Глава 19. И снова тризна
Хавгриму проломили голову. То есть это была не единственная рана, но остальные для берсерка – пустяки. Не знаю, как так вышло. Мне почему-то казалось, что берсерки в бою – неуязвимы. Был, правда, берсерк, которого завалил я сам. Но тот был, типа, необученный, да и я отдавал себе отчет в том, как мне в тот раз невероятно повезло.
Хавгрим, Хавгрим… Истинную цену человека осознаешь, когда его теряешь. Я даже не подозревал, насколько дорог мне этот свирепый «сын Одина», пока не увидел его лежащим на палубе. Я даже не сразу сообразил, что он мертв.
Воин Одина в постбоевой отключке. Обычное дело. Очнется через сутки.
Вот только Хавгрим уже не очнется. С такими ранами не живут.
Никто не видел, как это случилось. Когда он умирал, вокруг были только враги. Обычное дело для берсерка, когда вокруг только враги. Но обычно гибнут именно враги, а не берсерк.
Хавгрима прислал мне Стенульф. Каменный Волк. Воспитатель воинов Одина. Прислал, чтобы его воспитанник присматривал за мной. Наверное, я тоже должен был за ним присматривать. Я – хёвдинг. Вождь. Я должен видеть всю картину боя. Всю целиком. И понимать, кому нужна помощь. Вот только ростом я не вышел для такого наблюдения. Каждый второй хускарл выше меня на ладонь. А каждый первый – на две. Ни хрена я не вижу ни в строю, ни в рубящейся толпе. Неважный из меня хёвдинг.
Мертвый Хавгрим улыбался. Он был счастлив, умирая.
Не утешало.
– Не горюй, – сказал мне братец, обхватив меня заляпанной кровью ручищей. – Лучшая смерть! Тьёдар сочинит о нем песню, мы будем ее петь и веселиться, а брат наш Палица там, в чертогах Отца, будет слушать нас и радоваться, что битва, в которой он ушел, это победная битва!
Красиво сказал. Они умеют говорить красиво, простые скандинавские убийцы.
– Мне будет его не хватать, – пробормотал я.
– Мне тоже, – согласился Свартхёвди. – Но мы справимся.
– Я рад, что присягнул тебе! – заявил Тьёдар Певец. – С тобой невозможное становится возможным и слова сами льются из уст!
Ну да. Невозможно – это очень точное слово. Моя куцая дружина победила полноценный хирд матерого свейского ярла числом в сто восемнадцать боевых единиц.
– Твоя удача съела удачу нашего ярла, – с грустью признал один из немногих пленников. – Не следовало ему гневить богов и отказываться от объявленного хольмганга с тобой, Ульф-хёвдинг. Боги такого не любят. И они отомстили. Потому-то Бьёрн Асбьёрнсон и умер первым. А мы все уйдем за ним.
Их осталось пятеро. Все с легкими телесными повреждениями, но в рабочем состоянии. Коренные свеи. Хорошие бойцы. Я бы от таких не отказался. Собственно, я и предложил им выбор: идти под мою руку или умереть. Двое предпочли смерть, трое стали моими людьми. Один из них, Льотольв, сын Кноба по прозвищу Кто-то Умрет, и был автором сообщения о съеденной удаче. Опытный головорез с рыжей нечесаной бородищей и грустными глазами убийцы, которому не повезло. Однако как только он понял, что поторопился с выводами, жизнь продолжается, а отправиться на дно с перерезанным горлом прямо сейчас ему не грозит, то сразу повеселел и сообщил, что знает, в каком из бочонков – лучшее пиво. Двое других присягнувших были ему под стать: матерые викинги вроде Гуннара. Вилмар и Торнюр Варгдропи. Два братца с одним общим прозвищем, переводившимся как «отпрыск волка» и означавшим, что их папаша был когда-то объявлен вне закона. Они были не из рода покойного Бьёрна и примкнули к нему в Уппасале. Так что им было все равно, за кого биться. Добыча и сам процесс – вот что их привлекало.
А еще мне достался очень интересный пленник. Причем не мой, а Бьёрна. Мы нашли героя между румами. Связанным. Вернее, уже частично развязавшимся. Звали плененного героя Кёль Длинный. Но о нем – позже.
Похороны погибшим устроили знатные.
Для начала варяжата потребовали тризну. Я был в курсе этого обычая и знал, чем он отличается от скандинавского посмертного праздника. Простые парни-викинги попросту резали тех, кого намеревались уложить на костер в качестве спутников ушедшего героя. Ну, может, и не совсем попросту, а сначала помучив, но без ритуального звона железа. А вот у варягов в чести было что-то вроде гладиаторских боев. С одной стороны – пленник-плохиш, с другой – правильные пацаны, родичи погибшего. Дескать, Перун любит, когда играют железом. Примитивно перерезать жертве горло – это так скучно.
И я не стал бы возражать. Кто я такой, чтобы спорить с богом? У меня даже подходящие кандидатуры имелись: два свея, отказавшихся сунуть ногу в сапог моего хирда.
Но вот в чем загвоздка: что-то мне подсказывало – выставить любого из свеев против Ануда, который и собирался вершить похоронный ритуал, это порадовать не Перуна, а Одноглазого. Рыльцем пока что не вышел Труворов племяш – единоборствовать с опытными хускарлами, пусть даже чуток поцарапанными.
