Покидая, и, быть может, навсегда, старый лес, который столько лет служил ему убежищем, Робин Гуд испытывал столь острое сожаление о прошедшем, а также некоторое опасение за будущее, столь мало соответствовавшее щедрым обещаниям Ричарда, что он решил подождать под спасительной сенью своего лесного обиталища окончательного исполнения взятых на себя королем обязательств.

Это было очень удачное решение — задержаться в Шервуде, потому что коронация Ричарда, происходившая в Винчестере вскоре после его возвращения в Лондон, настолько сильно заняла всех, что были бы совсем некстати напоминания о правах молодого графа Хантингдона, которые король признал, но не провозгласил публично.

Едва только окончились коронационные торжества, как Ричард уехал на континент, куда его призывало острое желание отомстить Филиппу Французскому, и, понадеявшись на слово своих советников, он оставил на них дело восстановления в правах храброго Робин Гуда.

Барон Бротон (аббат Рамсей), во владении которого находилось имение Хантингдонов, пустил в ход все свое влияние и огромное состояние, чтобы отсрочить исполнение указа короля о возвращении этого богатого графства истинному наследнику; но, поступая крайне предусмотрительно в отношении друзей и покровителей, осторожный барон и виду не показывал, что он собирается открыто воспротивиться воле Ричарда, а просто просил повременить немного, задаривая канцлера, и таким образом продолжал спокойно пользоваться огромным состоянием, которое он присвоил.

Пока Ричард сражался в Нормандии, а аббат Рамсей перетянул на свою сторону все ведомство канцлера, Робин Гуд с доверием ждал известии о том, что он может вступить во владение имуществом своего отца.

Одиннадцать месяцев сломили свойственное ему терпение: он набрался мужества, которое ему придало благожелательное отношение к нему короля во время пребывания его в Ноттингеме, и послал запрос Хьюберту Уолтеру, архиепископу Кентерберийскому, хранителю печати и верховному судье Английского королевства. Прошение Робин Гуда дошло по назначению, и архиепископ был о нем осведомлен; эта справедливая просьба не была открыто отклонена, на нее просто никто не ответил, и считалось, что ее, как бы не было.

Эта бездеятельность людей, которые должны были по долгу службы способствовать восстановлению его в правах наследства, говорила об их недобросовестности, и молодой человек легко догадался, какая подспудная борьба затевается против него. К несчастью, аббат Рамсей, ставший бароном Бротоном и графом Хантингдоном, был слишком могущественным противником, чтобы предпринять против него в отсутствие Ричарда хоть какие-либо враждебные действия. Поэтому Робин решил закрыть глаза на несправедливость, жертвой которой он стал, и спокойно ждать возвращения короля Англии.

Приняв это решение, Робин Гуд отправил верховному судье второе послание. В нем он выразил неудовольствие тем, что аббату Рамсею оказывается очевидное покровительство, и заявлял, что в надежде на скорое возвращение Ричарда в Англию и его правосудие он снова становится главарем разбойников и будет жить, как и прежде, в Шервудском лесу.

Хьюберт Уолтер не проявил никакого видимого внимания к этому письму, но, наводя порядок во всей Англии и принимая строгие меры против наводнивших королевство многочисленных шаек, Робин Гуда и его веселых братьев, как находящихся под покровительством Ричарда, не трогал.

Четыре года прошли в том обманчивом спокойствии, которое обычно предшествует небесным бурям и революционным потрясениям. Однажды Англию словно громом поразила внезапная весть о смерти Ричарда, повергнув в ужас всех его подданных. Восшествие на престол принца Джона, который словно поставил себе целью возбудить всеобщую к нему ненависть, послужило сигналом к целой череде преступлений и постыдных насилий.

Как раз в это злосчастное время аббат Рамсей в сопровождении многочисленной свиты проезжал по дороге в Йорк через Шервудский лес и был остановлен Робин Гудом. Попав в плен, так же как и сопровождавшие его люди, аббат мог получить свободу, лишь заплатив значительный выкуп. Бранясь, он заплатил, однако пообещал себе жестоко отомстить и не замедлил сдержать обещание.

Аббат Рамсей обратился к королю, и Джон, в это время крайне нуждавшийся в поддержке знати, внял жалобам барона и тут же послал сотню человек под командованием сэра Уильяма Грея, старшего брата Джона Грея, своего любимца, начать преследование Робин Гуда, приказав разбить отряд лесных братьев наголову.

Рыцарь Грей был норманн и ненавидел саксов; движимый этим чувством ненависти, он поклялся положить вскоре к ногам аббата Рамсея голову его дерзкого соперника.

Внезапное прибытие в Ноттингем солдат в кольчугах и крайне воинственного вида посеяло в городке всеобщую панику, но, когда стало известно, что они направляются в Ноттингемский лес, чтобы уничтожить отряд Робин Гуда, ужас уступил место недовольству и несколько человек, преданных разбойникам, побежали предупредить их о готовящемся против них походе.

Робин Гуд встретил эту новость как человек и без того постоянно державшийся настороже и опасавшийся мести жестоко оскорбленного противника; он ни на минуту не усомнился в том, что аббат Рамсей содействовал этому столь быстро организованному походу. Робин, собрав своих людей, приготовился оказать норманнам мощное сопротивление и тут же подослал врагу ловкого лучника, который, переодевшись крестьянином, должен был предложить солдатам провести их к дереву, известному во всей округе как место встречи веселых лесных братьев.

Эта простая хитрость, уже не раз выручавшая Робина, удалась и на этот раз, и рыцарь Грей без всяких колебаний принял предложение посланца Робина. Услужливый лесник встал во главе отряда и часа три водил его по кустам, колючим зарослям и завалам, казалось, не замечая того, что солдатам в кольчугах было очень тяжело проделывать этот переход. Наконец, когда солдаты под тяжестью доспехов стали буквально валиться с ног от усталости, проводник вывел их, но не к Дереву Встреч, а на широкую поляну, со всех сторон окруженную вязами, буками и вековыми дубами. На поляне, свежей и зеленой, как лужайка на парадном дворе замка, лежали и сидели веселые лесные братья — весь отряд.

Вид противника, на первый взгляд безоружного, прибавил силы солдатам; забыв о проводнике, незаметно затерявшемся среди разбойников, они с победным кличем без всяких предосторожностей бросились на лесных братьев.

К огромному удивлению норманнов, те, почти не меняя небрежной позы, подняли над головами огромные палки и стали с хохотом вращать их.

Придя в отчаяние от этой насмешки, солдаты, обнажив мечи, беспорядочно кинулись на разбойников, но те, нисколько не смутившись, отклонили палками угрожавшие им мечи и молниеносно обрушили страшные удары на головы и плечи норманнов. Глухой шум, какой издавали каски и кольчуги, смешался с криками поверженных наземь солдат и возгласами йоменов, которые, казалось, не защищали свою жизнь, а отрабатывали свою ловкость на чучелах.

