Глава 27

Месса несколько вдохновила Скарлетт. Ей очень нужны были внутренние духовные силы. Она еле смогла смотреть на Ретта во время ужина, который был устроен вчера Клубом скачек после заездов.

Возвращаясь после мессы, Скарлетт пыталась найти причину, чтобы только не завтракать вместе с тетушками. Но те ничего не хотели слышать.

«Нам нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном».

Скарлетт уже предвкушала лекцию по поводу того, что она танцует слишком много с Мидлтоном Кортни.

Но, как оказалось, его имя вообще не было упомянуто.

— Мы узнали, что ты уже Бог знает сколько не писала своему дедушке Робийяру, Скарлетт.

— С чего вдруг я буду ему писать? Этому старому крабу, который за всю жизнь и пальцем не пошевелил ради меня.

Элали и Полина онемели от шока. «Прекрасно!» — подумала Скарлетт. Ее глаза победно блестели.

— Вам нечего ответить, не правда ли? Он никогда ничего не делал для меня. И для вас тоже. Кто вам дал денег на то, чтобы душа не рассталась с телом, когда дом чуть не продали за неуплату долгов? Не дед, это уж точно. Я. Я дала денег, чтобы достойно похоронить дядю Кэри. И благодаря мне вам есть что одеть и чем накрыть стол. Вам только остается смотреть на меня, как двум лупоглазым лягушкам. Вам нечего мне сказать?»

Но у тех было, что сказать! Об уважении к старшим, о долге, о добропорядочности, о преданности семейным традициям.

Скарлетт грохнула чашкой о блюдце.

— Хватит нотаций, тетя Полина! Я устала от них до смерти! Мне наплевать на дедушку Робийяра. Он был груб с мамой, со мной, я ненавижу его. Пусть даже за это мне придется гореть в аду!

Она выпустила пар и сразу почувствовала себя легче. Слишком долго копилось! Слишком много было вечеринок, завтраков, приемов, где ей приходилось держать язык за зубами, притворяться и выслушивать о достоинстве предков и прапредков, вплоть до древнейшего средневековья.

— Не смотрите на меня так, как будто у меня выросли рога или в руках вилы. Вы знаете, что я права. Но вы не так воспитаны, чтобы говорить об этом вслух! Дед мешал всех с дерьмом. Я дам вам сто долларов, если он ответит на ваши письма. Он их даже не читает. Так же, как и я ни разу не читала его писем. Потому что там всегда одно и то же. Стремление побольше захапать денег!

Скарлетт закрыла рот рукой. Она зашла слишком далеко. Она нарушила три непреложных правила южного кодекса поведения. Она упомянула слово «деньги», напомнила старухам, что те находятся на ее иждивении, и она «добила» поверженного врага. Ее охватил стыд, когда она посмотрела в глаза тетушкам. «Я никогда не была такой прямолинейной и никогда не была великодушной. Я могла бы им дать гораздо больше, совсем не жалея об этом».

— Простите меня, — прошептала она дрожащим голосом и заплакала.

Прошло некоторое время, прежде чем Элали вытерла глаза и нос платком.

— Я слышала, у Розмари появился новый поклонник, — сказала она неровным голосом, — говорят, очень милый. Ты его не видела, Скарлетт?

— Он из хорошей семьи? — добавила Полина.

Скарлетт сморщилась, но лишь слегка.

— Его зовут Эллионт Маршалл. Смешнее типа я не видела. Длинный, как жердь, и тощий. Должно быть, он храбрый. Но если он будет слишком досаждать Розмари, она разорвет его на кусочки. К тому же он янки.

Тетушки издали звук неодобрительности. Скарлетт закивала головой в знак согласия.

— Из Бостона, — Скарлетт старалась говорить медленно и многозначительно. — И мне кажется, более обамериканившегося янки вы не встретите. Какое-то крупное предприятие по удобрениям открылось, и он там работает управляющим…

Скарлетт откинулась на спинку стула, уселась поудобнее, рассчитывая на долгую беседу.

Когда время завтрака вышло за всякие границы, Скарлетт встала и поблагодарила за прекрасно проведенное время.

— Я не могу остаться дольше. Мисс Элеонора будет ждать меня к обеду.

Я ей обещала. Надеюсь, что мистера Маршалла не позовут к обеду. Янки совсем не чувствуют, когда им не рады, и могут прийти в любой момент.

Скарлетт поцеловала тетушек.

— Если придется обедать с янки, возвращайся к нам, — пошутила Элали.

— Вот именно, — подхватила Полина. — И постарайся поехать с нами на день рождения отца в Саванну. Мы едем на трехчасовом поезде, сразу после мессы.

— Спасибо, тетя Полина, но у меня скорее всего не получится. У нас приглашения практически на все дни и ночи Сезона.

— Но, дорогая. К тому времени Сезон вроде кончится.

Слова Полины резанули слух. «Почему Сезон такой короткий? Совсем не остается времени, чтобы позаботиться о Ретте».

— Посмотрим, сейчас мне нужно идти, — быстро попрощалась она.

Скарлетт удивилась, обнаружив дома только маму Ретта.

— Джулия Эшли пригласила Розмари к себе пообедать, — объяснила Элеонора. — А Ретт плавает с Купером-младшим.

— Сегодня так холодно.

— Да. И зимой нам всем придется несладко. Я это вчера на скачках почувствовала. Такой сильный холодный ветер. Я чуть не простудилась. — Миссис Батлер улыбнулась и сделала таинственный вид.

— Как насчет тихого маленького обеда в библиотеке перед камином? Это немного заденет самолюбие Маниго, но я его упрошу. Это будет так приятно. Ты и я вдвоем.

— Конечно, хочу.

Внезапно Скарлетт почувствовала, что хочет этого больше всего на свете. Это было так хорошо еще раньше, до Сезона. Когда Розмари еще не приехала. И внутренний голос добавил: «И Ретт не вернулся из Лэндинга». Ей так не хотелось признавать этого. Как было спокойно: она не вздрагивала от каждого его шага, не нужно было следить за его поведением, стараясь понять, о чем он думает.

Тепло камина так расслабило Скарлетт, что она зевнула.

— Простите, мисс Элеонора. Это же не в компании.

— Да, ты права, — и Элеонора тоже зевнула. И они обе рассмеялись. Скарлетт и забыла, какой веселой может быть мать Ретта.

— Я люблю вас, мисс Элеонора, — выпалила Скарлетт, не долго думая.

Элеонора Батлер взяла ее руку.

— Я так рада, дорогая Скарлетт. Я тебя тоже люблю. Я даже не спрашиваю тебя ни о чем и не ругаю, когда мне что-то не нравится в твоем поведении. Ты сама знаешь, что делаешь.

Скарлетт слегка опешила от скрытой критики.

— Я ничего такого не делаю! Она вырвала руку.

Элеонора никак не отреагировала на замечание Скарлетт.

— Как поживают Элали и Полина? Я их обеих так давно не видела. Сезон так отвлек меня, — спросила она непринужденно.

— Прекрасно. Они хотели меня уговорить поехать с ними на день рождения дедушки.

— О Господи! Он еще не на том свете? Скарлетт снова засмеялась.

— Я об этом тоже подумала, но Полина сняла бы с меня кожу заживо, если бы я обмолвилась об этом. Ему около ста лет.

Брови Элеоноры съехались от арифметических расчетов, которые она пыталась сделать. «Больше девяноста, это точно», — наконец, подсчитала она.

— Я помню, он женился, когда ему было под сорок, в 1820 году. У меня была тетя — она уже умерла — она так и не смогла с этим смириться. Она так его любила. И он обращал на нее внимание. Но Соланж — твоя бабушка не оставила тете Алисе никаких шансов, и та даже пыталась покончить собой.

Скарлетт стало грустно.

— А что она сделала?

— Выпила бутылку болеутоляющего средства. Она была при смерти.

— И все из-за деда!

— Он был очень красив. У него была отличная солдатская выправка. И, конечно же, французский акцент. Когда он говорил, «доброе утро», это звучало, как в опере. Десятки женщин сходили по нему с ума. Я слышала, мой отец говорил, что когда Пьер Робийяр приходил к церковь Гугенотов, там службу читали на французском, она была битком набита женщинами, а корзинка с подаяниями была полна с горкой. — Элеонора мечтательно улыбнулась. — И, только подумай, моя Алиса вышла замуж за профессора французской литературы из Гарварда. И вся ее практика во французском очень ей пригодилась.

Скарлетт не хотела, чтобы Элеонора отклонялась от рассказа о деде.

— Это прекрасно, но что дальше было с дедом? И бабушкой? Я вас спросила о ней однажды, но вы ушли от ответа.

— Я даже не знаю, как и сказать. Она была очень необычной женщиной.

— Она была красивой?

— И да и нет. О ней сложно говорить. Она была такой переменчивой. Как настоящая француженка. Французы говорят, что женщина не может быть понастоящему прекрасной, если в ней нет чего-нибудь гадкого. Они очень тонкие люди, очень мудрые. Англо-саксонцам их никогда не понять.

Скарлетт не могла уяснить, что Элеонора имела в виду.

— В Таре есть ее портрет, и она на нем очень красивая, — упорствовала Скарлетт.

— На портрете — да. Она могла быть прекрасной. Могла — гадкой. Как захочет. Она была такой, какой хотела быть. Она могла быть такой незаметной среди других. Затем могла посмотреть своими темными, прожигающими глазами, как будто гипнотизируя. Дети тянулись к ней. Животные ее очень любили. Мужчины сходили с ума. Твой дед очень чтил военную службу и был готов выполнять неукоснительно любой приказ. Но стоило ей посмотреть на него, и он становился ее рабом. Она была старше его. Но разницы не было заметно. Он не придавал этому значения. Она была католичкой, но он не обращал на это внимания. Она настояла на том, чтобы дети были католиками. Он шел на все, хотя сам был протестантом. Он бы стал даже друидом, стоило ей только захотеть. Она была для него всем. Я помню, она решила, что должна быть окружена только розовым светом, потому что стареет. Он приказал солдатам заменить все светильники на другие, с розовыми плафонами. Она сказала, что была бы счастлива, если бы вокруг все было розовое. Это закончилось тем, что в доме все было перекрашено в розовый цвет: стены, полы, потолки и даже дом снаружи. Он был готов сделать все, лишь бы она была счастлива.

Элеонора вздохнула.

— Все было так прекрасно, сумасбродно и романтично. Бедный Пьер. Когда она умерла, он тоже умер, вскоре. Он оставил в доме все, как было при ней. Очень тяжело было твоей матери и ее сестрам…

На портрете Соланж Робийяр была одета в такую облегающую одежду, что казалось, под ней ничего нет. «Вот что, наверное, сводило мужчин с ума, и деда тоже», — подумала Скарлетт.

— Ты мне часто напоминаешь ее, — сказала Элеонора, и Скарлетт вновь заинтересовалась.

— Каким образом, мисс Элеонора?

— Твои глаза так же блестят. Они так же глубоко посажены. Ты такая же страстная и так же хорошо этим играешь. Вы обе удивляете меня, жизнь в вас плещет через край.

Скарлетт улыбнулась. Она была так польщена.

Элеонора смотрела на нее с такой любовью.

— Сейчас я думаю немножко поспать, — сказала она с чистой совестью.

Рассказала очень много, чистую правду. И вместе с тем не сказала ничего лишнего. Она не сказала, сколько было вздыхателей у Соланж и как много любовников. И как много дуэлей по этому поводу. Не говорила, чтобы не забивать неискушенную голову Скарлетт такими мыслями.

Элеонора действительно была озабочена отношениями между ее сыном и Скарлетт. Об этом она не могла спросить у Ретта. Если бы он хотел, он бы сам сказал ей. Скарлетт же не хотела открывать своих чувств.

Миссис Батлер закрыла глаза, пытаясь заснуть. Она сделала все, что было в ее силах. Оставалось только надеяться на лучшее. Скарлетт была взрослой, и Ретт был взрослым мужчиной. Но вели они себя, как считала Элеонора, как маленькие дети.