Выход предложил Вихорек:
– Давай я! – заявил он.
А вот это уже вариант. Не то чтобы я был готов рисковать жизнью названого сына, но у него было куда больше шансов разделать свейских жертвенных поросят. Он вполне готов посоревноваться с полноценными викингами. И бонус у него будет неплохой. Свеи-то не в лучшей форме. Спутали их как следует, есть-пить не давали…
– Ты не варяг! – запротестовал Ануд, которому очень хотелось показать свою удаль.
– Тебе так хочется за Кромку? – осведомился мой названый сын. – Глянь на них!
Ануд глянул… И наконец-то сообразил, что эти упакованные в веревки, валяющиеся на травке, замызганные и забрызганные кровью мужи только выглядят добычей. А вот если их развязать и дать в руки железо…
– Перун поможет, – неуверенно проговорил Ануд.
– Ему придется здорово потрудиться, если поединщиком будешь ты, – усмехнулся Вихорек. – Уверен, что Молниерукий настолько заинтересован в твоей победе?
– А в твоей, значит, да? – Я видел, что Ануду очень хочется уступить, но гонор не дает.
Нет, не гонор, как оказалось. Понятия.
– Ты не варяг.
Сильный аргумент. Вихорек не нашелся с ответом. В отличие от меня.
– Только в этом причина? – поинтересовался я.
– Ну да. Биться во славу Перуна может только варяг.
– А наоборот? – осведомился я. – Можно ли сказать, что варяг – это тот, кто сражается ради Перуновой славы? По-моему, можно.
Ануд задумался. Еще раз глянул на свеев, вспомнил, надо полагать, недавний бой…
И согласился.
Высадились на острове. Аккурат там, где ночевали покойный Медвед со товарищи. Подготовили один из кнорров. Он будет погребальным кораблем. С его палубы отбудут в Валхаллу (или в Ирий) наши павшие. И парочка пока что живых свеев, которые в ближайшее время умрут.
– Эй, Виги! Не бойся! Если не сдюжишь, я за тебя отомщу! – посулил парню Свартхёвди.
– Ага! Надейся! – отозвался мой приемный сынишка, выходя в круг.
Его противник уже был здесь. Притоптывал, крутил руками, мотал головой… Восстанавливал кровообращение. Вид у него был не шибко мрачный. Окажись победителями они, а не мы, умереть с мечом в руке нам вряд ли дали бы. Скорее всего, еще и помучили бы, чтоб мы могли «проявить мужество перед лицом богов». Опять-таки, видел он перед собой не опытного бойца, вроде Витмида или Медвежонка, а безусого нахального мальчишку. Да любой из уцелевших варяжат выглядел солиднее, чем Виги-Вихорек.
Внешность обманчива. Бросившийся в атаку свей убедился в этом очень быстро. Шесть шагов, что разделяли его и Вихорька, были последними в жизни матерого викинга. Уход в сторону, подбив щитом правого локтя, аккуратный укол под мышку. Все.
– Тебе, Перун! – как было договорено, сообщил Вихорек, стряхивая кровь с меча.
Второй свей, выпущенный на импровизированную арену, торопиться не стал. Постучал обухом секиры по щиту: мол, давай, парень, твой ход. Вихорек немедленно «дал». Разбег, наскок…
Хитрый свей тут же зацепил бородкой секиры щит Вихорька и, пользуясь разницей в массе, дернул в сторону. Замысел его я «прочел» легко. Сбить равновесие, закрутить, разворачиваясь самому, ударить собственным щитом по шее или по голове противника, а затем с разворота влепить секирой по открытому. Даже, если доспех или шлем выдержат, мало Вихорьку не покажется. Оглушит наверняка. Или ребра поломает.
Хороший план. Уверенный и успешный.
Вихорек поломал его в самом начале. Он отдал щит. Но не сразу. Позволил свею прочувствовать сопротивление, а заодно подтянуть Вихорька поближе, вплотную и только тогда разжал пальцы.
Свей, не ожидавший этакого сюрприза, закрутился малость быстрее, чем планировал. И Вихорек ему еще и «помог»: ухватил освободившейся рукой край свейского щита и добавил. Получилось не так, чтобы сильно: ведь свей был раза в полтора тяжелее. Однако в результате Вихорек оказался у «жертвы» за спиной.
А затем – длинный красивый хлест понизу, на уровне колен.
Свей еще поворачивался, замахивался топором, но нанести удар ему было не суждено. Когда перерублены подколенные сухожилия на обеих ногах, даже берсерк не способен сражаться. Так что свей упал на травку, а Вихорек, вторично объявив: «Тебе, Перун!», вскрыл противнику глотку.
– Зря я тебе уступил, – проворчал Ануд. – Мог бы и сам…
Вихорек похлопал варяга по плечу и ухмыльнулся. Ничего не сказал. Свеи были хороши. Оба. Просто Вихорек – лучше.
И они ушли. В клубах дыма, поднимающегося над палубой обреченного кнорра.
А нам, живым, предстояло подвести итоги. И решить, что делать. Хотя решать было особенно нечего. Просто двигаться дальше.