Сэр Уильям Грей, руководивший передвижением отряда, в ярости видел, как падали вокруг него его лучшие бойцы, и проклинал минуту, когда в голову ему пришла мысль так тяжело вооружить солдат. Чтобы одолеть людей, чья чудесная сила делала их и так почти непобедимыми, ловкость и свобода движений были первейшими условиями, а норманны с трудом могли шевелиться.

Испугавшись полного поражения, более чем вероятного, рыцарь остановил сражение, и, благодаря великодушию Робина, остатки королевского отряда вернулись в Ноттингем.

Само собой разумеется, что признательный норманн в душе дал обещание на следующий же день вернуться в лес с менее тяжело вооруженными солдатами.

Робин Гуд догадался о враждебных замыслах сэра Грея; он построил своих людей в боевом порядке на том же месте, что и накануне, и стал спокойно ждать появления солдат, которых один из его людей, посланных в разведку во все примыкавшие к Ноттингему части леса, встретил в двух милях от Дерева Встреч.

На этот раз норманны оделись в легкие костюмы лучников, они были вооружены луками и стрелами, небольшими мечами и щитами.

Робин Гуд и его люди уже около часа стояли на прежнем месте, ожидая солдат, но те не появлялись. Молодой человек уже решил было, что враги переменили планы, как вдруг со своего поста примчался один из лучников, стоявших в дозоре, и сообщил, что норманны, заблудившись по дороге, идут прямо к Дереву Встреч, где по приказу Робина собрались все женщины.

Эта новость пробудила в душе Робина тягостное предчувствие; он побледнел и сказал:

— Бежим, постараемся опередить норманнов, нужно остановить их; горе нам и горе им, если они доберутся до наших женщин!

Лесные братья все как один бросились в ту сторону, откуда наступали норманны, надеясь преградить им путь или успеть первыми оказаться у Дерева Встреч, но солдаты сильно опередили их, и остановить их или прийти раньше, чтобы предотвратить несчастье, уже было невозможно. Нравы, а точнее, полная распущенность той варварской эпохи заставляли Робина и его товарищей бояться, что по отношению к беззащитным женщинам будет учинено жестокое насилие.

Норманны скоро добрались до Дерева Встреч. Увидев их, женщины в ужасе закричали и бросились, обезумев, бежать куда только можно было. Сэр Уильям сразу же понял, что его ненависть к саксам может найти выход, если он захватит слабых и растерявшихся женщин и предаст их смерти, чтобы отомстить за свое первое поражение.

По его приказу солдаты остановились, и сэр Уильям с минуту следил за лихорадочным бегством охваченных ужасом женщин. Одна из них бежала впереди, а остальные старались, одновременно прикрывая ее, следовать за ней. Эта явная заботливость их по отношению к подруге дала понять рыцарю, что она у них самая главная; он тут же решил, что разумно подстрелить ее первой, поднял лук и спокойно прицелился. Он был хорошим стрелком; стрела вонзилась точно между плечами, и несчастная женщина, обливаясь кровью, упала на землю; другие, забыв об опасности, с горестными криками опустились около нее на колени.

Один человек видел, как презренный норманн поднял лук, и этот человек, надеясь предупредить выстрел, прицелился ему в лоб. Стрела его попала в цель, но слишком поздно: прежде чем умереть от руки Робин Гуда, сэр Уильям смертельно ранил Марианну.

— Леди Марианна ранена! Смертельно ранена! — эта ужасная новость мгновенно облетела ряды саксов, и у многих на главах показались слезы, потому что эти мужественные люди с безграничной нежностью любили свою молодую королеву. Горе же Робина граничило с безумием: он не говорил, не плакал, он сражался. Маленький Джон и Робин бросились на норманнов, как жаждущие крови тигры, и, молча, не разжимая побелевших губ, сеяли вокруг себя смерть. Казалось, в них вселилась сверхъестественная сила: они мстили за Марианну, и мстили жестоко!

Кровавое сражение длилось два часа; норманны были разбиты наголову, и ни один из них не получил ни пощады, ни прощения, только один солдат сумел бежать; он-то и принес брату сэра Уильяма Грея роковую весть о разгроме отряда.

Марианну перенесли на поляну подальше от поля битвы; около нее, заливаясь слезами, стояла на коленях Мод и тщетно пыталась остановить кровь, хлеставшую из страшной раны.

Робин бросился на колени рядом с Марианной; сердце его разрывалось oт горя, он не мог ни говори гь, пи шевелиться, из груди его вырывался хрип, он задыхался.

Когда Робин приблизился, Марианна открыла глаза и нежно взглянула на него.

— Ты ведь не ранен, мой друг? — спросила слабым голосом молодая женщина, немного помолчав.

— Нет, нет, — прошептал Робин: он едва мог шевелить губами.

— Слава Божьей Матери! — сказала с улыбкой Марианна. — Я молила ее за тебя, и она снизошла к моей мольбе. Эта ужасная битва кончилась, дорогой Робин?

— Да, милая Марианна, наши враги исчезли, они больше не вернутся… Но поговорим о тебе, подумаем о тебе, ты… я… Пресвятая Матерь Божья! — воскликнул Робин. — Это горе выше моих сил!

— Ну же, мужайся, милый мой, любимый Робин, подними голову, посмотри на меня, — сказала Марианна, силясь улыбнуться, — рана неглубокая, она заживет, стрелу вытащили. Ты же знаешь, мой друг, если бы существовала какая-то опасность, я бы первая поняла, что мой час пришел. Ну же, взгляни на меня, милый Робин.

Произнеся эти слова, Марианна попыталась притянуть голову Робина к себе, но эта попытка лишила ее последних сил: когда молодой человек поднял на нее заплаканные, глаза, Марианна была без сознания.

Однако она быстро пришла в себя; нежно утешив мужа, она выразила желание немного отдохнуть и вскоре глубоко уснула.

Как только Марианна уснула на затененном ложе из мха, которое ей устроили подруги, Робин Гуд пошел выяснить, в каком состоянии находится его отряд. Джон, Мач и Уилл заботились о раненых и подсчитывали мертвых; раненых среди изгнанников было немного, человек двенадцать из них — опасно, убитых не было ни одного. Норманны же, как уже говорилось, погибли все, и по краям поляны вырыли большие ямы, которые должны были принять их тела.

Проснувшись после глубокого сна через три часа, Марианна увидела мужа рядом с собой, и это ангельское создание, желая поддержать того, кого она так нежно любила, стала ласково говорить, что не чувствует никакой слабости и скоро поправится.

Марианна страдала, Марианна ощущала предсмертную тоску и знала, что надеяться ей больше не на что, но горе Робина разрывало ей сердце, и она старалась, насколько это было и ее власти, облегчить мужу роковой удар.

На следующий день состояние ее ухудшилось, рана воспалилась, и последняя надежда на спасение жены угасла даже в сердце Робина.

— Дорогой Робин, — сказала Марианна, вкладывая свои пылающие руки в руки мужа, — приближается мой последний час; наше расставание будет жестоким, но у сердец, верящих в Божью милость, достанет сил его перенести.