Скарлетт тоже попыталась расслабиться. Она поднялась наверх и схватилась за телескоп. Но на горизонте не было ни одной яхты. Наверное, Ретт утащил его на речку. Может, она что-то не уследила, когда смотрела в бинокль на скачках на Ретта и Анну. Это по-прежнему ее беспокоило. Впервые в жизни она почувствовала себя старухой. И очень усталой. Что все это могло значить? Анна Хэмптон безнадежно влюблена в чужого мужа. Разве Скарлетт не влюблялась в чужих мужей в свое время? Будет ли Анна тратить свои молодые годы на безнадежные мечтания о Ретте? Какой смысл в любви, если она несет разрушение.

«Что со мной случилось? Я веду себя, как старуха. Нужно пойти погулять, что ли. Стряхнуть с себя эту белиберду, развеяться».

Маниго постучал в дверь.

— К вам пришли.

Скарлетт была настолько рада видеть Салли, что чуть не расцеловала ее.

— Садись сюда, Салли. Поближе к огню. Не правда ли, кошмар — провести зиму взаперти? Я попросила Маниго принести чаю. Я думаю, что победа Милой Салли — самое прекрасное зрелище в моей жизни, — оживилась Скарлетт.

Салли веселила ее рассказами о том, как целовали лошадь Майлз и жокея. Наконец Маниго принес поднос с чаем.

— Мисс Элеонора спит, а то бы я ее позвала. Когда она проснется…

— Я тогда уйду, — прервала ее Салли. — Я знаю, что Элеонора спит после обеда. Потому и пришла сейчас. Я хотела поговорить наедине.

Скарлетт насыпала чай в стакан. Ее заинтриговал голос Салли. Салли Брютон ничто, казалось, не могло расстроить или выбить из колеи. Она налила кипяток в стакан с заваркой.

— Скарлетт, я хочу сделать непростительное, — отрывисто проговорила Салли. — Я хочу вмешаться в твою личную жизнь. Я, хуже того, хочу дать тебе несколько советов. Продолжай в таком же духе с Мидлтоном Кортни, если так хочешь. Но ради Бога, будь осмотрительной. То, как ты это делаешь, меня просто потрясает.

У Скарлетт глаза медленно поползли на лоб.

«Продолжай в том же духе! Как ей стукнуло в голову подумать обо мне такое? Только падшие женщины могут этим заниматься».

— Я хочу, чтобы вы поняли, мисс Брютон, что я тоже леди.

— Тогда веди себя, как леди. Встречайся где-нибудь днем и веселись сколько угодно. Но не заставляй своего мужа и его жену наблюдать на вечеринках, как вы пялитесь друг на друга. Как кобель на сучку в брачный период.

Скарлетт казалось, что ничто не может быть ужаснее ее слов. Но это было еще не все.

— Должна предупредить тебя, что в постели он не так уж хорош. Он донжуан. Но во всем другом деревенский идиот.

Салли протянула руку за чайником.

— Тебе подлить? — Она приблизилась к лицу Скарлетт. — Бог мой, тебе, по-моему, все равно. Я не понимаю, давай я насыплю тебе побольше сахара.

Скарлетт откинулась на спинку. Ей хотелось плакать. Закрыть уши. Она любила Салли. Она гордилась, что та ее подруга. И она оказалась такой дрянью!

— Бедное дитя, если бы я знала, что это произведет на тебя такое впечатление. Я бы обошлась другими словами. Считай все это дополнительным образованием… Ты живешь в Чарльстоне и замужем за чарльстонцем. Это старый город со старыми традициями. Ты должна чувствовать то, что могут чувствовать другие. Пустяковые проступки не замечаются. А серьезные грехи становятся темой для разговоров среди твоих друзей. Ты должна делать все так, чтобы другие могли притворяться, что ничего не знают.

Скарлетт не могла поверить в то, что слышала. Это — отвратительно. Она была замужем три раза. Но ни разу не изменяла мужьям физически.

«Я не хочу быть такой, как все это общество». Она теперь не сможет смотреть ни на одну женщину в Чарльстоне, не представляя ее любовницей Ретта в прошлом или настоящем. Зачем она приехала сюда? Здесь она чужая. Она не хочет принадлежать обществу, о каком рассказывает Салли.

— Я думаю, тебе пора, — сказала Скарлетт. — Мне нездоровится.

Салли кивнула.

— Я извиняюсь за причиненное тебе расстройство. Я не хочу тебя совсем расстраивать. В городе много таких же целомудренных, как и ты. Незамужние девушки и девы всех возрастов, которые не говорят об этом, потому что ничего не знают. Много верных жен. Я счастлива быть одной из них. Майлс изменял мне пару раз. Но я никогда не соблазнялась. Возможно, ты тоже. Прости за всю нелепость разговора. Допивай чай… и веди себя поаккуратнее с Мидлтоном.

Салли отработанными движениями надела перчатки и пошла к двери.

— Подожди! — остановила ее Скарлетт. — Я хочу знать. Ретт. Ретт с кем?

Мартышечье лицо Салли растянулось в милой улыбке.

— Никто не знает. Клянусь тебе. Он уехал из Чарльстона в девятнадцать лет. В этом возрасте ходят в бордели или же развлекаются с бедными белыми девчонками. После возвращения он вел себя очень добропорядочно, вежливо давая понять, что не имеет смысла закидывать удочки. Я уверена, что Ретт — верный муж.

— Хочу сама убедиться.

Как только Салли ушла, Скарлетт поднялась к себе в спальню и заперлась. Плюхнулась на кровать и лежала поперек нее без движения.

«Какой дурой нужно было быть, чтобы пытаться заставить его ревновать». Когда она устала от своих мыслей, она позвала Панси, умылась, привела себя в порядок. Она не смогла бы спокойно общаться с Элеонорой, ей нужно было уйти, хотя бы ненадолго.

— Мы идем гулять, — объявила она Панси. — Подай мне плащ.

Скарлетт быстро шла в полном молчании. Она проходила мимо чарльстонских домов. Они стояли так, словно им было все равно, как они выглядят. Главное, чтобы прохожие не узнали, что делается внутри, за высокими садовыми заборами.

Секреты. Все хранят свои секреты. Все вокруг притворяются.

Глава 28

Было почти темно, когда Скарлетт вернулась. Дом выглядел безжизненным. Ни лучика не пробивалось сквозь шторы, которые опускали с заходом. Она осторожно открыла дверь, не издавая ни звука.

— Скажи Маниго, что у меня болит голова и я не буду ужинать, — сказала она Панси в прихожей. — Развяжи мне шнурки, я иду спать.

Маниго всем расскажет. Она никого не хотела видеть. Она поднялась в натопленную комнату. Розмари громко рассказывала, что Джулия Эшли думает по тому или иному поводу. Скарлетт старалась ходить бесшумно.

Она забралась под одеяло, после того как Панси помогла ей раздеться. Если бы только она могла заснуть! Забыть Салли Брютон. Забыть все, забыться. Она была в полной темноте. Не могла даже заплакать. Слишком много она пережила сегодня.

В комнату пробился луч, и скрипнула дверь. Скарлетт подняла голову, щурясь от яркого света.

В дверях стоял Ретт с лампой в поднятой руке. Лицо искажали грубые тени от лампы. Он был мокрый. Прилипшая одежда подчеркивала его мышцы. Он выглядел страшным.

Сердце Скарлетт забилось от страха. Это было то, о чем она так долго мечтала, — Ретт зашел к ней в спальню. Он направился к кровати, закрыв дверь ударом ноги.

— Ты не спрячешься. Вставай, не притворяйся!

С грохотом он смахнул со стола погашенную лампу и поставил свою горящую. Сгреб одеяло с нее, взял за руки и вытащил из кровати.

Растрепанные волосы упали на ночную рубашку. Щеки вспыхнули, а зеленые глаза стали почти черными. Ретт бросил ее на кровать, она попыталась уползти в угол, но он вновь сгреб ее.

— Проклятая девчонка! — его крик был ужасен. — Тебя следовало бы убить, как только твоя нога ступила на землю Чарльстона.

Скарлетт держалась за спинку кровати, чтобы не упасть. Кровь застыла в жилах. «Что могло привести его в такое бешенство?»

— Не строй из себя забитое создание. Теперь я тебя знаю, как никогда лучше. Не бойся, я не убью тебя и даже пальцем не трону. Но, Бог свидетель, ты заслуживаешь этого.

Рот Ретта страшно искривился от гнева.

— Двуличность тебе к лицу, моя дорогая. Грудь вздымается, глаза широко раскрылись — я так невинна! Все несчастье в том, что ты действительно невинна для своего извращенного сознания. Тебе абсолютно все равно, что переживает жена этого несчастного ловеласа.

Губы Скарлетт невольно растянулись в улыбке. Он переживает по поводу ее победы над Мидлтоном Кортни! Сработало — заставила его признаться, что он ревнует. Теперь она должна сделать так, чтобы он признался ей в любви. Она заставит его.

— Я не кляну тебя в том, что ты из себя сделала посмешище, — странно повернул Ретт. — Это действительно было весело наблюдать, как средних лет женщина пытается себя убедить, что она еще в соку и ее так же легко соблазнить, как девочку. Ты не можешь никак выйти из детства, Скарлетт? Сильнейшее твое желание — навечно остаться красавицей. Сегодня уже это звучит смешно! — кричал Ретт. Он отчаянно жестикулировал. — Сегодня утром, когда я возвращался из церкви, ко мне подошел старый друг и даже близкий родственник и предложил свои услуги в качестве секунданта на дуэли с Кортни. Он не сомневался в том, что у меня могут быть другие намерения. Как ни странно это звучит, но твое доброе имя должно быть защищено. Ради семьи.

Беленькие зубки Скарлетт отстукивали барабанную дробь.

— Что же ты сказал ему?

— Приблизительно то же, что и тебе. Дуэль не потребуется. Моя жена не привыкла к такому обществу, и ее поведение не так поняли. Я ее проинструктирую.

Он резко приблизился к ней и больно схватил за локоть.

— Урок первый.

Ретт приблизил ее к себе так, что она откинулась назад, пристально посмотрел ей в глаза.

— Мне плевать, что меня будут считать рогоносцем, моя дорогая преданная жена. Но ничто не заставит меня убить Кортни.

Скарлетт почувствовала теплое и соленое дыхание Ретта.

— Урок второй. Если я убью его, то мне придется покинуть город или иметь проблемы с военными. И я, естественно, не собираюсь быть мишенью для него. Он может, конечно, ранить меня, но тут возникают свои проблемы.

Скарлетт попыталась освободиться, но он так ее тряхнул, что у нее отпала всякая охота. Он схватил обе ее руки своей одной, и она почувствовала себя, как в клетке.

— Урок третий. Это было бы иронией моей судьбы — или судьбы глупца Кортни — рисковать жизнью ради спасения чести падшей женщины. Как можно спасать то, чего нет. И поэтому — урок четвертый. Ты будешь следовать всем моим распоряжениям при появлении в свете до тех пор, пока Сезон не кончится. И никакого следа досады или разочарования. Это не твой стиль и только подольет масла в огонь и даст новую пищу для сплетен. Вверх голову и продолжай игры в уходящее детство. Но играй чаще среди женской половины. Я был бы рад сам посоветовать, какого мужчину предпочесть. Я даже настою на этом.

Его руки расслабились, и он толкнул ее на кровать.

— Урок пятый. Ты будешь делать только то, что я скажу.

Рубашка Скарлетт промокла от холодного пота, и она почувствовала усиливающийся озноб. Она попыталась обнять себя руками, чтобы хоть както согреться. Ее рассудок постепенно приходил в норму. Ему было все равно… он смеялся над ней… он заботился только о своем «я».

Какой храбрец! Как смело смеется над ней и выставляет посмешищем среди людей! Как бросает ее по комнате, словно кусок мяса. «Чарльстонский джентльмен» был таким же картонным, как и «леди». Двуличные, притворные, с любовью на стороне…

Ретт продолжал ей что-то говорить, периодически встряхивая ее. Скарлетт подняла руки, чтобы заправить назад волосы.

— Можешь перевести дух, Ретт Батлер. Мне не нужны твои советы и уроки. Я не собираюсь им следовать. Я ненавижу твой вонючий Чарльстон. И всех, кто в нем живет, особенно тебя. Я уезжаю завтра. Оставь меня одну.

Она гордо сидела на кровати, высоко подняв голову и решительно скрестив руки на груди. Но тело дрожало под ночной рубашкой.

