Книга: ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. Том III
Назад: Книга I Большая Планета (роман)
Дальше: Глава 16

Глава 10

Примерно в полдень перед ними неожиданно возникло открытое пространство — озеро. У самых ног рябили и поблескивали мелкие волны, в зеркале глубоких синих вод плыли отражения облаков. Вдали по озеру неспешно перемещались несколько низкобортных лодок с мешковатыми оранжевыми треугольными парусами на поперечных реях. А еще дальше, за озером, виднелся Болотный город. Город, напомнивший Глистре традиционную земную рыбацкую деревню, висел в дрожащем воздухе над лесом, как мираж.
Некоторое время все они молча стояли на берегу и смотрели на это невероятное скопление сооружений на сваях-стволах… Их испугало пронзительное кудахтанье: рядом взлетело, тяжело хлопая крыльями, большое синее существо с желтыми пятнами по бокам.
«На какое-то мгновение, — признался испуганный Фэйн, — мне показалось, что нас догнали кудесники».
Им пришлось снова зайти в лес, чтобы обойти озеро: опять караван плутал среди стволов, огибая заводи и слишком плотно заросшие участки, хотя иногда удавалось пройти двадцать-тридцать шагов, не меняя направление движения.
Солнце так же постепенно и неустанно продвигалось по небу; наконец, когда дело уже шло к вечеру, Глистра заметил висящие над головой сооружения города. Еще через пять минут караван оказался в тени почти сплошных перекрытий на голых стволах.
Рядом кто-то спокойно сказал: «Одну минуту!» Из-за стволов выступил вооруженный отряд коренастых людей в багрово-красных униформах.
Командир подошел к Глистре: «Будьте добры объяснить, по какому делу вы пришли».
«Мы — путешественники, больше никакого дела у нас нет».
«Путешественники? — офицер взглянул на зипанготов. — Откуда?»
«Из Джубилита, на северной окраине Божоле».
«Как вы переправили животных через реку? Вы не пользовались канатной дорогой — наш агент сообщил бы об этом».
«Мы переправили их на плоту. Прошлой ночью».
Командир покрутил ус кончиками пальцев: «Почему же гриамобот…»
Клод Глистра улыбнулся: «Кудесники вас обманывали. Гриамоботы — безобидные растительноядные гиганты. Единственная опасность на реке — плавучий макет чудища, изготовленный кудесниками и набитый их копейщиками».
Офицер тихо выругался: «Лорд Виттельхач будет приятно удивлен. Правила и пошлины кудесников его давно раздражают — тем более, что их трос протянули за его счет».
«Меня интересует материал, из которого изготовлен трос, — заметил Глистра. — Он металлический?»
«Конечно, нет! — офицер, молодой человек приятной наружности с выразительной физиономией и щегольскими усами соломенного оттенка, дружелюбно рассмеялся. — Пойдемте, я отведу вас туда, где ваш караван сможет расположиться на отдых, а по пути вы сами увидите, как устроена наша индустрия. Мы — лучшие в мире тросоплеты, таких вы больше нигде не найдете».
Глистра колебался: «Мы хотели бы как можно скорее покрыть как можно большее расстояние, пока еще не стемнело. Может быть, вы могли бы посоветовать…»
«Если у вас много металла и вы спешите, — отозвался командир, — вы можете сразу нанять гондолу канатной дороги. Но это обойдется дорого, очень дорого… Поговорите с Виттельхачем, так будет лучше всего».
«Очень хорошо!» — Глистра подал знак своему отряду. Путники последовали за офицером — и получили возможность полюбоваться картиной местной промышленности.
Квадратный участок со сторонами длиной не больше двухсот метров, почти полностью очищенный от леса — на нем оставались лишь несколько стволов, необходимых для поддержки сооружений сверху — занимали параллельные канатокрутильные ряды. Каждый ряд состоял из последовательности станин. В процессе формирования троса он пропускался через отверстие в очередной станине и сразу после этого — через отверстие в колесе, вращавшемся вокруг троса, как вокруг оси. На ободе колеса, через равные промежутки, были привязаны пять больших жирных личинок, выделявших бледные нити, спускавшиеся к тросу. По мере того, как трос перемещался через каждую станину ряда, каждое вращающееся колесо с пятью личинками наматывало на него пять новых нитей.
«Очень изобретательно! — похвалил Глистра. — Замечательный в своем роде процесс».
«Лучше наших тросов нет ни у кого! — офицер с гордостью покрутил ус. — Гибкие, крепкие, не боятся ни солнца, ни дождя. Мы поставляем тросы для канатных дорог Фелиссимы, Боговера и Тельмы, для Гросгартской линии дальнего следования в Божоле и для канатной дороги, доходящей до самого Миртопрестольного Родника».
«Гм… Хотел бы я знать, как устроена сама канатная дорога…»
Офицер рассмеялся: «Шутить изволите? Пойдемте, я проведу вас к Виттельхачу — не сомневаюсь, что он устроит в вашу честь вечерний пир горой. Насколько я знаю, у него уже коптится превосходный озерный угорь».
«Но как быть с нашими вьюками, с багажом? И зипанготов мы еще не кормили — на болоте им негде было пастись!»
Офицер подал знак — подошли четверо его подчиненных: «Обслужите, вымойте и хорошенько накормите этих зипанготов, заклейте пластырем их болячки, стреножьте их и дайте каждому выпить по глотку димпеля». Повернувшись к Глистре, он сообщил: «С вашим багажом ничего не сделается — на Болотном острове не воруют. Мы торговцы и промышленники, а не грабители, у нас чужое имущество неприкосновенно».
Виттельхач оказался насмешливым и раздражительным толстяком с багровой круглой физиономией и хитрыми узкими глазами. Он носил свободную белую рубаху, расшитую узором из красных и желтых лягушек и опоясанную красным парчовым кушаком, синие штаны в обтяжку и черные сапоги. В мочке каждого уха Виттельхача висело массивное золотое кольцо, и на каждом его пальце тоже было несколько толстых металлических колец. Толстяк сидел в церемониальном кресле — по всей видимости, он только что в него опустился, так как все еще расправлял складки одежды.
Офицер любезно поклонился и широким жестом представил Глистру: «Странник из западных земель, мой лорд».
«С запада? — прищурившись, Виттельхач погладил одну из многочисленных складок под подбородком. — Насколько мне известно, трос над рекой оборвали. Придется снова запускать воздушного змея, чтобы доставить его обратно в Эдельвайс. Как вы переправились через Ауст?»
Глистра объяснил сущность мистификации, устроенной кудесниками. Виттельхач разгневался и раскричался: «Изворотливые черви-трупоеды! Подумать только, как они наживались все эти годы за мой счет! Нет уж, добропорядочным людям не подобает иметь дело с такими мошенниками!»
Глистра с трудом сдерживал нетерпение: «Мы хотели бы поскорее отправиться в путь. Командир вашей охраны предположил, что мы могли бы воспользоваться канатной дорогой».
К Виттельхачу немедленно вернулась хладнокровная расчетливость: «Сколько вас?»
«Восемь человек, с багажом».
Толстяк повернулся к офицеру: «Как по-твоему, Озрик? Пять пассажирских и одна грузовая?»
Озрик задумчиво прищурился: «У них много багажа. Лучше, пожалуй, две грузовых и две пассажирских. Кроме того, они не умеют обращаться с подвесным оборудованием, потребуется проводник».
«Куда вы направляетесь?» — поинтересовался Виттельхач.
«Как можно дальше на восток».
«Значит, в Миртопрестол… Что ж, сами понимаете, мне не по душе отпускать гондолы так далеко — вам придется уплатить существенную сумму. Если вы просто купите гондолы — девяносто унций полновесного железа. Если вы желаете их арендовать — шестьдесят унций, плюс заработок проводника и разумная плата за возвращение гондол, то есть еще десять унций».
Глистра поторговался из вежливости, и ему удалось арендовать гондолы за пятьдесят унций железа, а в обмен на зипанготов Виттельхач согласился оплатить услуги проводника. «Озрик, может быть, ты не прочь прокатиться на восток?» — спросил толстяк у молодого офицера.
Озрик энергично дернул себя за ус: «С удовольствием!»
«Прекрасно! — заключил Глистра. — Отправимся без промедления».

 

Ветер надувал паруса, колеса гондол с шорохом катились по бледному тросу диаметром чуть больше сантиметра, изготовленному на Болотном острове. Трос, начинавшийся на куполе мачты в Болотном Городе, вел от одного высокого голого ствола к другому над пятью километрами болота к скалистой возвышенности. Гондолы пролетели всего лишь в полутора метрах над крошащимся базальтом, после чего канатная дорога широкой дугой повернула на юго-восток. Г образные кронштейны, закрепленные на столбах, поддерживали трос примерно через каждые двадцать метров — когда колесо проезжало под кронштейном, слышался тихий глухой стук, и гондола слегка дрожала.
Озрик ехал в первой двухколесной гондоле, за ним — Глистра, после него — две трехколесные грузовые гондолы, нагруженные вьюками с провизией, одеждой, металлом, составлявшим казну отряда, витаминами Бишопа, бивуачным оборудованием Фэйна и всякой всячиной, выбранной из поклажи божолейцев. В первой грузовой гондоле устроились Элтон, Мотта и Вэйли, во второй — Нэнси, Пьянца и Бишоп. Замыкал процессию Фэйн в одноместной пассажирской гондоле.
Рассматривая экипаж, в котором он ехал, Глистра вполне понимал нежелание Виттельхача расстаться с ним даже временно. Деревянные компоненты были тщательно обработаны и подогнаны один к другому, выполняя свои функции не хуже металлических механизмов, изготовленных на Земле.
Каждое большое колесо было склеено из десяти отдельных полос, после чего в его ободе была вырезана и отполирована глубокая канавка. Центральную ступицу поддерживали спицы из прочных прутьев, а подшипники ступицы были вырезаны из маслянистого твердого черного дерева. Опорой сиденья служила естественная древесная развилка, соединенная снизу с планчатым полом. Гондолу приводили в движение треугольные паруса, закрепленные по бокам на поперечной рее. Фалы, оттяжки и шкоты были привязаны к поперечной соединительной планке перед сиденьем. Рядом с сиденьем находился также двухкривошипный механизм с перпендикулярными ручками с обеих сторон, которые можно было крутить руками наподобие педалей велосипеда — повороты кривошипа подталкивали гондолу по слегка изогнутому вверх тросу в конце длинного пролета, если инерция движения и давление парусов были недостаточны для преодоления подъема.
К полудню характер местности изменился. Холмы становились крутыми, и время от времени приходилось перетаскивать гондолы и весь багаж волоком туда, где трос снова начинал спускаться.
С наступлением ночи они выспались в пустующей хижине на очередном крутом склоне, а наутро пустились в путь через горы — Озрик называл их Виксильской Цепью. Длинные пролеты канатной дороги провисали над долинами от одного хребта к другому, иногда на высоте больше шестисот метров над землей. Разгоняясь вниз над такой глубокой долиной, гондолы приближались к провисшей середине пролета в головокружительном состоянии почти свободного падения, после чего гондола поднималась по инерции к следующему хребту, замедляясь почти да полной остановки. Тогда приходилось поворачивать парус к ветру под самым выгодным углом и крутить приводной кривошип, постепенно подталкивая гондолу к кронштейну следующей опоры.
Вечером третьего дня Озрик сказал: «Завтра, примерно в это время, мы прибудем в Кирстендейл — и пусть вас не удивляет то, что вы там увидите».
Глистра пытался выудить дальнейшие сведения, но Озрик был расположен скорее шутить, нежели что-либо объяснять: «Нет-нет! Подождите, сами все узнаете! Может быть, вы даже забудете о своем несбыточном путешествии и поселитесь в Кирстендейле».
«Горожане дружелюбны?»
«В высшей степени!»
«А кто ими правит? Какое у них правительство?»
Озрик задумчиво поднял брови: «Странно, до сих пор я не задавал себе этот вопрос. Никогда не слышал ни о каком правителе Кирстендейла. В самом деле, у них установилось нечто вроде всеобщего самоуправления, если их образ жизни вообще можно назвать управляемым».
«Сколько дней пути от Кирстендейла до Миртопрестольного Родника?»
«Я еще не ездил так далеко. Говорят, за Кирстендейлом дорога становится опасной. Реббиры нередко спускаются с Эйрийских гор и нападают на гондолы, хотя их родичи, донгманы из Миртопрестола, стараются предотвращать инциденты, мешающие сообщению с их городом».
«А дальше, за Миртопрестолом — какие земли?»
Озрик с отвращением махнул рукой: «Пустыня! Рассказывают, что там живут дервиши-пожиратели огня, падальщики, вампиры…»
«А еще дальше?»
«За пустыней начинаются горы Пало-Мало-Се. В тех горах — великое озеро Бларенгорран, из него на восток течет река Моншевиор. На реке можно купить лодку и проплыть вниз по течению на большое расстояние — как далеко, точно не знаю, потому что Моншевиор теряется в неизвестности».
Глистра невесело вздохнул. К тому времени, когда река Моншевиор унесет их за пределы стран, известных Озрику и его соплеменникам, до Земного Анклава останется путь длиной шестьдесят две с лишним тысячи километров!