— О Марианна, любимая моя Марианна! — воскликнул Робин, рыдая. — Неужели Матерь Божья совсем покинула нас, раз она позволяет погибнуть нашим сердцам?! Я не переживу тебя, Марианна, я не смогу без тебя жить.

— Да будет тебе опорой вера и долг, любимый Робин, — нежно ответила Марианна, — ты смиришься с этим несчастьем, потому что такова воля Неба, и будешь жить, пусть не счастливо, но спокойно среди людей, все существование которых зависит от тебя. Я скоро покину тебя, мой друг, но прежде чем глаза мои закроются, чтобы не видеть более дневного света, позволь мне сказать, как я люблю и любила тебя. Если бы это чувство, переполняющее все мое существо, могло принять видимую форму, ты бы понял, сколь оно сильно и необъятно. Я любила тебя, Робин, со всей доверчивостью преданного сердца, всю свою жизнь я молила Бога о единственной милости — всегда нравиться тебе.

— И Бог был милостив к тебе, Марианна, — ответил Робин, стараясь умерить волнение своей печали, — поскольку и я могу сказать в свою очередь, что ты, ты одна царила в моем сердце; когда я был рядом с тобой и вдали от тебя, ты была моей единственной надеждой, моим единственным утешением.

— Если бы Небо позволило нам состариться рядом друг с другом, дорогой Робин, — заговорила опять Марианна, — если бы оно послало нам длинную вереницу счастливых дней, может быть, расставание наше было бы еще более жестоким, потому что у тебя не осталось бы сил перенести такую страшную боль. Но мы оба молоды, и я оставляю тебя на земле в таком возрасте, когда одиночество наполняется воспоминаниями, а может быть, и надеждой… Обними меня, милый Робин… вот так… позволь я прижмусь щекой к твоей щеке. Я хочу, чтобы ты услышал мои последние ласковые слова, я хочу, чтобы душа моя, отлетая, улыбалась, я хочу, чтобы ты принял мой последний вздох…

— Марианна, любимая моя, не говори так! — душераздирающим голосом воскликнул Робин. — Я не могу слышать, как ты говоришь о расставании. О Матерь Божья, заступница скорбящих! Ты всегда внимала моим смиренным мольбам! Подари мне жизнь той, которую я люблю, подари мне жизнь моей жены, на коленях молю тебя!

И Робин, лицо которого было залито слезами, с мольбой воздел к Небу руки.

— Ты напрасно просишь божественную мать Спасителя, любимый мой, — сказала Марианна, прижимаясь побелевшим лбом к плечу Робина. — Дни мои — да что я говорю?! — часы мои сочтены. Бог послал мне сон, чтобы меня предупредить.

— Сон?! Что ты говоришь, дорогое дитя?

— Да, сон. Вот послушай. Я видела тебя; ты в кругу лесных братьев сидел на большой поляне в Шервудском лесу. Наверное, ты давал праздник своим храбрым товарищам, потому что ветви старых деревьев были увиты гирляндами роз, и красные ленты весело развевались от дуновений благоуханного ветерка. Я сидела рядом с тобой, держала тебя за руку и чувствовала невыразимую радость, но тут вдруг между нами возник незнакомец с бледным лицом и в черной одежде и сделал мне рукой знак следовать за ним. Я встала вопреки своей воле и вопреки своей воле пошла за мрачным незнакомцем. Однако, прежде чем уйти, я вопросительно посмотрела на тебя, потому что не могла проронить ни слова и меня душила печаль; ты спокойно и с улыбкой посмотрел на меня; я показала тебе на незнакомца, но ты, повернув голову в его сторону, продолжал улыбаться; я постаралась объяснить тебе, что он уводит меня от тебя; ты слегка побледнел, но улыбка не сошла с твоих губ. Я впала в отчаяние, задрожала и горько заплакала, обхватив голову руками.

А незнакомец все вел меня за собой. Когда мы отошли на несколько шагов от поляны, передо мной предстала женщина в покрывале; незнакомец отступил назад, женщина подняла покрывало, прятавшее от меня ее лицо, и я узнала нежные черты своей матери.

Я вскрикнула и, дрожа от удивления и счастья, смешанного с испугом, протянула к ней руки.

«Милое дитя, — сказала она, и голос ее звучал мелодично и нежно, — не плачь, смиренно, по-христиански прими участь, общую для всех смертных. Умри с миром, без горечи, оставь этот свет, который может дать тебе только суетные удовольствия и скоропреходящие радости. За его пределам есть обитель вечного блаженства, приди сюда жить со мной; но, прежде чем идти за мной, взгляни!» И с этими словами моя мать дотронулась до моего лба рукой, холодной и белой, как мрамор. При этом прикосновении, мой взор, который застилали слезы, прояснился, и я увидела вокруг себя блистающий хоровод юных девушек. Все они были ангельски Красины, и на устах у них играла божественная улыбка. Они ничего не говорили, просто смотрели на меня и, казалось, старались, чтобы я поняла, как я буду счастлива жить среди них. Пока я любовалась своими будущими подругами, мать, наклонившись ко мне, ласково сказала: «Дитя мое милое, взгляни, взгляни еще раз». Я последовала ее совету. Вокруг меня благоухали цветы, ветви деревьев клонились под тяжестью плодов: румяные яблоки и золотистые груши прятались среди белых маргариток. В воздухе был разлит чудесный аромат, и вокруг порхали и пели яркие птички. Я пришла в восторг, горе потихоньку ушло из моего сердца, и моя мать, радостно улыбнувшись, еще раз ласково и нежно повторила мне: «Взгляни, дитя мое, взгляни».

Тут за мной раздались легкие шаги. Они были едва слышны, но прозвучали для меня как дивная музыка, сердце мое забилось чаще, и я обернулась.

И тогда — о Робин! — я почувствовала беспредельное счастье, ибо увидела тебя, ты бежал ко мне по лужайке, глаза твои блестели, и ты протягивал мне руки.

«Робин! Робин!» — закричала я и хотела броситься тебе навстречу, но мать меня удержала.

«Он придет, — сказала она мне, — вот он, уже здесь». И взяв наши руки, она соединили их, а потом, поцеловав меня в лоб, сказала: «Вы, мои дети, там, где счастье вечно, любовь никогда не кончается, вы в обители избранных. Будьте счастливы!»

Конец сна я не запомнила, милый Робин, — помолчав, сказала Марианна. — Я проснулась и поняла, что Небо послало мне предупреждение и надежду. Я должна расстаться с тобой на долгие годы, да, но не навсегда. Бог соединит нас в ином мире…

— Дорогая Марианна!

— Любимый мой, — продолжала молодая женщина, — последние силы оставляют меня, положи мою голову себе на грудь, обними меня покрепче, и я усну последним сном, как засыпает усталое дитя на груди матери.

Робин лихорадочно целовал умирающую жену, и на ее лицо падали его жгучие слезы.