— Нет, Скарлетт. Ты не уедешь. Побег только подтвердит вину, и мне придется убить Кортни. Ты упросила остаться меня на Сезон, потому что очень хотела. Теперь следуй своим желаниям. И ты будешь делать то, что я тебе скажу. Тебе придется с этим смириться. Или, Бог свидетель, я сделаю из тебя мешок с костями.

Ретт направился к двери.

— И не старайся больше умничать, радость моя. Я буду наблюдать за каждым твоим шагом.

— Я ненавижу тебя! — крикнула Скарлетт вслед закрывающейся двери.

Она услышала, как в двери щелкнул замок. В дверь полетел увесистый будильник. Затем кочерга.

«Слишком поздно», — подумала Скарлетт, толкая двери других спален. Все они были заперты снаружи. Она вернулась в свою комнату и упала на кровать без сил.

— Я уеду, ничто не остановит меня.

Но закрытая дверь убеждала ее в обратном. Не было смысла сопротивляться Ретту, нужно было бежать. Она найдет способ, как это сделать. Нет смысла брать с собой вещи. Вот что она сделает. Она пойдет на вечеринку и потихоньку исчезнет. Сразу в дилижанс. У нее хватит денег на билет. Билет куда?

Всегда, когда у Скарлетт было нелегко на душе, она вспоминала Тару. Там так тихо, мирно и спокойно… там Сьюлин. Если бы Тара была ее, вся ее. Она вспомнила дни, когда она была у Джулии Эшли. Как Кэррин так могла с ней обойтись?!

Какая польза от наследства в Таре была для монастыря в Чарльстоне? Они не могли продать его, даже если бы нашелся покупатель, потому что Уилл на это никогда не согласится. Может быть, они получат часть от каких-нибудь доходов от хлопковых полей? Но это в лучшем случае тридцать-сорок долларов в год. Может быть, они рискнут продать.

«Ретт хотел, чтобы я осталась». Прекрасно! Если только он поможет ей получить третью часть Тары. Тогда, имея две трети, она предложит выкупить у Уилла и Сьюлин. Если Уилл не захочет, она пошлет его к черту.

Какой-то стопор в сознании тормозил ее мысли, и она пыталась встряхнуться. Ну и что, что Уилл любит Тару. Она любит больше. И она ей нужна. Это единственное место, которое ей небезразлично, единственное место, где небезразличны к ней. Уилл бы понял. Тара ее единственная надежда.

Она позвонила. Панси подошла к двери и зашуршала в двери ключом.

— Скажи мистеру Батлеру, что я его хочу видеть здесь в моей комнате, и принеси ужин, я хочу есть, в конце концов.

Она переоделась в сухую рубашку. Зачесала назад волосы. И долго смотрела сама себе в глаза в зеркальном отражении.

Все потеряно. Она не вернется к Ретту.

Слишком быстро весь мир перевернулся в ее глазах. За несколько часов.

Она еще не успела переварить то, что сказала ей Салли Брютон. Она не могла остаться в Чарльстоне после того, что узнала. Это будет все равно, что строить дом на песке.

Скарлетт схватила голову руками, как будто пытаясь удержать расползающиеся, как тараканы, мысли. Она не могла одновременно думать обо всем сразу. Нужно было сконцентрироваться на чем-то одном. Ей всегда везло в жизни, когда она занималась чем-то одним.

Тара… Тара главнее. Когда с Тарой будет решено, тогда все остальное…

— Ваш ужин, мисс Скарлетт.

— Поставь поднос на стол и оставь меня одну. Я позвоню, когда закончу.

— Да, мэм. Ретт сказал, что после еды будет свободен.

— Оставь меня одну.

Трудно было объяснить, что выражало лицо Ретта. Разве что любопытство.

— Ты хотела меня видеть, Скарлетт?

— Да. Не беспокойся, не для поединков. Хочу предложить тебе дело.

Выражение его лица не изменилось. Он не сказал ни слова.

Скарлетт продолжала спокойно и по-деловому.

— Ты и я понимаем, что в твоих силах заставить меня остаться в Чарльстоне и ходить на балы и приемы. И мы оба понимаем, что когда ты оставишь меня одну, я смогу говорить и делать все, что захочу, и ты не сможешь меня остановить. Я останусь и буду вести себя, как ты захочешь, если ты мне кое в чем поможешь. Это не имеет никакого отношения к Чарльстону.

Ретт присел и зажег лампу.

— Я тебя слушаю.

Она объяснила свой план, все больше и больше увлекаясь, и с нетерпением ждала, что скажет Ретт.

— Я восхищаюсь твоими нервами, Скарлетт. Я никогда не сомневался, что ты одна можешь противостоять армии генерала Шермана, но перехитрить римскую католическую церковь тебе не по зубам.

Он смеялся над ней. Но это был дружеский смех. Как в старые добрые времена.

— Я не хочу хитрить, это честное дело.

Ретт удивился.

— Ты? Честное дело? Ты меня разочаровываешь. Ты так много теряешь из-за этого. С тобой что-то случилось.

— Честно! Почему ты такой противный. Ты сам прекрасно знаешь, что я не хочу вовсе хитрить с Церковью.

Наивные порывы Скарлетт еще больше веселили Ретта.

— Я никогда не знал ничего подобного. Тебе эти планы пришли в голову по дороге на мессу по воскресеньям?

— Вовсе нет. Сама не знаю, почему я так долго думала над этим. Ну, что, ты можешь мне помочь?

— Я бы и рад. Но не пойму, как. Если не получится, ты останешься до конца Сезона?

— Я же сказала, что останусь, разве нет? Кроме того, не вижу причин для неудач. Я могу предложить гораздо больше, чем Уилл. Я могу использовать твое влияние. Ты знаешь каждого. У тебя всегда все выходит.

Ретт улыбнулся.

— Ты меня тронула, Скарлетт. Я знаю каждого никудышного политика за тысячу миль и каждого захудалого бизнесмена. Но я не могу пользоваться своим влиянием среди порядочных людей. Могу только дать совет. Не води никого за нос. Расскажи все игуменье и соглашайся со всем, что она скажет. Не торгуйся.

— Какой ты дурачок, Ретт! Никто, кроме дураков, не спрашивает цену, если действительно хочет купить то, что ему очень нужно. Монастырю действительно не нужны деньги. У них огромный дом, а в церкви золотые подсвечники и огромный золотой крест над алтарем.

— Я говорю языком человека и ангела, — пробормотал Ретт.

— Что ты там лепечешь?

— Да так. Цитирую.

Он старался быть серьезным, но у него плохо получалось.

— Я желаю тебе удачи, Скарлетт. Считай это моим благословением.

Он спокойно вышел из комнаты, и только на лестнице послышался его смех. Скарлетт сдержит свое обещание. С ее помощью он избежит скандала. Через две недели Сезон закончится, и Скарлетт уедет. Уйдет напряжение и усталость от жизни, которую себе здесь устроила она сама. И он спокойно сможет возвратиться в Лэндинг. Ему так много предстоит сделать.

Как Ретт и предполагал, отношения Скарлетт с игуменьей совсем нельзя было назвать простыми.

— Она не говорит ни да, ни нет. Она даже не хочет выслушать моих объяснений. И понять выгоду от продажи, — объясняла Скарлетт после своего первого визита к ней.

И после второго, третьего… Она была расстроена. Ретт благодушно выслушивал, а в душе смеялся. Он понимал, что он единственный человек, с кем она могла так поговорить. Более того, попытки Скарлетт доставляли ему удовольствие, по мере того как она усиливала свои нападки на игуменью. Затем она стала навещать Кэррин так часто, что скоро узнала по именам всех монахинь. После недели безрезультатных хлопот с игуменьей, Скарлетт была готова на все. Она даже стала навещать вместе со своими тетушками их подружек, пожилых людей, католичек.

— Я вываливаюсь из своей одежды, — нервно жаловалась она Ретту. — Как эти старухи не могут понять, чего от них требуется?

— А может быть, они хотят спасти твою душу, — предположил Ретт.

— У меня с душой все в порядке, спасибо. Я начинаю уже задыхаться от ладана. Я стала похожа на ведьму от недосыпа. Каждый вечер эти праздники.

— Ерунда. Круги под глазами делают тебя похожей на духа. Это должно произвести впечатление на игуменью.

— Ретт, как тебе не стыдно?! Сейчас же пойду пудриться.

Действительно, бессонные ночи стали сказываться. Напряжение прорезало маленькие вертикальные морщинки между бровей. Все в Чарльстоне только и говорили, что она ударилась в религию. Скарлетт стала совсем другой. Она вела себя очень пристойно, но была какой-то рассеянной. Не было уже той красивой обольстительницы. Она больше не принимала приглашений поиграть в вист. Она была озабочена лишь одним. Салли ей однажды сказала:

— Я очень чту Всевышнего. Но ты, по-моему, зашла очень далеко, Скарлетт. Это уже экстравагантно.

Эмма Энсон не согласилась.

— Ты не права. Ее поведение только заставляет меня думать о ней гораздо лучше. Я думаю, что ты, Салли, помогла ей не лучшим способом. Сейчас я взяла бы все свои слова обратно. Всегда есть что-то восхитительное в тех, кто имеет в своих чувствах что-то религиозное.

Утро среды второй недели мытарств Скарлетт было дождливое и пасмурное. «Я даже не могут идти в монастырь в такую погоду. У меня развалится последняя пара обуви. Как было бы хорошо доехать туда в экипаже. Но кучер Ретта куда-то исчез. И нужно идти. Ничего не поделаешь».

— Игуменья уехала утром в Джорджию в школу. Никто не знает, как долго она там пробудет. День, два, а может, и неделю.

«У меня нет столько времени. Каждый день на счету».

Она вышла из дома в дождь и слякоть.

— Выкинь эти туфли и дай мне переодеться, — приказала она Панси.

Дождь прекратился только в полдень. Мисс Элеонора отправилась на Кинг-стрит за покупками. Это было не для Скарлетт. Она уселась на краю кровати и сидела, пока ноги не затекли, затем спустилась в библиотеку. Может, там Рету. Она ни с кем не могла поговорить о своих делах.

— Как идет реформация католической церкви? — спросил он, поднимая брови.

Скарлетт разразилась рассказами об игуменье. В то время как он молча обрезал сигарету, прикурил и перебил ее.

— Погода наладилась, давай выйдем на воздух, на веранду, такой красивый вид на море.

Лучи солнца пробивались сквозь дымовую завесу, Скарлетт вдохнула дым сигары. На улице аромат сада смешался с соленым воздухом с залива. Она так замечталась, что голос Ретта слышался где-то вдали.

— Мне кажется, что та школа в Джорджии находится в Саванне. Ты могла бы поехать на день рождения к деду. Тетушки будут очень рады. Если там действительно важное мероприятие, то там будет епископ. Ты можешь поговорить с ним.

Скарлетт попыталась обдумать предложение Ретта. Лучше, конечно, это сделать, когда его нет рядом. Странно было чувствовать себя неудобно в его присутствии. Он наслаждался дымом сигары.

— Посмотрим, — сказала она и вдруг бросилась прочь, слезы брызнули из глаз. — Что со мной? Я как девчонка. Ненавижу себя за это. Да мероприятие затягивается. Я получу Тару… и Ретт тоже. Хоть на это потребуется сто лет.

Глава 29

— Я никогда не была такой раздраженной, — сказала Элеонора Батлер.

Ее руки тряслись, когда она наливала чай. У ее ног валялся сильно измятый листок бумаги. Телеграмма, которая пришла, когда они были в магазине: кузины Таушенд Эллинтон приезжают из Филадельфии.

— Через два дня! Как будто они и ничего не слышали о войне.

— Они остановятся в гостинице, мама, — сказал Ретт. — И мы пригласим их на бал. По-моему, нормально.

— Ужасно, — сказала Розмари. — Мне не очень хочется красоваться с янками.

— Вообще-то она наша родня. И ты должна прекрасно выглядеть. Кроме того, Таушенд вовсе не янки. Он воевал с генералом Ли.

Розмари промолчала.

Мисс Элеонора засмеялась.

— Хватит спорить. Будет интересно посмотреть, как встретятся Таушенд и Генри Рэтт. Один косоглазый, другой с бельмом. Они не смогут друг другу руки пожать.

«Эллинтоны не такие уж плохие, — подумала Скарлетт, — куда только смотреть, когда разговариваешь с Таушендом?» Его жена Ханна не была такой красивой, как мисс Элеонора, это однозначно. Однако алмазное колье и дорогие платья заставляли чувствовать себя золушкой рядом с ней. Слава Богу, это был последний бал и конец Сезона.