 

Ночью начался ливень, негде было спрятаться от ревущего ветра. Путники вскарабкались по склону под выступ большого валуна и сидели там, сгорбившись и завернувшись в покрывала, пока ураган Большой Планеты гнал на север блещущие молниями тучи.
Промокшие и замерзшие, они встретили бледно-серый рассвет. На какое-то время дождь кончился, хотя косматые тучи все еще мчались над самой головой — казалось, на расстоянии протянутой руки. Забравшись в гондолы, они расправили маленькие паруса и поспешили вперед под журчащими по тросу колесами.
На протяжении двух часов канатная дорога вела вдоль хребта, и потоки воздуха, поднимавшиеся из долины, толкали гондолы сбоку подобно струям холодной воды. Внизу раскачивался и шумел под порывами ветра низкорослый кустарник с растрепанными сине-зелеными вымпелами листьев. Слева темнела глубокая долина, заполненная серым туманом. Справа панорама почти непрерывно скрывалась за низкими облаками, но когда в них появлялись разрывы, можно было заметить приятный для глаз разнообразный ландшафт: холмы, леса, небольшие озера; несколько раз появлялись и пропадали, как призраки, громоздкие каменные зáмки на возвышенностях.
Озрик обернулся к Глистре и указал широким жестом направо: «Галатуданская долина, в ее низинах — Гибернийская топь. Страна герцогов, рыцарей и баронов — они только и делают, что грабят друг друга… Не советую бродить по их владениям».
Ветер становился все сильнее. Опасно накренившись, гондола скользила на юго-восток со скоростью, достигавшей ста километров в час — и могла бы мчаться еще быстрее, если бы Озрик не удерживал паруса в плоскости, параллельной ветру.
Примерно час они неслись, раскачиваясь и даже слегка подпрыгивая на тросе, после чего Озрик поднялся с сиденья и стал сворачивать паруса, приглашая других последовать его примеру.
Гондолы подъехали по инерции к площадке, от которой трос поворачивал под прямым углом и устремлялся вниз, в долину. Отсюда невозможно было заметить следующую опору — видно было только уменьшавшийся и пропадавший вдали белесый трос.
Заглянув вниз, Нэнси задрожала и отшатнулась.
Озрик ухмыльнулся: «Ехать вниз легко! На обратном пути приходится тащить гондолы волоком вверх по склону».
«Мы полетим вниз — отсюда?» — испуганно спросила Нэнси.
Озрик кивнул.
«Мы разобьемся! Здесь слишком круто!»
«Гондолу тормозит встречный ветер. Ничего страшного! Следуйте за мной…»
Он повернул гондолу вниз по тросу, и уже через мгновение она превратилась в далекое уменьшающееся пятнышко, дрожащее на ветру.
Клод Глистра встрепенулся: «Надо полагать, теперь моя очередь…»
С таким же успехом можно было шагнуть в пустоту или нырнуть головой вперед с обрыва. Первые километра полтора казались просто безудержным падением. Гондолу мотало ветром, мимо проносились обрывки облаков, земля раскачивалась расплывчатым пятном далеко внизу.
Колесо над головой уже не жужжало, а визжало — несмотря на то, что оно не поддерживало почти никакого веса. Белесый трос тянулся впереди, слегка изгибаясь вверх, но скрываясь в необозримом пространстве.
Глистра заметил, что тон настойчивого пения колеса стал постепенно снижаться — трос выравнивался, поверхность земли поднималась навстречу.
Он катился по канатной дороге над зелеными и желтыми кронами леса — в какой-то момент внизу промелькнула опушка с бревенчатыми избами, дети в длинных белых рубахах задрали головы, глядя на гондолу… Но они тут же пропали позади, а впереди он увидел площадку, подвешенную на вершине громадного дерева, и там его ждал Озрик.
Глистра выбрался на площадку, с трудом передвигая затекшие ноги. Озрик наблюдал за ним с усмешкой: «Как вам понравился спуск?»
«Хотел бы я ехать с такой скоростью три недели! Мы уже приехали бы в Земной Анклав».
Трос задрожал и запел. Взглянув наверх, Глистра увидел грузовую гондолу, и в ней силуэты Эйзы Элтона, Мотты и Вэйли.
«Пора отчаливать, — сказал Озрик. — Иначе на площадке не хватит места».
Они продолжили путь почти навстречу ветру — кромки парусов непрерывно хлопали. Трос тянулся от вершины одного дерева до вершины другого; иногда днище гондолы шуршало по черновато-зеленой листве… Озрик быстро спустил парус и лихорадочно жестикулировал.
«Что случилось?»
Озрик приложил палец к губам и указал вперед. Глистра притормозил так, чтобы его гондола остановилась вплотную к гондоле проводника: «В чем дело?»
Озрик напряженно следил за чем-то на земле, через прореху между кронами деревьев: «Здесь опасный участок… Бродячие дезертиры, голодные лесные люди, разбойники… Иногда они ждут, пока гондола не окажется посреди высокого пролета, рубят трос и убивают пассажира…»
Глистра заметил между листьями какое-то движение чего-то белого и серого. Озрик выбрался из гондолы на развилку ветвей и осторожно спустился на развилку пониже. Глистра молча следил за ним. Трос задрожал — приближалась следующая гондола. Глистра предупреждающе поднял руку — гондола Элтона остановилась.
Озрик подзывал Глистру рукой. Глистра спустился из гондолы на ту развилку, где стоял Озрик. Отсюда через просвет в листве можно было видеть происходившее внизу. За низким темно-оранжевым кустом притаились три подростка с луками и стрелами наготове. Они наблюдали за тросом, как кошки за мышиной норкой.
«Здесь они учатся разбойничать, — прошептал Озрик. — А когда подрастут, начнут грабить поселки Топи и всей Галатуданской долины. Проводник вставил короткую стрелу в ложе арбалета.
«Что вы делаете?»
«Прикончу того, что постарше… Это спасет жизнь многим ни в чем не повинным странникам».
Глистра резко подтолкнул его под предплечье — стрела расщепила ветку над головами начинающих бандитов. Глистра увидел, как побледнели их лица. Уже через секунду они исчезли в зарослях, прыгая, как зайцы, из стороны в сторону.
«Почему вы мне помешали? — возмутился офицер из Болотного Города. — Те же самые бездельники пристрелят меня на обратном пути!»
Сначала Глистра не мог найти слов, потом пробормотал: «Виноват… Скорее всего, вы правы. На Земле они учились бы в школе».

 

Трос канатной дороги вынырнул из леса, и гондолы полетели над узкой долиной шумливой быстрой реки — по словам Озрика, она называлась «Тельма». Им пришлось затаскивать гондолы по тридцатиметровому подъему на противоположный берег реки, после чего они снова помчались над страной мирных ферм и каменных домов, ничем особенным не примечательных — с тем исключением, что на коньке крыши каждого дома красовалось сложное сплетение ежевичных прутьев и шиповатых листьев.
Глистра позвал Озрика: «Зачем у них на крышах узлы из колючек?»
«Надолбы для призраков, — не задумываясь, ответил проводник. — В этих краях их полным-полно. В каждом доме свой призрак, а иногда и несколько. Призраки любят вскакивать на крышу и бегать по ней туда-сюда, но колючки им не по душе…»
Глистра подумал, что, какой бы обычной и знакомой ни казалась населенная местность на Большой Планете, здесь не следовало спешить с выводами.
Теперь канатная дорога тянулась параллельно ухабистой грунтовой дороге, и три раза караван гондол, резво катившихся по тросу, покачиваясь под порывами поперечного ветерка, обгонял шестиколесные фермерские телеги, пронзительно визжавшие и стонавшие на ходу, как хор ошпаренных свиней. Телеги были нагружены красными грушевидными дынями, связками оранжевой лозы, корзинами с зеленой окрой. Парни, шагавшие босиком рядом с телегами и погонявшие длинношеих зипанготов, носили высокие остроконечные шапки с белыми вуалями, закрывавшими лица.
«Прячутся от призраков?» — спросил проводника Глистра.
«Конечно, а как еще?» — ухмыльнулся Озрик.
Начинало вечереть; пейзаж становился все зеленее — повсюду цвела и плодоносила приятная для глаз растительность. Наконец возделанные земли остались позади; вокруг простирался пейзаж, напоминавший огромный парк.
Озрик протянул руку вперед: «Видите вдали белый акведук? Там начинается Кирстендейл, лучший из городов Галатуданской долины…»