— Да благословит тебя Бог, любимый мой, — продолжала Марианна слабеющим голосом, — и в настоящем и в будущем, и да ниспошлет он свою благодать тебе и всем, кого ты любишь. Вокруг меня все темнеет, а я хотела бы еще раз видеть твою улыбку, прочесть в твоих глазах, как я тебе дорога. Робин, я слышу голос матери, она меня зовет, прощай!..

— Марианна! Марианна! — закричал Робин, падая на колени рядом с постелью жены. — Поговори еще со мной. Я не хочу, чтобы ты умирала! Боже всемогущий, помоги мне! Сжалься над нами, Матерь Божья!

— Милый Робин, — прошептала Марианна, — я хочу, чтобы меня похоронили поддеревом Встреч… а на могиле посадили цветы…

— Да, дорогая, да, мой нежный ангел, ты будешь спать под благоуханным зеленым ковром, и, когда придет мой последний час, который я зову всей душой, я попрошу того, кто будет мне закрывать глаза, похоронить меня рядом с тобой…

— Спасибо, любимый, последнее биение моего сердца — тебе, я умираю счастливой, потому что умираю в твоих объятиях… Прощай, про…

Вместе с поцелуем с губ Марианна сорвался вздох, руки ее слабо сжали шею Робина, и больше она не шевелилась.

Робин долго еще вглядывался в это нежное лицо, надеясь, что глаза еще раз откроются, он долго ждал, что эти бледные губы еще заговорят, но — увы! — ждал напрасно: Марианна была мертва.

— Пресвятая Матерь Божья! — воскликнул Робин, опуская на ложе неподвижное тело жены. — Ушла, ушла навсегда! Любимая моя, счастье мое, жена моя!

И, обезумев от горя, он бросился вон из шатра с криком:

— Марианна умерла! Марианна умерла!

Робин Гуд свято выполнил последнюю волю жены: он приказал вырыть могилу под Деревом Встреч и останки той, кто была светочем и утешением его жизни, были погребены там и прикрыты цветочным ковром. Юные девушки графства, во множестве явившиеся на похороны, украсили могилу гирляндами из роз и оплакали Марианну вместе с Робином.

Аллан и Кристабель были извещены о роковом событии и приехали на рассвете; они были в отчаянии и горько оплакивали смерть горячо любимой сестры.

Когда все было окончено и тело Марианны скрылось в могиле, Робин Гуд, до тех пор занимавшийся всем, что было связано с погребением, пронзительно вскрикнул, вздрогнул с головы до ног, как человек, смертельно раненный в сердце стрелой, и, не слушая Аллана, не отвечая Кристабель, испуганной таким страшным отчаянием, вырвался из их рук и исчез в лесу. Бедный Робин хотел остаться наедине со споим горем, наедине с Богом.

Время, смягчающее самые великие горести, не залечило сердечной раны Робин Гуда. Он продолжал оплакивать ту, что своим нежным ликом освещала для него старый лес, ту, что нашла счастье в его любви и была единственной радостью его жизни.

Вскоре пребывание в лесу стало для него невыносимо, и он уехал в поместье Барнсдейл, но там воспоминания мучили его еще больше, и Робин впал в мрачную апатию: все чувства его заледенели. Казалось, в нем умерло все — дух, мысль и даже воспоминания.

Эта постоянная тоска погрузила всех веселых братьев в глубокую печаль. Слезы предводителя затушили в них последние искры веселья, и по тропинкам старого леса разбойники бродили задумчиво, не находя себе места, словно неприкаянные души. Не слышно было в тени зеленых деревьев громкого смеха брата Тука, не стучала палка о палку, не разносились громкие крики во время состязаний в ловкости и силе, стрелы не покидали колчанов, и никто не соревновался в стрельбе из лука.

Бессонница и отвращение к пище сильно изменили внешность Робина: он побледнел, под глазами появились темные круги, он стал кашлять и медленная лихорадка довершила то, что начало горе. Маленький Джон, молча наблюдавший за этими переменами, сумел в конце концов убедить друга, что ему следует уехать не просто из Барнсдейла, но и вообще из Йоркшира, и попробовать развеять свою печаль путешествием. Посопротивлявшись с час, Робин согласился с мудрыми доводами Маленького Джона и, прежде чем расстаться со своими людьми, поручил ему командование ими.

Чтобы путешествовать неузнанным, Робин переоделся крестьянином и в таком скромном виде явился в Скарборо. Он остановился у порога бедной хижины, в которой жила вдова рыбака, и попросил у нее приюта. Старушка приняла нашего героя приветливо и, собирая на стол, рассказала ему о своих каждодневных горестях. Она сообщила ему, что у нее есть лодка с экипажем из трех матросов, которых ей тяжело содержать, хотя такого числа людей и мало, чтобы вести лодку и грести к берегу, когда улов большой.

Желая хоть как-нибудь убить время, Робин Гуд предложил старушке наняться к ней матросом за весьма скромную плату, и крестьянка, которой гость очень понравился, от всей души согласилась.

— Как вас зовут, милый мальчик? — спросила старушка, когда они договорились, на каких условиях новый работник будет у нее жить.

— Меня зовут Саймон Ли, добрая женщина, — ответил Робин Гуд.

— Ну что же, Саймон Ли, завтра вы начнете работать, и, если работа вас устроит, мы долго проживем вместе.

На следующее утро Робин Гуд вместе со своими новыми товарищами вышел в море, но мы вынуждены сказать, что, никогда прежде не управлявший судном, Робин Гуд, несмотря на все старания, мало чем смог быть полезен умелым рыбакам. К счастью для него, это были люди незлые, и они не стали издеваться над его неумением, а просто посмеялись над тем, что ему в голову пришла мысль взять с собой в море лук и колчан со стрелами.

«Если бы мы были в Шервудском лесу, — думал Робин Гуд, — я не позволил бы им вот так смеяться надо мной, но у каждого — свое ремесло, и в их деле я ничего не стою».

Наполнив лодку рыбой вровень с бортами, рыбаки распустили паруса и направились к причалу. Но тут они заметили небольшой французский корвет, который шел прямо на них. На борту корвета людей было, по-видимому, немного, однако рыбаки не на шутку испугались и заявили, что они пропали.

— Пропали? Почему же? — спросил Робин.

— Почему? Ну, ты и дурак! — ответил один из рыбаков. — Да потому что на корвете наши враги, мы с ними в состоянии войны, и если они возьмут нас на абордаж, то мы попадем в плен.

— Надеюсь, им это не удастся, — ответил Робин, — мы попробуем защищаться.

— Да как мы можем защищаться? Их ведь человек пятнадцать, а нас — всего трое.

— А меня вы в расчет не берете, храбрый человек? — спросил Робин.

— Нет, приятель. Руки у тебя слишком белые, и ты вряд ли когда-либо обдирал их о весло. Ты моря не знаешь, и, если упадешь в воду, на земле одним дурнем станет меньше. Не сердись по пустякам, ты парень славный, и я к тебе очень расположен, но ты не стоишь того хлеба, что съедаешь.

Легкая улыбка скользнула по губам Робина.

