Глава 5
Колокол на выбеленной часовне начал раскачиваться, и весь городок заполнил его звон; он плыл над низкими домами, висел над всем притихшим, молчаливым городком.
Казалось, что все его жители знают, что на площади рядом с таверной должно произойти какое-то очень важное событие.
Многие из жителей выглядывали в щели, окна, смотрели на площадь, пытаясь рассмотреть, что же все-таки там происходит.
Но покидать свои дома, появляться на улице жители боялись, опасаясь выстрела, окрика, опасаясь того, что на выжженной солнцем площади их подстерегает смерть.
Казалось, что звон колокола на часовне разбудил немногих, а именно семейство Рохасов и семейство Бакстеров, которые должны были обменяться захваченными вчера пленниками.
Колокол продолжал раскачиваться, когда от дома Рохасов отделились четыре всадника и от дома Бакстеров тоже отъехали четыре всадника.
Остальные зрители этого странного спектакля стояли вокруг выжженной солнцем белесой площади, сжимая в руках револьверы и ружья.
Все были готовы к любым неожиданностям, каждый ожидал, что начнется пальба, и пуля может угодить именно ему в голову или в сердце, поэтому все были настороже, следили за движениями своих противников, опасаясь, что вот-вот у кого-то сдадут нервы, и он нажмет на курок.
Ретт Батлер проснулся задолго до того, как начал звонить колокол. Он обменялся с хозяином таверны несколькими несложными предложениями насчет погоды, насчет каких-то мелочей совершенно незначащих в этот день.
Он взял в полутемном помещении таверны стул с высокой спинкой и вынес его на крыльцо, поставил и сел. В руках Ретта Батлера была бутыль с вином, оплетенная тростником. Он пристально следил за малейшим движением на площади, он знал, что, кто и как приготовил сегодня.
Но и ему было очень интересно, чем же закончится все это представление, которое не было предназначено для посторонних зрителей.
Он сидел, раскачиваясь на своем стуле, доски крыльца скрипели, его рука крепко сжимала горлышко бутылки. В другой руке он держал небольшой стаканчик, который время от времени наполнял и подносил к губам, поправлял полы своей шляпы, чтобы солнце не так сильно било в глаза.
Он видел, как от дома Рохасов отделилось четыре всадника. В середине кавалькады ехал сын Бакстера, он был безоружен, на белом жеребце. Мужчины, сопровождавшие его, держали руки на поясах с револьверами, каждое мгновение готовые выхватить свое оружие и открыть стрельбу.
Батлер, наверное, был единственным человеком, который воспринимал все это зрелище спокойно. Он совершенно не волновался, как будто бы чувствовал, что все пройдет, как и должно было быть.
Всадники остановились ярдах в сорока от центра площади. От дома Бакстеров подъехала такая же кавалькада — четыре человека, трое из которых были вооружены. В центре на лошади сидела Морисоль. На ней был темный платок, она неторопливо оглядывалась по сторонам. Ее взгляд как бы искал защиты, просил помощи.
Только один раз Ретт Батлер встретился со взглядом женщины, его сердце дрогнуло, ему захотелось рвануться со своего удобного места, выхватить револьвер и начать стрельбу. Но он сдержал это свое мимолетное желание.
Ведь он прекрасно понимал, что только в том случае, если он будет соблюдать все правила этой игры, он сможет выиграть.
Хотя, на первый взгляд, казалось, что единственный, кто в этой игре ничего не понимает, так это он, Ретт Батлер.
На его лице блуждала загадочная улыбка. Он то и дело наполнял свой небольшой стаканчик, подносил его ко рту и опустошал, стряхивая капли на пыльные доски крыльца.
Всадники застыли ярдах в двадцати друг от друга, как будто бы они были конными памятниками, так и не решаясь сделать последние шаги.
От дома Бакстеров отделились муж и жена. Джон Бакстер поддерживал свою супругу под локоть, но та то и дело отталкивала руку мужа, дескать, не надо — не время. Сейчас все должно пройти чинно и важно.
И Джон Бакстер, казалось, понял всю эту сложную ситуацию. Его правая рука застыла над кобурой с револьвером, готовая молниеносно рвануться к рукоятке, выдернуть револьвер, взвести курок и начать стрельбу.
Но жена время от времени бросала на него такие взгляды, что у него сразу же пропадало желание хвататься за оружие. Они медленно шествовали по пыльной площади, и маленькие тени плыли у ног.
Все это напоминало Ретту Батлеру, сидящему на крыльце таверны, какой-то странный танец с перехватами рук, с обменами, со странным кружением в центре зала.
Он ожидал финала.
Как же все произойдет? Ведь он был одним из участников спектакля, он играл немаловажную роль. Правда, ни с той, ни с другой стороны никто об этом не догадывался или, возможно, догадывались, но не хотели подать виду.
Сын Бакстера, сидевший на белом жеребце, казался мрачным, его тонкие губы кривились в едкой усмешке. Время от времени он смотрел на тех, кто его захватил, но потом его взгляд останавливался на скорбной фигуре матери, на фигуре отца, на тех людях, которые были ему близки.
Зоркий взгляд Ретта Батлера отметил, как Рамон передернул затвор своего карабина, едва встретившись с голубоглазым взглядом Морисоль.
Женщина, казалось, не обращала внимания на происходящее, казалось, что ее мысли блуждают где-то очень далеко от этой выжженой солнцем площади.
«Скорее всего, она думает о своем сыне, может быть о муже, возможно даже, она проклинает свою долю, проклинает Рамона Рохаса, проклинает всех тех, кто живет в этом странном городке Сан-Мигель», — подумал Ретт Батлер и выпил следующий стаканчик вина.
Тут раздался пронзительный крик ребенка. Оглянувшись, Ретт Батлер увидел его ноги в белых штанишках.
Ребенок стоял за дверью таверны и пронзительно кричал.
— Где же она? Где же? Где моя мамочка? Почему я не могу ее увидеть?
Ретт Батлер отвернулся, не в силах выдержать крик этого ребенка. Он услышал громкий голос хозяина таверны, который уговаривал мальчика отойти от двери и не выходить на улицу.
«Боже, — подумал Ретт Батлер, — как же он хочет быть вместе со своей мамой. Такой малыш и такой несчастный».
— Я хочу ее увидеть, хочу увидеть! — кричал ребенок.
— А ну-ка, вернись! — послышался грозный окрик хозяина таверны, и Ретт Батлер увидел, как тот, подойдя к двери, поднял ребенка на руки и внес назад в помещение.
Ретт Батлер вскочил со своего стула и вошел в полутемную таверну. Там посредине зала ребенок спорил с хозяином таверны. Мальчик упрашивал, уговаривал пожилого мужчину, чтобы тот отпустил его к матери. Хозяин таверны был неумолим и удерживал ребенка в руках.
— Я хочу ее увидеть, я хочу ее увидеть, — упрашивал малыш. — Почему мне нельзя увидеть маму? Ну, почему? Скажи, скажи…
Ретт Батлер, заглянув в глубину таверны, понял, что рядом с малышом стоит не хозяин, а стоит его отец. Мужчина склонился на колени рядом с мальчиком, обнял его за хрупкие плечики, прижал к себе и исступленно гладил по темным курчавым волосам.
— Не надо, успокойся, малыш. Мы ее увидим. Успокойся. Побудь пока со мной, малыш.
— Нет-нет, — кричал ребенок, колотя кулачками в грудь мужчины, — я хочу ее увидеть, она моя мама. Она там, на площади!
— Туда нельзя, ты видишь, там злые люди, они все вооружены.
