустого загона и поглядел на Стефана:

– Вам ведь интересно, кто я такой? И почему у меня ключ. И ружье.

Стефан кивнул.

– Расстояния у нас тут большие. Не думаю, чтобы вы встретили много машин по дороге. А людей, наверное, вообще не видели. Хоть я и живу километров десять отсюда, могу сказать, что был Герберту ближайшим соседом.

– А чем вы занимаетесь?

Человек улыбнулся.

– Обычно люди сперва представляются, – заметил он, – а только потом спрашивают про род занятий.

– Меня зовут Стефан. Стефан Линдман. Я работаю в полиции в Буросе. Там и Герберт работал.

– Авраам Андерссон. Но здесь меня зовут Дунчерр – место, где у меня хутор, называется Дунчеррет.

– Вы крестьянин?

Андерссон засмеялся и сплюнул.

– Нет, – ответил он. – Ни крестьянин, ни лесоруб. Живу в лесу, это да, но деревья не рублю. Я скрипач. Двадцать лет играл в симфоническом оркестре в Хельсингборге. Потом надоело, и я переехал сюда. На скрипке иногда играю, но больше чтобы держать пальцы в форме. Профессиональные скрипачи подвержены заболеваниям суставов. Стоит только резко прекратить играть – и все. Так мы и познакомились с Гербертом.

– Что вы имеете в виду?

– Я обычно беру скрипку на прогулки. Иногда останавливаюсь в самой чаще. Скрипка звучит необычно. А в другой раз забираюсь на горку или иду к озеру. Совершенно различный звук. После всех этих лет в концертных залах такое ощущение, что в руках новый инструмент.

Он показал рукой на поблескивающее за деревьями озеро:

– Я стоял там и играл. По-моему, вторую часть скрипичного концерта Мендельсона. И вдруг появился Герберт с собакой. Спрашивает, какого черта я здесь делаю. Его можно понять. Кто ожидает наткнуться в лесу на старика со скрипкой? И он разозлился, потому что я был на его земле. Но потом мы подружились. Если, конечно, это можно назвать дружбой.

– Что вы имеете в виду?

– У Герберта Молина не было друзей.

– Почему?

– Он купил этот дом, чтобы жить в покое. Но совершенно ни с кем не общаться невозможно. Через несколько лет он сообщил мне, что в сарае висит запасной ключ. Почему он это сказал, я так и не понял.

– Но вы общались?

– Нет. Но он позволял мне играть у озера, если мне захочется. И я скажу вам совершенно откровенно – я никогда не был у него в доме. Как, впрочем, и он у меня.

– И никто никогда к нему не приезжал?

Стефан заметил, что Андерссон на какое-то мгновение засомневался, хотя реакция его была почти незаметна.

– Насколько я знаю, нет.

Кто-то все же приезжал, подумал Стефан.

– Другими словами, вы тоже пенсионер, – переменил он тему. – Как и Герберт, решили спрятаться в лесу.

Тот снова засмеялся:

– Нет еще. Я не пенсионер и не спрятался в лесу. Я пишу для ансамблей.

– Ансамблей?

– Песни. Время от времени. Любовь – кровь, заря – моря. Чушь в основном. Но мои вещи часто брали неплохие места в Швеции. Правда, я не подписываю песни своим именем. У меня псевдоним.

– Какой?

– Сив Нильссон.

– Женское имя?

– Со мной в реальной школе училась девочка, в которую я был влюблен. Ее звали Сив Нильссон. Я подумал, что это довольно изящное признание в любви.

Стефан не мог понять, шутит Авраам Андерссон или нет. Но потом решил принять все на веру. Глянул на его руки – пальцы длинные и тонкие. Такие вполне могут быть у скрипача.

– Никак не пойму, что произошло. Кто убил Герберта? Еще вчера здесь сновали полицейские. Они прилетали на вертолете, привозили собак. Бегали по всем окрестным хуторам и задавали вопросы. Но никто ничего не знает.

– Никто?

– Никто. Герберт Молин приехал сюда, чтобы его оставили в покое. Но, как видно, кто-то не хотел оставить его в покое. И вот он мертв.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Вы задаете те же вопросы, что и полицейские.

– Я ведь тоже полицейский.

Андерссон посмотрел на него оценивающе:

– Но вы не местный. И вряд ли работаете с этим делом.

– Я знал Герберта. Взял отпуск и приехал.

Андерссон кивнул, хотя Стефан был уверен, что тот ему не поверил.

– Каждый месяц я на неделю уезжаю в Хельсингборг, повидаться с женой. Странно, что это все произошло, когда меня не было.