— Я не слишком самолюбив, — сказал он, — и все же хочу вам доказать, что и я на что-нибудь годен в минуту опасности. Мой лук и стрелы выручат нас. Привяжите меня к мачте; рука у меня не должна дрожать, и дадим корвету приблизиться к нам на расстояние полета стрелы.

Рыбаки повиновались. Робина крепко привязали к мачте, он поднял лук и стал ждать.

Как только корнет приблизился, Робин прицелился, и тотчас же человек, стоявший на носу судна, покатился по палубе со стрелой в шее. Второго матроса постигла та же участь. Рыбаки, на секунду застывшие в полном восторге и изумлении, радостно закричали, и тот, кто был у них за старшего, показал Робину на человека, стоявшего у руля корвета. Робин тут же его убил, как двух других.

Суда сошлись бортами, на корвете оставалось десять человек, но скоро стараниями Робина несчастных французов стало только трое. Как только рыбаки заметили, что силы равны, они решили захватить судно, и это было им тем более легко, что французы, сочтя всякое сопротивление опасным и бесполезным, сдались на милость победителей. Матросам оставили жизнь и предоставили возможность вернуться во Францию на рыбачьей лодке.

Французский корвет был хорошей добычей, поскольку он вез королю Франции крупную сумму — около двенадцати тысяч ливров.

Само собой разумеется, что завладев таким неожиданным богатством, славные рыбаки извинились перед тем, над кем за несколько часов до того насмехались; потом, преисполнившись бескорыстия, они заявили, что добыча целиком принадлежит Робину, поскольку самой победой они обязаны его бесстрашию и меткости.

— Добрые мои друзья, — сказал Робин, — вопрос этот могу решить я один, и вот как я хочу уладить это дело: половина корвета и его содержимого станет собственностью бедной вдовы, которой принадлежит лодка, а остальное будет разделено между вами тремя.

— Нет, нет, — ответили рыбаки, — мы не потерпим, чтобы ты лишил себя имущества, которое было приобретено тобой без чьей-либо помощи. Судно принадлежит тебе, и, если ты хочешь, мы будем твоими слугами.

— Благодарю вас, вы славные ребята, — ответил Робин, — но мне не нужны доказательства вашей преданности. Корвет будет разделен, как я того хочу, а двенадцать тысяч ливров я употреблю на то, чтобы построить для вас и для самых бедных жителей бухты Скарборо более здоровые жилища, чем те, что у вас есть.

Напрасно рыбаки пытались изменить планы Робина; они стремились доказать ему, что, отдав вдове, бедным и им самим четверть от этих двенадцати тысяч ливров, он все равно поступит очень великодушно, но Робин не захотел ничего слушать и в конце концов заставил своих товарищей замолчать.

Несколько недель Робин Гуд прожил среди добрых людей, которых его великодушие осчастливило, но в одно прекрасное утро, устав от моря и соскучившись по споим товарищам и старому лесу, он собрал рыбаков и объявил им о своем отъезде.

— Друзья мои, — сказал Робин, — я расстаюсь с вами, глубоко признательный за ваши заботы обо мне. Вероятно, мы никогда больше не увидимся, но мне бы хотелось, чтобы вы сохранили доброе воспоминание о вашем госте и друге Робин Гуде.

И прежде чем ошеломленные рыбаки снова обрели дар речи, Робин Гуд исчез.

И сегодня еще маленькая бухта, рядом с которой под крышей одной из скромных хижин жил знаменитый изгнанник, носит имя Робин Гуда.

До опушки Барнсдейлского леса Робин дошел ранним июньским утром. В глубоком волнении вступил он на узкую просеку, где столько раз встречала его с улыбкой на губах и радостью в душе любимая женщина, чью смерть он теперь должен будет оплакивать до конца своих дней. Несколько минут Робин в молчании созерцал те места, что были свидетелями его минувшего счастья, и грудь его задышала спокойнее; он чувствовал, как в нем оживает прошлое, и тень Марианны заскользила по темным просекам, цветущим лужайкам и полянам, затененным от солнца густой листвой вековых дубов; Робин Гуд последовал за этим сладостным видением и прошел до того места, где обычно собирались веселые братья.

Но в этот день здесь никого не было. Робин поднес к губам охотничий рог, и его мощный звук поплыл в глубину леса.

И тут же в ответ раздался мощный крик: ветви деревьев, окружавших поляну, раздвинулись, и в объятия Робин Гуда кинулся Красный Уилл в сопровождении всех лесных братьев.

— Роб, друг милый, — прошептал красавец Уилл прерывающимся голосом, — наконец-то ты вернулся! Слава Богу! Мы все так ждали, так ждали, правда, Маленький Джон?

— Правда, — ответил Джон, горестно глядя полными слез глазами на бледное лицо пришедшего. — Робин почувствовал, как мы волнуемся, и пришел.

— Да, дорогой Джон, и надеюсь, что больше не покину тебя.

Джон схватил руку Робин Гуда и с силой сжал ее, но так нежно, что Робин не посмел пожаловаться на боль.

— Добро пожаловать к нам, Робин Гуд! — радостно закричали лесные братья. — Тысячу раз приветствуем тебя!

Эти проявления радости, вызванные его приходом, пролили целительный бальзам на неизлечимую рану нашего героя. Он понял, что не должен больше уходить и свое горе и оставлять без поддержки людей, до такой степени преданных ему в его несчастье.

Это мужественное решение заставило Робин Гуда покраснеть. Увы! Его сердце было не в ладу с его волей, но воля победила; мысленно простившись с тенью Марианны, он протянул руку своим верным друзьям и сильным и спокойным голосом сказала:

— Отныне, милые мои товарищи, я всегда буду вашим другом, вожаком и начальником, изгнанником Робин Гудом, атаманом Робин Гудом!

— Ура! — закричали лесные братья, бросая вверх шапки. — Ура! Ура!

— Теперь будем веселиться, — сказал Робин Гуд, — и пусть повсюду у нас царит радость; сегодня мы отдыхаем, а завтра охотимся, и горе норманнам!

О новых подвигах Робин Гуда скоро заговорили по всей Англии, и богатым сеньорам Ноттингемшира, Дербишира и Йоркшира пришлось платить немалую дань на нужды бедняков и содержание отряда.

Так прошли долгие годы, не принеся в существование изгнанников никаких перемен, но, прежде чем читатель закроет эту книгу, мы должны ему сообщить судьбу некоторых ее действующих лиц.

Сэр Гай Гэмвелл и его жена умерли в очень преклонном возрасте, оставив своим сыновьям поместье Барнсдейл, в котором те и поселились, выйдя из отряда Робин Гуда.

Красный Уилл последовал примеру братьев; он жил в чудесном доме со своей дорогой Мод, которая к этому времени стала матерью нескольких детей и была любима мужем столь же нежно, как и в первые дни после свадьбы. Мач и Барбара поселились неподалеку от Мод, но у Маленького Джона, к несчастью потерявшего Уинифред, не было никаких причин покидать лес, и он остался под началом Робина; к тому же, поспешим добавить, слишком любил он Робина, чтобы ему хоть на мгновение пришла мысль оставить его, и оба товарища продолжали жить бок о бок, убежденные, что только смерть может их разлучить.