— Нет, я хочу ее увидеть, — не унимался малыш.
Ретт Батлер не в силах больше слышать таких слов, вышел.
А на площади все участники странного спектакля, казалось, замерли. Никто не решался сделать первое движение навстречу друг другу.
Губы Морисоль дрогнули:
— Будь ты проклят, — прошептала женщина.
Но Рамон, который находился ярдах в сорока от нее, крепко сжимая свой карабин, не расслышал ее шепота. Ему показалось, что женщина говорит: «Я люблю тебя, Рамон». И он, дернув поводья лошади, подался вперед, его рука еще крепче сжала карабин. Он приподнял левую руку и взмахнул «Пошли».
На площади началось странное шествие. Пленники вместе со своей охраной двинулись друг на друга. Казалось, что сейчас, когда они поравняются, должно что-то произойти — стрельба, а может, и еще что-то худшее.
Лошади неслышно ступали по выжженой солнцем пыльной площади. Всадники держали правые руки над рукоятками револьверов, готовые спрыгнуть с лошади, затаиться и начать стрельбу.
Один из охранников Антонио ткнул его стволом револьвера в бок.
— А ну-ка, поезжай к Морисоль. Только неспешно, спокойно, не гони свою лошадь.
То же самое сказал один из охранников Морисоль.
— Поезжай навстречу Антонио.
Женщина согласно кивнула головой и натянула поводья. Лошадь пошла мерным шагом.
На крыльцо таверны вышел хозяин таверны, на этот раз наряженный в пончо и вывел, крепко держа за руку, мальчика, откуда тот мог наблюдать спектакль.
Ребенок, увидев, как лошадь мерно везет его мать, вдруг заплакал:
— Мама, мама, — но его голос был настолько тих, что женщина даже не услышала.
Она смотрела вперед, туда, где сидел Рамон Рохас, сжимая в руках карабин, готовый тут же нажать на спусковой крючок.
И Морисоль понимала, что никому не будет пощады от его пули, что даже ей, Морисоль, которую Рамон Рохас так безоглядно любит, в случае чего уготована та же доля — пуля может впиться в ее сердце.
Вдруг женщина вздрогнула — она, наконец, услышала слабый крик своего ребенка.
— Хесус! — воскликнула она и резко повернула голову.
Увидев мальчика на крыльце, она отпустила поводья.
— Хесус, Хесус, — негромко повторила она.
Все, кто стоял на площади, тоже вздрогнули, мужчины положили руки на свои револьверы, крепко сжав их.
А мальчик снова крикнул:
— Мама, мамочка!
Голубые миндалевидные глаза Морисоль наполнились слезами. Казалось, что безоблачное небо отражается в них.
Только лицо Романа Рохаса осталось непроницаемым и спокойным. На его голове на этот раз было сомбреро и глубокая тень скрывала его глаза. Только изредка его губы вздрагивали, на скулах ходили желваки.
И только пристальный взгляд мог заметить, насколько крепко и цепко, стальной хваткой сжимает его правая рука ложе карабина, и как подрагивает указательный палец на отполированном курке.
А на лице Морисоль отражались всевозможные чувства. Ей хотелось спрыгнуть с лошади, броситься к ребенку. Но она опасалась, что как только она сделает хоть одно опрометчивое движение, палец Рамона Рохаса нажмет на спусковой крючок и пуля остановит ее жизнь, не позволит прикоснуться ее рукам к лицу любимого сына, не позволит погладить его темные курчавые волосы, не позволит поцеловать его в щечку и услышать дыхание родного сына.
Чувства боролись в женщине — ей хотелось одновременно и броситься к ребенку и остаться невозмутимой.
Ее полные яркие губы дрогнули. Казалось, что вот-вот сорвется с них душераздирающий крик. Но женщина подавила его в себе, он остался в ее душе, разрывая сердце на части.
Женщина собралась и вновь крепко сжала поводья.
А ребенок, ни о чем не задумываясь, воскликнул:
— Мама, мамочка!
И на этот раз сердце женщины не выдержало, она бросила поводья, соскользнула с седла и, уже не думая о том, что ее ожидает, бросилась через пыльную выжженную солнцем площадь к сыну.
Хозяин таверны тоже разжал свои крепкие пальцы, и мальчик стремглав бросился навстречу матери.
Они встретились посреди площади — женщина и ребенок…
Морисоль упала на колени и прижала сына к своей груди, а он обнял ее за шею, уткнулся в плечо и зарыдал.
— Хосе, Хосе! — вскрикивала женщина.
— Мама! Мамочка! — отвечал ей сын.
Женщина чувствовала, как горячие слезы ребенка текут по ее плечу. А ребенок слышал, как бьется сердце его матери рядом с ним.
Морисоль зарыдала.
Ретт Батлер смотрел, сощурив глаза на эту сцену. Его пальцы подрагивали, но сам он оставался спокойным. Слегка повернув голову, Ретт скосил взор и увидел мужа Морисоль.
Тот стоял в дверях таверны. На его лице была злость, растерянность и негодование одновременно.
Но Батлер сразу же понял, что этот мужчина слаб, слаб, чтобы бороться за свое счастье, слаб, чтобы победить такого, как Рамон Рохас. И Ретт Батлер в душе пожалел этого несчастного. Он всегда не любил слабых людей потому, что сам был совсем иным.
Ретт Батлер никого и ничего не боялся. Он был всегда готов умереть, но при всем этом он не хотел задешево отдавать свою жизнь.
Казалось, что его лицо окаменело от того, что он увидел на площади.
А Морисоль, как будто сбросив со своих плеч какую-то тяжелую ношу, целовала своего сына:
— Мой мальчик! Хосе! Малыш мой! Как я тебя люблю. Ты помнишь меня?
— Да-да, — отвечал ребенок, — Мама, мамочка!
Его крохотные ладошки гладили женщину по мокрым от слез щекам, а та вздрагивала, рыдала, целовала своего ребенка. Казалось, что это единственное, что есть у нее в жизни, что это единственное сокровище, за которое она готова отдать жизнь.
Ее глаза были полны слез, слезы катились по щекам, руки дрожали, она прижимала к себе ребенка, готовая броситься на всякого, кто посмеет прикоснуться к нему.
Вся эта странная сцена посередине пыльной площади что-то напоминала Ретту Батлеру, но как он ни напрягал свою память, не мог вспомнить, что именно.
Сын Бакстера проехал на своей лошади рядом с Морисоль, склонившейся над ребенком, и его конь замер рядом с Джоном Бакстером и супругой.
Антонио освободил ногу от стремени и спрыгнул на выжженную солнцем площадь.
— Мама, вот и я, — обратился он к женщине, склонившись к ее плечу.
Та тоже вначале склонила голову на плечо сыну, но потом отстранилась на полшага, правая рука взметнулась в воздух и над площадью разлетелся звук звонкой оплеухи.
Антонио вздрогнул.
— Мерзавец, — прошептала женщина.
А над Сан-Мигелем в безоблачном ярко-синем небе висел слепящий диск солнца. Солнце взирало на все, что происходит под его горячими лучами, абсолютно равнодушно.
Будут на этой земле люди убивать друг друга или целовать и обнимать, будет кто-нибудь страдать или радоваться — солнцу все равно.
Короткие тени лежали у ног участников всего этого странного спектакля.
Хулио, муж Морисоль, не выдержал, он распахнул дверь таверны и бросился через всю площадь к своей жене и своему ребенку.
— Хулио! — воскликнула женщина, увидев своего мужа, тот упал на колени рядом со своей женой и ребенком и, крепко обняв их, прижал к своей груди.