Глава 11

Еще несколько минут Кирстендейл трудно было разглядеть: между деревьями мелькали беленые стены, пару раз показались каменные мостовые. Гондолы проехали под парусами над пастбищем, заросшим зеленой травой с красноватым отливом; деревья наконец разошлись, и перед глазами открылся город, полого поднимавшийся по травянистой равнине на фоне туманных голубых гор.
Это было крупнейшее и самое цивилизованное поселение из всех, какие земляне видели до сих пор на Большой Планете — но на Земле такой город просто не мог бы существовать. Он напомнил Глистре воздушные зáмки на сказочных иллюстрациях.
Канатная дорога неожиданно повернула, и гондолы оказались в средоточии бурной жизнерадостной деятельности, многоцветного карнавала.
Разыгрывалось некое представление или состязание. На обширном поле выстроились полсотни мужчин и женщин в элегантных костюмах и платьях удивительно сложного покроя — шелковых, атласных, бархатных, сетчатых с кисточками, расклешенных и расфуфыренных плиссировками, жабо и оборками, разукрашенных кружевами, подвесками и лентами, сверкавшими блестками и мишурной бахромой. Поле было подразделено на квадраты, четко очерченные линиями аккуратно подстриженной цветной травы, причем каждый участник игры занимал один из квадратов. Со всех сторон висели шелковые полотнища, поддерживаемые рядами привязанных воздушных шаров. Каждое блестящее полотнище, колеблющееся на ветру, переливалось тем или иным оттенком — рыжеватым персиковым, коричневато-апельсиновым, синим, аквамариновым. Над полем летали с места на место, надолго задерживаясь в воздухе, бесчисленные цветные маленькие мячи, почти невесомые.
Игроки ловили мячи, по-видимому выбирая их в зависимости от цвета мяча, от раскраски ленты, повязанной вокруг головы игрока, а также от того, в каком квадрате находился игрок. Мячи заполняли воздух, как маленькие подсвеченные солнцем драгоценные камни; время от времени тот или иной игрок умудрялся поймать сразу три мяча и разбрасывал их в разные стороны с удивительным проворством. Когда мяч попадал в одно из шелковых полотнищ, игроку начислялось очко — к великой радости некоторых других игроков и зрителей, разражавшихся выкриками «О-э! О-э! О-э!»
За игрой наблюдали стоявшие на широких ступенях по периметру несколько сот мужчин и женщин, нарядившихся таким же чрезвычайно экстравагантным образом; кроме того, на них были фантастически изощренные головные уборы — исключительно изобретательные сооружения из множества специально изготовленных и терпеливо соединенных элементов. На голове одного молодого человека была раковина, напоминавшая перевернутую лодку и блестевшая ярко-зелеными и пунцовыми полосами. Молодая женщина — очень привлекательная, по мнению Глистры, игривая и гибкая, как котенок, с гладкими золотистыми волосами и миндалевидными золотистыми глазами — надела на голову колоколообразный шлем из мягкой кожи, из которого торчала высокая антенна с радиальными спицами на вершине, испускавшими яркие искры наподобие бенгальских огней: киноварные, празднично-зеленые и оттенка расплавленного золота… Еще одна — и еще один — и еще: вычурные, неповторимые, невероятные!
Гондолы канатной дороги объезжали поле по кругу. Игроки и зрители время от времени поглядывали наверх, но их внимание тут же отвлекалось игрой.
Глистра заметил официанта, толкавшего перед собой тележку с пирожными и печеньями: «Пьянца! Полюбуйся на его костюм…»
Эли Пьянца хрюкнул и засмеялся от неожиданности: «Смокинг! Жилетка! Черный галстук! Брюки с лампасами! Лакированные туфли! Чудеса, да и только!»
Мяч, запущенный игроком, попал в волнующееся коричневато-золотое полотнище и тихо опустился на землю, что вызвало у зрителей взрыв восторженных аплодисментов.
Фэйн прокричал из последней гондолы: «Интересно, как им понравится футбол?»
Гондола Глистры неспешно скользила по тросу. Его уже практически догнали следующие грузовые гондолы; в третьей стояли Пьянца и Бишоп. Глистра обернулся и спросил: «Стив, что говорится в «Альманахе» о Кирстендейле?»
Бишоп подошел к переднему краю грузовой гондолы, под первое из двух колес: «Кажется, здесь скрывается какая-то тайна — насколько я помню, ее называют «парадоксом Кирстендейла». Начинаю припоминать. Кирстендейл основал синдикат миллионеров, не желавших платить ойкуменические налоги. Все колонисты, двадцать или тридцать семей, прибыли со своими слугами. Надо полагать, перед нами результат».
Канатная дорога снова повернула, ветер подул с кормы. Паруса распустились, как крылья бабочек, вереница гондол нырнула в город под аркой и притормозила у платформы.
Навстречу вышли три молчаливых субъекта в темных ливреях. Не говоря ни слова, они разгрузили багаж с грузовых гондол и сложили все тюки и корзины в тележки на высоких колесах со спицами. Глистра начал было возражать, но, заметив предупреждающий взгляд Озрика, спросил у него: «Что происходит?»
«Они считают, что вы богаты», — ответил проводник.
«Хмф! И я должен наградить их чаевыми?» — проворчал Глистра.
«Чем?»
«Деньгами».
Озрик моргнул, все еще не понимая.
«Деньгами. Металлом».
«А, металлом! — Озрик покрутил кончик щегольского уса. — Это уж как пожелаете».
Приблизился начальник носильщиков: высокий человек с торжественной физиономией, тщательно бритыми щеками и длинными бакенбардами, переходившими в небольшие пушистые черные усы: личность, излучавшая непреклонное достоинство.
Глистра вручил ему три небольшие стальные шайбы: «Это для вас и для ваших подчиненных».
«Благодарю вас, сэр… И куда вы хотели бы отправить багаж?»
«Что вы можете предложить?»
«Как вам сказать… вы могли бы остановиться в «Гран-Савояре», в «Метрополе» или в «Ритц-Карлтоне». Все три отеля превосходны — и одинаково дóроги».
«Насколько дороги?»
«Пожалуй, любой из них обойдется в унцию за неделю… «Приют путешественника» и «Фэйрмонт» не дешевле, но там спокойнее».
«А приличная гостиница с более умеренными расценками в городе есть?»
«Могу порекомендовать «Охотничий клуб». Будьте добры, сэр, пройдите сюда, к экипажу».
Он провел Глистру и его спутников к ландо, смонтированному на четырех эллиптических пружинах из многослойного золотистого дерева. В экипаж не запрягли зипанготов — по сути дела, возникало впечатление полного отсутствия какой-либо движущей силы.
Главный носильщик с элегантным поклоном распахнул дверцу. Фэйн, оказавшийся впереди всех, с сомнением задержался и обернулся к носильщику: «Это какая-то шутка? Мы залезем в ландо, а вы уйдете и оставите нас сидеть?»
«Ни в коем случае, сэр».
Фэйн осторожно поднялся по двум откидным ступенькам и опустился на мягкое сиденье. За ним последовали остальные.
Начальник носильщиков изящно и аккуратно закрыл дверцу, подал знак. К экипажу подошли четыре человека в строгих черных униформах. Каждый пристегнул ремень к переднему бамперу экипажа и перекинул ремень через плечо — карета покатилась в центр города по гранитным плитам мостовой.
Кирстендейл выглядел чистым, как только что вышедший из печати журнал: повсюду блестели полированный камень и стекло, россыпи ярких цветов. Высились многочисленные башни — каждую окружала спиральная лестница, поднимавшаяся к луковичному куполу.
Ландо приближалось к гигантскому цилиндрическому зданию, торчавшему посреди города наподобие газгольдера. Пышный сине-зеленый плющ с воронкообразными каштановыми цветами, а также ряды больших окон придавали этому тяжеловесному сооружению своеобразные легкость и элегантность.
Экипаж проехал под шатровым навесом с крышей из цветного стекла, и проникающие через стекло лучи Федры окрасили плиты мостовой размытыми радужными пятнами. Вывеска под навесом гласила: «Отель Метрополь».
«Гм! — произнес Фэйн. — Выглядит неплохо. После… как бы это выразиться помягче… неудобств долгого пути я не отказался бы провести пару недель в роскоши».
Но карета продолжала перемещаться вокруг широкого здания и вскоре проехала под другим навесом, украшенным полотнищами глубокого темно-оранжевого атласа с оборками из темно-красных кисточек. На вывеске значилось: «Гран-Савояр».
После этого они проехали мимо почти классического портика с колоннами, ионическими капителями и антаблементом. На антаблементе была высечена надпись: «Ритц-Карлтон». И опять Фэйн с тоской посмотрел назад, когда ландо проехало мимо: «Нас, наверное, вывалят в канаву».
Мимо проплыл парадный вход, отделанный в обобщенно-восточном стиле: ворота из резного темного дерева с перекладиной из того же дерева, поддерживавшей высокую зеленую вазу. Золочеными буквами на перекладине было написано: «Приют путешественника».
Экипаж проехал еще шагов тридцать и остановился под навесом из полотнищ в зеленую, красную и белую полоску. На белой вывеске жирным черным шрифтом пояснялось, что они прибыли в «Охотничий клуб».
Навстречу новоприбывшим выступил швейцар; он помог им спуститься на мостовую по откидным ступенькам, после чего подбежал ко входной двери и услужливо открыл ее.
Путники прошли по короткому коридору со стенами, обитыми зеленым сукном и украшенными черно-белыми пейзажами, в большой центральный вестибюль.
Прямо напротив такой же короткий коридор вел наружу: через стеклянную дверь можно было заметить радужное сияние крыши из цветного стекла под солнечными лучами.
Клод Глистра огляделся по сторонам. Другие коридоры, разделенные одинаковыми промежутками подобно коротким спицам огромной ступицы, очевидно служили выходами наружу. Усмехнувшись, Глистра повернулся к Пьянце: «Все они одинаковы — «Метрополь», «Гран-Савояр», «Ритц-Карлтон», «Приют путешественника» и «Охотничий клуб»!»
Озрик поднес палец к губам: «Тише! Для кирстеров разница существенна и очевидна. Замечания такого рода оскорбляют их до глубины души».
«Но…»
Озрик поспешно перебил: «Мне нужно было вас предупредить. Ваш социальный статус определяется тем, какой из входов вы выбрали. Номера, конечно, одинаковы, но человек, желающий выглядеть завсегдатаем высшего света и знатоком мод, проходит в вестибюль под вывеской «Метрополя»».
Глистра кивнул: «Хорошо вас понимаю. Впредь буду осторожнее».
Швейцар провел их к центральному кольцевому прилавку вестибюля. По краю полированной деревянной поверхности прилавка были равномерно рассредоточены пять тонких высоких стержней, обвитых разноцветными лентами и поддерживавших зонтичное навершие. Центральная опора возвышалась еще примерно на метр над этим зонтом и продолжалась трехметровой мачтой из пористого черного дерева. Вокруг мачты, появляясь из ее пор и возвращаясь в них, тысячи светлячков кружились пульсирующими пересекающимися потоками, кратковременно совершая виражи на расстоянии трех, пяти и даже пятнадцати метров от центра.
Швейцар пригласил их вежливым жестом пройти к сектору круглого прилавка, отмеченному цветами «Охотничьего клуба». Глистра обернулся и подсчитал спутников, как заботливый папаша стайки детей, причиняющей постоянное беспокойство. Фэйн, с побагровевшим от волнения лицом, о чем-то говорил с едва державшимся на ногах от усталости Пьянцей; Элтон и Бишоп стояли рядом с девушками-цыганками — Вэйли и Мотта крутили головами, явно впечатленные новизной и роскошью; Нэнси, побледневшая и скорее напряженная, нежели взволнованная, держалась ближе к Глистре, с правой стороны, а слева крутил ус проводник Озрик. Всего девять человек.
«Прошу прощения, сэр! — позвал его служащий за прилавком. — Вы — господин Клод Глистра, прибывший с Земли?»
Глистра с удивлением повернулся к прилавку: «Почему вы спрашиваете?»
«Сэр Уолден Марчион передает наилучшие пожелания и просит вас и ваших спутников оказать ему честь, поселившись в его вилле на все время вашего пребывания в городе. На тот случай, если вы не откажетесь от приглашения, он прислал за вами свой экипаж».
Глистра повернулся к Озрику и холодно поинтересовался: «Каким образом этот сэр Уолден Марчион узнал о нашем прибытии?»
Озрик ответил тоном человека, благородные намерения которого выше всяких подозрений: «Главный носильщик на платформе канатной дороги выразил любопытство по поводу вашего происхождения… Я не видел причин что-либо скрывать».
«Слухи распространяются в Кирстендейле с поразительной быстротой… А что вы сами думаете об этом приглашении?»
Озрик обратился к служащему за прилавком: «Известно ли вам, кто такой сэр Уолден Марчион?»
«Один из самых состоятельных и влиятельных людей в Кирстендейле. Выдающийся джентльмен во всех отношениях».
Озрик взглянул на Глистру с опасливым уважением, раньше не заявлявшим о себе столь очевидно: «Не вижу, почему бы вам следовало отказаться».
«Мы принимаем приглашение», — сообщил Глистра гостиничному служащему.
Регистратор кивнул: «Уверен, что вас ожидает приятный визит. Известно, что за столом сэра Уолдена нередко подают мясо… Экипаж вас ожидает. Э… Мэнвилл… если вас не затруднит…» Служащий подал знак коллеге из сектора отеля «Гран-Савояр». Тот, в свою очередь, кивнул молодому человеку в роскошной черной ливрее с желтыми декоративными обтачками швов — этот щелкнул каблуками, поклонился, вышел через портал отеля «Гран-Савояр» и вскоре появился в коридоре «Охотничьего клуба». Подойдя к Глистре, он снова щелкнул каблуками и поклонился: «Карета сэра Уолдена подана, сэр».
«Спасибо».
Стараясь не оплошать и не выйти, паче чаяния, через портал «Приюта путешественников», Глистра и его отряд вернулись наружу и забрались в низкий продолговатый экипаж с открытым верхом. Швейцар закрыл дверцу кареты, а молодой человек в ливрее пообещал: «Ваш багаж будет доставлен на виллу сэра Уолдена».
«Какая вежливость! — с сомнением пробормотал Пьянца. — Какой щепетильный этикет!»
Фэйн со вздохом откинулся на спинку обитого глубокими подушками сиденья: «Боюсь, что в данном случае я не прочь воспользоваться преимуществами феодализма».
«Не знаю, не знаю… — Глистра смотрел на проплывающие мимо здания. — Что именно имел в виду регистратор в отеле, когда сказал, что за столом у сэра Уолдена нередко подают мясо?»
Озрик надул щеки: «Это нетрудно объяснить. Такова особенность здешних условий — в Галатуданской долине практически нет никаких животных, кроме зипанготов, вонючую плоть которых никто не ест. Во всем виновато местное паразитическое насекомое, внедряющееся под кожу любого животного, покрытого шерстью, длинной или короткой, или даже чешуей. Зараженное паразитом животное быстро погибает. Зипанготов, с их задубевшей безволосой шкурой, эти насекомые не беспокоят. Поэтому кирстеры пробавляются главным образом растительной пищей — овощами, фруктами, дрожжевыми грибками — и вносят разнообразие в свою диету благодаря некоторым разновидностям съедобных насекомых, а также разводят кое-каких существ в прудах и озерах. Время от времени мясо импортируют из Целанвилли, но оно обходится очень дорого».
Карета, запряженная пятью бегунами в черных ливреях сэра Уолдена, громыхала по мостовой. Они проезжали мимо многочисленных лавок. В витринах одного из магазинов красовались изящные воздушные наряды из полупрозрачного газа и пуха пастельных тонов. В другой лавке торговали флягами и бутылями, вырезанными из зеленого роговика и крапчатого синего стеатита. В следующем заведении предлагали вязаные помпоны из зеленых и розовых атласных нитей; дальше, в витрине ювелира, поблескивали выложенные черным бархатом подносы с драгоценностями; еще дальше переливалась сверкающими вертикальными полосами хрусталя и радужно-бриллиантовыми отсветами витрина, рекламировавшая восхитительно грациозные высокие бокалы с небольшими чашечками на длинных ножках.
«Признаться, меня озадачивает местная экономика, — заметил Фэйн. — Где-то производятся все эти товары. Где? Кем? Рабами? Для того, чтобы поставлять столько продукции, требуется нешуточный объем производства».
Клод Глистра почесал в затылке: «Не вижу, каким образом это делается. Не могут же они заказывать все это на Земле…»
«По-видимому, в этом и заключается их секрет, — вмешался Пьянца. — Пресловутый парадокс Кирстендейла».
«Как бы то ни было, — решительно заключил Фэйн, — существующая система очевидно всех устраивает. Горожане довольны жизнью».
Вэйли и Мотта возбужденно болтали, широко открыв глаза и глядя по сторонам. Глистра задержал на них взгляд, пытаясь представить себе, что происходило в головах степных цыганок… Девушки поправились, их щеки больше не казались впалыми, волосы блестели и были аккуратно причесаны — теперь их можно было назвать привлекательными. Элтон и Бишоп явно в какой-то степени гордились своими подопечными. Элтон погладил Мотту по голове: «Тебе здесь нравится?»
«О да! Самоцветы и металл, красивые ткани, ленты, блестки, сандалии из тонких ремешков…»
Эйза Элтон подмигнул Бишопу: «Тряпки, тряпки, тряпки…»
«Le plus de la différence, le plus de la même chose», — отозвался Бишоп.
Карета повернула в район башен с изящными наружными лестницами, поднимавшимися по спирали к жилым куполам-луковицам.
Экипаж остановился у бледно-зеленого круглого основания, слуга распахнул дверцу: «Замок сэра Уолдена Марчиона…»