Не забудем сказать несколько слов о храбром Туке, благочестивом монахе, благословившем столько свадеб. Тук остался верен Робину; он по-прежнему был духовным наставником лесных братьев и ничего не потерял из своих замечательных качеств: это был достойный священнослужитель, пьяница, задира и хвастун.

Хэлберт Линдсей, молочный брат Мод, назначенный приказом Ричарда Львиное Сердце старшим конюшим Ноттингемского замка, прекрасно справлялся со своей должностью, которую ему удалось сохранить. Жена Хэла, красотка Грейс Мей, оставалась по-прежнему очаровательной, а ее малышка Мод обещала со временем стать точным портретом матери.

Сэр Ричард Равнинный жил спокойно и счастливо со своей женой и детьми Гербертом и Лили. Честный сакс был привязан к Робин Гуду до последнего дыхания; когда Робин, которого привлекала эта любовь и нежность, приезжал в замок вместе с Маленьким Джоном отдохнуть от трудов, там всегда был настоящий праздник.

Вскоре после того как была подписана Великая Хартия, король Джон, совершив ряд чудовищных деяний, кинулся лично преследовать юного короля Шотландии, отступавшего под его натиском, и двинулся прямо на Ноттингем, сея на своем пути отчаяние и ужас. Джон двигался в сопровождении нескольких генералов, которые за свои подвиги получили весьма выразительные прозвища: одного звали Халео Без Потрохов, другого — Молеон Кровавый, третьего — Уолтер Мач Убийца, четвертого — Соттим Жестокий, пятого — Годешаль Бронзовое Сердце. Эти негодяи были командирами отрядов иностранных наемников, и они оставляли своими следами насилия, смерть и пожарища. Слух о приближении этого разбойничьего войска отзывался погребальным звоном в ушах испуганных жителей — они в ужасе бежали, оставляя свои опустевшие дома на милость норманнов.

Робин Гуд узнал о жестоком поведении солдат и решил заставить их испытать такие же муки, как те, что из-за них испытывали бедные жители.

Лесные братья отозвались на призыв своего командира с таким воодушевлением, что, знай об этом солдаты короля Джона, они бы невольно задрожали, столько в нем было ненависти побежденных к победителям, саксов — к норманнам.

Когда отряд приготовился к битве, Робин Гуд стал ждать.

При приближении к Шервудскому лесу командиры норманнов выслали вперед разведчиков, и когда основные силы войска вошли в лес, они увидели лежащими мертвыми на дороге, повешенными на деревьях, испускающими дух на земле тех, возвращения кого они напрасно ждали. Это чудовищное зрелище несколько охладило пыл норманнов, но, поскольку их было много, они продолжали продвигаться вперед.

В планы Робина не входило открыто нападать на целую армию, он мог победить только хитростью; вот почему он положился на ловкость и бесподобную меткость своих людей. Солдаты падали один за другим, раненные стрелами, причем лучинки оставались невидимыми; люди Робина шли за ними по пятам, убивая отставших и безжалостно закалывая тех, кто попадал к ним в руки. Ужас сковал армию, люди поняли, что они погибли, а суеверие того времени заставило их приписать свои несчастья силам ада. Один из военачальников-иностранцев, Соттим Жестокий, хотел положить конец этим убийствам, которые грозили разложить армию; он приказал сделать привал, призвал своих людей во имя их же собственного спасения обуздать свой ужас и, встав во главе пятидесяти решительных норманнов, пошел обследовать ближайшие заросли. Но не успел маленький отряд вступить на заглохшую тропинку, как его осыпал град стрел с вершин деревьев и из гущи кустарников, и сам Соттим Жестокий и все пятьдесят солдат пали мертвыми.

Исчезновение этого отряда разведчиков и их неустрашимого начальника усилило безотчетный страх норманнов, и они будто на крыльях пронеслись через Шервудский лес и спрятались в Ноттингемском замке. Разбитые усталостью и возбужденные гневом и бешенством, они с новой яростью предались кровавому разбою, которым был отмечен их поход по Мансфилдской долине.

На следующий день армия, по-прежнему ведомая королем Джоном, вступила в Йоркшир, сжигая и убивая по дороге беззащитных сельских жителей.

Норманны, таким образом, проложили за собой кровавую борозду, политую слезами, и жители — кто лишившись имущества, кто потеряв жену и детей, — присоединились, горя мщением и жаждой убийства, к отряду Робина, и наш герой во главе восьмисот храбрых саксов бросился преследовать жестокого врага.

Счастливый случай уберег от нашествия норманнов мирные жилища Аллана Клера и сэра Ричарда Равнинного. Оба замка оказались в стороне от пути грабителей. Джон не щадил богатых саксов: он изгонял их и поселял в их жилищах своих фаворитов как хозяев. Но являлся Робин Гуд со своими грозными товарищами, и новый владелец вместе с солдатами, которых он нанимал, попадал в руки изгнанников, которые безжалостно его убивали.

Из слухов и из жалоб своих людей король узнал о победном марше мести саксов и послал небольшую часть армии, надеясь, что она окружит Робин Гуда, расположившегося, как говорили, в небольшом лесу. Бесполезно говорить, что солдаты не вернулись к королю, даже чтобы сообщить о своем поражении, потому что они погибли, не дойдя до предполагаемой стоянки Робин Гуда.

Подвиги нашего героя прославили его на всю Англию, и имя его стало грозой норманнов, как в царствование Генриха II для них было грозой имя Херварда Уэйка.

Джон дошел до Эдинбурга, но, не сумев захватить короля Шотландии, направился в Дувр, приказав своим разрозненным отрядам присоединиться к нему. Однако большая часть этих отрядов была остановлена людьми Робина — часть в Дербишире, а часть в Йоркшире. В это время король Джон умер, оставив престол своему сыну Генриху.

При этом новом царствовании жизнь Робин Гуда не была столь деятельной и полной приключений, как в кровавые времена правления короля Джона, поскольку граф Пембрук, опекун малолетнего короля, приложил серьезные усилия к тому, чтобы улучшить жизнь народа, и ему удалось поддерживать мир но всем королевстве.

Внезапное прекращение физической и духовной деятельности произвело на Робин Гуда угнетающее впечатление и подорвало его силы. Правда и то, что он уже не был молод: ему шел пятьдесят пятый год, а Маленький Джон потихоньку достиг почтенного шестидесятишестилетнего возраста. Как мы уже говорили, время не принесло облегчения Робин Гуду, и воспоминание о Марианне, такое же живое, как в день разлуки, не позволило ему полюбить ни одну другую женщину.

Могила Марианны, за которой лесные братья заботливо ухаживали, каждую весну покрывалась новыми цветами, и не раз, с тех пор как вернулись мирные дни, разбойники заставали своего главаря с бледным и печальным лицом стоявшим на коленях на зеленом ковре у Дерева Встреч.