«Я бы бросила камнем в того, кто скажет, что танцы могут утомить меня. Но я действительно устала от них. Только бы все вышло с Тарой!» Она последовала совету Ретта и собиралась в Саванну. Но день за днем тетушки все откладывали, и она решила ждать игуменью здесь. Розмари собиралась навестить Джулию Эшли. А мисс Элеонора всегда хорошая компания. Ретт собирался в Лэндинг, сейчас ей это все равно. Если бы все было, как раньше, то она с трудом дожидалась бы вечера.

— Пусть Таушенд расскажет, действительно ли генерал Ли такой красивый, как говорят, — весело попросила Скарлетт.

Езекиль отполировал экипаж так, как будто собирался везти королевскую семью. Он стоял у открытой дверцы, придерживая ее, готовый помочь сесть.

— Я по-прежнему настаиваю, чтобы Эллинтоны поехали с нами, — сказала Элеонора.

— Мы не поместимся, — недовольно пробурчала Розмари.

Ретт знаком ей показал, чтобы она замолчала.

— Проводов много, Ретт. И ты сам прекрасно знаешь. Они прекрасные люди и родня нам. Но это не оправдание того, что Ханна отъявленная янки. Боюсь, что она нас замучает своей обходительностью.

— Чего она? — спросила Скарлетт.

Ретт объяснил. Чарльстонцы играли в свои порочные игры, которые появились после войны. Они ранили своих противников так утонченно и обходительно, что это просто стало их оружием.

— Гости не должны себя чувствовать, как будто первый раз в жизни надели ботинки. Только сильнейший и обретает опыт. Надеюсь, что нас не настолько будут задевать сегодня вечером, чтобы показать это публично. Китайцы никогда не придумывали пыток только ради их разнообразия. Хотя любили изысканность.

— Хватит, Ретт! — взмолилась мама.

Скарлетт молчала. «Вот что они со мной делали. Что ж, пусть. Я не собираюсь больше возиться с Чарльстоном».

Завернув на Митинг-стрит, экипаж встал в длинную вереницу колясок.

Одна за другой они останавливались и высаживали пассажиров. «Мы опоздаем с этой очередью», — подумала Скарлетт. Она выглянула в окно. По улице прогуливались леди. За ними семенили служанки с коробками для обуви. «Я бы тоже так погуляла. Лучше, чем париться в этой духоте. На улице такая чудесная погода». По улице, сигналя, проезжал автомобиль. Скарлетт уставилась на него.

«Что он здесь делает? — удивилась она. — Им можно ездить только до девяти». Она услышала два удара колокола с часовни. Пробило девять тридцать.

— Не правда ли, прекрасное зрелище, все-пассажиры одеты в бальные наряды? — сказала мисс Элеонора. — Ты не знаешь, Скарлетт, пролетки прекращают ходить рано вечером в ночь Святой Сесилии и делают только специальные рейсы, чтобы отвезти людей на бал.

— Не знала. А как они возвращаются?

— После бала есть пара специальных рейсов.

— А если кто-то хочет покататься во время бала?

— Я думаю, там не до этого. Да и все знают, что после девяти пролетки не ходят.

Ретт засмеялся.

— Мама, ты как принцесса из «Алисы в стране чудес».

Элеонора захохотала.

— Да уж, похоже.

Экипаж медленно следовал мимо приоткрытой двери. Скарлетт заглянула внутрь и увидела сцену, от которой у нее захватило дыхание. Это то место, где будет проходить бал! Огромные железные столбы служили основой для газовых светильников. В каждом таком светильнике было по дюжине горелок. Они освещали мягким светом внутреннее пространство, которое напоминало интерьер замка, огромной длины полотняная дорожка тянулась от входа до самых ступенек портика. Над входом был натянут огромный тент.

— Только подумайте, — удивлялась Скарлетт, — сразу из экипажа на бал, и ни капли не попадет на тебя.

— Хорошая идея, — согласился Ретт. — Только в ночь Святой Сесилии дождь не идет. Всевышний не позволяет.

— Ретт! — сердито оборвала его мама.

Скарлетт победно посмотрела на Ретта, удовлетворенная тем, что ему заткнули рот. Не все же время ему умничать.

— Выходи, Скарлетт, — сказал Ретт, — ты здесь будешь чувствовать себя, как дома. Это Ирландский Холл. Внутри ты увидишь выписанный золотом ирландский герб.

— Не умничай, — опять оборвала его мама.

Она вышла из экипажа, высоко подняв голову, представляя, как это делали ее ирландские предки.

Что там делали солдаты янки? От испуга на секунду перехватило горло. Может, они замышляли как-то отомстить за то, что вчера их избили женщины. Затем она увидела толпу сзади них, которую они сдерживали. Толпа старалась разглядеть людей, которые вылезали из колясок. «Почему янки сдерживают толпу ради того, чтобы мы могли пройти? Как будто чьи-то слуги. Да им никто и не платит».

Она сделала пару шагов и очаровательно улыбнулась толпе. Если бы у нее было новое красивое платье! Уж она бы постаралась. Она расправила складки и ступила на нетронутую дорожку. Затем все прошли на Бал Сезона.

Скарлетт убежала немного вперед и стояла в передней в ожидании остальных. Она восхищенно осматривала неповторимую архитектуру, лестницу, которая вела на второй этаж и которая была уставлена красивыми подсвечниками, с горящими восковыми свечами. Такой красоты она еще ни разу не видела.

— А вот и Эллинтоны, — сказала миссис Батлер. — Сюда, Ханна, мы оставим нашу верхнюю одежду в гардеробе.

Но Ханна остановилась в дверях в нерешительности. Розмари и Скарлетт от удивления чуть не столкнулись с грузным мужчиной. Что было не так? Все внутри было так обычно, что Скарлетт не поняла, почему Ханна так растерялась. Несколько девушек и женщин сидели на скамейке вдоль стены. Они смеялись и шутили, а тем временем их служанки вытирали и пудрили им ноги, надевали чулки и туфли для танцев. Это было обычным для такой погоды. Что там себе думает янки? Не танцевать же в грязной обуви.

— Вы загораживаете проход, — не очень вежливо сказала Скарлетт мисс Эллинтон.

Ханна извинилась и прошла внутрь. Элеонора Батлер стояла у зеркала и поправляла прическу.

— Отлично, — сказала она. — Я уже думала, что потеряла вас.

Она не видела реакцию Ханны.

— Я бы хотела увидеть Шебу. Она позаботится обо всем, что вам потребуется сегодня на вечеринке.

Миссис Эллинтон покорно последовала за Элеонорой в угол комнаты, где на огромном широком кресле сидела не менее огромная женщина с кожей коричнево-золотого цвета. Шеба встала с кресла, чтобы быть представленной гостье и снохе мисс Элеоноры.

Скарлетт с жадностью смотрела на женщину, о которой так много слышала. Шеба была знаменита. Все знали, что она лучшая швея в Чарльстоне. Она научилась, когда была рабыней у Ратлегов, у модистки миссис Ратлег, ее привезли в качестве приданого для дочери. Она по-прежнему служила Ратлегам и еще некоторым избранным леди на ее выбор. Она была поистине королевой в своем роде. Некоронованной королевой. Она каждый год заправляла в женском гардеробе на балах со своими двумя помощницами. Крючки, шнурки, рюшечки, потерянные пуговицы и разбитые сердца — все было под силу этой женщине. На каждом балу есть гардероб, где служанки помогают своим госпожам. Но только на Святой Сесилии есть королева Шеба. От всех других балов она любезно отказывается.

Ретт сказал ей то, что о Шебе никто не скажет вслух. Всего в двух кварталах отсюда у нее был свой кабачок, где солдаты и офицеры армии оккупантов могли всегда купить дешевые виски и женщин любого возраста и цвета кожи и по любой цене.

Скарлетт смотрела недоуменно. «Могу поспорить, что она одна из тех аболиционистов, которые в глаза не видели чернокожего. Интересно, зачем она занимается всем этим, если у нее есть свой бизнес. Ретт говорит, что в Англии у нее больше миллиона золотом в банке. Сомневаюсь, что Эллинтоны могут с ней потягаться».

Глава 30

Когда Скарлетт вошла в зал, она встала, как вкопанная, несмотря на то, что за ней шла вся толпа. Зал поразил ее, как сказка наяву.

Огромный зал был залит теплым сиянием тысяч свечей. Хрустальные люстры, казалось, висели где-то очень высоко. Отражаясь в многочисленных обрамленных золотом зеркалах, пламя приобретало замысловатые рисунки. И в темных окнах, которые тоже служили зеркалами. Серебряные канделябры на длинных столах всеми гранями подчеркивали свою изысканность.

Скарлетт не могла сдержать восхищения и засмеялась.

— Скарлетт, тебе хорошо? — спросил Ретт значительно позже.

— Да, это поистине лучший бал Сезона.

Она действительно так считала. Здесь было все, что должно быть на настоящем балу. Много музыки и смеха со всех сторон. Она, правда, не очень обрадовалась, когда ей дали танцевальную карточку. Казалось, что организаторы бала заранее распределили всех участников. Но музыка была отличной. Ее партнером был немолодой мужчина, которого она знала, потом был молодой человек, разные гости и чарльстонцы, которые съезжались со всего света на этот бал. И каждый танец приносил новые ощущения и новые удовольствия. И никаких разочарований. Имени Мидлтона Кортни не было в карточке.

Скарлетт захихикала, когда увидела Элали в танце. Ее обычная серьезно-унылая гримаса отсутствовала, она улыбалась и смеялась, как все. Не было стоящих вдоль стен и скучающих. Совсем юные дебютантки были в парах со знатоками танца и умения общаться. Она видела Ретта с тремя такими по очереди. И ни разу с Анной Хэмптон. Скарлетт удивлялась, с каким умением был организован бал. Она совсем не завидовала, просто была счастлива. И совсем расхохоталась, когда увидела Эллинтонов. Ханна чувствовала себя, видимо, первой красавицей бала. «Она, наверное, танцевала с отпетыми льстецами Чарльстона», — подумала Скарлетт. А Таушенд вообще, казалось, забыл про свою жену. Кто-то нашептал ему, наверное, что-то ласковое. Они уж точно никогда не забудут эту ночь. Пошел шестнадцатый танец. Он предназначался, как сказал ей Джози Энсон, для самых влюбленных пар. Мужья и жены как будто заново влюблялись друг в друга. Джози был здесь главным, поэтому знал. Это было одним из обычаев. И она будет танцевать с Реттом.

И когда он взял ее в танце и спросил, хорошо ли ей, она из самой глубины сердца ответила: «Да!»

В час ночи оркестр отыграл последний вальс, и бал был окончен.

— Мне так не хочется, чтобы все закончилось, — сказала Скарлетт.

— Отлично, — сказал Майлс Брютон. — Надеюсь, все так считают. Сейчас все идут вниз на ужин. Организаторы гордятся своими устрицами не меньше, чем своим пуншем. Надеюсь, ты выпьешь бокал прекрасного напитка?

— Да, конечно. У меня голова идет кругом.

Пунш Святой Сесилии был смесью шампанского с прекрасным бренди.

— Мы, мужчины, считаем, что это прекрасное восстанавливающее средство для ног на балу. Никак не для головы.

— Майлс! Салли всегда говорила, что ты самый прекрасный танцор в Чарльстоне. Мне теперь кажется, что она хвасталась.

Скарлетт так была рада всему, что шутки сами собой срывались, порой не всегда удачно. Почему так долго нет Ретта? Почему он разговаривает с Эдвардом Купером вместо того, чтобы сопровождать ее на ужин? Салли бы никогда не простила этого своему мужу.

О, слава Богу, идет!

— Я бы никогда не позволил тебе обладать такой прекрасной женщиной, Ретт, если бы ты не был таким большим. — Майлс взял под руку Скарлетт. — Вам повезло» мэм.

— Бог мой, — парировал Ретт. — Я умолял Салли убежать со мной. За последний час она мне вскружила голову. Но, видно, удача изменила мне. — Все трое захохотали и стали глазами искать Салли. Она сидела на подоконнике, держа в руках туфли.

— Кто сказал, что тот бал хорош, после которого появляются дырки на туфлях? У меня появились мозоли, — весело констатировала Салли.