Мальчик обрадованно воскликнул:
— Отец! Отец! Мама, мамочка! Мы вместе!
Хулио прижимал женщину к своей груди и слышал, как бьется ее сердце, слышал, как горячие слезы падают ему на шею.
А ребенок, вздрагивая, повторял:
— Отец, мамочка, мы все вместе.
Он своими крохотными детскими ручонками обнимал за шею одновременно мужчину и женщину, пытаясь связать в единое целое.
Рамон Рохас, увидев эту сцену, негромко приказал:
— Взять Хулио!
Его приказ разнесся над молчаливой площадью. И один из его людей, дернув поводья лошади, направился к Морисоль, Хулио и их сыну, стоящим посредине площади.
— Хулио, мы предупреждали тебя, — произнес всадник абсолютно бесстрастным голосом, — чтобы ты убрался из этого города раз и навсегда. А теперь тебе придется за это заплатить.
Но ни всадник, ни Рамон, ни даже Ретт Батлер не заметили, как хозяин таверны бросился в помещение и выскочил на крыльцо с карабином в руке. Он взвел курок и направил ствол своего оружия на всадника, склонившегося над Хулио, Хесусом и Морисоль.
— Ты заплатишь, — повторил всадник и его рука легла на рукоятку револьвера.
— Если ты сделаешь хотя бы еще одно движение, то я выстрелю. Оставь его в покое! — срывающимся голосом проговорил седоусый хозяин таверны. — Оставь, я тебя прошу.
Мужчина и без того понял, что еще одно движение, и палец хозяина таверны мягко нажмет на курок, и в его грудь вопьется пуля. Он поднял правую руку, показывая, что не собирается выхватывать из кобуры свой револьвер.
Все люди на площади, казавшиеся до этого парализованными, вздрогнули и повернулись к крыльцу таверны, все взоры устремились на оружие седоусого мужчины.
Глаза Рамона Рохаса налились кровью, страшно засверкали. Он уже готов был вскинуть свой карабин и выстрелить в хозяина таверны, но заметил, как Ретт Батлер спиной оттолкнувшись от шершавой стены, широко расставив ноги, замер на месте, он заметил, как правая рука Ретта Батлера зависла над рукояткой револьвера, и понял, что американец шутить не будет. Янки раньше успеет выхватить свой револьвер, чем он поднимет ствол карабина, рисковать Рамон не хотел, умирать ему совсем не хотелось.
И в этот момент глаза Ретта Батлера встретились с голубым взглядом Морисоль. В ее взгляде была благодарность.
Она как бы обещала Ретту Батлеру все, что он пожелает. Она молила и благодарила за помощь.
Ретт Батлер едва заметно кивнул головой, но взгляд его остался таким же бесстрастным и проницательным.
Он ловил малейшее движение любого участника этого спектакля на площади Сан-Мигель.
Женщина в последний раз склонилась над своим сыном, крепко прижала его к себе и зашептала:
— Хесус, Хесус, мальчик мой, не волнуйся. Мы еще с тобой обязательно встретимся, мы будем жить с тобой вместе. А сейчас иди, иди от меня.
Но ребенок никак не хотел отпускать свою мать. Он гладил ее по лицу, обнимал за шею.
— Иди, иди, — легонько отталкивая от себя ребенка, произнесла женщина и встала с колен.
Ретт Батлер видел, как площадь пересек Рамон Рохас. Ретт видел, как крепко его пальцы сжимают ложе карабина.
— Морисоль, иди к Рамону, он тебя ждет, — каким-то странным отчужденным и холодным голосом сказал Ретт Батлер.
И женщина поняла, что сейчас она должна покориться, сейчас она должна поступить именно так, как сказал этот янки, этот странный человек, неожиданный в их городке, богом и всеми забытом.
Она отряхнула пыль со своей юбки и неспешно отошла на несколько шагов от своего ребенка.
— А ты, — обратился Ретт Батлер к Хулио, — увези мальчишку домой. Его место там.
Он говорил негромко, и Рамон Рохас не мог услышать этих слов.
Мужчина вздрогнул, обернулся к Ретту Батлеру, встретился с ним взглядом и тоже понял, что приказ этого странного человека он должен выполнить.
Он обнял мальчишку, взял его на руки и, тяжело ступая по выжженной солнцем площади, побрел к таверне.
А Рамон, гарцуя на лошади посреди площади, смотрел то на Ретта Батлера, то на хозяина таверны, то на Морисоль, которая стояла, опустив голову.
Ретт Батлер неспешно вытащил из нагрудного кармана сигару, сунул ее в рот, потом языком сдвинул ее уголок и криво улыбнулся.
Но его взгляд остался таким же уверенным и холодным, таким же расчетливым и твердым.
А посреди площади Рамон Рохас, склонившись в седле, протянул руки к Морисоль, приглашая ее сесть в седло.
Женщина на мгновение вскинула голову, взглянула в глаза Рамону, потом опустила голову и, тяжело ступая, также как и ее муж, побрела по пыльной площади в сторону дома Рохаса, туда, где стояли до зубов вооруженные мужчины, туда, где ее уже ждали.
Весь этот спектакль был затеян ради того, чтобы обменять Морисоль на неудачника Антонио, на незадачливого бандита, который решил потягаться силами с братьями Рохасами.
Морисоль тяжело брела по площади, а рядом с ней гарцевал Рамон на пегом в яблоках жеребце. Жеребец дергал головой, косил налитым кровью глазом на медленно бредущую Морисоль, грыз удила и, вскидывая точеную ногу, ступал на песок, поднимая фонтанчики пыли.
Ретт Батлер понял, что спектакль окончен.
Он развернулся и подался в таверну, туда, куда за несколько минут до него вошел хозяин.
Ретт Батлер вошел в полутемное помещение и остановился, потому что после яркого света таверна показалась ему мрачной и темной.
Но наконец, его глаза привыкли к сумраку, и он разглядел седоусого хозяина, который стоял за стойкой, откупоривая бутыль с виски.
Ретт Батлер подошел и, облокотившись локтями на стойку, посмотрел на улицу, туда, где еще продолжался спектакль, финал которого был абсолютно ясен.
— Свинья, этот Рамон, — выдернув пробку и наполнив стакан, произнес хозяин таверны, — свинья.
Ретт Батлер ничего не ответил, только повернул голову, скосил взгляд на наполненный стакан и, глубоко затянувшись сигарой, выдохнул голубоватую струйку дыма, которая тут же растворилась в полумраке таверны.
— А при чем тут Рамон? — спросил Ретт, не вытаскивая сигары изо рта.
Хозяин быстро поднял стаканчик с виски и осушил его.
— Так я у тебя спросил, при чем здесь Рамон?
Хозяин опустил стакан на стойку и принялся вертеть его в руках.
— Знаешь, Батлер, эта история стара в наших краях, как мир.
— Но если она такая старая, то, наверное, я ее знаю.
— А может быть, нет, — воскликнул хозяин, ударяя донышком стакана о дубовую стойку.
— Может и не знаю, тогда расскажи.
— Рассказать? Слушай. Была счастливая семья, муж, жена и ребенок. И пришла беда…
— Ты говоришь, пришла беда? — вполоборота взглянув на хозяина, произнес Батлер и перебросил сигару из одного угла рта в другой.
— Да-да, пришла беда и зовут ее Рамон. Муж Морисоль сел играть в карты с Рамоном и обыграл его, но при этом Рамон сказал, что Хулио шулер и обманывает…
— Ну и что? Действительно, эта история стара как мир.