– Почему странно?

– Потому что я всегда уезжаю в разное время. Иногда в середине месяца, скажем, с воскресенья до субботы. Но бывает, что и со среды до вторника. Всегда по-разному. И его убивают как раз в мое отсутствие.

Стефан задумался:

– То есть вы хотите сказать, что кто-то воспользовался вашим отъездом?

– Я ничего не хочу сказать. Я просто считаю, что это странно. Тут же, кроме меня и… ну и Герберта, никого нет.

– И как вы думаете, что здесь произошло?

– Понятия не имею. Мне надо идти.

Стефан проводил его до машины, которую тот оставил на спуске. На заднем сиденье лежал скрипичный футляр.

– Где, говорите, вы живете? Дунчеррет?

– Рядом с Глёте. Едете по той же дороге, километров шесть, а потом будет указатель: Дунчеррет – 2, два километра налево.

Андерссон сел за руль.

– Надо бы поймать того, кто это сделал, – сказал он. – Герберт был странным человеком, но вреда никому не делал. Скорее всего, это какой-нибудь сумасшедший.

Стефан смотрел вслед машине, пока не смолк звук двигателя. Подумалось, что в лесу слышно довольно далеко. Потом он вернулся к дому и пошел по тропинке к озеру. Он все время думал о том, что услышал от Авраама Андерссона. Никто не знал Герберта Молина. Но все-таки кто-то к нему приезжал, хотя Андерссон по каким-то соображениям и не хотел этого говорить. Стефан вспомнил, с какой тревогой Авраам говорил, что убийство произошло именно тогда, когда его не было рядом, если, конечно, десять километров – это рядом. Он остановился и задумался. Андерссон подозревает, что убийца Молина знал, что его нет дома. Это, в свою очередь, может означать две вещи: либо преступник живет тоже где-то поблизости, либо он наблюдал за Гербертом, и довольно долго, не меньше месяца, а может быть, и дольше.

Наконец, Стефан подошел к озеру. Оно оказалось больше, чем он думал. Коричневая вода была подернута рябью. Он присел и потрогал воду – ледяная. Он выпрямился и вдруг вспомнил больницу в Буросе и все, что ему предстоит, – впервые за много часов. Стефан сел на камень. С другого берега, густо поросшего лесом, доносился вой бензопилы. Мне тут нечего делать, подумал он. Может быть, у Герберта Молина и были причины прятаться тут в лесу, но у меня-то их нет. Наоборот, мне надо хорошенько подготовиться к лечению. Врач настроена оптимистично, я еще молод и силен. И все равно никто не знает, буду я жить или нет.

Он поднялся и пошел вдоль берега. Оглянулся – дома уже не видно. Он был здесь совершенно один. Вскоре он наткнулся на валявшуюся на берегу полусгнившую гребную лодку. В ней был муравейник. Он пошел дальше, не имея ни малейшего представления, куда направляется. Дойдя до небольшой полянки, Стефан опять присел, на этот раз на поваленный ствол. Земля была утоптана, на дереве виднелись надрезы, сделанные, скорее всего, ножом. Наверное, Герберт приходил сюда, рассеянно подумал он. Сложит головоломку и пойдет прогуляться с собакой. Как ее, кстати, звали? Шака? Странное имя для собаки.

Голова была совершенно пустой. Перед глазами почему-то замелькали картинки дороги из Буроса.

Вдруг что-то его насторожило. Что-то, о чем стоило подумать. Он быстро сообразил, что это недавно пришедшая мысль, что Герберт приходил сюда с собакой.

Но это мог быть и кто-то другой. Не Герберт. Он начал осматриваться, на этот раз внимательно. Кто-то здесь копал, это легко заметить. Кто-то убрал сучья и выровнял землю. Он присел на корточки. Площадка была небольшая, не больше двадцати квадратных метров, и очень хорошо скрытая от посторонних глаз. Бурелом и скалы совершенно закрывали доступ из леса, попасть сюда можно было, только если идешь вдоль берега. Присмотревшись, он заметил борозды во мху. Четырехугольник. Он потрогал пальцами один из его углов – и нащупал узкое отверстие. Он поднялся. Здесь стояла палатка. Если я не полный идиот, здесь стояла палатка. Как долго, сказать невозможно. И когда ее поставили и сняли, тоже неизвестно. Но в этом году – это точно. Снег уничтожил бы все следы.

Он еще раз огляделся, очень медленно, боясь упустить что-то важное. Его не оставляла мысль, что все это абсолютно бессмысленно. Но делать ему совершенно нечего. Он должен был чем-то отвлечься. Следов костра не видно, но это ничего не значит. Сейчас пользуются походными примусами. Он еще раз осмотрел площадку. Ничего.