Майлс сгреб ее с подоконника.

— Я отнесу тебя вниз, несчастная, но надень туфли, как подобает настоящей леди.

— Грубиян! — сказала Салли.

Скарлетт заметила, как они обменялись многозначительными взглядами, и ее сердце наполнилось злостью.

— О чем таком прекрасном ты так долго разговаривал с Эдвардом? Я проголодалась.

Она посмотрела на Ретта и зло усмехнулась.

— Он считает, что я плохо влияю на Томми. У него понизилась успеваемость в школе. И в наказание он продает яхту.

— Это жестоко! — воскликнула Скарлетт.

— Мальчик получит ее обратно. Я покупаю ее. Пошли ужинать, пока не съели всех устриц. Первый раз в жизни ты получишь еды гораздо больше, чем сможешь съесть. Даже леди едят здесь до отвала. Это традиция. Сезон заканчивается, и начинается великий пост.

Было около двух, когда двери Ирландского Холла открылись. И двое юношей заняли свои места у дверей, чтобы освещать темное пространство перед экипажами. Кучера зажгли лампы на крыше и у дверок. Лошади переминались с ноги на ногу и мотали головами. Слуга постелил дорожку и стал сметать с нее мусор. Но, заслышав голоса, растворился в темноте.

Вся толпа вывалила на улицу, заполняя ее веселым смехом. Как и в каждый предыдущий год, все говорили, что в этот раз праздник удался, как никогда. Отличная музыка, отличный стол, пунш, устрицы.

— Поедем на пролетке, Ретт. В экипаже так душно.

— Потом придется долго идти.

— Ну и что. Это полезно.

Он глубоко вдохнул свежего воздуха.

— Да, действительно. Иди и займи место, а я скажу маме.

Ехать было не особенно далеко. Завернули на Брод-стрит, проехали один квартал. Там уже город спал. Проехали мимо почты. В пролетке решили попеть и подхватили веселую песню про длинные дороги в Ирландии и про острова.

Музыкальное исполнение песни оставляло желать лучшего, но никто особенно не переживал. Когда они сошли, Скарлетт еще долго продолжала напевать, вторя уносящей певцов пролетке, которая поехала обратно за гостями, не успевшими разъехаться.

— Как ты думаешь, они знают какую-нибудь другую песню? — спросила Скарлетт.

Ретт засмеялся.

— Они и эту-то не знают. По правде сказать, я тоже. Да это и не имеет значения.

Скарлетт захохотала. Но вовремя закрыла рот рукой, слишком громко прозвучал ее смех в ночной тишине. Она долго смотрела вслед удаляющейся пролетке, пока она не завернула за угол. Теплый ветерок приятно обдувал лицо. Свет лампы около почты разливал желтизну по всей улице.

— Так тепло, — прошептала Скарлетт.

Ретт пробурчал что-то невнятное, затем достал часы, посмотрел и сказал:

— Слушай.

Скарлетт даже затаила дыхание, чтобы лучше слышать.

— Сейчас! — сказал Ретт.

Колокола на колокольне Святого Майкла пробили раз, два. Звук долго лился в ночной тишине.

— Половина, — сказал Ретт и положил часы в карман.

От выпитого пунша они были близки к состоянию полета. Ночь становилась темнее, а воздух теплее. Тишина резала слух. Такие вечера запоминаются лучше, чем сами балы. Каждый чувствует какое-то приятное внутреннее тепло. Скарлетт взяла Ретта под руку. Они молча приближались к дому. Шаги глухо отдавались в темноте. В такой темноте Скарлетт не узнавала привычных глазу улиц. «Так тихо и пустынно, как будто мы единственные на всей земле».

Высокая фигура Ретта была частью этой темноты. Скарлетт обвила свою ладонь плотно вокруг его руки. Чувствовалась сила, сильная рука сильного мужчины. Скарлетт прижалась к нему. Она чувствовала тепло его тела.

— Прекрасный праздник получился? — спросила она очень громко. Ей самой показалось так. — Я смеялась так громко над Ханной, что, по-моему, она заметила, она так часто оборачивалась. Ей было непривычно видеть, как веселятся южане.

Ретт сочувственно произнес:

— Бедная Ханна. Может быть, она никогда больше в жизни не почувствует себя такой привлекательной. Таушенд не дурак. Он сказал мне, что хотел бы перебраться на Юг. Этот визит заставит Ханну согласиться. В Филадельфии по колено снега.

Скарлетт мягко засмеялась. Когда они проходили мимо очередного фонаря, она заметила, что Ретт тоже улыбается. Ни о чем не хотелось больше говорить. Было достаточно того, что им было хорошо, оба улыбались, шли вместе, и некуда было спешить.

Они проходили мимо доков. Вдоль пирса стояли корабли и лодки. В маленьких приземистых домиках с магазинами на первых этажах, с темными окнами, многие из которых были настежь раскрыты. Заслышав их шаги, гдето залаяла собака. Они пошли медленнее. Собака еще раз залаяла и замолчала.

Они молча шли от одного фонаря к другому. Ретт уже автоматически замедлял свои огромные шаги, чтобы Скарлетт успевала за ним. В тишине одновременно раздавалось «клак, клак — свидетельство единства и гармонии этого момента.

Один фонарь не горел, и Скарлетт вдруг показалось, что небо совсем близко. А звезды, казалось, слепили глаза. И до них можно было рукой дотянуться.

— Ретт, посмотри на небо. Звезды так близко.

Ретт остановился и взял ее за руку, чтобы она тоже остановилась.

— Это из-за близости к морю. Слышишь его дыхание?

Они стояли очень тихо. Скарлетт напрягла слух. До нее донеслись тихие всплески воды где-то в темноте. Постепенно они становились громче. Следующий всплеск мог бы сравниться с шумом реки. Это была музыка. Она непонятно почему наполнила ее глаза слезами.

— Ты слышишь? — тихо спросила она.

Вдалеке еле слышно действительно раздавалась какая-то музыка.

— Да. Это мелодия «Через широкую Миссури». Моряки сами делают дудки. У некоторых есть настоящий талант музыканта. Смотри, там фонарь, его зажигают, чтобы суда не натолкнулись друг на друга. И всегда стоит вахтенный и следит за этим. И всегда есть маленькие лодки с людьми, которые покажут путь к бухте в полной темноте, настолько хорошо они ее знают. Или те, кто предпочитает передвигаться ночью, чтобы его никто не видел.

— А какой смысл?

— Много причин. Беглецы, нечестные люди.

Ретт рассказывал это так, как будто говорил сам с собой.

Скарлетт смотрела на него, она не могла разглядеть его лица. Она вновь посмотрела на фонарь, который она приняла за звезду, и стала слушать неизвестного музыканта. Часы пробили три четверти третьего. Скарлетт почувствовала соль на губах.

— Ты скучаешь о тех блокадных временах? Ретт засмеялся.

— Лучше сказать, хотел бы быть лет на десять моложе. Я плавал на судах. Мне доставляло радость качаться на волнах и чувствовать вольный ветер. Только там мужчина по-настоящему чувствует себя мужчиной.

Он потянул Скарлетт за собой. Шаги убыстрились, но все так же в такт друг другу.

Скарлетт чувствовала морской воздух и представляла себя в лодке.

— Ретт, я хочу поплавать. Возьми меня как-нибудь с собой. Погода еще хорошая. И совсем не обязательно тебе ехать в Лэндинг прямо завтра.

Ретт на минуту задумался. Скоро она навсегда исчезнет из его жизни.

— Почему бы нет. Было бы глупостью упускать погоду.

Скарлетт потащила его за руку.

— Пойдем. Уже поздно. А мне нужно рано вставать.

Ретт приостановил ее.

— Если у тебя будет сломана шея, то я тебя не возьму. Смотри под ноги.

Она опять пошла с ним в ногу. Это так приятно — го-то.

Перед самым домом он ее остановил.

— Подожди. — Он прислушался. Часы пробили три раза. Гул долго раздавался над спящим городом.

Три… часа… и все так прекрасно!

Глава 31

Ретт критически осмотрел ее костюм, и его лицо слегка перекосилось.

— Так, я не хочу снова обгореть на солнце, — сказала она однозначно.

Она надела широкополую малиновую шляпу, которую Элеонора повесила у двери в сад, чтобы надевать ее, когда она обрезает кустарник в саду. Она поверх шляпы повязала голубую ленточку и закрепила ее на подбородке. Скарлетт казалось, что эта шляпка ей очень идет. Она взяла с собой маленький зонтик от солнца. Ее любимый, с голубенькими цветочками.

«Почему Ретт считает, что имеет право всех критиковать? Пусть сам на себя посмотрит. В старой полинялой рубашке, не говоря уже о его куртке».

— Ты сказал — в девять. Ну что, мы идем?

Ретт небрежно поднял с пола холщовую сумку, накинул на плечо и коротко сказал:

— Пошли.

В его голосе было что-то подозрительное. «Он что-то задумал, — показалось Скарлетт, — надо быть начеку».

Она и не представляла себе, что яхта такая маленькая. И что до нее придется добираться по скользкому трапу. Она опасливо посмотрела на Ретта.

— Сейчас отлив. Нам надо было бы прийти в половине десятого. Сложно будет потом вернуться в бухту. Ты все еще по-прежнему хочешь кататься?

— Еще бы, конечно! — Скарлетт взялась за поручень трапа и попыталась пойти по нему.

— Подожди, — остановил ее Ретт.

Она посмотрела на него недовольно и нетерпеливо.

— Я не хочу, чтобы ты сломала себе шею и свалилась в воду. Мне потом придется тебя целый час доставать. Очень скользкий трап. Подожди минутку, я спущусь вниз, чтобы подстраховать тебя. Ты догадалась надеть туфли?

Ретт расстегнул сумку и надел ботинки на резиновой подошве. Скарлетт молча наблюдала за ним. Ретт переобулся и убрал обувь в сумку.

Закончив, резко встал и улыбнулся. От его улыбки у Скарлетт захватило дух.

— Стой здесь. Умный мужчина знает, откуда ждать проблем. Я поправлю поручень и вернусь за тобой.

Он ловко перекинул сумку через плечо и полез по трапу. До Скарлетт только сейчас дошли его слова.

— Ты быстр, как молния, — сказала она в восхищении, наблюдая за передвижениями Ретта.

— Или как обезьяна, — поправил ее Ретт. — Да, дорогая, время безжалостно к мужчинам и даже к женщинам.

Скарлетт было не в новинку лазить по таким приспособлениям. И она хорошо держала равновесие. В детстве она забиралась на самые верхние ветки деревьев или карабкалась вверх на сеновал. И этот трап не был для нее такой уж проблемой. Но ей было приятно, когда Ретт, поддерживая ее, обнял за талию.

Она села аккуратно на сидение, а Ретт приладил парус. Белое полотно развевалось, закрывая весь вид с одной стороны.

— Ты готова? — спросил Ретт.

— Да, конечно.

— Тогда поехали.

Ретт отвязал концы каната от причала и оттолкнулся. Ветер сразу подхватил маленькую яхту и потянул ее на середину реки.

— Сиди на своем месте и старайся прижать голову пониже к коленям, — приказал Ретт.

Он поднял кливер, закрепил фал, и яхта поплыла еще быстрее и увереннее.

— Ну вот, — сказал Ретт, присаживаясь рядом со Скарлетт. Ручка киля была между ними. Двумя руками он старался выровнять движение. Стоял сильный шум от ветра в парусах, от скрипа яхты и плеска воды за бортом. Скарлетт сидела, не поднимая головы. Солнце било в глаза Ретту, он щурился, но не отворачивался и был очень сосредоточен. Лицо сияло от счастья. Скарлетт давно не видела его таким. Встречная волна ударила в борт, разбрасывая море брызг. Ретт захохотал.

— Молодец, девочка! Скарлетт понимала, что это адресовано не ей.

— Ты уже готова вернуться?

— Нет еще.

Скарлетт находилась в прекрасном расположении духа, несмотря на сильный ветер, промокшую одежду и потерянный зонтик, на то, что в туфли постоянно заливалась вода. Все было настолько сказочно для нее. Волны вздымались футов на шестнадцать. Они напоминали молодых животных, которые набрасывались на добычу. Они поднимали и опускали маленькую яхту, словно игрушку. В такие моменты у Скарлетт сосало под ложечкой. Она чувствовала себя частью всей этой стихии. Она чувствовала себя водой и солнцем, солью и ветром. Ретт смотрел на Скарлетт. Ему было приятно, что его любимое занятие так нравилось ей.