— Дело в том, — продолжал хозяин таверны, — что после того, как Рамон обвинил Хулио, что тот мошенник и что нечестно его обыграл, он умудрился забрать у него жену, забрать Морисоль в заложницы.
— Что? — на этот раз вздрогнул Ретт Батлер.
— Да, да, он забрал Морисоль в заложницы и сказал, что если Хулио что-нибудь предпримет, то люди Рамона убьют ребенка, убьют Хесуса.
— Да, страшная история, — покачал головой Ретт Батлер, так и не дав понять хозяину таверны своего отношения ко всему услышанному.
— Получается, что этот Рамон дьявольски умный человек, — сказал Ретт Батлер, вытащил сигару изо рта и, не оглядываясь, отправился к двери.
— Батлер, куда ты идешь?
Тот замер в двери и, обернувшись, бросил:
— Иду к Рохасам. Искать работу.
И вышел за дверь.
Хозяин таверны резко поднял свой стаканчик, выпил его и плюнул вслед Ретту Батлеру.
— Будь ты проклят, сумасшедший.
Но Ретт не слышал проклятия, посланного пожилым мужчиной, он пересекал площадь, направляясь к дому Рохасов.
Ретт Батлер знал, что предложат братья Рохасы, знал, о чем будет разговаривать с ними, он даже предугадал выражения их лиц.
И действительно, в доме Рохасов его встретили с распростертыми объятиями. Все были рады, что американец пришел к ним, к Рохасам, а не пошел к заклятым врагам, к Бакстерам.
Значит, силы Рохасов приумножатся, коли с ними будет сражаться Ретт Батлер.
А ведь все в Сан-Мигеле уже знали, что в искусстве метко стрелять потягаться с Реттом Батлером мог только Рамон Рохас, да и то многие просто побаивались Рамона, а вот Ретта уважали, особенно после того, как он лихо расправился с четырьмя людьми Бакстера. Один сразу с четырьмя.
Люди Рохаса переговариваясь и показывая пальцем на Батлера, говорили:
— Этот парень уложил сразу четверых, представляешь?
— Да что тут говорить, такого я никогда не видел. И наверное, никогда бы не поверил, если бы кто-нибудь рассказал, но я сам видел четыре трупа. Никто даже револьвер не успел выхватить из кобуры.
— Да, этот парень не промах. Он кого хочешь уложит в могилу.
— Но самое главное, что он теперь с нами.
Люди Рохаса бросали короткие довольные взгляды на Батлера.
А тот чувствовал себя довольно непринужденно, он спокойно расхаживал среди братьев, обменивался с ними предложениями, похваливал то Рамона, то Мигеля, то Эстебана.
И братья улыбались, им была приятна похвала этого немногословного янки. Хотя они все, как настоящие мексиканцы, недолюбливали людей с белой кожей. Но этот янки им был по нраву.
Здесь в Сан-Мигеле больше всего ценилось только одно искусство — искусство быстро выхватывать из кобуры тяжелый револьвер и нажимать на курок. Но самое главное, чтобы пуля попадала в цель.
А все в Сан-Мигеле видели, что все четыре пули, выпущенные янки, попали в цель. И никто после его выстрелов даже не шелохнулся, не двинул рукой.
Единственный, кто обрадовался четырем удачным выстрелам Батлера — это седобородый старик-гробовщик. Ведь ему прибавилось работы, и он смог заработать несколько долларов.
Дон Мигель подошел к Ретту Батлеру, положил ему руку на плечо и, дыша ему в лицо перегаром виски, тихим голосом произнес:
— Хорошо, парень, что ты с нами. У меня сразу как-то на душе стало спокойнее. Если бы ты перекинулся к Бакстерам…
— Что вы, дон Мигель? — воскликнул Ретт Батлер, явно польстив своими словами среднему Рохасу, — разве я могу пойти к этим идиотам, Бакстерам? Ведь я уложил четверых людей Бакстера и теперь мне, по-моему, там не место.
— Конечно, конечно, янки, твое место только с нами. Такой человек должен быть в нашей компании и тогда мы будем непобедимы.
— Насчет этого я не знаю, — резко заметил Ретт Батлер, дернул плечом, и рука Мигеля Рохаса упала, — мне кажется, вы немного преувеличиваете, дон Мигель, мои возможности.
— Нет-нет, Батлер, ваши возможности просто замечательные. Тем более, если мы будем все вместе, все вместе против Бакстеров.
— Ну что ж, вместе так вместе, — сказал Ретт Батлер, отходя в сторону, явно заскучав от бесполезных разговоров и комплиментов.
Глава 6
Через час внизу в гостиной дома Рохасов уже было настоящее пиршество. Все радовались, упивались победой над Бакстером. Вооруженные до зубов мужчины наполняли стаканы и пили виски.
В огромном, в полстены, камине, обложенном диким камнем, жарились свинья и теленок.
Эстебан Рохас подошел к туше, медленно вращающейся на вертеле, движением руки приказал подручным остановить и, отрезав большой кусок мяса, подошел к среднему Рохасу.
— Мигель, по-моему, хорошо, что этот янки с нами.
— Да, — Мигель согласно закивал головой, — хуже было бы, если б он был на стороне Бакстера. А то, что он с нами — гораздо лучше. Ведь возможно, вскоре появятся солдаты. Они начнут разбираться, куда и как исчез фургон с золотом. А американец поможет нам победить.
— Да, Мигель, — сказал Эстебан, жуя сочное мясо, — нам придется мобилизовать всех людей, мы должны выиграть эту схватку, и тогда Бакстеры будут вынуждены покинуть Сан-Мигель.
— Ты правильно говоришь, Эстебан. Если мы победим в этой схватке, тогда только мы будем царствовать в этом городке и его окрестностях. И вся контрабанда, вино, оружие, золото пойдет только через нас. И мы, действительно, сможем разбогатеть.
— Брат, как я хочу разбогатеть, — Эстебан вытер жирные руки о свой сюртук, — я хочу, чтобы у нас было много золота, очень много. И чтобы только мы были хозяева на этой земле.
— Что ж, брат, так оно и будет, — сказал дон Мигель, пряча свою ехидную улыбку в черные усы.
Двое подручных поднялись в кабинет дона Мигеля и приволокли средневековые доспехи.
— Куда нам его? — обратился один из людей.
— Да ставьте вон туда, — и Эстебан швырнул кусок недоеденного мяса в угол гостиной.
Мужчины потащили доспехи в то место, которое указал Эстебан Рохас. Они опустили доспехи рыцаря на пол и разбежались в разные стороны.
Вся присутствующая публика оживилась.
— Ха, смотрите, какой рыцарь!
— Смотрите, ведь он весь из железа. Он, наверное, думает, что его невозможно достать револьверной пулей.
Ретт Батлер, который делал вид, что он куда более пьян, чем на самом деле, неспешно вытащил из кобуры свой кольт сорок пятого калибра, взвел курок и, почти не целясь, трижды выстрелил. Кусок лат с грохотом отвалился на каменный пол.
Публика радостно заржала и принялась аплодировать.
— О, этот янки классно стреляет. Наверное, среди нас ему нет равных! — кричал один чернобородый мужчина, все время бросая взгляды на кольт Ретта Батлера.
Ретт Батлер встал со своего места, сунул револьвер в кобуру и, держа недопитый стакан виски в руках, направился к доспехам посмотреть результат своей стрельбы.
Когда до лат осталось шагов шесть, сзади прозвучало четыре выстрела карабина.
Ретт Батлер замер на месте, пули просвистели у самого его виска. Он даже немного втянул голову в плечи, но обернулся Ретт медленно и посмотрел на стреляющего.