День ото дня печаль Робина становилась все тяжелее, лицо мрачнее, улыбка его исчезла совсем, и даже терпеливый и преданный Джон нередко не мог добиться от своего друга никакого ответа на свои тревожные вопросы.

Однако случилось так, что Робин, тронутый заботами товарища, сдался на его просьбы и отправился в женский монастырь неподалеку от Шервудского леса получить у его аббатисы религиозное утешение.

Аббатиса уже видела Робин Гуда, и ей были известны особенности его частной жизни. Она приняла его очень любезно и предложила ему любую помощь, которую была в состоянии оказать.

Робин Гуда, по-видимому, тронула любезность монахини, и он попросил ее пустить ему кровь. Аббатиса согласилась; она привела больного в келью, где очень ловко сделала то, о чем просил ее пациент, затем, как опытный врач, она умело наложила ему на руку повязку и оставила его обессиленного лежать в постели.

Странная, жестокая улыбка появилась у нее на лице, когда она вышла из кельи, затворила дверь и заперла се на дна оборота ключа, который унесла с собой.

Скажем несколько слон об этой монахине.

Это была родственница сэра Гая Гисборна, норманнского рыцаря, который имеете с лордом Фиц-Олвином предпринял поход против лесных братьев и погиб от руки Робина той смертью, которую он сам готовил ему. Однако в голову этой женщины вряд ли бы пришла мысль отомстить за своего родственника, если бы его брат, сам слишком большой трус, чтобы рисковать жизнью в честном бою, не убедил ее, что она одновременно свершит правосудие и сделает доброе дело, избавив Английское королевство от знаменитого изгнанника. Аббатиса была слабой женщиной и дала презренному норманну себя убедить: она перерезала лучевую артерию доверчивого Робин Гуда.

Оставив больного около часу спать тем неодолимым сном, который обязательно следует за большой потерей крови, монахиня тихо подошла к нему, сняла повязку с его руки и, когда кровь потекла снова, на цыпочках удалилась.

Робин Гуд проспал до утра, не испытывая никаких неприятных ощущений, но открыв глаза, он попытался подняться и не смог; он чувствовал такую слабость, что понял: настал его последний час. Кровь, лившаяся из артерии, залила всю постель, и Робин Гуд осознал смертельную опасность своего положения. Сверхчеловеческим усилием он заставил себя дотащиться до двери и попробовал открыть ее; поняв, что она заперта, он усилием воли преодолел слабость, добрался до окна, отворил его и хотел из него вылезти, но не смог; тогда он обратился с последней молитвой к Богу и, словно вдохновленный свыше, взял охотничий рог и слабо, еле слышно протрубил в него.

Маленький Джон, который не мог надолго расстаться со своим любимым товарищем, провел ночь под стенами монастыря. Он только что проснулся и думал, как бы ему повидать Робин Гуда, но тут услышал слабые звуки рога.

— Предательство! Предательство! — крикнул Джон и побежал как безумный к небольшому лесочку, где остановился на ночь отряд лесных братьев. — В аббатство, ребята, в аббатство! Нас зовет Робин Гуд, Робин Гуд в опасности! — призывал он своих товарищей.

Лесные братья в одно мгновение поднялись, бросились за Маленьким Джоном. Маленький Джон забарабанил в ворота аббатства. Привратница отказалась открыть, но Джон не стал терять ни минуты на бесполезные уговоры: он вышиб дверь огромным гранитным валуном и, ведомый звуком рога, добежал до кельи, где в луже крови лежал Робин Гуд. Увидев, что его друг умирает, могучий Джон почувствовал, что силы отказывают ему, по его загорелому лицу покатились слезы; печалясь и негодуя, он упал на колени, схватил в объятия своего старого друга и, рыдая, сказал:

— Робин, любимый Робин, кто же поднял свою подлую руку на больного? Какой нечестивец попытался совершить убийство в Божьем доме? Отвечайте, Бога ради, отвечайте!

Робин тихо покачал головой.

— Какая разница, — сказал он, — теперь, когда для меня все кончено, когда вся кровь до последней капли вытекла из меня?..

— Робин, — заговорил Джон, — скажи мне правду, я должен это знать, нужно, чтобы я это знал! Тебя убила рука предателя? (Робин Гуд утвердительно кивнул.) Дорогой мой, — продолжал Джон, — подари мне последнее утешение: дай отомстить за твою смерть, позволь мне посеять смерть и боль там, где было совершено убийство. Скажи только слово, подай только знак, и завтра от этого нечестивого дома камня на камне не останется: я чувствую еще в себе великие силы и у меня есть пятьсот храбрецов, которые придут мне на помощь.

— Нет, Джон, нет, я не хочу, чтобы ты, честный человек, поднял руку на женщин, посвятивших себя Богу. Это было бы святотатством. Та, что убила меня, видимо, повиновалась чувству более сильному, чем религиозный долг. Если она раскается, ее замучают угрызения совести, а если Небо не простит ей, как я ей прощаю, она понесет наказание на том свете. Ты знаешь, Джон, я никогда не позволял причинять зла ни одной женщине, а монахиня для меня вдвойне неприкосновенна. Не будем больше говорить об этом, друг мой, дай мне лук и стрелы, поднеси меня к окну, я хочу умереть там, где упадет моя последняя стрела.

Поддерживаемый Маленьким Джоном, он прицелился, натянул тетиву и стрела, птицей взвившись над вершинами деревьев, упала далеко от монастырской стены.

— Прощай, мой верный лук, прощайте, мои меткие стрелы, — нежно прошептал Робин Гуд, роняя их на пол. — Джон, друг мой, — уже спокойнее сказал Робин, — отнеси меня на то место, где я хочу умереть.

Маленький Джон поднял Робина и спустился во двор монастыря, где, по его распоряжению, спокойно ждали лесные братья. Но, увидев своего атамана, смертельно бледного, которого Маленький Джон нес как ребенка, они страшно закричали, желая немедленно отомстить за него.

— Тише, ребята, — сказал Джон, — оставим Господу вершить правосудие, сейчас нас должно занимать только состояние нашего любимого господина. Идем, поищем то место, куда упала последняя стрела Робина.

Отряд стал в дна ряда, пропуская старика, и Джон твердым шагом прошел между ними до того места, где воткнулась в землю стрела Робина.

Там, постелив на траву куртку, принесенную лесными братьями, Джон с бесконечной осторожностью уложил на нее умирающего.

— А теперь, — слабым голосом сказал Робин, — позови всех; я хочу еще раз оказаться в окружении храбрецов, которые верно служили мне с любовью и преданностью. Я хочу испустить среди моих доблестных товарищей свой последний вздох.

Джон трижды протрубил в рог, и каждый раз по-разному: этот сигнал говорил о наступившей опасности и торопил лесных братьев прийти туда, откуда он разносился.

Среди людей, услышавших призыв Джона, был и Красный Уилл, поскольку, живя теперь в другом месте, он чуть ли не каждую неделю навещал своих бывших товарищей, чтобы подстрелить оленя, пожать руку друзьям или поделиться с ними своей добычей.