— Хочешь попробовать порулить? Я научу.

Скарлетт отрицательно завертела головой, ей просто нравилось то, что можно просто так плыть.

Ретт понимал, как хотелось бы Скарлетт поуправлять яхтой, почувствовать свободу перед стихией. В детстве он тоже чувствовал это. И даже сейчас, в его возрасте, иногда что-то двигало им и заставляло отправляться в плавание еще и еще.

— Наклоняйся, — предупредил Ретт и крутнул ручкой паруса над ее головой.

Резкий рывок вознес их на самый гребень волны. Скарлетт вскрикнула. Над головой летали чайки, как белые пятна на безоблачном небе. Они развернулись. Солнце теперь приятно грело спину. А в лицо ударил соленый ветер. Ради таких дней стоило жить. Он прикрепил парус и полез за сумкой. Достал из нее свитер для себя и поменьше для Скарлетт. Оба были изрядно потрепаны и годились разве что для таких прогулок. Затем, как краб, приполз обратно. Лодка просела под его весом.

— Надень, — протянул он свитер Скарлетт.

— Мне не нужно. На улице словно лето.

— Воздух теплый, но не вода. Сейчас февраль все-таки. Продует тебя, промокнешь и не заметишь, как схватишь простуду. Надевай.

Скарлетт скорчила мину, но все-таки надела.

— Тебе придется подержать мою шляпу.

— Я подержу.

Ретт натянул свой свитер, затем помог Скарлетт. Ветер тут же растрепал ее волосы. Унося с собой шпильки, заколки. Прядь волос забилась в рот.

— Что ты наделал? — недовольно закричала она. — Отдай быстрее шляпу, пока я не полысела.

Ветер был такой сильный, что, казалось, мог унести все ее волосы.

Она никогда в своей жизни не была такой привлекательной. Ее лицо, розовое под порывами ветра и лучами солнца, светилось радостью. С растрепанной копной волос, в шляпе она выглядела довольно смешной в его свитере.

— Ты, конечно, не догадался чего-нибудь взять поесть?

— Только завтрак моряка, — сказал Ретт, — сухари и ром.

— Какие деликатесы! Я не ела никогда ни того, ни другого.

— Сейчас пол-одиннадцатого. Подожди и пообедаешь дома.

— А нельзя плавать весь день? Мне так хорошо! Такой чудесный день.

— Еще час. Мне в полдень надо встретиться с адвокатами.

«Заботится о своих адвокатах». Скарлетт слегка обиделась, но потом решила не портить себе праздник. Она смотрела на блестящее в лучах солнца море, на пену около бортика, затем нагнулась и зачерпнула пригоршню воды. Она как маленький котенок. Рукава были такими длинными, что она могла спрятать в них руки.

— Будь осторожна. Может сдуть, — смеялся Ретт.

Он взял руль, готовясь к развороту.

— Смотри скорее сюда. Могу поспорить, ты никогда такого не видела.

Скарлетт напряженно вглядывалась в даль.

— Акула! Две, три!

— Мое маленькое дитя! Это дельфины, а не акулы. Они, наверное, плывут к океану, осторожнее, пригнись. Мы попробуем поплыть за ними. Это просто класс. Поучиться у них. Они к тому же любят поиграть.

— Рыбы? Играть? Ты меня за дурочку держишь?

— Они не рыбы. Ты посмотри. Сама увидишь!

Дельфинов было семь. Когда Ретт развернулся по их направлению, они были довольно далеко. Солнце било в глаза, и Ретт прикрывал их рукой. Дельфины появились прямо перед носом. Они выпрыгивали, показывая свои спины и с шумом ныряли обратно.

— Ты видел, видел! — задергала Скарлетт Ретта за рукав.

Ретт опустился на лавку.

— Видел. Они зовут нас двигаться дальше. А остальные ждут. Посмотри!

Два дельфина сопровождали их, то и дело выпрыгивая из воды вдоль обоих бортов. Их блестящие спины и плавники приводили Скарлетт в восторг. Скарлетт засучила свои безмерные рукава и хлопала в ладоши. Один дельфин показал свою единственную ноздрю, повернулся и исчез под водой. Вылез снова, посмотрел и опять исчез.

— Ретт! Он улыбается нам! Они плавали туда и обратно, крутились и вертелись под лодкой, выныривали с разных сторон, стукались о борт, вовлекая яхту в игру. И, казалось, смеялись над тем, как эти мужчина и женщина неумело плавают.

— Вон там! — показал Ретт.

— И там! — тыкала пальцем Скарлетт совсем в другом направлении.

Каждый раз появление дельфина было неожиданностью.

— Они танцуют, — настаивала Скарлетт.

— Резвятся, — говорил Ретт.

— Это представление, — согласились они.

Шоу действительно было прекрасным. Ретт совсем не следил за яхтой. Он не заметил тучки на горизонте. Первый раз он почувствовал перемену, когда ветер вдруг стих и дельфины куда-то исчезли, паруса повисли. Он оглянулся вокруг и увидел надвигающийся шторм.

— Ложись на дно и держись, — тихо сказал он Скарлетт. — Сейчас повеселимся. И не в таких переделках бывали.

Скарлетт оглянулась, и ее глаза расширились: только что было солнце и тепло вокруг, и вдруг — облака и черное небо. Без лишних слов она сделала, что приказал Ретт. Он же ловко управлялся с лодкой.

— Нам придется лавировать, — Ретт нервничал. — Зато таких гонок тебе больше нигде не доведется испытать. — В этот момент налетел шквал. День превратился в жидкую темноту. Неба не стало видно. Полил ливень. Скарлетт открыла рот, чтобы закричать, но тут же нахлебалась воды.

«Мой Бог, я захлебываюсь», — подумала она. Она перевернулась на живот и еле откашлялась. Она пыталась поднять голову и спросить у Ретта, что происходит и откуда такой шум. Но ей на лицо наехала шляпа. Она ничего не видела. «Либо я ее выкину, либо задохнусь». Одной рукой она пыталась развязать узел, другой отчаянно вцепилась в металлический поручень. Лодку бросало из стороны в сторону, она то и дело черпала носом и трещала по всем швам. Временами ей казалось, что лодка становится совсем вертикально и просто идет ко дну. «О, пресвятая Божья Матерь! Я не хочу умирать!»

Наконец ей удалось развязать узел и освободить тесемки. Она могла видеть! Она осмотрелась вокруг. Кругом в темноте были стены воды. Они бушевали и обдавали ее пеной.

— Ретт! — пыталась она перекричать шум шторма.

Боже, где Ретт? Она вертела головой по сторонам. «Будь проклят этот

Ретт!» Он стоял, на коленях, его плечи и спина напряглись. Высоко поднята голова. Он смеялся ветру, дождю и волнам. Левой рукой вцепился в руль, правой в поручень. Он привязался веревкой, чтобы его не снесло. Но ему нравилось это! Ему нравилось играть со смертью.

«Я ненавижу его!»

Скарлетт с ужасом посмотрела на очередную надвигающуюся волну. Она старалась себя успокоить. «Ретт прекрасно с ней справится, как и со всем остальным». Она пересилила себя и, высоко подняв голову, посмотрела навстречу этому хаосу.

Скарлетт ничего не знала о беспорядочности ветра в такую бурю. Когда поднимается тридцатифутовая волна, она перекрывает собой ветер. Лодка поворачивается поперек волны, и становится возможным преодолеть волну. Скарлетт не понимала, что Ретт маневрирует со знанием дела среди этой стихии. И все вроде бы было в порядке до тех пор, пока Ретт не закричал:

— Кливер, кливер! Она увидела, как гребешок волны накрывает их.

Она услышала треск где-то совсем рядом и почувствовала, как сначала медленно, затем быстрее огромная масса накрывает ее сверху. Она посмотрела на лицо Ретта. Оно было так близко, затем так далеко и совсем исчезло. Лодка перевернулась, и оба они оказались в ледяной воде.

Она и не подозревала, что бывает такая холодная вода. Сверху лил холодный ливень, и лед сжимал ее конечности. Зубы непроизвольно застучали, дрожь отдавалась в голове с ужасной силой. Она ничего не осознавала, кроме того, что все ее тело парализовано от холода. Но она продолжала двигаться, поднимаясь и опускаясь на волнах и уцепившись за какие-то обломки.

«Я гибну. О Бог, не дай мне умереть. Я хочу жить».

— Скарлетт! Этот звук раздался в ее голове громче, чем шум воды и трескотня зубов.

Он сразу дошел до ее сознания.

— Скарлетт!!! Она знала. Это был голос Ретта. Она почувствовала его руку, крепко сжимающую ее тело. Но где он? Вода заливала ей глаза. Она пыталась что-то закричать, но вода залилась в рот. Челюсти отказывались двигаться.

— Ретт, — проговорила она.

— Слава Богу.

Его голос был совсем рядом. Сзади. Ее сознание начало возвращаться к ней.

— Ретт, — снова повторила она.

— Слушай внимательно, дорогая. Ты никогда в жизни меня не слушала.

У нас есть всего один шанс. Естественно, мы им воспользуемся. Лодка рядом где-то. Я держу канат. Это значит, что нам предстоит поднырнуть под нее, и тогда мы будем в относительной безопасности. Ты все поняла?

— Нет! — вырвалось у нее.

Нырнуть для нее было все равно, что утонуть. Если она нырнет, она уже никогда не вынырнет. Паника охватила ее. Перехватило дыхание. Ей хотелось схватиться за Ретта сильно-сильно и плакать, плакать, плакать…

«Хватит! — слова прозвучали отчетливо. Причем ее же голосом. Это спасет ее. — Ты никогда не спасешься, если будешь вести себя, как идиотка».

— Что д-д-де-е-е-ла-ать? — стучали ее зубы.

— Я считаю до трех, и ныряем. Все будет в порядке. Ты готова?

Не дождавшись ответа, он стал считать:

— Раз… два…

Скарлетт набрала воздуха. Затем ее куда-то утащило под воду. На несколько секунд. Вынырнув, она жадно стала глотать воздух.

— Я держал тебя, ты бы не утонула. Ты вцепилась в меня так, что я чуть сам не утонул.

Ретт показал ей, за что держаться. Руки ее были каменными. Она стала их растирать.

— Вот-вот. Растирай. Но не забывай держаться. Я должен оставить тебя ненадолго. Не паникуй. Я недолго. Я должен нырнуть обратно и отрезать весь такелаж, который может утянуть нас на дно. И не пугайся, когда кто-то схватит тебя за ногу. Это буду я. Лишнюю одежду и обувь тоже придется сбросить. Держись. Я скоро.

Казалось, это продлится вечно.

Скарлетт пока осматривалась по сторонам. Не так уж и плохо. Если бы не холод. Перевернутая лодка служила прекрасной крышей и спасала от дождя. Да и шторм казался не таким страшным, хотя лодку и бросало вверхвниз. Но она не видела этих страшных огромных волн.

Она почувствовала, как Ретт прикоснулся к ее левой ноге. Значит, она еще не совсем отморожена. Скарлетт первый раз легко вздохнула. Скарлетт почувствовала движение ножа, а затем огромный груз отвалился от ее ног, и плечи вылезли из воды. Ретт вынырнул из воды, и от неожиданности она чуть не выпустила из рук поручень.

— Как поживаешь? — спросил Ретт. Его голос показался ей криком.

— Тс-с. Не так громко.

— Как дела? — спросил он тихо.

— Замерзла, как собака, если тебе это интересно.

— Да, вода холодная. Но бывает еще холоднее. Если бы ты была в Северной Атлантике…

— Ретт Батлер, если ты мне будешь рассказывать свои военные приключения… я тебя утоплю!

Они засмеялись, и от этого смеха стало как бы теплее. Но Скарлетт продолжала сердиться.

— Как ты можешь смеяться в таком положении. Совеем не смешно болтаться в холодной воде посреди шторма!

— Когда дела так плохи, что хуже некуда, остается только смеяться. Это спасает от сумасшествия, и зубы не так стучат от страха.

Ее раздражало все, что он говорил. Самое главное, что он был прав. Зубы перестали стучать, когда мысли о близкой смерти улетучились из ее головы.