На ступеньках, которые вели к галерее, стоял Рамон Рохас, сжимая в руках свой неизменный карабин. Он передергивал затвор и нажимал на спусковой курок. Пули одна за другой впивались в доспехи, как раз в то место, где должно было быть сердце человека, закованного в латы.
Уже четыре маленьких аккуратных отверстия были одно рядом с другим. Еще одно нажатие указательного пальца, и пуля впилась в металл, разрывая его. Все пули легли как раз в сердце, нарисовав незамысловатую фигуру, похожую на те, что художники изображают на картах и рисуют девушки, воображая, что она похожа на сердце, а юноши рисуют эту же фигуру, проткнутую стрелой.
Рамон Рохас несколько мгновений помедлил, потом сошел на несколько ступенек вниз, вскинул карабин, прижав приклад к плечу, прицелился и выстрелил последний раз.
Последний выстрел абсолютно точно дорисовал фигуру сердца на груди латника.
— Вы хорошо стреляете, вы очень хорошо стреляете, — вежливо заметил Ретт Батлер, обращаясь к Рамону Рохасу.
— Знаешь, приятель, когда хочешь убить человека, то нужно стрелять в сердце, только в сердце. И тогда считай, что твоя жертва мертва.
Рохас помедлил и сказал.
— И еще. Самое лучшее оружие — карабин.
— Возможно, — ответил ему Ретт Батлер, — но я предпочитаю кольт сорок пятого калибра.
И он положил ладонь на рукоятку своего револьвера.
Рамон Рохас подошел к рыцарю, провел пальцем по отверстиям, сделанным пулями его карабина и удовлетворенно хмыкнул.
Ретт Батлер поднял недопитый стакан и сделал маленький глоток виски.
— Знаешь, друг, когда человек с кольтом сорок пять встретится с человеком, в руках у которого винтовка, то тот, который с кольтом — труп. Так гласит мексиканская пословица.
— Возможно и так, — пожал плечами Ретт Батлер, не снимая руку с рукоятки своего револьвера.
Рамон Рохас бросил свой карабин подручному. Тот ловко поймал его, прижал к груди, как ребенка и направился наверх на галерею.
А сверху в гостиную спустилась Морисоль. Ее лицо было грустным, но взгляд оставался каким-то непримиримым.
Она посмотрела на Батлера, но тот еще раз пожала плечами, сделав вид, что первый раз в жизни видит Морисоль.
Рамон Рохас обратился к одному из своих людей.
— Хулио, возьми пять человек и проводи Морисоль в маленький дом. И смотри, чтобы все было в порядке, иначе тебе несдобровать.
— Слушаюсь, — ответил подручный.
Рохас подошел к женщине, схватил ее за голову, крепко сжал подбородок, повернул к себе и буквально впился своими крепкими зубами в ее губы.
Морисоль стояла с опущенными руками, абсолютно неподвижная, бесстрастная, как мраморная колонна.
Наконец, Рамон оторвался от ее губ и несильно оттолкнул Морисоль.
— Ступай в маленький дом. А мне нужно будет сделать кое-что. Как там, экипаж готов? — крикнул он безадресно.
— Да, готов, — тут же ответили ему.
— Тогда отправляйтесь! Всем приятного аппетита, — крикнул Рамон, пересекая зал и выходя через черный ход.
Вся толпа пьянствующих и обжирающихся радостно загалдела, приветствуя Рамона Рохаса.
Один Ретт Батлер остался спокойным. Он посмотрел на то, как медленно удаляется женщина в сопровождении вооруженных мужчин, и на его губах мелькнула едва заметная злорадная улыбка.
Но никто из присутствующих, даже из тех, кто наблюдал за Реттом Батлером, так и не понял, что означает эта его едва заметная улыбка.
А лицо Ретта Батлера снова сделалось непроницаемым. Он развернулся, направился к столу и наполнил почти до краев бокал виски. Он поднял бокал, посмотрел на Мигеля Рохаса и подмигнул:
— Вы слышали, что сказал Рамон?
— Да, да, — радостно загалдели сидящие за столом.
— Тогда будем веселиться, — и Ретт Батлер выпил половину бокала.
А через час мертвецки пьяного Ретта Батлера двое подручных Рамона Рохаса, взвалив на плечи, волокли наверх в ту комнату, куда когда-то его поселил один из братьев Рохаса.
Мужчины тяжело дышали.
— Фу, чертовски тяжелый этот янки! Весит не меньше центнера, как свинья, — говорил небритый широкоскулый мужчина с длинными сальными волосами.
— Тащи, тащи. Это наш напарник. Один из самых надежных людей Рохасов, как говорит дон Мигель.
— Надежный? Кто его знает, какой он там надежный, — проворчал небритый. — Придет время, и мы посмотрим, какой он верный.
— Слушай, ты слишком много рассуждаешь. Тащи, тебе приказали — и тащи.
— Дьявол, как этот янки напился. Он совсем не умеет этого делать, а еще собирался посостязаться с доном Мигелем.
— Дон Мигель это еще что. Вот Рамона, наверное, никто никогда не сможет перепить. Вот это уж точно, он пьет лучше всех в округе и не пьянеет.
— Видал я людей, которые пьют получше Рамона.
— Ну-ну, ты попридержи язык. Лучше Рамона вообще пить невозможно.
— Не-е, есть люди, которые умеют пить.
— Ты еще скажи, что кто-нибудь стреляет лучше Рамона.
— А вот этого я не скажу, потому что не видел. Разве что вот этот янки, — и мужчина похлопал беспомощно обмякшее тело Ретта Батлера по плечу, — да и то после такой дозы навряд ли он сможет уверенно нажать на курок и выстрелить, не целясь.
— Этот, наверное, завтра вообще едва будет стоять на ногах, — сказал второй мужчина, помогая внести Ретта Батлера в комнатку.
Подручные Рамона Рохаса бросили Ретта на широкую постель.
— Уж и нализался этот янки. А весит, наверное, целую тонну.
— Да, ладно тебе, сам-то он ходить не может, ноги-то не держат. Вот пришлось его нести.
— Точно уж, пришлось, — вытирая вспотевшее небритое лицо, ответил мужчина, и они неторопливо покинули комнату Ретта Батлера.
Едва захлопнулась дверь и смолкли шаги на деревянных ступенях лестницы, Ретт Батлер открыл глаза. Его взор был ясным и спокойным, а на лбу образовалась вертикальная складка, которая показывала, что Ретт Батлер сосредоточенно о чем-то думает.
Через несколько минут бесцельного созерцания облупленного потолка Ретт Батлер вздрогнул, сжал кулаки и резко поднялся с кровати.
Он помассировал себе затылок, потряс головой, приходя в себя, потом подошел к тазу с кувшином, налил воды, плеснул себе в лицо и удовлетворенно крякнул.
— Наконец-то, я один, не надо притворяться.
Он растер лицо и шею белым чистым полотенцем, сел на кровать, вытащил из кобуры револьвер и быстро зарядил барабан патронами.
Сжав в руках оружие, Ретт Батлер почувствовал себя настоящим человеком, абсолютно трезвым, спокойным и уверенным в своих силах.
— Ты со мной, — погладил мужчина рукоятку кольта сорок пятого калибра, — значит, все будет в порядке.
Он приложил холодный ствол к своему горячему лбу, блаженно улыбнулся, потом прокрутил револьвер вокруг указательного пальца и опустил в кожаную кобуру.
Подойдя к окну, Ретт распахнул его и глянул в темное ночное небо.
Тускло светили звезды, плыли прозрачные белесые облака, а луна казалась начищенным медным тазом.