Глава 12

Прибывшие спустились на мостовую, и карета уехала.
«Прошу вас, следуйте за мной…»
Глистра и его спутники поднялись по спиральной лестнице к цитадели сэра Уолдена, формой напоминавшей гигантскую свеклу. Из центральной опоры наружу и вверх вырастали ребра-контрфорсы, обнимавшие нижнюю часть этого архитектурного корнеплода.
Элтон пощупал одно из выступающих ребер, толщиной сантиметров пять, оттенком напоминавшее начинающий желтеть пергамент: «Дерево… Похоже на то, что это обработанная ветвь, растущая прямо из ствола». Он поднял голову, глядя туда, где расширялось пологой чашей основание жилища: «Эти башни здесь выращивают! Это гигантские растения!»
Слуга обернулся, неодобрительно нахмурив черные брови: «Это замок сэра Уолдена, его усадьба…»
Элтон подмигнул Глистре: «Надо полагать, я ошибся, и этот «зáмок» — не выдолбленный желудь-переросток».
«Разумеется, это не так!» — подчеркнуто отреагировал лакей.
Последний виток лестницы дерзко удалялся от центральной опоры — по-видимому, материал и конструкция были достаточно прочны для такого ухищрения — после чего гости оказались на широкой площадке, обвеваемой прохладным вечерним бризом Большой Планеты.
Слуга открыл перед ними дверь и отошел в сторону. Гости сэра Уолдена зашли в поднебесную цитадель.
Они оказались в большом светлом помещении, ненавязчиво, но искусно декорированном и наполненном свежим воздухом. Пол не был горизонтальным — он плавно расширялся подобно раструбу валторны. Впадину в центре заполнял бассейн подкрашенной ярко-синей воды. По поверхности бассейна сновали белые насекомые с сетчатыми полупрозрачными крыльями и пушистыми антеннами — за каждым расходилась клиновидная рябь, мерцавшая зелеными искрами.
«Будьте как дома, — произнес дворецкий. — Сэр Уолден скоро к вам присоединится. В вашем распоряжении освежающие ихоры трех марок: мэй-чи, гельминт и вербена. Мы будем рады, если вы соблаговолите их попробовать».
Лакей поклонился и удалился — путешественники остались одни.
Прошло пять минут, прежде чем появился сэр Уолден — высокий человек с серьезным лицом, довольно приятной, хотя и мрачноватой наружности. Хозяин извинился за то, что не сумел приветствовать гостей сразу, сославшись на задержку, избежать которой не было никакой возможности.
Как только выдался случай, Глистра наклонился к Пьянце и пробормотал: «Разве мы не встречались с ним раньше?»
Пьянца покачал головой: «Не припомню…»
В круглом зале появились два паренька четырнадцати и шестнадцати лет, в розовых костюмах с желтыми и зелеными вышивками, в странных сандалиях с загнутыми носками. Они поклонились: «К вашим услугам, гости с Древней Земли!»
«Мои сыновья, — пояснил сэр Уолден, — Тэйн и Халмон».
«Мы рады воспользоваться вашим гостеприимством, сэр Уолден, — сказал Глистра. — Откровенно говоря, однако… Позвольте спросить: почему вы проявляете такую щедрость в отношении незнакомцев с другой планеты, явившихся в Кирстендейл без приглашения?»
Сэр Уолден ответил уклончивым элегантным жестом: «Будьте добры, не спешите… В свое время мы все подробно обсудим, но теперь… Теперь вы устали от долгого и трудного пути. Вам следует освежиться». Хлопнув в ладони, хозяин позвал: «Прислуга!»
В зал поспешили зайти несколько мужчин и женщин, в общей сложности человек двенадцать. «Приготовьте ванны для гостей, ароматизированные…» — тут сэр Уолден погладил пальцами подбородок, словно для решения этого вопроса следовало тщательно взвесить множество сопутствующих факторов. Наконец он пришел к окончательному выводу: «Ароматизированные эссенцией «Нигали № 29», так будет лучше всего. И подберите им новую удобную одежду».
Фэйн вздохнул: «А, ванна! Горячая вода!»
«Благодарю вас», — чуть поклонился Глистра. Гостеприимство сэра Уолдена оставалось загадкой.
Его отвели в приятную комнату, откуда открывался панорамный вид на город сверху. Молодой человек в черной ливрее в обтяжку принял от Глистры потрепанную грязную одежду с ничего не выражающим лицом и, отступив на шаг, сделал приглашающий жест: «Эта дверь ведет в ванную, лорд Глистра».
Клод Глистра вступил в маленькое помещение со стенами, сплошь выложенными перламутром. Теплая вода поднялась до колен, до пояса, до груди. Из-под ступней взвивались струйки пузырящейся мыльной воды, щекотавшие тело; лопаясь на поверхности, пузырьки испускали приятный, чуть резковатый запах. Глистра вздохнул и расслабился: измождение проходило, уступая место мягкому ощущению легкой усталости.
Уровень воды быстро убывал — она исчезала в отверстиях пола; подул теплый ветер. Открыв плотно запертую дверь, Глистра вышел из ванной.
Служителя в черной униформе в комнате не было. Вместо него, улыбаясь, стояла девушка с полотенцем на вытянутых руках: «Я ваша горничная. Но, если вы предпочитаете, я могу уйти».
Глистра схватил полотенце и завернулся в него: «Принесите мне одежду».
Продолжая улыбаться, девушка вышла, тут же вернулась с костюмом, сшитым по местной моде, и помогла ему одеться, не запутываясь в бесчисленных складках, оборках и лентах.
Наконец горничная объявила, что Глистра выглядел достаточно прилично. На нем был наряд из синих и зеленых лоскутьев, казавшийся неудобным и смехотворным. Девушка настойчиво утверждала, что мужчина без головного украшения немедленно выставил бы себя на посмешище, в связи с чем ему пришлось подчиниться и напялить на свои все еще короткие черные волосы свободный берет из черного бархата. Прежде, чем он успел возразить, горничная прицепила к берету подвеску из алых бусинок, качавшуюся над правым ухом.
Отступив на шаг, девушка восхищенно смерила его взглядом: «Отныне мой лорд выглядит, как подобает лорду среди лордов… Внушительно, презентабельно!»
«Я чувствую себя, как паяц среди паяцев», — пробормотал Глистра.
Он спустился в главный зал. Лучи заходящего солнца озаряли просторное помещение через сводчатые окна. Здесь уже успели установить круглый стол, покрытый тяжелой скатертью оттенка слоновой кости, и расставили стулья и столовые приборы для четырнадцати человек.
Мраморные тарелки, тонкие и хрупкие, очевидно высекали и обрабатывали вручную; ложки, вилки и ножи были вырезаны из твердого черного дерева.
Один за одним спускались спутники Глистры — мужчины в новых костюмах смущенно переглядывались, девушки сияли, красуясь в сверкающих платьях. Нэнси получила бледно-зеленое длинное платье с розовыми и белыми орнаментами. Как только она зашла, Глистра поспешил встретиться с ней глазами, но Нэнси отвернулась. Поджав губы, Глистра нахмурился и сосредоточился на синем бассейне в центре зала.
Прибыл сэр Уолден с двумя сыновьями, дочерью и высокой женщиной в развевающемся облаке лавандового шелка, каковую он представил как свою супругу.
Состоялся роскошный ужин; блюда подавали одно за другим — незнакомые, необычные, странного вкуса, но тщательно и артистически приготовленные. Еда была настолько разнообразна, что Глистра испытал нечто вроде шока, когда осознал: все, что подавали слуги, было целиком и полностью вегетарианского происхождения.
После ужина подали маслянисто-густые ликеры, хозяева и гости разговорились. Отдохнув и подкрепившись, Глистра ощущал непривычную беспечность. Собравшись с мыслями, однако, он наклонился к сэру Уолдену и спросил: «Вы все еще не объяснили, почему случайные проезжие вызвали у вас такой интерес».
Хозяин луковичной цитадели деликатно поморщился: «Вы же понимаете, что это не имеет особого значения. Мне нравится находиться в вашей компании, а вам в любом случае нужно было где-то остановиться и передохнуть. Здесь или в отеле — какая разница?»
«Тем не менее, этот вопрос продолжает меня занимать, — настаивал Глистра. — Любой человек руководствуется в своих действиях тем или иным побуждением, и характер побуждения, заставившего вас отправить посыльного в отель, остается для меня непонятным… Надеюсь, вы простите мне навязчивое любопытство…»
Сэр Уолден улыбнулся: «Здесь, в Кирстендейле, некоторые из нас придерживаются доктрины произвольного замещения логики, во многих отношениях противоречащей вашим представлениям о причинно-следственных связях. Кроме того, существует догматический принцип турбулентности времени — весьма любопытное мировоззрение, хотя я, например, не могу полностью согласиться со всеми следствиями этой теории. Возможно, ее основные постулаты еще неизвестны на Земле? Ее приверженцы утверждают, что река времени, протекая сквозь нас из прошлого в будущее, возбуждает мозг — или вызывает в нем побуждения, если хотите — едва заметными отклонениями и завихрениями энтропических потоков. Они считают, что, если бы мы могли контролировать турбулентность этой бесконечной реки, мы приобрели бы способность манипулировать творческими способностями человеческих умов. Что вы думаете по этому поводу?»
«Я все еще не понимаю, почему вы пригласили нас в гости».
Сэр Уолден рассмеялся и беспомощно развел руками: «Очень хорошо, попытаюсь объяснить вам непоследовательность жизни, которую мы ведем в Кирстендейле». Владелец цитадели наклонился к собеседнику, словно в порыве откровенности: «Мы, кирстеры, обожаем новизну — все свежее, незнакомое, нарушающее однообразие бытия. Вы — земляне. Земляне не появлялись в Кирстендейле уже пятьдесят лет. Ваше присутствие в моем жилище не только доставляет мне удовольствие новизной, но и повышает мой престиж в городе… Вот видите, я откровенно определил свои побуждения, даже если это может нанести ущерб моей репутации».
«Понятно», — согласился Глистра. Разъяснение показалось ему вполне разумным.
«Я поспешил с приглашением, конечно. Не сомневаюсь, что вы получили бы дюжину подобных приглашений на протяжении часа. Но у меня есть полезные связи с начальником станции канатной дороги».
Глистра попытался вспомнить главного носильщика на платформе — именно он, судя по всему, сразу сообщил сэру Уолдену о прибытии земного отряда.
Так прошел вечер. От выпитого вина у Глистры уже начинала кружиться голова, когда его отвели в спальню.
Наутро Глистре, снова принявшему ванну, молча помог одеться худощавый молодой человек с продолговатым лицом.
Глистра поспешил в круглый зал — ему не терпелось встретиться с Нэнси, но та еще не появилась. За столом сидели только Пьянца и Элтон, поедавшие розовую дыню.
Пробормотав приветствие, Глистра уселся. Уже через несколько секунд в зал спустилась Нэнси — свежая, голубоглазая; Глистра никогда еще не видел ее такой красавицей. За завтраком он попытался выведать, о чем она думает. Девушка отвечала вежливо, но односложно, с отстраненной прохладцей.
Один за другим спутники Глистры заходили в зал, пока за столом не собрались все — все, кроме Фэйна.
«Где Роджер? — спросил Пьянца. — Не может быть, чтобы он еще не проснулся». Пьянца повернулся к слуге: «Будьте добры, позовите господина Фэйна».
Вернувшись, лакей сообщил: «Господина Фэйна нет в его комнате».
Весь день никто не видел Фэйна.