— Сейчас я хочу разрезать тесемки твоего корсета, чтобы тебе дышалось свободнее. Не двигайся, а то порежу тебя.

Было что-то интимно-возбуждающее в его движениях. Прошли годы с тех пор, когда в последний раз ее тела касалась его рука.

— Ну вот, дыши глубоко, — сказал Ретт, сняв с нее корсет. — Женщины совсем разучились дышать в своих одеждах, а из этих тесемок мы сделаем чтонибудь, что поддерживало бы нас на плаву. Я закончу и сделаю тебе массаж. Дыши глубже. Я заставлю кровь в тебе бегать быстрее.

Скарлетт пыталась делать, что говорил Ретт, но руки у нее еле двигались. Было гораздо проще повиснуть на висюльках, которые смастерил Ретт, и качаться вместе с волнами. Ей так захотелось спать. «Почему Ретт там что-то тараторит? Почему он так настаивает, чтобы я массировала свои руки?»

— Скарлетт! — донеслось до нее отчетливо. — Скарлетт! Тебе нельзя спать. Нужно двигаться. Ударь меня, если хочешь, только двигайся.

Ретт стал яростно массировать ее руки и плечи. Он делал это так сильно и грубо, что Скарлетт тряслась, как погремушка.

— Хватит, мне больно.

Ее голос был очень слабым, как мяуканье котенка. Скарлетт закрыла глаза, и темнота навалилась на нее. Она не чувствовала холода, была только усталость и страстное желание уснуть.

Не говоря ни слова, Ретт стал хлестать ее по щекам, да так сильно, что она ударилась головой о деревянный борт. Скарлетт сразу проснулась, злая и потрясенная.

— Ты что, с ума сошел! Вот выберемся, ты получишь свое. Вот увидишь!

— Так-то лучше, — спокойно проговорил Ретт. — Дай сюда свои руки. Я помассирую.

— Обойдешься! Я оставлю их при себе. Чего и тебе желаю. Ты мне чуть кости не переломал.

— Выбирай: либо я их буду ломать, либо их съест краб. Послушай, если не греться, то можно умереть, Я знаю, ты хочешь спать, но это сон смерти.

И если даже мне придется тебя избить до синяков, я не позволю тебе умереть.

Шевелись, двигайся, говори. Мне плевать, что ты говоришь. Только говори.

Пой мне песни русалки, и я буду знать, что ты жива.

Скарлетт снова очнулась.

— Ты намерен выбраться отсюда? — спросила она безнадежно. Она потерла ногу об ногу.

— Конечно.

— Как?

— Течение несет нас к берегу. Прилив нас принесет туда, откуда мы стартовали.

Скарлетт мотнула головой. Она вспомнила ту радостную суету, с которой они погрузились на яхту. Однако ветер отнес их далеко от залива в Атлантику.

— Сколько времени пройдет прежде, чем мы вернемся? — безжизненно спросила Скарлетт.

— Я не знаю. Храбрись, Скарлетт, — сказал Ретт, продолжая усиленно массировать ее плечи.

Его голос звучал, как на проповеди! Ретт; который всегда был таким веселым. О Господи! Скарлетт хотела изо всех сил, чтобы ее отмороженные ноги зашевелились.

— Мне нет дела до твоей чертовой храбрости, я есть хочу! Какого черта ты не подобрал сумку, когда мы перевернулись?

— Она осталась под лодкой, где-то в воде. Господи, Скарлетт, я совсем забыл про нее. Молю Бога, чтобы она еще была там!

Аромат рома возвращал их к жизни. Скарлетт усиленно задвигала ногами, ступнями. От восстановленного кровообращения появилась боль. Но она только была рада ей. Это означало, что она жива. «Ром в самом деле лучше бренди, — подумала Скарлетт после второй порции. — Он гораздо лучше возвращает к жизни. Жалко, что Ретт выделяет по чуть-чуть… Но она понимала, что он прав. Было глупо сразу высосать всю бутылку. Неизвестно, когда они еще вернутся.

— О-хо-хо и бутылка рома! — совсем развеселилась Скарлетт.

Они запели вместе, и их голоса гулко раздавались в перевернутой лодке.

Ретт прижал ее к себе, чтобы сохранить тепло. Скоро они перепели все песни, которые знали, попивая ром, от которого было все меньше и меньше эффекта.

— Как насчет «Желтых роз Техаса»?

— Мы уже два раза пели, — запротестовала Скарлетт. — Давай лучше споем ту, которую так любил мой отец. Я помню, в Атланте вы шли вниз по улице, распевая ее: «Я помню тот день, когда я встретил милую Пеги…»

— Спой лучше ты. Ты должна знать там каждое слово.

Скарлетт попробовала, но у нее уже запершило в горле.

— Я забыла, — сказала она, скрывая усталость.

Она так устала. Если бы она могла положить голову на плечо Ретта и поспать. Его руки так нежно прижимали ее. Ее голова упала ему на плечо. Больше не было сил. Ретт встряхнул ее.

— Скарлетт, ты меня слышишь? Я чувствую, что течение переменилось. Я чувствую, мы совсем недалеко от берега. Не сдавайся. Держись, моя ласточка. Скоро все закончится.

— …так холодно…

— Черт бы тебя побрал, Скарлетт О'Хара! Ты ни на что не годна! Слова подействовали. Голова поднялась, и в глазах снова появился разумный блеск.

— Дыши глубоко, — скомандовал Ретт. — Скоро приедем.

Он закрыл своей огромной рукой ее нос и рот и утащил под воду. Вынырнув с другой стороны корпуса, Ретт огляделся. Кругом ходили огромные волны.

— Почти дома, моя дорогая, — прошипел Ретт.

Он взял Скарлетт так, чтобы ее голова оставалась над водой и случайно не нырнула. И поплыл, аккуратно лавируя между волнами. Лил мелкий дождь, из-за сильного ветра он бил в лицо. Ретт прикрыл Скарлетт от надвигающейся сзади волны, она подняла их на свой гребень и понесла к берегу.

Ноги Ретта были сильно изранены, но он не обращал внимания. Он с трудом пробирался по песку. К месту, где можно было укрыться от дождя и ветра. Там он уложил Скарлетт на сухой песок.

Его голос срывался, когда он, растирая каждую часть ее тела, постоянно кричал ее имя, пытаясь пробудить ее сознание. Ретт убрал с ее лица волосы и стал тормошить ее бледные щеки. Наконец, Скарлетт открыла глаза цвета темного изумруда. Они мало что выражали. Скарлетт загребла ослабевшими руками песок и еле произнесла: «Земля». И тут же заплакала навзрыд.

Ретт одной рукой обнял ее и прижал к себе, другой рукой стал гладить по щекам, волосам, подбородку, шее.

— Моя дорогая, жизнь моя. Я думал, я тебя потеряю. Я думал, я убил тебя. Я думал… О, Скарлетт! Ты жива. Не плачь, дорогая, все кончилось. Ты спасена. Все в порядке.

Он стал целовать ее в щеки, в шею, в лоб. В ней начала пробуждаться жизнь, и она обняла его, принимая поцелуи.

И не было ни холода, ни дождя, ни слабости — только тепло горячих губ и тел и жар ладоней. И сила, которую она почувствовала, сжимая его плечи. И она чувствовала своей грудью, как бьется его сердце. Так же сильно, как и ее. «Я живу, живу! Да!» — кричала она снова и снова, со страстью отдаваясь Ретту.

Глава 32

«Он любит меня! «Какой я была дурой, что сомневалась». Соленые и грубые губы Скарлетт расплылись в улыбке. Она открыла глаза. Ретт сидел рядом, поджав колени к лицу и опустив голову. Впервые она огляделась вокруг и почувствовала песок на спине. Так можно и замерзнуть навсегда. Надо было найти убежище, прежде чем снова заняться любовью. Ее коленки дрожали. «Совсем еще недавно нам было наплевать на погоду». Она провела пальцем вдоль его спины. Он вздрогнул.

— Я не хотел тебя будить. Постарайся еще отдохнуть. Я пойду поищу место, где обсушиться и достать огня. На этих островах должны быть хижины.

— Я пойду с тобой, — заявила Скарлетт.

Ее ноги были укрыты свитером Ретта. И на ней самой был ее свитер. Она чувствовала неудобство из-за этой тяжести.

— Нет. Оставайся здесь.

Он скрылся за песчаными холмами, оставляя Скарлетт в недоумении.

— Ретт! Ты не можешь меня оставить. Я не хочу тебя отпускать!

Он даже не обернулся. Она только могла видеть иногда мелькающую между холмами его широкую спину, к которой прилипла влажная рубашка. На вершине холма он остановился. Огляделся вокруг и крикнул Скарлетт:

— Там домик! Я знаю, где мы! Вставай! Он вернулся, помог Скарлетт встать. Она с готовностью взяла его под руку.

Домики, которые построили чарльстонцы на близлежащих островах, служили защитой от сырых холодных ветров. Они стояли на столбах, чтобы их не заносило песками, и были сделаны на века, хотя казались хлипкими. Ретт знал, что там есть кухня и камни. И можно что-нибудь найти поесть. Как раз для тех, кого выбросило море.

Ретт легко сломал замок. Скарлетт вошла за ним. Почему Ретт так молчалив? Он не сказал ей почти ни слова, даже когда вел ее среди песчаных дюн. «Я так хочу слышать его голос, хочу, чтобы он сказал, что любит. Бог видит, он заставил меня ждать так долго».

Он нашел в шкафу теплый плед.

— Сними все мокрое и накройся. — Он сам укутал ее. — Я разведу огонь.

Скарлетт бросила свои панталоны и свитер в кучу и укуталась в одеяло.

Оно было такое теплое и сухое. Первый раз за много часов она была в тепле, но ее начинала пробивать дрожь.

Ретт принес сухих дров и развел огонь. Скарлетт подошла к огню.

— Почему ты не снимешь с себя мокрую одежду? — пыталась она заговорить. — Плед большой, и я с тобой поделюсь.

Ретт не ответил. Он возился у огня. Через некоторое время он сказал:

— Я снова промокну. Мне придется идти на улицу. Мы в паре миль от форта Моултри. Пойду за помощью.

— Беспокоить форт Моултри! — Скарлетт хотелось, чтобы он прекратил там возиться и пришел к ней. Она не могла с ним говорить, когда он находился в другой комнате.

Ретт вернулся с бутылкой виски в руке.

— Запасы не очень, — улыбнулся он. — Но кое-что есть.

Он открыл буфет и достал два стакана.

— Достаточно чистые. Я налью нам выпить.

— Я не хочу пить. Я хочу…

Он прервал ее.

— Мне нужно выпить.

Он залпом выпил и завертел головой, морщась.

— Немудрено, что они оставили это здесь. Дерьмо порядочное. Но…

Он налил еще.

Скарлетт стало жалко его. «Несчастный любимый. Как он перенервничал».

— Не будь таким наивным, Ретт, — заговорила она, стараясь вложить в свой голос всю свою любовь. — Не делай вид, что ты поддался мне. Мы муж и жена. Мы любим друг друга. И все.

Ретт уставился на нее поверх стакана, затем медленно поставил его на стол.

— Скарлетт, то, что произошло на берегу, ни о чем не говорит. Мы были так рады, что спаслись. Это то же самое, что происходит, когда кончается война. Радостные победители обнимаются и целуются с первой попавшейся женщиной. Они рады, что выжили… Мы с тобой чуть не погибли. Была радость, потому что мы спаслись, и никакой любви.

Эти слова, как гром, поразили Скарлетт. Но она помнила те слова, которые он говорил ей там на берегу. «Дорогая, любимая…» Неважно, что он сейчас говорит, он любит ее. Она чувствовала это сердцем и душой. «Просто он сейчас врет. Он по-прежнему боится, что я его не люблю, и не хочет признаться!»

Они придвинулась к нему.

— Ты можешь говорить все, что хочешь. Но это не изменит правды. Я люблю тебя, и ты любишь меня. И мы занимались любовью, чтобы доказать это друг другу.

Ретт допил виски и громко рассмеялся.

— Я никогда не мог подумать, что ты, глупенькая, такая романтичная. Скарлетт, ты меня разочаровываешь. Ты всегда была хоть немного разумной.

Скарлетт расхаживала по комнате.