«Господи, как она сияет, — подумал Ретт Батлер, — вот бы взять и выстрелить в нее».
Но он прекрасно понимал, что никакая пуля не в силах долететь до этого сияющего диска и причинить ему хоть малейшее беспокойство.
«Да, какие-то странные мысли приходят мне в голову», — Ретт Батлер накинул пончо на плечи, встал на подоконник и тихонько опустился на руках во внутренний дворик.
Потом выбрался из двора, нашел свою лошадь, привязанную к коновязи, и та сразу же заржала, застригла ушами, узнав хозяина.
Ретт Батлер нежно похлопал ее по шее, погладил гриву.
— Спокойно, спокойно, родная. Сейчас мы с тобой поскачем. Только веди себя тихо.
Он стремительно вскочил в седло, натянул поводья и лошадь, покорная каждому движению рук хозяина, помчалась по темным безлюдным улочкам Сан-Мигеля, туда, куда направляла ее рука Ретта Батлера.
Хозяин лошади прекрасно знал, куда им надо попасть. Он спешил на окраину городка, но ехал безлюдными местами к маленькому белому домику. К тому домику, у которого он проезжал, когда впервые появился в Сан-Мигеле.
Единственный, кто услышал, как проскакала лошадь Ретта Батлера — был маленький Хесус, сын Морисоль. Он подбежал к двери и посмотрел на белый дом, который находился на другой стороне в конце улицы.
Дом, где была его мать, которую он не мог видеть.
— Папа, папа, — воскликнул мальчик, — обращаясь к Хулио, — а почему я не могу увидеть мою маму? Почему, ответь.
— Не можешь и все. Нельзя.
Но мальчик стоял у распахнутой двери и смотрел на улицу, залитую лунным светом.
— А почему тот человек может видеть маму, а я не могу.
Хулио подошел к сыну, поднял его на руки.
— Тот человек? Не знаю, — Хулио пожал плечами. — Пойдем в дом, на улице холодно, ты можешь заболеть, а это совсем ни к чему. Да ты еще и не ужинал. Садись за стол. Еда остывает.
Мальчик покорно согласился и, взобравшись на высокий стул, уселся к столу и начал есть.
А Ретт Батлер стоя на другой стороне улицы, всматривался в щель, пытаясь разобрать, что происходит в гостиной дома, где Рамон Рохас спрятал Морисоль.
Он видел мужчин, сидящих за столом, те играли в кости. Радостно вскрикивали, когда кости выпадали, огорченно кривились и грязно ругались, когда игра не шла.
Ребенок вновь соскочил с высокого стула.
— Отец, я хочу к маме.
— Нет, Хесус, вернись на место. Нам нельзя даже показывать, что мы здесь. Никто не должен знать, что мы прячемся в этом доме. Абсолютно никто.
Ретт Батлер вытащил из нагрудного кармана сигару, привычным движением вставил ее в рот, сдвинул из одного угла рта в другой.
Потом зажег спичку, поднес яркий язычок пламени к сигаре, раскурил, жадно затянулся и взглянул в ночное небо.
Над ним была россыпь тускло поблескивающих, недосягаемых звезд. А в самой середине неба висел тяжелый диск луны.
«Господи, он действительно похож на медный начищенный таз, — вновь подумал Ретт Батлер, — И как жаль, что нельзя вот сейчас выхватить револьвер и выстрелить в этот медный таз и сбить его с неба. Мне ведь так надо, чтобы все вокруг погрузилось в темноту. И чтобы эта чертова луна не заливала весь Сан-Мигель своим призрачным светом».
Он жадно затягивался горьковатым дымом, выдыхал его, смотрел на то, как дым растворяется в прохладном вечернем воздухе.
Наконец, он решился.
Его правая рука опустилась на рукоятку револьвера, а большой палец медленно взвел курок. Механизм едва слышно щелкнул.
Ударом ноги Ретт Батлер распахнул дверь и переступил через порог ярко освещенной комнаты.
— Привет! — произнес он.
Все мужчины вздрогнули и замерли, а их в комнате было пятеро. Один, который стоял ближе всех к Ретту Батлеру, резко повернувшись на месте, потянулся к своему револьверу.
Но Ретт Батлер успел нажать на курок раньше, и мужчина, судорожно взмахнув руками, перекрутился на одной ноге и рухнул на пол.
Остальные вскочили со своих мест и потянулись к оружию.
Но Ретт Батлер стрелял без промаха. И все четверо остались на своих местах. Пороховой дым заполнил небольшую гостиную.
Один из мужчин, лежащий у самой стены, вздрогнул и попытался приподняться. Но Ретт нажал на курок и мужчина замер, растянувшись на полу.
В доме Рохасов, услышав шесть выстрелов, выскочили на балкон.
— Где это стреляют? — спросил дон Мигель, обращаясь к одному из своих подручных.
— По-моему, в той стороне, — сказал небритый мужчина и указал в ту сторону, где располагался маленький белый дом.
— Черт! Надо сказать Рамону.
— Но ведь Рамона нет, — ответил Эстебан, выскакивая на балкон. — Он поехал с экипажем.
— О, дьявол! — воскликнул дон Мигель и, перегнувшись через перила, закричал. — А ну, быстро седлайте лошадей. Едем к маленькому дому. Скорее!
Эстебан Рохас уже поправлял пояс с револьвером, сбегая вниз по ступенькам.
Все мужчины в доме уже вскочили в седла и кавалькада помчалась в направлении к маленькому дому на окраине Сан-Мигеля.
А Ретт Батлер расхаживал по комнате, смотрел на застреленных им людей и не чувствовал ни малейшего угрызения совести. Казалось, что души всех убитых отправились в иной мир.
Взгляд Ретта упал на мачете, воткнутое в деревянную лавку. Он вытащил его, взвесил в руке и перевернул стол.
«Надо сделать в этом маленьком доме беспорядок. Пусть Рамон Рохас, когда появится здесь, подумает, что мужчины перестреляли друг друга, не поделив деньги при игре в кости».
Ретт сбросил на пол посуду, разбросал одежду. Он так был поглощен этим занятием, что не заметил, как один из мужчин шевельнулся и, тяжело приподнявшись, потянулся к револьверу, который лежал в нескольких дюймах от его руки.
А Ретт Батлер сбрасывал с полок посуду, перерубал вязанки перца и лука, сбрасывал бутылки, переворачивал мебель.
Дверь с соседнюю комнату распахнулась и на пороге появилась Морисоль, она была в белой ночной рубашке, на плечах — черная вязаная шаль. Она с изумлением смотрела на Ретта Батлера. На ее лице было недоумение.
И вдруг Морисоль увидела, что мужчина в черном плаще и белом сомбреро медленно встал, с трудом поднял револьвер и нацелился в спину Ретту Батлеру.
Женщина иступленно прижала руки к груди и закричала:
— Берегись!
Ретт Батлер, вполоборота скосив взгляд, заметил нацеленный на него вороненый ствол револьвера и, не разгибаясь, швырнул тяжелое мачете.
Лезвие ножа вошло в грудь мужчины, револьвер выпал, мужчина схватился за мачете, пытаясь вырвать его из своей груди, но ноги его подкосились и он грудью рухнул на пол. Лезвие мачете, пробив тело мужчины, вышло со спины.
«Странно, что лезвие так сверкает и на нем совсем нет крови», — равнодушно подумал Ретт Батлер, глядя на неподвижно лежащий труп.
Ретт подбежал к Морисоль, схватил ее за руку. Та непонимающе смотрела на мужчину, ее взгляд выражал полное недоумение. Она никак не могла сообразить, чего же хочет от нее этот странный американец. Чего добивается?