Он спустился к воде. У самой кромки озера лежал большой камень. Он подошел к нему, сел и посмотрел в воду. Потом на камень. Пошевелил пальцами мох – во мху лежали окурки. Бумага потемнела, но это были сигареты. Табак намок Он полез дальше – окурки были повсюду. Тот, кто до него сидел на этом камне, много курил. Он нашел окурок, где бумага еще не совсем потемнела. Осторожно держа его в руке, он полез по карманам. Вытащил чек, на котором значилось «Кафетерий Буросской больницы». Он аккуратно положил на него окурок и сделал маленький сверток. Потом он продолжил поиски, все время думая, как бы он сам себя вел, если бы жил в палатке в лесу на берегу озера. Нужен туалет, подумал он. С одной стороны утеса в лес вела еле заметная тропка. Мох на скале был ободран. За ней ничего не было. Он пошел по тропинке, метр за метром. Он вспомнил про полицейских собак, о которых говорил Авраам Андерссон. Если они не взяли след, значит, их просто сюда не водили. Хотя не факт, что они бы и тут его взяли.

Он остановился. Перед ним, прямо под сосной, лежали человеческие испражнения и обрывки туалетной бумаги. Сердце забилось. Теперь он знал, что не ошибся. Кто-то разбил палатку у озера. Кто-то, кто курил сигареты и ходил по нужде.

Но пока он не знал самого важного – что связывало неведомого туриста с Гербертом Молином? Он снова пошел к месту, где стояла палатка. Собственно говоря, следовало бы поискать тропку к большой дороге – где-то он должен же был оставить машину?

И он тут же понял, что ошибается. Палатка, скорее всего, служила укрытием, причем тщательно продуманным. Это никак не сочеталось с машиной, оставленной у проезжей дороги. Какая альтернатива? Это мог быть мотоцикл или велосипед – их легче спрятать. Или может быть, кто-то подвез.

Он посмотрел на озеро. Есть и такая возможность – он приплыл на лодке. Вопрос только, где эта лодка.

Джузеппе, подумал он. Надо поговорить с Джузеппе. У меня нет никаких оснований тайком вести частное расследование. Этим должны заниматься полицейские Емтланда и Херьедалена.

Он снова уселся на ствол. Стало холодно. Солнце садилось. Сзади него что-то затрепыхалось в ветвях – птица? – но когда он оглянулся, она уже улетела. Он поднялся и пошел назад. У дома Молина стояла полная тишина. Его зазнобило, он не мог понять отчего – от холода или от мысли о разыгравшихся здесь событиях.

Он поехал назад в Свег. В Линселле он остановился у магазина ИКА и купил местную газету «Херьедален», выходящую каждый четверг, и удостоился дружелюбного кивка кассира. Стефан понял, что тот сгорает от любопытства.

– Осенью тут обычно не так-то много приезжих, – сказал кассир.

На груди у него висела табличка с именем – Турбьорн Лунделль. Стефан мог сказать ему все, как есть.

– Я был знаком с Гербертом Молином. Мы работали вместе, пока он не ушел на пенсию.

Лунделль смотрел на него изучающе.

– Полицейский, – сказал Он. – А что, наши не справляются?

– Я не занимаюсь расследованием.

– Но ты же приехал сюда аж… откуда? Из Халланда?

– Вестеръётланд. У меня отпуск. А что, Герберт рассказывал, что он приехал из Буроса?

Лунделль покачал головой:

– Это полицейские сказали. Но он делал покупки у нас. Раз в две недели. Всегда по четвергам. Лишнего слова не скажет. И всегда покупал одно и то же. Правда, насчет кофе он был очень привередливым. Я заказывал для него специально французский сорт.

– А когда ты видел его в последний раз?

– За неделю до его смерти. В четверг.

– И ничего такого не заметил?

– А что я должен быть заметить?

– Не знаю… может, он был не такой, как всегда.

– Был такой, как всегда. Ни одного лишнего слова.

Стефан запнулся. Не надо бы задавать эти профессиональные вопросы Пойдут слухи, что приезжий полицейский шныряет повсюду и что-то вынюхивает. Но он не мог удержаться и задал еще один:

– А не заходил ли в последнее время к вам в магазин кто-нибудь незнакомый?

– То же самое спрашивали и полицейские из Эстерсунда и местный, из Свега. Я и им сказал – кроме нескольких норвежцев и бельгийца, сборщика ягод, никого чужих не было.