 

По словам сэра Уолдена, Роджер Фэйн, возможно, решил прогуляться и посмотреть на город. Не будучи способен предложить какую-либо иную гипотезу, Глистра вежливо согласился. Если Фэйн, в самом деле, решил познакомиться с Кирстендейлом в одиночку, он вернулся бы, удовлетворив свое любопытство. Если же Фэйна умыкнули против его воли, Клод Глистра не мог сформулировать никакого плана действий, позволявшего вызволить похищенного. Тем не менее, Глистра решил, что им следовало покинуть Кирстендейл как можно скорее, о чем он и сообщил спутникам за обедом.
Вэйли и Мотта огорчились. «Нам лучше остаться здесь, в Кирстендейле, — заявила Вэйли. — Тут все такие веселые и нарядные, никто не бьет женщин, и еды полным-полно!».
«Конечно, у них нет мяса, — не забыла отметить Мотта, — но разве это важно? У них такие ткани и надушенная вода и…» — покосившись на Вэйли, она хихикнула. Взглянув на Элтона и Бишопа, цыганки принялись хихикать вместе.
Стив Бишоп покраснел и пригубил зеленый сок из бокала. Элтон язвительно поднял брови.
Сэр Уолден весомо произнес: «Я приготовил для вас приятный сюрприз. Сегодня на ужин подадут мясо — блюдо, специально приготовленное в честь наших гостей!»
Слегка улыбаясь, хозяин переводил взгляд с лица на лицо, явно ожидая проявлений энтузиазма. Подождав, он прибавил: «Конечно, для вас приготовление мясного блюда, возможно, не такое уж редкое и торжественное событие, как для нас… Кроме того, меня просили передать вам приглашение лорда Кларенса Эттлви — сегодня вечером он устраивает вечеринку — опять же, в вашу честь. Надеюсь, вы не откажетесь».
«Благодарю вас, — сказал Глистра. — Не могу поручиться за остальных, но я буду очень рад такой возможности». Посмотрев на лица своих спутников, он заключил: «Думаю, что мы все туда придем. Даже Фэйн, если он в конце концов вернется».
После обеда сэр Уолден повез гостей на экскурсию, чтобы они полюбовались на процесс, именуемый «выжимкой». «Выжимка» оказалась церемонией извлечения эссенции из цветочных лепестков, заполнявших огромный чан. Присутствовали двести аристократов в зеленых с серыми околышами головных уборах — по словам сэра Уолдена, такова была традиция.
Поворотные деревянные брусья, окружавшие пресс подобно спицам, были разукрашены праздничными лентами. Их вращали дети, громко распевавшие какой-то гимн и неустанно совершавшие оборот за оборотом. Воздух наполнился испарениями цветов; по узкому желобу в чашу вытекала тонкая струйка желто-зеленого сиропа. Дети ходили по кругу и пели — оборот за оборотом. Сочилась эссенция белых соцветий, сочных желтых лепестков, голубых ажурных цветов, напоминавших снежинки… Дети набрали в маленькие чашечки по нескольку капель эссенции и стали раздавать их каждому из присутствующих. Сэр Уолден посоветовал: «Поднесите язык к жидкости, но не прикасайтесь к ней».
Наклонив голову к чашечке, Глистра выполнил это указание. Волна жгучего аромата поднялась по языку в его горло и в нос, наполнила голову. В глазах у него помутнело, голова закружилась — на какое-то мгновение он почти потерял сознание от цветочного экстаза.
«Превосходно!» — прохрипел он, когда снова обрел способность говорить.
Сэр Уолден кивнул: «Вы наблюдали выжимку Бэй-Жоли. Теперь состоится выжимка пурпурного сиропа мятного дерева, затем — выжимка «Морской сад», после нее — выжимка роз и тимьяна и, наконец, моя любимая, потрясающая воображение выжимка, «Сашé лугового урожая»».

Глава 13

Всю вторую половину дня путешественники наслаждались достижениями кирстендейлской парфюмерии, пока не вернулись наконец, наполовину опьяненные великолепными ароматами, в цитадель сэра Уолдена.
Расспросы позволили выяснить, что Роджер Фэйн все еще не появлялся.
Вечером сэр Уолден проявлял к гостям еще больше великодушного внимания, нежели прежде, многократно поднимая тосты за здоровье землян и за процветание Земли, угощая присутствующих сначала зелеными винами, затем чуть газированными оранжевыми, а после них — красными, так что голова у Глистры закружилась прежде, чем начали подавать изощренные блюда.
Одно блюдо следовало за другим: острые маринованные фрукты, пластинки дрожжей, напоминавшие на вкус ореховое печенье и покрытые сладкими сиропами, салаты, овощные тефтели, приправленные хрустящими пресноводными водорослями — и, наконец, на тележке привезли большой закрытый крышкой глиняный сосуд, разукрашенный полосами коричневой, черной и зеленой глазури.
Сэр Уолден собственноручно подавал мясо — поджаренные ломтики бледной плоти, плавающие в густой коричневой подливке.
Глистра чувствовал, что наелся — у него пропал аппетит, и он не более чем играл вилкой со своей порцией деликатеса. «Мясо какого животного мы едим?» — полюбопытствовал он.
Сэр Уолден приподнял голову и вытер губы салфеткой: «Это довольно большая тварь, редко появляющаяся в наших краях. Надо полагать, она забрела из северных лесов, и нам удалось ее поймать. Редкая удача — мясо исключительно нежное и вкусное!»
«Действительно», — рассеянно заметил Глистра. Поглядывая вокруг, он заметил, что Элтон и Озрик еще не насытились и с удовольствием поглощали мясо; девушки-цыганки и Нэнси от них не отставали.
Когда подали десерт — плотное желе, по вкусу походившее на сыр — Глистра неожиданно сказал: «Думаю, сэр Уолден, что завтра мы покинем Кирстендейл».
«Почему же? Так скоро?»
«Нам предстоит долгий путь, и канатная дорога покрывает лишь небольшую его часть».
«Но… как быть с вашим другом, Фэйном?»
«Если его найдут… — Глистра помолчал. — Если он вернется, может быть, он сможет нас догнать. Мне кажется, что нам лучше уехать прежде, чем… прежде чем еще кто-нибудь из нас решит остаться в вашем городе».
«Вы нас балуете, а нас ждут тяжелые испытания, — прибавил Пьянца. — Если мы проведем здесь еще неделю, я сам не смогу себя заставить уехать».
Сэр Уолден выразил сожаления: «Я пригласил вас из любопытства, но теперь уже рассматриваю вас как своих друзей».
Прибыла карета, чтобы отвезти гостей на вечеринку лорда Кларенса Эттлви. Сэр Уолден остался дома.
«Разве вы не поедете с нами?»
«Нет, — покачал головой сэр Уолден. — Сегодня вечером я буду занят».
Клод Глистра неохотно занял место в экипаже. Рука его автоматически задержалась на поясе — но он оставил оружие у себя в комнате. Наклонившись к Элтону, он прошептал: «Сегодня вечером не пей слишком много. Что-то мне подсказывает, что нам не помешают трезвость и бдительность… Что именно, еще не знаю».
«Буду иметь в виду», — пообещал Элтон.
Экипаж остановился у огромного ствола, покрытого абстрактным узором из синих и белых форм, и гостей провели вверх по спиральной лестнице, почти не отличавшейся от лестницы сэра Уолдена.
На верхней площадке их встретил сэр Кларенс — человек с массивным подбородком и бегающими хищными глазами. Глистра не мог оторвать глаз от его лица: где-то, каким-то образом он уже видел лорда Кларенса. Глистра смущенно спросил: «Разве мы с вами не встречались, лорд Кларенс? Сегодня, на церемонии «выжимки»?»
«Думаю, что нет, — ответил сэр Кларенс. — Сегодня у меня были другие дела». Он провел прибывших в главный круглый зал своей цитадели: «Позвольте представить вам мою супругу, а также мою дочь, Валери…»
Глистра открыл рот и забыл закрыть его. Перед ним была девушка, подавшая ему полотенце, когда он вышел из ванной. «Рад с вами познакомиться», — пробормотал Глистра и отошел в сторону.
Наблюдая за этой девушкой, завернувшейся в сложное одеяние из шелка, тюля и вуалей, Клод Глистра полностью убедился в том, что дочь лорда Эттлви была служанкой в замке сэра Уолдена Марчиона.
Бишоп слегка подтолкнул Глистру локтем: «Происходит что-то странное…»
«Что именно?»
«Этот сэр Кларенс Эттлви — я где-то видел его раньше».
«Я тоже».
Стив Бишоп прищелкнул пальцами: «Вспомнил!»
«Кто он?»
«Сэр Кларенс был… швейцаром в «Охотничьем клубе»».
Глистра напряженно уставился сначала на Бишопа, потом на сэра Кларенса, беседовавшего с Нэнси. Бишоп был прав!
У него за спиной раздался хохот — даже не хохот, а оглушительный взрыв веселья: «Хо-хо-хо! Вы только полюбуйтесь на него!»
Смеялся Элтон, а Элтон смеялся редко.
Глистра резко обернулся — и оказался лицом к лицу с Роджером Фэйном.
На Фэйне была черная ливрея с маленькими золотистыми эполетами. Он толкал перед собой тележку, нагруженную подносами с канапе.
Глистра тоже не удержался от смеха — Бишоп и Пьянца уже потешались вовсю. Фэйн покраснел — багровая волна поднялась по его бычьей шее и расцвела на щеках. Он бросил призывно-жалобный взгляд в сторону сэра Кларенса, но тот бесстрастно наблюдал за происходящим.
«Как это понимать, Роджер? — спросил наконец Глистра. — Может быть, ты посвятишь нас в свою тайну? Ты решил немного подработать на досуге?»
«Не желаете ли закусить, сэр?» — бесцветным тоном осведомился Фэйн.
«Нет, черт возьми! Мне не до закусок. Изволь объясниться!»
«Благодарю вас, сэр», — Фэйн покатил тележку дальше.
Глистра развернулся на каблуках и последовал за ним. По всей видимости, Фэйн стремился поскорее скрыться из зала вместе с тележкой. Глистра преградил ему путь: «Роджер! Мы разберемся в том, что происходит — здесь и сейчас!»
«Тише! — прошипел Фэйн. — Не устраивай сцену, это невежливо!»
«Слава богу, я не лощеный аристократ».
«Но я теперь — аристократ! И ты подрываешь мою репутацию».
Глистра моргнул: «Ты? Аристократ? Поэтому ты напялил ливрею и развозишь бутерброды на тележке, аристократ?»
«Здесь все так делают, — сказал Фэйн. — Каждый прислуживает каждому. Как, по-твоему, им удается поддерживать такой образ жизни?»
Глистра присел на ближайший стул: «Но…»
«Я решил, что здесь мне нравится, — яростно продолжал Фэйн. — Я хочу здесь остаться. Меня нисколько не прельщает перспектива тащиться шестьдесят тысяч километров через болота и джунгли — только для того, чтобы меня рано или поздно кто-нибудь прикончил. Я спросил сэра Уолдена, могу ли я остаться. Он сказал, что это возможно, но что мне придется работать подобно всем остальным, и работать тяжело. Во всей Галактике нет более трудолюбивых и прилежных людей, чем кирстеры. Они знают, чего хотят, и работают, добиваясь своей цели. За каждый час аристократических удобств и развлечений кирстер платит двумя часами работы — в лавках, на фабриках, в жилищах других кирстеров. Как правило, приходиться делать и то, и другое, и третье. Вместо того, чтобы жить одной жизнью, они живут двумя или тремя. Они это любят. Их это возвышает и обогащает. Мне это тоже нравится. Можешь считать меня снобом!» Фэйн гневался, переходил на крик: «Я охотно в этом признаюсь! Но, пока ты и все вы будете брести к Земному Анклаву по колено в грязи и в пыли, я буду жить, как король!»
«Все в порядке, Роджер, не надо так волноваться, — успокоил его Глистра. — Или, пожалуй, тебя теперь следует называть «сэр Роджер»? Но почему ты не предупредил меня о своих планах?»
Фэйн отвернулся: «Я был уверен, что ты начнешь со мной спорить».
«Почему бы я стал с тобой спорить? — возразил Глистра. — Ты свободный человек, решай сам за себя. Желаю удачи!» Глистра встал и вернулся в середину круглого зала.

 

На следующий день, рано утром, к цитадели сэра Уолдена Марчиона подъехал экипаж. Изучая лица молодых людей, запряженных в карету, Глистра узнал одного из сыновей сэра Кларенса.
Вэйли и Мотта пропали. Глистра спросил Бишопа: «Где твоя служанка?»
Стив Бишоп развел руками и покачал головой.
«Она знала, что мы уезжаем?»
«Конечно, знала».
Глистра повернулся к Элтону: «А как насчет Мотты?»
Покосившись на Бишопа, Эйза Элтон усмехнулся: «Нужно смотреть правде в лицо. Мы не можем конкурировать с Кирстендейлом».
Глистра спросил: «Вы хотите их искать?»
Элтон почесал в затылке: «Здесь им будет лучше».
«Поехали!» — заключил Бишоп.
На станции канатной дороги главный носильщик разгрузил багаж на тележку и, навалившись на поручень, покатил ее к гондолам. Клод Глистра подмигнул спутникам: главным носильщиком был сэр Уолден Марчион.
Сделав каменное лицо, Глистра снова вручил носильщику чаевые: три маленькие стальные шайбы. Сэр Уолден низко поклонился: «Чрезвычайно благодарен».

 

Башни Кирстендейла растворились в дымке западного горизонта. Так же, как раньше, Озрик ехал в головной гондоле, за ним — Клод Глистра. В третьей, грузовой гондоле устроились Элтон и Нэнси, вслед за ними расположились в такой же грузовой гондоле Бишоп и Пьянца. Последняя гондола, в которой раньше ехал Фэйн, осталась в Кирстендейле.
Численность отряда уменьшалась. Глистра перебирал в уме события прошедших недель. Кетч, Дарро и Валюссер — убиты. Фэйн сошел с дистанции. Аббигенс, Морватц, полсотни солдат-божолейцев: все погибли, казнены или стали рабами цыган. Атман Плетка, его политборы, кудесники в брюхе гриамобота: на том свете. Кто следующий?
Мысль эта обволакивала его ум все время, пока они неслись под парусами вдоль берега спокойной реки — восточного притока Тельмы. В этих местах часто встречались группы и рощи деревьев земного происхождения — дубов, кипарисов, вязов и лиственниц, импортированных первопоселенцами и хорошо приспособившихся к местным условиям. Флору Большой Планеты представляли звонкий псевдошиповник, мута-сорняк, платочные деревья с цветами, похожими на рваную ветошь, бронзовый кустарник, проволосины и сотни безымянных разновидностей низкорослого коленчатого дрока. На прибрежных лугах расположились овощные фермы и заливные поля.
Река понемногу поворачивала на север, а гондолы продолжали двигаться на восток, и ландшафт снова изменился. Зеленые луга и лес превратились в неразборчивую дымку слева и позади, а впереди простиралась саванна с грядой голубоватых холмов в невероятно далекой перспективе Большой Планеты. Озрик указал на эти холмы: «Эйри!»