Мы даже не будем пытаться описать оцепенение и отчаяние славного Уильяма, когда он увидел, в каком состоянии был Робин Гуд, когда он увидел изменившееся лицо своего друга, которого он так нежно и верно любил.

— Матерь Божья! — воскликнул Уилл. — Что с тобой случилось, мой бедный друг, мой бедный брат? Чем ты болен? Ты ранен? Он еще жив, этот проклятый убийца, поднявший на тебя руку? Скажи хоть слово, и завтра он искупит свое злодеяние.

Робин Гуд с трудом приподнял голову с плеча Джона, посмотрел на Уилла с глубокой нежностью и отвечал, слабо улыбаясь:

— Спасибо, добрый Уилл, не надо за меня мстить. Погаси в своем сердце ненависть к убийце того, кто умирает если не без сожалений, то, во всяком случае, без страданий. Я достиг конца своей жизни, раз Матерь Божья, моя Небесная заступница, покинула меня в эту роковую минуту. Я жил долго, Уилл, и все, кого я знал, меня любили и почитали. И хотя мне тяжко расставаться с вами, милые мои друзья, — продолжал Робин, долго и нежно глядя на Маленького Джона и Уилла, — эта боль умеряется христианской надеждой, уверенностью, что наша разлука не будет вечной, что Бог соединит нас в лучшем мире. Твое присутствие у моего смертного одра для меня большое утешение, дорогой Уилл, дорогой брат, ведь мы были друг для друга добрыми и нежными братьями. Благодарю тебя за все знаки внимания, устами и сердцем благословляю тебя и прошу у Божьей Матери послать тебе все счастье, которого ты заслуживаешь. Ты скажешь своей любимой жене Мод, что я не забыл ее в своих молитвах, поцелуешь ее от имени ее брата Робин Гуда. (Уильям неудержимо рыдал.) Не плачь так, Уилл, — помолчав, продолжал Робин, — не мучь меня, разве твое сердце стало слабым, как у женщины, что ты не можешь мужественно перенести несчастье? (Уильям не отвечал, рыдания душили его.) А вы, старые товарищи, друзья моего сердца, — обратился Робин к лесным братьям, молча стоявшим вокруг него, — вы, делившие со мной труды и тревоги, радости и горести с редкой преданностью и верностью, примите мое последнее благословение и мою благодарность. Прощайте, братья, прощайте, храбрые саксы! Вы наводили ужас на норманнов, вы навсегда заслужили любовь и признательность бедняков; будьте счастливы, будьте благословенны и молитесь иногда нашей Небесной заступнице за вашего Робин Гуда.

В ответ на слова Робина раздались только приглушенные стоны; обезумев от горя, йомены, казалось, не понимали смысла его прощальных слов.

— А ты, Маленький Джон, — снова заговорил умирающий, и голос его слабел с каждой минутой, — ты, благородное сердце, ты, кого я любил всеми силами своей души, что с тобой станется? Кому ты подаришь любовь, которую питал ко мне? С кем будешь жить в старом лесу? О мой Джон! Ты будешь так одинок, так несчастен! Прости, что я так тебя покидаю; я надеялся на иную смерть, я надеялся, что мы умрем с тобой вместе, бок о бок, с оружием в руках, защищая свой край. Но Господь судил иначе, да святится имя его! Мой час приближается, Джон, в глазах у меня мутится, дай мне руку, я хочу умереть, сжимая ее. Джон, ты знаешь мое желание, ты знаешь, где захоронить мои останки, — там, под Деревом Встреч, рядом с той, что ждет меня, — рядом с Марианной.

— Да, — вздохнул, плача, бедный Джон, — да ты будешь…

— Спасибо, старый друг, я умираю счастливым. Я иду к Марианне, и навсегда. Прощай, Джон…

Голос утих, и лица Джона коснулось теплое дыхание: это душа того, кого он так любил, отлетела к Небу.

— На колени, дети мои! — сказал старик, осеняя себя крестным знамением. — Благородный и великодушный Робин Гуд умер!

Все головы склонились, и Уильям прочел над телом Робина короткую, но горячую молитву; затем, с помощью Маленького Джона он перенес тело к тому месту, где оно должно было найти последнее упокоение.

Двое лесных братьев вырыли могилу рядом с той, в которой покоилось тело Марианны, и тело Робина уложили на ложе из цветов и листьев. Маленький Джон положил рядом с ним лук и стрелы, а любимую собаку покойного, чтобы она больше никому не служила, убили и похоронили вместе с хозяином.

Так окончилась жизнь человека, оставившего совершенно необыкновенный след в истории его края.

Мир праху его!

Все имущество лесных братьев было разделено поровну между ними Маленьким Джоном; сам он хотел окончить последние дни своей жизни, отныне горестной, в какой-нибудь мирной обители. Разбойники разошлись — одни остались жить в Ноттингеме, другие ушли в соседние графства, но ни у кого из них не хватило духу остаться в старом лесу: слишком жестокой скорбью окутала это место смерть Робин Гуда.

И только Маленький Джон не мог решиться покинуть старый лес: несколько дней он, словно неприкаянная душа, бродил по пустынным лесным дорогам, напрасно обращаясь к тем, кто уже не мог ему ответить. Наконец он решился поселиться у Красного Уилла. Уилл принял его с распростертыми объятиями и пытался хоть как-то облегчить его горе, хотя и сам был очень печален, но Джон не хотел утешения.

Однажды утром Уилл, искавший Маленького Джона, нашел его в саду: он стоял, опершись о ствол старого дуба и повернув голову в сторону леса. Лицо Джона было бледно, а его невидящие глаза уставились в одну точку. Уилл испугался, схватил старика за руку, позвал по имени: но Джон не ответил — он был мертв.

Этот неожиданный удар страшно опечалил славного Уилла. Он отнес тело умершего в дом, и наследующий день вся семья Гэмвеллов провожала своего любимого брата на кладбище в Хатерсейдже, расположенном в шести милях от Кастлтона, в Дербишире.

Гробница храброго Маленького Джона существует до сих пор, и ее можно узнать по удивительной величине надгробной плиты. Внимательный взгляд еще может различить на ней инициалы «Д» и «Н», умело вырезанные на твердом граните.

Предание рассказывает, что некий антиквар, большой любитель редкостей, приказал вскрыть огромную гробницу, вытащил находившиеся в ней кости и поместил их как достойный обозрения экспонат в свой кабинет анатомических редкостей. Но, к несчастью для достойного ученого, как только он перенес в свой дом эти человеческие останки, он потерял всякий покой: в его жилище поселились разорение, болезни и смерть, да и могильщик, принимавший участие в осквернении гробницы, также потерял близких себе людей. Тогда они оба поняли, что тяжко оскорбили Небо, потревожив немую могилу, и благочестиво захоронили останки старого лесника в освященной земле.

И с этих пор антиквар и могильщик живут счастливо и спокойно: Бог, прощающий покаявшемуся любой грех, простил и этих святотатцев.