— Пошли, — едва слышно прошептал Ретт Батлер, выплюнув на пол окурок сигары. — Пошли скорее.
Морисоль одновременно упиралась и покорно следовала за ним.
По пути Ретт Батлер опрокинул еще полку с посудой.
А в это время к маленькому домику на окраине Сан-Мигеля уже спешила кавалькада всадников. Эстебан Рохас мчался, размахивая над своей головой револьвером, рядом с ним скакал дон Мигель.
Лошади вздымали пыль, люди мчались туда, откуда услышали выстрелы, туда, где Рамон Рохас спрятал свою возлюбленную Морисоль.
— Неужели это чертовы Бакстеры решились напасть на маленький дом и выкрасть Морисоль? — шептал себе под нос в черные усы дон Мигель. — Нет, они бы на это не отчаялись… но если это они, то тогда… всем Бакстерам смерть. Всем до единого!
— Скорее, скорее! — кричал Эстебан, — Надо спешить! Иначе Бакстеры уйдут.
И он пришпорил своего скакуна.
Его лошадь помчалась во весь опор.
И Эстебан Рохас вырвался из всей кавалькады и понесся впереди, вздымая клубы желтоватой пыли, которая почему-то светилась в лунном свете.
Ретт Батлер тащил упирающуюся Морисоль через улицу. Наконец, не дойдя несколько шагов до дома, где скрывались Хулио и Хесус, он остановился, бросил Морисоль на улице, а сам ударом ноги распахнул дверь и вошел в дом.
Оттуда он вышел через несколько мгновений, на руках у него был Хесус.
— Мой ребенок, — воскликнула Морисоль и бросилась к Ретту.
Тот передал мальчика ей в руки.
— Бери, это действительно твой сын. А вот деньгу — он вытащил из нагрудного кармана толстую пачку банкнот и передал их женщине. — На первое время здесь хватит. И быстро, как можно быстрее убегайте отсюда. Спрячьтесь на той стороне границы. Скорее!
— Как мы тебя сможем отблагодарить? — спросил Хулио, глядя в глаза Ретта Батлера.
— Меня не надо благодарить, — ответил Ретт. — Это совершенно ни к чему.
Мужчина растерялся, не ожидая такого ответа. Зато женщина смотрела на него взглядом, полным благодарности.
— Идите, идите скорее, пока Рохасы сюда не примчались, — и Ретт Батлер подтолкнул мужчину и женщину в спину, показывая им направление к мексиканской границе.
Женщина, пройдя несколько шагов, вдруг замерла на месте, медленно обернулась и посмотрела на Ретта Батлера.
— Скажите, а зачем вы это делаете?
Но от ее слов и оттого, каким тоном она спросила, Ретт Батлер вздрогнул. Его взгляд стал холодным и отчужденным, на лбу появилась вертикальная складка.
— Когда-то несколько лет назад я знал такую женщину, как ты, Морисоль, — сказал он. — Я знал такую женщину, но, к сожалению, ей некому было помочь. Идите, бегите!
Словами Ретт Батлер буквально подталкивал мужчину и женщину, заставлял их действовать, двигаться и уходить от опасности, которая подстерегала их на каждом шагу.
— Скорее!
Но мужчина и женщина уже бежали, они убегали из Сан-Мигеля, прячась от Рамона Рохаса и его людей.
— Возможно, вы когда-нибудь и будете счастливы, — глядя им вслед, произнес Ретт Батлер, — возможно, будете. Жаль, что я не смогу увидеть вашего счастья и не смогу быть рядом с вами. Бог вам в помощь!
Ретт Батлер резко обернулся, потому что услышал далекий топот лошадей. Топот стремительно приближался.
Ретт подбежал к своей лошади, которая, почувствовав приближение хозяина, тихо заржала, он потрепал ее шелковистую гриву, сунул ногу в стремя, вскочил в седло и натянул поводья. Лошадь, покорная движениям руки хозяина, понесла его прочь.
Немного отъехав, Ретт Батлер остановил лошадь и приблизился к каменной стене, которая скрывала его от глаз людей Рохаса.
Те, вскочив в дом, все оглядели.
— Что там? — спросил дон Мигель человека, выскочившего из дому.
— Там все мертвы, все пятеро. А Морисоль похитили.
— Черт! Это дело рук Бакстеров. Скорее в город, пока они не напали на наш дом.
Все люди Рохасов вскочили в седла и устремились назад в Сан-Мигель.
«Все нормально. Пусть они и продолжают так думать. Мне это на руку», — Ретт Батлер вонзил шпоры в бока своего скакуна и тот помчался другой, более короткой дорогой к городку.
Ведь Ретту Батлеру надо было попасть в дом и притвориться спящим еще до того, как вернуться Эстебан и дон Мигель.
И хотя Люди Рамона Рохаса нещадно стегали своих лошадей и мчались во весь опор, Ретт Батлер смог оказаться в Сан-Мигеле на несколько минут раньше. Его дорога была посложнее, но покороче — пастушьи тропы через скалы.
У самого входа в дом дон Мигель остановил лошадей. Навстречу ему из ворот выскочили верные люди.
— Скорее, всех поднять! Всем с оружием спуститься во двор! Ты, Чико, будешь стоять с другой стороны дома, вы двое — у ворот, а вы все во двор. Дом надо охранять, — отдавал распоряжения дон Мигель, — Эстебан, ты с балкона следи за площадью, за домом Бакстеров.
— Хорошо, Мигель.
— Хорошо, господин, — отвечали подручные, разбегаясь в разные стороны и клацая затворами своего оружия, взводя курки револьверов.
Все были напуганы. Все ожидали нападения Бакстеров на городской дом Рохасов.
Лицо дона Мигеля подергивалось. Он был совершенно уверен, что это именно Бакстеры напали на маленький белый домик и перестреляли людей Рамона, никого не оставив в живых. Да еще увели Морисоль.
Ведь вчера они смогли это сделать, что же могло помешать им сделать это сегодня.
Но на этот раз у Рохасов не было равноценного выкупа, чтобы обменять на Морисоль. Сейчас в их руках не было никого из Бакстеров, и поэтому дон Мигель решил, что Рохасам Бакстеры объявили непримиримую войну.
«Раз все убиты в нашем маленьком доме, наверное, Бакстеров собралось чертовски много. Наверное, эти мерзавцы не пожалели долларов и наняли еще десятка два убийц, которыми кишат эти земли».
— Дон Мигель, я видел, как сегодня с утра у дома Бакстеров крутились какие-то странные люди.
— Видел? — взревел дон Мигель, — а почему ты не сказал об этом мне?
— Я говорил дону Рамону.
— А-а, — немного смягчился дон Мигель и потрепал по щеке молодого парня, вооруженного двумя револьверами. — Тогда молодец. Иди вот к той дальней двери и охраняй ее. Если что — стреляй!
— Хорошо, дон Мигель, — ответил парень и помчался выполнять приказание.
За всем этим из-за угла наблюдал Ретт Батлер. На его лице блуждала одобрительная улыбка, как будто все то, что происходило здесь, делалось по его велению и с его ведома.
— Отлично, — потер ладонь об ладонь Ретт Батлер, — все идет, как положено.
Он поднял голову и взглянул на темное ночное небо, на тусклые звезды и самодовольно хмыкнул.
— Все в порядке. Моя звезда еще светит мне и согревает своими лучами, счастье еще не покинуло меня.