 

В полдень третьего дня Озрик снова указал вперед: «Подъезжаем к озеру Пеллитанте!»
Поверхность земли становилась топкой, и вскоре канатная дорога повернула на юг. Полчаса они летели над дюнами, изредка поросшими желтоватой травой; от яркого солнечного света, агрессивно отраженного белоснежным песком, болели глаза.
Внизу пронеслась высокая дюна — так близко, что сухая трава прошуршала, как щетка, по днищам гондол — и теперь они устремились по пологому тросу вниз, к лагуне, сплошь заросшей блестящим ярко-желтым тростником.
Озрик, ехавший в пятидесяти метрах впереди, внезапно пропал. Желтые тростниковые заросли вскипели жизнью: из них выскакивали голые человеческие фигуры, тощие и высокие, как жирафы, раскрашенные вертикальными желтыми и черными полосами. Их рост был просто поразителен — не меньше двух с половиной метров — и они передвигались длинными прыжками. Прозвучал резкий выкрик, напоминавший сигнал охотничьего рожка: полосатые фигуры одновременно остановились и напряженно откинулись назад, приготовившись метнуть копья… По фигурам промелькнул веер фиолетового огня, трещащий белыми искрами. Верзилы с копьями падали, как обугленные тряпки. Трое еще не умерли, но лежали, молотя топкую грязь длинными руками и ногами, как пришибленные насекомые.
Притаившийся Озрик вскочил, быстро прошел по мелководью к раненым и прикончил их — их собственными копьями.
На болоте все стихло. Взглянув на индикатор своего лучемета, Клод Глистра покачал головой: «Заряд кончился». Он приготовился было выбросить лучемет из гондолы, но удержался, вспомнив о ценности металла, и положил его под сиденье.
Озрик вернулся в свою гондолу, ругаясь на чем свет стоит: «Тростниковые черти обрезали трос, чумы на них нет!» По-видимому, в представлении проводника такое нарушение конвенции возглавляло список тягчайших преступлений.
«Какого племени эти люди?» — спросил Бишоп, спустившийся по опоре канатной дороги.
Озрик пожал плечами и пренебрежительно ответил: «Они зовут себя «станези»… От них одна беда и никакой пользы!»
Бишоп перевернул на спину тощую полосатую фигуру и заглянул мертвецу в открытый рот: «Подпиленные зубы… Хамитский тип лица… Племя шиллуков эмигрировало на Большую Планету из Судана примерно четыреста лет тому назад — ирреденты, предпочитавшие изгнание подчинению всемирному правительству. Весьма вероятно, что это их потомки».
Из ящика с инструментами, установленного в его гондоле, Озрик вынул шкив и снасти. Под его руководством путники нашли разорванные концы троса канатной дороги и почти соединили их, взявшись за привязанные к тросу оттяжки. Проводник смог ввинтить заершенные шплинты в оба конца и скрепить соединение внахлест тремя обмотками тонкой веревки. Оттяжки отпустили, и канатная дорога была восстановлена.
Упавшую гондолу Озрика подвесили надлежащим образом; проводник поднял паруса, и караван снова двинулся вперед.
Когда они обогнули лагуну, Глистра взглянул назад и заметил несколько фигур, крадучись двигавшихся из болота в направлении обгоревших полосатых тел… «Какая трагедия! — подумал Глистра. — За десять секунд погибли лучшие воины племени».
Теперь трос канатной дороги постепенно поднимался к деревьям, окаймлявшим озеро Пеллитанте, и внезапная тень листвы показалась Глистре темнотой. Легкий ветерок дул неохотными случайными порывами, и гондолы двигались не быстрее идущего человека. Неподалеку серебрилось зеркально безмятежное озеро — но блеск его поверхности отличался странным желтовато-серым оттенком, словно оно было покрыто паутиной. Противоположный берег терялся в дымке; вдали виднелись три или четыре лодки. По словам Озрика, там рыбачили представители племени, испытывавшего суеверный ужас перед сушей — всю свою жизнь они никогда ступали на берег.

 

Ближе к вечеру гондолы все еще скользили по тросу между деревьями вдоль берега озера. С наступлением сумерек впереди показался караван торговцев, ехавших навстречу по канатной дороге.
Озрик остановил свою гондолу, человек в головной гондоле торгового каравана подъехал поближе, и они обменялись приветствиями.
Купцы оказались уроженцами Мирамара в стране Целанвилли, к югу от Кирстендейла — они возвращались из Миртопрестола. Жилистые люди со сверкающими глазами, в белых полотняных костюмах, они повязали головы красными платками, что придавало их внешности несколько пиратский характер. Озрик, однако, явно не испытывал никаких неудобств при общении с этими незнакомцами, и Глистра постепенно успокоился.
Небо над озером уже приобрело темный серовато-лавандовый оттенок, и Глистра решил заночевать в месте встречи. Предводитель торговцев тоже решил устроиться на ночь.
«Настали трудные времена, — сказал он. — Все только и думают о том, как бы ограбить купцов, и честным людям полезно держаться вместе, поелику возможно».

Глава 14

Ложиться спать было еще рано. Торговцы сидели у костра, развлекаясь какой-то игрой, в которой использовалась вращающаяся клетка, наполненная разноцветными насекомыми. Нэнси сидела, скрестив ноги по-турецки и широко открыв обведенные темной тушью глаза, теперь казавшиеся черными — ее зрачки увеличились. Эли Пьянца сидел на бревне и стриг ногти; Стив Бишоп нахмурился над раскрытой записной книжкой. Худощавый Элтон прислонился спиной к стволу дерева в беззаботно расслабленной позе, но бдительно следил за происходящим. Озрик смазывал подшипники гондол, что-то фальшиво напевая сквозь зубы.
Глистра прошелся вниз, к берегу озера, чтобы полюбоваться на отражение исчезающего заката. Западный небосклон еще оживляло оранжевое и зеленое зарево на сером фоне, восточный полумрак отзывался едва заметным нежно-малиновым свечением. Ветер полностью исчез. На озере не было никакой ряби, его поверхность отливала молочным блеском.
Нэнси потихоньку спустилась на берег, лавируя между деревьями — в сумерках ее волосы казались бледно-золотыми и туманными. Она подошла поближе: «Почему ты сюда пришел?»
«Просто решил побродить… подумать».
«Тебе жаль, что мы уехали из Кирстендейла?»
Тоскливый тон ее упрека удивил его: «Нет, конечно нет!»
«Ты меня избегал», — суховато заявила девушка.
У Клода Глистры возникло неудобное предчувствие того, что его сейчас заставят объясняться и оправдываться: «Нет-нет, ничего подобного».
«Может быть, расфуфыренные женщины в Кирстендейле показались тебе привлекательнее меня?» — и опять же она произнесла эти слова тоном печального упрека.
Глистра рассмеялся: «Я едва перекинулся с ними парой слов… А тебе нравятся кирстеры-мужчины?»
Она подошла почти вплотную: «Как я могла думать о ком-нибудь, кроме тебя? У меня в голове стучало от ревности…»
Глистра ощутил огромное облегчение, у него перехватило дыхание. Он присел на лежавшее рядом бревно и привлек ее к себе: «В Миртопрестоле канатная дорога кончится».
«Да».
«Я подумывал о том, чтобы вернуться в Кирстендейл…»
Девушка отвернулась — он почувствовал, как она напряглась.
«… и построить там планер — достаточно большой, чтобы он всех нас поднял в воздух. Но потом я вспомнил, что мы не смогли бы лететь несколько недель подряд, не приземляясь — никакой топливный двигатель здесь не изготовишь, все это пустые фантазии… Хотя я продолжал предаваться фантазиям, пытаясь представить себе способ соорудить ракету или огромный воздушный змей…»
Нэнси погладила его по лбу: «Ты слишком много беспокоишься».
«Одна из фантазий вполне осуществима — воздушный шар. Заполненный горячим воздухом. К сожалению, преобладающие ветры дуют с юго-востока, и нас очень скоро отнесло бы в море». Глистра глубоко вздохнул.
Нэнси встала и потянула его за собой: «Давай прогуляемся по берегу — подальше от всех…»
К тому времени, когда они вернулись, торговцы достали откуда-то большую зеленую бутыль вина — все сидели вокруг костра, разгоряченные и разговорчивые. Глистра и Нэнси тоже выпили немного.

 

Давно взошло ослепительное солнце. Глистра с трудом заставил себя проснуться. Почему во рту был такой отвратительный вкус? И почему часовой не разбудил его?
Он осмотрелся по сторонам.
Торговцев след простыл!
Глистра вскочил на ноги. Под тросом канатной дороги неподвижно лежал ничком Эли Пьянца.
Гондолы исчезли — четыре гондолы, сто фунтов металла, одежда, инструменты…
И Пьянца погиб.

 

Пьянцу похоронили в неглубокой могиле и в глубоком молчании. Взглянув на канатную дорогу, вперед и назад, Глистра повернулся к оставшимся спутникам: «Не будем обманывать себя. Нам нанесли беспощадный удар».
Озрик смущенно отозвался: «Вино! Нам не следовало пить их вино. Они натерли внутренние стенки стаканов усыпляющим маслом. Никогда нельзя доверять торгашам».
Глистра мрачно покачал головой и взглянул на могилу Эли Пьянцы. Прекрасный человек, добрый, непритязательный, всегда готовый помочь… Он снова повернулся к молчаливой группе спутников.
«Озрик, теперь у вас нет никаких причин нас сопровождать. Гондолы украли, наш металл украли. Впереди вас ничто не ждет. Вам лучше всего пойти обратно в Кирстендейл и воспользоваться гондолой Фэйна — таким образом вы сможете вернуться в Болотный Город».
Итак, оставались Эйза Элтон, Стив Бишоп, Нэнси и он сам. «Все остальные могут сделать то же самое. Дальше нас ожидают одни трудности и, скорее всего, смерть. Каждому, кто предпочитает вернуться в Кирстендейл, я пожелаю счастливого пути».
«А ты почему не вернешься, Клод? — спросила Нэнси. — У нас впереди целая жизнь: рано или поздно кто-нибудь принесет твое сообщение в Земной Анклав».
«Нет. Я пойду дальше».
«Я с тобой», — сказал Бишоп.
«Мне не понравился Кирстендейл, — заявил Элтон. — Они там слишком много работают».
У Нэнси опустились плечи.
«Ты можешь вернуться вместе с Озриком», — предложил Глистра.
Она бросила на него скорбный взгляд: «Ты хочешь, чтобы я ушла?»
«Я с самого начала не хотел, чтобы ты за нами увязалась».
Нэнси вскинула голову: «И теперь я тоже не вернусь».
Озрик, сидевший на земле, поднялся на ноги, покручивая рыжеватый ус, и вежливо поклонился: «Желаю вам всего наилучшего — и удачи. На мой взгляд, с вашей стороны было бы разумнее вернуться со мной в Болотный Город. Виттельхач — не худший из правителей в этом необъятном мире». Проводник переводил взгляд с одного лица на другое: «Так-таки нет?»
«Надеюсь, Озрик, вам удастся вернуться домой в целости и сохранности».
Глистра смотрел вслед проводнику, удалявшемуся с пустыми руками. Его арбалет остался в похищенной гондоле.
«Одну минуту!» — позвал его Глистра.
Озрик обернулся. Глистра вручил ему лазерное ружье: «Достаточно откинуть предохранитель и нажать спусковую кнопку. Заряд скоро кончится, так что не стреляйте без необходимости».
«Благодарю вас! — сказал Озрик. — Большое спасибо!»
«Прощайте!»
Фигура проводника скоро исчезла за деревьями.
Клод Глистра вздохнул: «Из этого ружья еще можно было выстрелить два или три раза — и это помогло бы нам пройти еще несколько километров или прикончить нескольких реббиров… Так что же? Что у нас осталось?»
«Рюкзаки, которые мы положили под головы — в них пищевые концентраты и мои витамины. Наши покрывала, опреснитель с фильтром и четыре лучемета», — подытожил Бишоп.
«Меньше груза — легче идти!» — заключил Элтон.