— Ты можешь рассуждать до посинения. Это ничего не изменит.

Она вытерла рукой слезы, которые ручьем катились из глаз. Она стояла сейчас рядом с ним, чувствовала соль его кожи и запах виски.

— Ты меня действительно любишь, — прошептала она. — Любишь, любишь!

Одеяло упало на пол, когда она потянулась и обвила руками его шею.

— Обними меня и скажи, что не любишь, тогда поверю.

Ретт взял ее голову и, притянув, поцеловал в губы. Ее руки ласкали его волосы.

Внезапно Ретт схватил ее руки и грубо оттолкнул от себя.

— Почему, Ретт? — заплакала Скарлетт. — Ты же хочешь меня!

Он отпрянул назад, попятился. Скарлетт никогда его не видела таким беспомощным и не владеющим собой.

— Да, Боже Иисусе! Я хочу тебя. И мне плохо без тебя. Ты как наркотик для меня. Я видел людей, которые не могли достать опиум и мучились. Это почти то же самое. Я знаю, что случается с наркоманами. Он становится рабом, затем гибнет. Это почти случилось со мной. Но я избежал. И не хочу рисковать опять. Я не хочу гибнуть из-за тебя.

Он с силой распахнул дверь и исчез среди бури.

Холодный ветер скользнул по голым ногам Скарлетт. Она подобрала плед, укуталась и выскочила в открытую дверь, но посреди дождя ничего не смогла разглядеть. Она устала, так устала. Она с трудом захлопнула дверь, сил совсем не осталось. Губы еще хранили тепло его поцелуя. Все тело дрожало. Она забылась, пока не вернулся Ретт.

Однако ее сон был похож скорее на потерю сознания. Ее состояние было близко к коматозному.

— Истощение, — заключил армейский врач, которого Ретт привел с собой. — Чудо, что она вообще осталась жива. Будем надеяться, что она не потеряет способность двигаться. Кровообращение восстановилось, но ткани сильно обморожены. Заверните ее в одеяло. Нужно отнести ее в форт.

Ретт укутал ее и взял на руки.

— Отдайте ее сержанту. Вы сами еще слабы.

Скарлетт открыла глаза. Она смогла различить синие пятна. Военная форма. Глаза ее снова закатились.

— Скорее! Она теряет сознание!

— Выпей это, дорогая.

Это был женский голос, мягкий, но настойчивый. Голос, который она почти узнала. Скарлетт послушно открыла глаза. Затем рот.

— Вот хорошо, девочка, еще глоток. Открой рот. Шире. Не нравится? Я положу еще сахара в молоко. Тебе придется пить это молоко, может, целую неделю, пока не выздоровеешь.

Нет, это не был голос мамы. Такой похожий и совсем не похожий. Скупая слеза потекла по щеке. На секунду ей показалось, что она дома, в Таре, и мама заботливо ухаживает за ней. Усилием воли она попыталась разглядеть, что происходит вокруг. Черная женщина склонилась над ней, улыбаясь. Очаровательная улыбка, добрая, умная, заботливая, любящая. Скарлетт попробовала тоже улыбнуться.

— Ну что я говорила? Что нужно было этой маленькой девочке? Горячий кирпич в ноги и горчичники. Они проберут и согреют ее до самых костей. И вылечат. Мои растирания и молитвы сделали свое дело. Иисус помог тебе. Иначе и не могло быть. Я Ему говорила: «Лорд, это совсем не займет у Тебя много времени. Помоги этой маленькой девочке». И Он помог! Я должна Его поблагодарить. Сразу, как ты допьешь молоко. Давай, дорогая. Я туда положила две полные ложки сахара. Допивай до дна. Не заставляй Иисуса ждать благодарностей от Ребеки.

Скарлетт допивала маленькими глотками. Сладкое молоко было прекрасно. Она вытерла рукавом белые усы.

— Я вообще-то хочу есть. Можно, Ребека?

Негритянка кивнула.

— Подожди секунду.

Она закрыла глаза и сложила руки в молитве. Ее губы бесшумно двигались, и она слегка раскачивалась взад и вперед в своей интимной беседе с Лордом.

Закончив, она плотнее завернула Скарлетт в одеяло. Та заснула. В молоке была подмешана настойка опиума.

Скарлетт спала спокойно. Когда она сбрасывала одеяло, Ребека заботливо ухаживала за ней. Лицо Скарлетт напряглось во сне. Ребека клала руку ей на лоб, и напряжение спадало. Но на сны Ребека не могла повлиять.

Ей снились отрывки воспоминаний из жизни, какие-то кошмары и всякая чепуха. Ей снился голод. Нескончаемый проклятый голод в самые тяжелые времена в Таре. Солдаты янки, подступающие к. Атланте. Она видит их за окном в Таре. Ее ноги не слушаются. Она лежит в лужи крови. Кровь становится все ярче и ярче. И холод, подступающий холод. Все деревья и цветы покрыты льдом. Ей холодно, ей хочется есть. Она лежит и не может пошевелиться, и кричит: «Ретт, вернись!» Ей приснилась мама, и она почувствовала запах лимонной вербены. Затем Джералд О'Хара. Он прыгал через заборы. Голоса вокруг менялись, становились то женскими, то мужскими. Они переходили в песни. Только Скарлетт не могла разобрать слов…

Скарлетт облизала губы и открыла глаза: «Почему здесь Мелли? Она выглядит такой испуганной».

— Не пугайся, — прохрипела Скарлетт. — Я их всех пристрелила.

— Ей снились кошмары, — сказала Ребека.

— Кошмары кончились, Скарлетт. Доктор сказал, что тебе скоро будет лучше, — глаза Анны Хэмптон светились радостью.

Появилось лицо Элеоноры Батлер.

— Мы приехали за тобой.

— Это смешно, — Жаловалась Скарлетт. — Я совершенно спокойно могу гулять.

Ребека клала свою руку ей на плечо и продолжала везти ее на коляске.

— Я как дурочка, — вертелась на сидении Скарлетт.

Коляска ехала по каменистой дороге, и голова Скарлетт тряслась. Шторм закончился совсем, и установилась нормальная февральская погода со свежим бодрящим воздухом и слабым ветерком. «Наверняка мисс Элеонора привезла с собой меховую шапку для меня. Я в ней буду как пугало», — подумала Скарлетт.

— А где Ретт? Почему он не приехал за мной?

— Я его не выпустила из дома, — решительно сказала Элеонора. — Я послала за нашим доктором и приказала Маниго следить за ним. Он был весь синий от холода.

Анна тихо сказала Скарлетт:

— Когда так внезапно начался шторм, мисс Элеонора очень встревожилась. Мы побежали к берегу, но яхты там не было. Она была в панике. Целый день она носилась, как сумасшедшая, под дождем.

«Под крышей-то хорошо переживать, — подумала Скарлетт, — и проявлять заботу к мисс Элеоноре. Померзла бы она, как я!»

— Мой сын сказал, что вы сделали чудо с его женой, Ребека. Я даже не знаю, как вас и отблагодарить.

— Я здесь ни при чем. Лорда благодарите. Я за нее молилась.

Пока она объясняла, как она лечила Скарлетт, Анна ответила на все вопросы Скарлетт по поводу Ретта. Ретт находился около Скарлетт, пока доктор не сказал, что она вне опасности. Только потом он на лодке отправился в Чарльстон успокоить мать. Еще бы, как она переволновалась.

— Мы были шокированы, когда к нам в дом вошел офицер янки. Это был Ретт, он взял сухую одежду у солдат, Одолжил, — Анна засмеялась.

Скарлетт отказалась выходить на берег с парома в коляске. Она настаивала, что вполне здорова, чтобы идти домой пешком самой. И она пошла как ни в чем не бывало.

Но, подойдя к дому, она почувствовала усталость. И после тарелки горячих бобов она уснула глубоким сном. И совсем не было никаких кошмаров. Ей было так удобно в родной кровати. И она знала, что Ретт где-то совсем рядом. Она проспала четырнадцать часов.

Открыв глаза, она увидела цветы. Домашние цветы. Рядом с вазой лежал конверт. Скарлетт жадно схватила его. Она узнала знакомый корявый почерк на кремовой бумаге.

Яне могу выразить словами то, что я переживаю, причинив тебе столько несчастий за один день. Мне очень стыдно и совестно за то, что я чуть не стал причиной твоей смерти.

Скарлетт радостно ухмыльнулась.

Ты вела себя поистине героически. Я всегда буду уважать тебя за это и восхищаться тобой. Я тебе говорю такие вещи, которые мужчины не говорят женщинам.

Это действительно так. Я должен сказать тебе главное. Мы никогда больше не увидимся. Согласно нашей договоренности, ты можешь остаться у моей мамы в Чарльстоне до апреля. Но я надеюсь, что ты так не сделаешь. Я не приеду ни в город, ни в Данмор Лзндинг, пока не получу известий, что ты уехала в Атланту. Ты не найдешь меня, и не пытайся. Деньги, которые я обещал, тебе передаст дядя Генри Гамильтон. Прошу принять мои извинения за все неприятности, которые я когда-либо тебе доставлял. Желаю счастья в будущем.

Ретт.

Скарлетт уставилась в письмо, ничего не понимая. Она была потрясена. Затем ее взяла страшная злость. Скарлетт медленно смяла листок бумаги, затем стала рвать его, приговаривая: «В этот раз не получится, Ретт Батлер. Один раз ты уже убежал от меня. В Атланте. Заставив меня влюбиться в тебя. Сейчас я знаю о тебе гораздо больше. Я знаю то, что, как бы ты ни пытался, ты не сможешь выкинуть меня из головы. Ты не можешь жить без меня. Ни один мужчина не может так любить женщину и потом забыть ее навсегда. Ты вернешься. Обязательно. Но я тебя не буду ждать, раскрыв объятия. Тебе придется меня поискать. И ты обязательно меня найдешь».

Она услышала, как часы на башне пробили шесть… семь… восемь… девять… Каждое воскресенье она ходила на мессу ровно в десять, но только не сегодня. Были дела поважнее.

Она выскользнула из кровати и дернула за ручку звонка. Нужно успокоиться и успеть на поезд. «Я еду домой. Должно быть, мои деньги уже у дяди Генри. С них я и начну работу в Таре.

Но они еще не у меня…»

— Доброе утро, мисс Скарлетт. Очень рада видеть вас в полном здравии, после всего, что случилось…

— Не лепечи и достань чемоданы, — Скарлетт запнулась. — Я еду в Саванну. У моего деда день рождения.

Она встретила своих тетушек у самого поезда. Поезд уходил в двенадцать десять. Завтра она найдет игуменью и заставит ее поговорить с епископом. Нет смысла ехать в Атланту, пока не все улажено с Тарой.

— Я не хочу эту старую рвань. Достань то, что я купила здесь. Я это надену. Мне нужно быть привлекательной.

— Интересно знать, из-за чего такая суета, — поинтересовалась Розмари. Она разглядывала с любопытством наряды Скарлетт. — Ты тоже кудато едешь. А мама сказала, что ты проспишь целый день.

— Где мисс Элеонора? Я хочу с ней попрощаться.

— Она уже ушла в церковь. Почему бы тебе не оставить ей записку? Или я ей могу что-нибудь передать.

Скарлетт посмотрела на часы. Оставалось совсем мало времени. Что ей сказать? Она побежала в библиотеку и схватила ручку и листок бумаги.

— Экипаж ждет вас, мисс Скарлетт, — доложил Маниго.

Скарлетт написала, что едет к деду. Жалеет, что не смогла увидеть ее перед отъездом. «Ретт все объяснит, — добавила она. — Я люблю Вас».

— Мисс Скарлетт, — нервно позвала Панси.

Скарлетт свернула письмо и запечатала.

— Отдай, пожалуйста, своей маме, — передала она Розмари. — Я должна спешить. Счастливо.

— Прощай, Скарлетт, — попрощалась Розмари.

Она стояла у двери и смотрела на Скарлетт, на ее служанку и чемоданы. Ретт так же быстро собирался прошлой ночью. Она умоляла его не уезжать. Он так плохо выглядел. Но он чмокнул ее и исчез в темноте. Нетрудно было догадаться, что он бежал от Скарлетт.

Не спеша она зажгла спичку и сожгла послание Скарлетт.

— Скатертью дорога, — понеслось вдогонку.

Назад: Глава 21

Дальше: Новая жизнь