Стефан поблагодарил, вышел из магазина и поехал в Свег. Стало совсем темно, да и голод давал о себе знать.

На один вопрос ему, во всяком случае, удалось получить ответ. В Свеге полиция есть, хотя расследование ведет Эстерсунд.

Перед самым Глисшёбергом дорогу перебежал лось. Стефан вовремя увидел его в свете фар и успел затормозить. Лось исчез в темноте леса. Стефан немного подождал – лоси часто ходят парами, но больше никого не было. Он доехал до Свега и поставил машину у гостиницы. В вестибюле сидели несколько парней в комбинезонах и громко переговаривались. Он поднялся в номер и опустился на кровать. Сразу же вернулась мысль о болезни. Он увидел себя в постели с множеством торчащих из тела трубочек. Елена сидит рядом и плачет.

Он резко встал и грохнул кулаком в стену. Почти тут же в дверь постучали. В дверях стоял один из испытателей.

– Ты что-то хочешь?

– Что я могу хотеть?

– Ты же стучал в стену!

– Это, наверное, снаружи. – Стефан захлопнул дверь перед его носом. Вот и нажил первого недруга в Херьедалене. И это в тот момент, когда ему больше всего нужны друзья.

Мысль причинила ему боль. Почему у него так мало друзей?

Почему он не переедет к Елене? Почему ему не начать жить так, как он, в сущности, только и мечтает? Почему он, когда случилось несчастье, оказался в одиночестве? Он не мог ответить на этот вопрос.

Он уже снял трубку, чтобы позвонить Елене, но решил сначала поужинать. В ресторане он сел за столик, стоящий на отшибе, у окна, хотя, кроме него, в зале никого не было. За стенкой бара работал телевизор. К его удивлению, официанткой оказалась та самая девушка-администратор, она только переоделась. Он заказал бифштекс и пиво. За едой перелистал купленную в Линселле газету. Особенно внимательно прочитал извещения о смерти и попытался представить свой собственный некролог. Потом он сидел с чашкой кофе в руке, уставясь в темное окно.

Поев, он секунду помедлил в вестибюле, решая, пойти ли прогуляться или сразу вернуться в номер, и выбрал последнее. Поднявшись, позвонил Елене. Она взяла трубку сразу, так что у него возникло чувство, что она сидела у телефона и ждала его звонка.

– Ты где?

– В Свеге.

– И как там? – осторожно спросила она.

– Одиноко и холодно.

– Так возвращайся домой.

– Если бы мог, приехал бы сегодня же. Но это займет несколько дней.

– Может быть, скажешь, что соскучился?

– Ты же знаешь, что да.

Он продиктовал ей свой гостиничный телефон и повесил трубку. Ни он, ни она не любили говорить по телефону – их разговоры всегда были очень короткими. Но все равно возникло ощущение, что она рядом.

Навалилась усталость. День получился длинный. Он развязал шнурки и поставил башмаки рядом с кроватью. Потом лег и стал смотреть в потолок. Надо решить, что я тут делаю, думал он. Я приехал, чтобы понять, что произошло, почему Герберт Молин все время чего-то боялся. Я видел дом, где произошло убийство, нашел место, где стояла палатка, которая вполне могла служить укрытием убийцы.

И что дальше? Самым естественным было бы съездить в Эстерсунд и поговорить с Джузеппе Ларссоном.

А потом? Что делать потом?

Он снова подумал, что вся поездка была бессмысленной. Надо было лететь на Майорку. Полиция Емтланда вполне справится с расследованием и без него. Когда-нибудь он узнает, что произошло. Где-то прячется преступник и ждет, когда его схватят.

Он лег на бок и посмотрел на темный экран телевизора. С улицы доносился смех подростков. А он сам – засмеялся ли он хотя бы раз за сегодняшний день? Он не мог вспомнить даже, улыбнулся ли. Это не я, подумал он. Я-то смеюсь часто и с удовольствием. Это не я. Это другой человек. Больной злокачественной опухолью языка, живущий в страхе перед будущим.

Он поглядел на свои башмаки. Что-то прилипло к подошве, застряв в резиновой борозде. Наверное, камушек, подумал он. Он потянулся за башмаком.

Но это был не камушек. Это был кусочек головоломки. Он сел и направил свет настольной лампы на свою находку. Кусочек картона размок и был перепачкан землей. Он был уверен, что не наступил на него в доме. Он мог, конечно, валяться и где-то рядом с домом, но интуиция подсказывала ему совершенно другой ответ. Фигурная картонка прилипла к подошве там, где когда-то стояла палатка.

Убийца Герберта Молина какое-то время жил в палатке у озера.