 

Озеро простиралось на шестьдесят километров — два дня ходьбы по берегу под словно застывшими в безветренную погоду деревьями. Вечером второго дня им преградила дорогу река, вытекавшая из озера на юг, и путники устроили бивуак на берегу.
На следующее утро они соорудили плот из наваленных крест-накрест сухих ветвей. Яростно отталкиваясь шестами и загребая воду ладонями, они заставили это неустойчивое плавучее средство доставить их к противоположному берегу — в пяти километрах вниз по течению от канатной дороги.
Взобравшись на крутой берег, они оценили обстановку. Где-то на северо-востоке смутно темнели вершины Эйри, защищенные грядой отвесных утесов, протянувшейся с севера на юг.
«До утесов, наверное, еще три дня ходу, — констатировал Бишоп. — Причем трос канатной дороги, насколько я понимаю, непрерывно поднимается в горы».
«Хорошо, что мы теперь на своих двоих, — заметил Элтон. — Представляю, как пришлось бы попотеть, затаскивая гондолы и груз на такую высоту!»
Клод Глистра повернулся, глядя вдоль реки в направлении озера, к чему-то присмотрелся, прищурился, указал в ту сторону рукой: «Вы видите там что-нибудь?»
«Дюжина всадников на зипанготах», — немедленно откликнулся Элтон.
«Торговцы упоминали о банде реббиров… может быть…» — Глистра кивнул самому себе.
Нэнси вздохнула: «Как было бы хорошо ехать верхом, а не идти!»
«Мне это только что пришло в голову», — сказал Глистра.
«Три месяца тому назад я был цивилизованным человеком, — издевательски-скорбным тоном заметил Бишоп. — Никогда бы не подумал, что стану конокрадом!»
Глистра усмехнулся: «Еще удивительнее тот факт, что пятьсот или шестьсот лет тому назад эти реббиры тоже были цивилизованными землянами».
«Так что же мы сделаем? — спросил Элтон. — Подойдем поближе и расстреляем всю банду?»
«Если они будут так любезны и подождут нас, — ответил Глистра. — И если это обойдется нам не больше, чем в макроватт, потому что…» Глистра изучил показания индикатора на лучемете, выпавшем из руки убитого Пьянцы: «В аккумуляторе осталось только два макроватта».
«У меня примерно столько же», — отозвался Бишоп.
«Моего заряда хватит на два добрых выстрела», — отрапортовал Элтон.
«Если они уберутся подобру-поздорову, — сказал Глистра, — будем рассматривать реббиров как воспитанных граждан Большой Планеты и не обременим свою совесть, отправив их на тот свет. Тем не менее…»
«Нас заметили! — воскликнула Нэнси. — Они едут сюда!»
По серой равнине неслась кавалькада: люди в развевающихся черных плащах, пригнувшиеся на спинах скачущих галопом зипанготов. Их животные мало походили на тех, которых земляне продали Виттельхачу — эти были крупнее, массивнее, с костистыми белыми головами, похожими на черепа.
«Демоны!» — пробормотала Нэнси.
«Поднимемся туда, где берег повыше, — распорядился Глистра. — Нужно задержать передних всадников, пока они все не окажутся в радиусе поражения…»
С равнины слышался бешеный топот ороговевших лап — реббиры разразились дикими торжествующими воплями. Уже можно было разглядеть лица всадников, возглавлявших кавалькаду: скуластые, горбоносые, с губами, растянутыми в напряженном оскале.
«Я насчитал тринадцать бандитов, — спокойно сообщил Глистра. — Бишоп, займись четырьмя слева, Элтон — четырьмя справа; я прикончу пятерых посередине».
Всадники растянулись почти безукоризненным строем перед небольшой возвышенностью, где стояли четыре фигуры. Сверкнули три фиолетовые вспышки, затрещал наэлектризованный воздух. Тринадцать реббиров свалились на скаку.
Уже через несколько минут маленький отряд Глистры отправился верхом по равнине к череде утесов. Они конфисковали четырех самых сильных зипанготов, остальных оставили пастись на воле. Мечи, ножи и весь металл реббиров были надежно привязаны за седлами. Кроме того, они надели черные плащи и белые шлемы.
Нэнси не нравился такой маскарад: «От плаща реббира воняет скотиной!» Скорчив гримасу, она прибавила: «И шлем вымазан изнутри какой-то жирной гадостью».
«Протри его чем-нибудь, — посоветовал Глистра. — Если он поможет нам добраться до Миртопрестола, он сослужит свою службу…»
Длинный пологий подъем становился каменистым и пустынным. Утром второго дня далеко впереди показался караван из шести грузовых гондол, мчавшихся по ветру под полными парусами. Спрятавшись в ложбине метрах в двадцати от тропы, путешественники видели, как гондолы проносились мимо — шесть фантастических силуэтов на фоне безоблачного неба, словно паривших на белых крыльях из парусины — уже через несколько секунд они превратились в пятнышки, а затем в точки, ползущие по тросу к озеру Пеллитанте.

 

На третий день эскарп уже высился почти над головой. Изгибаясь великолепной дугой, трос канатной дороги поднимался к самому краю обрыва.
«Здесь спускаются, уезжая из Миртопрестола», — Глистра разговаривал сам с собой. Поворачивая голову, он прослеживал изгиб троса на фоне неба — все выше и выше, пока едва заметная нить не исчезала за кромкой мелового утеса: «Подниматься не так легко. Тащить туда гондолы волоком? Но спуск… Нэнси, помнишь, как мы летели в Галатуданскую долину?»
Девушка поежилась: «Здесь еще хуже…»
Они взошли на площадку под опорой канатной дороги, откуда должно было начинаться перемещение гондол волоком. Тропа вела налево, поднимаясь к обрыву по осыпи грязно-белых скальных обломков. Достигнув утеса, она круто поворачивала направо по выдолбленному уступу, огражденному цементированной каменной стенкой. Через двести метров уступ поворачивал налево, потом снова направо — налево — направо — налево — бесконечными зигзагами. Зипанготы терлись плечами о поверхность мелового утеса, в связи с чем приходилось перекидывать через седло находившуюся с той же стороны ногу. Мощные животные почти бежали вверх по уступу, скользя на шести лапах без каких-либо признаков усталости или напряжения.
Все выше и выше — налево, направо… Поверхность Большой Планеты словно падала вниз, расширяясь все дальше и дальше — и там, где взор землянина ожидал увидеть горизонт, отделяющий небо от саванны, снова простирались холмы и леса, а за ними другие, слегка более туманные леса и холмы… Где-то вдали, но вовсе не на горизонте, поблескивало озеро Пеллитанте.
Выше, еще выше! Ветер гнал вереницу облаков прямо на утес; тропу внезапно обволокли влажные серые сумерки. В ушах ревели порывы воздушных потоков, столкнувшихся с преградой и стремившихся вверх.
Они остановились на краю обрыва — там, где ветер хлопками выбрасывал в небо обрывки тумана, оставшегося от облаков. Известняковое плато выглядело так, будто его кто-то аккуратно подметал — ветер унес всю пыль. Серовато-белое, лишенное ориентиров плато тянулось на тридцать или сорок километров, плоское, как лист картона, после чего становилось крапчатым, изрисованным какими-то серыми тенями. На всем пространстве между краем обрыва и этими далекими тенями не было ничего, кроме троса и опор канатной дороги, установленных через двадцатиметровые промежутки и уходивших в никуда, уменьшаясь до неразличимости, как на схематической иллюстрации перспективы в каком-нибудь учебнике.
«Что ж, — сказал Глистра. — Здесь ничего и никого нет…»
«Никого?» — спросил Элтон, указывая на север вдоль края обрыва.
Клод Глистра обмяк в седле: «Реббиры».
Реббиры приближались по плоскому меловому нагорью подобно колонне муравьев — до них оставалось еще километров пять или шесть. По оценке Глистры, их было не меньше двухсот человек. Он глухо произнес: «Лучше убираться отсюда… Если мы поедем — не спеша — вдоль канатной дороги, может быть, они нас не тронут».
«Тогда поехали!» — заключил Элтон.
Зипанготы пустились на восток беззаботным шагом вперевалку, вдоль математически идеальной перспективы канатной дороги. Глистра то и дело беспокойно оглядывался на север: «По-моему, они едут к спуску…»
«Нет, они скачут сюда», — возразил Элтон.
Дюжина всадников отделилась от колонны — они заметили путешественников и явно спешили наперерез.
Глистра сжал зубы: «Придется удирать».
Он ударил коленями в бока зипангота. Животное застонало, всхрапнуло и понеслось вперед, вытянув навстречу ветру костистую морду на длинной шее.
Двадцать четыре тяжелые лапы топтали известняк. Сзади мчались реббиры в развевающихся на ветру черных плащах.

Глава 15

«Где я, что со мной? — думал Клод Глистра. — Разве это не сон?» Кошмарные шестиногие кони, кошмарные всадники-разбойники, кошмарное монотонное серовато-белое пространство, глубину которому придавали только столбы канатной дороги…
Он заставил себя очнуться, отбросить наваждение. Часто оглядываясь, он следил за реббирами. Теперь вся их армия пустилась вдогонку, словно зараженная возбуждением состязания. Первая дюжина всадников почти не приближалась. Глистра поглаживал ороговевшую шкуру зипангота, приговаривая не умоляющим, а почти дружеским тоном: «Давай, давай…»
Километры проносились за одинаковыми километрами — тяжелые лапы молотили серую плоскую равнину. Глядя вперед, Глистра заметил, что они уже почти достигли района крапчатых теней — белых солончаковых дюн, кристаллических, блестевших, как битое стекло.
Реббиры начинали догонять четырех беглецов. Снова оглянувшись, Глистра увидел картину, которая показалась бы волшебной в других, не столь ужасных обстоятельствах: ближайшие реббиры поднялись на ноги, чудесным образом сохраняя равновесие на спинах скачущих животных. И каждый из них, откинув на спину полы плаща, вставил стрелу в тяжелый черный лук.
«Пригнитесь! Стреляют!» — закричал Глистра и прижался грудью к плечу зипангота.
Над самой головой прожужжало древко стрелы. Впереди возвышались дюны. Глистра чувствовал, что топот лап его зипангота стал мягче, приобрел шаркающий характер — теперь они взбирались по сыпучему песку… Животное напряглось, дышало тяжело и хрипло. Зипанготы могли пробежать еще несколько километров — но в конце концов разбойники окружили бы четверых путешественников.
Вверх по дюне, вниз — в округлую мягкую впадину, снова вверх к молочно-белому хребту… А сзади десятки за десятками всадников в черных плащах переливались волной, как неумолимый прибой, по блестящим дюнам.
Дюны кончились, будто разбившись о склоны черных холмов вулканического стекла. Сзади раздавались хриплые воинственные крики, сливающийся в глухой грохот топот сотен лап… Беглецы повернули в старое кремнистое русло, где вода текла, может быть, раз или два раза в год. Опустив шеи, зипанготы спотыкались и пошатывались на острых обломках черного обсидиана.
С обеих сторон в узкую долину, образованную руслом, открывались еще более тесные боковые ложбины. Глистра повернул налево: «Сюда!» Он задыхался, сочувствуя хрипам измученного зипангота: «Скорее! Если мы скроемся из виду, может быть, нас потеряют…»
Он углубился в ложбину, за ним — Нэнси, бледная, с побелевшими мышцами вокруг рта, за ней — Бишоп и Элтон.
«Тихо! — предупредил Глистра. — Потеснитесь в тень…»
Со стороны основного русла послышался топот. Черные силуэты проносились мимо поворота в ложбину. Громкие боевые выкрики постепенно становились все тише.
Вдруг характер этих звуков изменился — самым зловещим образом. Возгласы стали вопросительными, разбойники спорили. Глистра обернулся, посмотрел вверх. Ложбина круто поднималась к хребту под почти невозможным углом.
Глистра подал знак девушке: «Наверх! Скорее!» Повернувшись к Бишопу и Элтону, он выдохнул: «За ней!»
Нэнси пришпорила зипангота. Животное двинулось вперед, жалобно всхрапнуло, остановилось на крутом подъеме, опустило голову-череп, начало поворачивать назад.
Натянув поводья, Нэнси отчаянно колотила зипангота коленями. Чихая и постанывая, животное выставило передние лапы выше головы и стало карабкаться по склону.
«Скорее! — повторил громким шепотом Глистра. — Они тут как тут!»
Бишоп и Элтон стали подниматься вслед за девушкой. Выкрики реббиров приближались. Глистра заставил своего зипангота атаковать подъем. Сзади появился реббир — меч в его вытянутой руке покачивался, как антенна на ветру.
Ложбину заполнили вплотную всадники с выпученными от возбуждения глазами и их черные толстокожие зипанготы. Крутой склон шуршал под массой карабкающихся лап и толкающихся плеч.
Нэнси добралась до хребта, за ней Бишоп, Элтон и Глистра.
Элтон знал, чтó оставалось сделать. Он смеялся — его зубы блеснули на солнце. Прицелившись из лучемета в голову зипангота опередившего товарищей реббира, он нажал на курок. Белесый череп черной твари разлетелся кровавыми брызгами. Зипангот вскинул передние лапы, как богомол, ненадолго задержался, балансируя на задних лапах, и свалился на поднимавшихся вслед за ним животных.
Не мешкая, Глистра развернул шестиногого скакуна и помчался вдоль хребта. Остальные поспешили за ним. Все четверо выжимали последние силы из своих животных, пробираясь по узкому горбу обсидиана между осыпями, ложбинами и обрывами. То и дело приходилось осторожно объезжать провалы и вулканические каверны.
Минут через пять Глистра повернул вниз по одной из ложбин и остановился за выступом черной стены остекленевшего шлака: «Теперь нас долго не найдут, даже если у них хватит терпения искать… В любом случае, можно здесь подождать до темноты».
Взглянув на тяжко вздымающиеся и опускающиеся плечи своего зипангота, он прибавил: «Ты, конечно, не красавец, но в беде не подвел…»

 

Когда наступила ночь, они снова поднялись на хребет и потихоньку направились на восток в темноте. Хребет расширялся и уплощался; осколки обсидиана уступили место крошащейся серой скальной породе, а скальные обнажения постепенно утонули в непроглядном океане песка.
Когда они двинулись вперед по этой новой равнине, издалека — откуда-то сзади — донесся зловещий ухающий клич. Остановив зипангота, Глистра прислушался. Ночь молчала.
Зипангот переминался с лапы на лапу и тихо всхрапывал. Снова раздался далекий ухающий вопль. Глистра повернулся в седле и пришпорил зипангота коленями: «Лучше уехать подальше от реббиров, пока не рассвело. Или, по меньшей мере, пока мы не найдем какое-нибудь укрытие».
Они молча продолжили путь — песок слегка поблескивал под звездами. Пучок метеоритов расчертил небо яркими линиями. Со стороны вулканических холмов снова послышался скорбный вопль.
Большая Планета неслась в пространстве, мало-помалу обращая восточные просторы навстречу ослепительной Федре. Наступил рассвет — розовый и оранжевый взрыв. К этому времени зипанготы едва волочили лапы, их головы раскачивались на длинных шеях, иногда ударяясь об землю.
Становилось все светлее. В восточных низинах задрожало, как мираж, видéние растительности: покачивающиеся огромные листья, мохнатые стволы, покрытые бахромой ветви…
Федра вырвалась на небосклон. Теперь можно было без труда разглядеть большой зеленый оазис — длиной не меньше пятнадцати километров — в море белого песка. В центре оазиса возвышался полусферический купол, блестевший так, словно он был покрыт каким-то бледным металлом.
«Надо полагать, это Миртопрестол, — сказал Глистра. — Волшебный Родник».
Никакой переходной зоны не было — пустыня превратилась в оазис внезапно, как если бы любые попытки растительности укорениться за установленными природой границами буквально пресекались в корне. Ковер синего мха, свежий и влажный, начинался в двух сантиметрах от трещиноватой глины, такой же сухой и бесплодной, как в тридцати километрах к западу.

 

Проникновение в прохладную сень оазиса вызвало ощущение блаженного пробуждения в райском саду. Глистра выскользнул из седла, привязал поводья к корню дерева и помог Нэнси спуститься на землю. Ее побелевшее лицо осунулось; сухопарая фигура Бишопа стала развинченной и вялой; глаза Элтона блестели, как лунные камни, его поджатые губы превратились в тонкую бледную линию.
Зипанготы шумно понюхали мох, засунув в него носы, после чего легли и стали кататься на спине. Глистра поспешил снять с животных седла и рюкзаки, пока они не раздавили в прах все оставшиеся скудные запасы.
Нэнси лежала в тени, вытянувшись во весь рост; Стив Бишоп свалился на мох рядом с ней.
«Есть хочешь?» — спросил Глистра.
Нэнси отрицательно покачала головой: «Я просто устала. Здесь тихо и мирно… Слышишь? Кажется, поет какая-то птица».
Глистра прислушался: «Да, похоже на птицу».
Эйза Элтон открыл рюкзак с провизией, смешал в кружке витамины с порошковым пищевым концентратом, увлажнил смесь, превратившуюся в густую пасту, выскреб пасту из кружки в переносной подогреватель Фэйна, завинтил крышку, подождал несколько секунд и вынул горячую галету.
Клод Глистра улегся на мох: «Пора устроить военный совет».
«В чем проблема?» — спросил Элтон.
Глистра смотрел вверх, на сине-зеленые листья с белыми прожилками: «Проблема в том, как выжить… Когда мы вышли из Джубилита, нас было восемь человек — не считая Нэнси. Ты, Бишоп, я, Пьянца, Кетч, Дарро, Фэйн и Валюссер. Считая Нэнси — девять человек. Мы покрыли всего лишь полторы тысячи километров, и нас осталось четверо. Впереди, прежде всего — пустыня, где, по словам Озрика, начинается сектор Палари. За пустыней — горы и еще одно большое озеро, дальше — река Моншевиор, а потом… бог знает что».
«Ты хочешь нас напугать?»
Глистра продолжал так, словно не расслышал это замечание: «Когда мы вышли из Джубилита, я считал, что у нас есть достаточный шанс добраться до Анклава. «Пусть от нас останутся кожа да кости, — рассуждал я, — но мы как-нибудь останемся в живых». Я ошибался. Наступила пора принимать решение. Любого, кто пожелает вернуться в Кирстендейл по канатной дороге, я только поздравлю с присутствием духа и здравого смысла. В мечах реббиров достаточно металла, чтобы всех нас сделать богачами. Если кто-нибудь считает, что лучше быть живым кирстером, чем мертвым землянином, теперь у вас есть шанс сделать окончательный выбор — и меня он вполне устроит, каков бы он ни был».
Он ждал. Никто не сказал ни слова.
Глистра все еще разглядывал прожилки листьев: «Отдохнем здесь, в Миртопрестоле, пару дней, а потом, если есть желающие идти дальше на восток…»

 

Он тихо прохаживался по мху, посматривая на спутников. Бишоп храпел; Элтон спал, как младенец; руки Нэнси дрожали, ее пальцы сжимались и разжимались — ее сон явно не был счастливым. Глистра думал: «Торговцы убили Пьянцу, стоявшего на вахте. Почему они на этом остановились?» С их стороны вполне логично было бы перебить весь отряд — от пиратов в красных головных платках трудно было ожидать человечности или даже животного сострадания сытых хищников. На землянах была ценная одежда с металлическими застежками и пуговицами. Одни лучеметы представляли собой сокровище, о котором можно было только мечтать. Почему весь отряд не прикончили во сне? Может быть, кто-то обладал властью, достаточной для предотвращения такого исхода — например, властью человека, вооруженного лучеметом?
Глистра вышел на сухую, покрытую трещинами глину, взглянул на далекие холмы и отвернулся — у него перехватило дыхание от скорби и неопределенности. Он вернулся в рощу. Мох мягко, но упруго уступал давлению ступней, как роскошный ковер. Тихий шелест листьев и свежий воздух производили убаюкивающее действие. Солнечные лучи просачивались сквозь листву, образуя вокруг пятнистый полусвет сказочного леса. Время от времени слышался приятный тихий щебет, похожий на трель свирели. Скорее всего, все-таки, это была не птица, а какое-то насекомое или ящерица — туземных птиц на Большой Планете не было, а земные еще не успели расплодиться. Со стороны купола в центре оазиса донесся далекий гулкий звон — кто-то ударил в гонг.
За спиной послышались тихие шаги — Глистра резко обернулся. К нему подошла Нэнси. Глистра вздохнул: «Ты меня напугала».
«Клод! — прошептала девушка. — Давай вернемся — все, вчетвером». Она поспешила продолжить, пока Глистра не успел ответить: «У меня нет никакого права об этом говорить, меня никто не приглашал… Но ты погибнешь, без всякого сомнения, а я не хочу, чтобы ты погиб… Почему мы не можем просто жить вместе? Если мы вернемся в Кирстендейл, мы могли бы жить в покое и в достатке».
Глистра покачал головой: «Не искушай меня, Нэнси. Я не могу повернуть назад. Но тебе, пожалуй, следует вернуться».
Она отступила на шаг, изучая его лицо широко открытыми голубыми глазами: «Ты больше не хочешь быть со мной?»
Он устало рассмеялся: «Конечно, хочу. Я отчаянно в тебе нуждаюсь. Но — просто чудо, что ты все еще здесь. Удача не может улыбаться вечно».
«Да, не может! — воскликнула Нэнси. — Именно поэтому я хочу, чтобы ты вернулся!» Она приложила ладони к его груди: «Клод, ты не умеешь сдаваться».
«Не умею».
Слезы катились по ее щекам. Глистра пытался выразить свои чувства, но не мог. Слова застревали в горле. Наконец, чтобы хоть что-нибудь сказать, он пробормотал: «Тебе лучше еще отдохнуть, успокоиться».
«Я больше никогда не буду знать покоя».
Он вопросительно взглянул на нее, но девушка отошла на край оазиса, прислонилась к стволу дерева и остановила взгляд на просторе белой пустыни.
Глистра отвернулся и стал беспокойно прохаживаться туда-сюда по прохладному синему мху.
Прошел час.
Он взглянул туда, где оставалась Нэнси. Девушка лежала и спала, подложив руку под голову. Что-то в ее позе, в напряженном повороте спины подсказало Глистре, что с этих пор их отношения никогда не будут прежними.
Глистра подошел к спящему Элтону и прикоснулся к его плечу. Элтон мгновенно открыл глаза.
«Твоя вахта. Разбуди Стива через час».
Элтон зевнул, поднялся на ноги: «Ладно».

 

Звуки. Хриплые, лающие звуки. Глистра страшно устал. Но резкое тявканье проникало в мозг, хотя глаза отказывались открываться. Звуки настойчиво повторялись откуда-то издали. Опасность! Он должен проснуться! Должен!
Глистра вскочил на ноги, нащупывая рукой лучемет на поясе.
Элтон спал поблизости.
Стива Бишопа не было видно. Нэнси тоже пропала.
Перепалка грубых голосов. Глухой удар. Еще один глухой удар. Голоса удалялись, затихали.
Глистра побежал между стволами, продираясь сквозь сплетения лозы с сердцевидными листочками, через заросли красных перистых кустов с зелеными цветами. Он споткнулся о тело, резко остановился, оцепенел от ужаса.
Тело лежало без головы, головы рядом не было. Тело Стива Бишопа.
«Где эта круглая голова, такая умная голова? Где теперь Бишоп? Что с ним?»
Кто-то схватил его за предплечье: «Клод!» Глистра взглянул Элтону в лицо: «Стива убили».
«Я вижу. Где Нэнси?»
Элтон посмотрел по сторонам, опустил глаза к земле: «Убийцы Стива забрали ее с собой. Похоже на ее следы — здесь — и здесь…»
Глистра набрал в грудь воздуха, еще раз вздохнул до самой глубины легких, взглянул на следы. Его охватил внезапный приступ жгучей энергии. Он побежал в направлении купола, мимо высаженных кольцом изящных кипарисов, усеянных золотистыми плодами. Глистра выбежал на мощеную дорожку, ведущую прямо к огромному центральному куполу. Теперь можно было видеть весь фасад этого здания, окруженного со всех сторон арочными колоннадами. Ни девушки, ни ее похитителей нигде не было.
На какое-то мгновение Глистра застыл, после чего снова побежал вперед. Он бежал через сады, мимо длинной мраморной скамьи, мимо фонтана, испускавшего шесть струй хрустально-прозрачной воды, по проходу, вымощенному ромбовидными плитами белого и синевато-серого камня.
Стоявший на коленях старик в сером шерстяном халате, разрыхлявший совком почву цветочной клумбы, поднял голову.
Глистра задержался и грубо спросил: «Куда они делись? Люди, тащившие девушку?»
Старик непонимающе уставился на него.
«Куда они ушли? Отвечай, или я…»
«Он глухой», — сказал подоспевший сзади Элтон.
Глистра бешено оглянулся и отвернулся. В конце прохода, в стене, открылась какая-то дверь — конечно же, Нэнси затащили внутрь через эту дверь! Глистра подбежал к двери, попытался открыть ее. Дверь словно вросла в стену, даже не шелохнулась.
Глистра стал стучать кулаком в дверь и кричать: «Откройте! Откройте, говорю!»
Элтон положил руку ему на плечо: «Ломиться туда не имеет смысла. Чего доброго, тебе перережут глотку, вот и все».
Глистра отступил на пару шагов, уставившись на каменное здание. Ему казалось, что солнечный свет потускнел, что цветущие сады превратились в унылое, поблекшее запустение. «Заряда в моем лучемете достаточно, чтобы перестрелять мерзавцев! — с горечью сказал он. — И, клянусь всеми богами, я пущу им кровь!»
В голосе Элтона появилась нотка нетерпения: «Лучше подойти к решению этого вопроса рационально. Прежде всего нужно позаботиться о наших зипанготах, пока их тоже не увели».
Глистра обжег гневным взглядом упрямую каменную стену и отвернулся от нее: «Очень хорошо… Ты прав. Бедняга Бишоп!»
«Скорее всего, мы не переживем его надолго», — без всякого выражения произнес Элтон.

 

Зипанготы всхрапывали и ворчали, постукивая белыми черепами голов по стволам деревьев. Элтон и Глистра молча оседлали их и стали навьючивать рюкзаки — от прикосновения к жалким пожиткам Бишопа и Нэнси немели пальцы.
Элтон прервался: «Если бы это зависело от меня, знаешь, чтó бы я сделал?»
«Что?»
«Я уехал бы отсюда на восток как можно скорее».
Глистра покачал головой: «Эйза, я не могу».
«Происходит что-то подозрительное».
«Я знаю. И я должен узнать, чтó именно. Хотя теперь уже нет никакой надежды добраться до Анклава… Ты всегда можешь вернуться в Кирстендейл».
Элтон крякнул.
Они вскочили в седла и поехали к куполу.
Назад: Книга I Большая Планета (роман)
Дальше: Глава 16