Глава 7
Ретт Батлер успешно перелез через беленый известкой высокий забор, оказался во внутреннем дворике и огляделся по сторонам. Здесь было тихо, а вокруг дома бегали люди Рохаса, занимая удобные позиции, перебрасываясь командами, короткими фразами.
Все Рохасы сейчас ожидали нападения людей Бакстеров. Они были уверены, что Бакстеры наверняка нападут на их городской дом, раз совершили набег на маленький домик.
Ретт Батлер самодовольно усмехался. Вся эта заваруха была подстроена им. Это он так сильно напугал Рохасов, заставив их поверить, что это именно Бакстеры увели Морисоль, перестреляв людей.
Ретт Батлер, осторожно крадучись, перешел дворик и прижался спиной к шершавой стене дома. Он взглянул на балкон, подпрыгнул, вцепился руками, подтянулся и перевалился через перила. Вокруг царила тишина. Он раскрыл окно и ступил в комнату.
В комнате было темно, только окно светилось призрачным голубоватым светом. Ведь в небе среди тускло мерцающих звезд плыл желтый отполированный диск луны. На пол комнаты легли темные перекрестия рамы.
— Все в порядке, — прошептал Батлер и в это время он почувствовал, что холодный ствол револьвера уперся ему в затылок.
— Тебя там и ждали, приятель, — послышался за спиной спокойный и уверенный голос.
Ретт Батлер неторопливо обернулся.
В его комнате было полно людей Рохаса. Когда он внимательнее присмотрелся, то увидел, что на его кровати лежит в сапогах сам Рамон Рохас и самодовольно ухмыляется.
В его зубах красной точкой тлел окурок сигары. Рамон вытащил сигару изо рта и негромко сказал, глядя в белеющий потолок.
— В одном из наших экипажей сломалось колесо, и нам пришлось вернуться. Экая незадача. Один из моих людей сказал, что Бакстеры осмелились напасть на наш маленький дом на окраине городка и умудрились похитить Морисоль.
Рохас говорил это совершенно спокойным и бесстрастным голосом. Но оттого, как Рамон произносил эти слова, Ретту Батлеру сделалось не по себе, он понял, что теперь он попал в западню и выхода из нее нет. Ведь вся комната была полна вооруженными людьми.
А револьвер, который болтался в кобуре Батлера, один из подручных Рохаса уже успел выхватить и бросить на кровать хозяину.
— Я хотел бы поговорить с тобой, гринго. Я хотел бы, чтобы ты рассказал обо всем, что тебе известно. Ведь ты смышленый парень и соображаешь куда быстрее, чем многие из моих людей. Да, стреляешь ты хорошо, соображаешь быстро, но не так быстро, как соображает Рамон Рохас, так что ты попался.
— Возможно, — пожал плечами Ретт Батлер.
— Схватить его, — приказал Рамон таким же бесстрастным холодным голосом.
Люди Рохаса заломали Ретту Батлеру руки и потащили вниз, туда, где в одном из полуподвалов располагались складские помещения.
— Отсюда ты, приятель, не убежишь, — сказал один из подручных и нанес резкий сокрушительный удар в живот Батлеру.
Тот пригнулся, но не упал.
— Ах, так ты еще, свинья, держишься на ногах! — и на Ретта Батлера посыпались удары со всех сторон.
Его били кулаками, поднимали с холодного каменного пола, ставили на ноги и снова били. Били в голову, в грудь, в плечи, в спину, в живот, били кулаками, прикладами карабинов, рукоятками револьверов.
Но Ретт Батлер отплевывался кровью, не произнося ни единого слова.
— Ты крепкий парень, — ухмыльнулся Рамон Рохас. — Но мои люди умеют убивать. Они вытянут из тебя все, если только тебе хоть что-нибудь известно, ты обязательно развяжешь язык и скажешь.
— Нет, — сплюнув кровью, выдавил Ретт Батлер.
Тут Рамон Рохас ударил его сапогом в грудь. Ретт, вскинув руки, рухнул на каменный пол, уже залитый кровью. Голова страшно гудела, правый глаз заплыл и почти ничего не видел, из носа, из рассеченных губ сочилась кровь. Все тело, казалось, разрывают на куски.
Ретт Батлер подумал, что сейчас ему, наверное, придется распроститься с жизнью. Ведь шестеро подручных Рамона не собирались останавливаться.
Они подняли с пола Батлера, поставили на ноги и двое удерживали его за руки, а третий продолжал бить. Трое других отдыхали у стены, подбадривая своих приятелей.
— Так его, Чико, врежь этому грязному янки. Пусть запомнит крутых ребят из Сан-Мигеля.
Ретт Батлер потерял на несколько минут сознание…
Когда он очнулся, то понял, что лежит на холодном каменном полу. Он, с трудом опираясь ослабевшими руками о каменные плиты, попытался подняться, но правая рука заскользила в луже крови и он тяжело рухнул снова.
— Он еще пытается подняться, — сказал Рамон Рохас. — А ну-ка, Чико, приведи его в чувство, врежь еще пару раз.
Чико с готовностью бросился к Ретту Батлеру. Он приостановился в одном шаге от избитого Ретта, пытающегося изо всех сил встать на ноги, и нанес сокрушительный удар тяжелым сапогом в грудь. Ретт Батлер вскрикнул и, перевернувшись на спину от удара, ударился головой о шершавую каменную стену.
В глазах поплыли желтые и красные круги, и Ретт Батлер лишился чувств…
— Эй, облейте его водой, — приказал Рамон и тут же услужливые подручные выплеснули кувшин воды на окровавленную голову Батлера.
Тот сразу пришел в себя, медленно и тяжело повертел головой и сел спиной к стене. Рамон склонился над ним, запрокинул голову, схватив за волосы и прошептал в самое ухо:
— Где ты спрятал Морисоль? Где? Отвечай!
В полуподвал вошел дон Мигель, средний Рохас. Он подбежал к старшему брату, положил ему руку на плечо:
— Рамон, перестань, иначе ты его вообще укокошишь. И он ничего не скажет.
Рамон выругался и отошел от Батлера. Тот тяжело осунулся на пол.
— Поднимите его, — приказал дон Мигель. И двое подручных подняли Ретта Батлера и уложили на длинный дубовый стол, на котором обычно в этом подвале разделывали мясо.
Дон Мигель склонился над ним.
— Послушай, американец. Скажи, где ты спрятал Морисоль. Скажи только это и тогда мы прекратим тебя истязать.
— Пошел к черту! — прошептал, давясь кровью, Батлер.
— Ах ты, скотина! Значит, не хочешь говорить? Тогда продолжим. А ну, ребята!
И люди Рохаса, поставив Батлера на ноги, принялись избивать снова. Но Ретт уже почти не чувствовал боли, он обессилел настолько, что даже не мог пошевелить руками и прикрыть лицо. А мексиканцы продолжали бить, удары сыпались со всех сторон, но Ретт Батлер чудом стоял на ногах.
— Этот янки довольно крепкий орешек. Но язык ему все равно придется развязать. Шутки с Рамоном всегда кончаются очень плохо. Где Морисоль? Где Морисоль?! — вдруг утратив выдержку, заревел Рамон Рохас. — Если ты мне не скажешь, где она, я тебя пристрелю, как бешеную собаку. Карабин!
Один из подручных протянул карабин хозяину. Тот схватил оружие и прикладом ударил Ретта Батлера в живот. Это был последний удар, который почувствовал Ретт, он согнулся, ноги подкосились и он упал лицом на пол.
Вновь на голову вылилась вода, и Ретт Батлер с трудом открыл свой единственный еще видящий глаз. Он увидел над собой звериный оскал Чико:
— Если ты скажешь, скотина, то тогда сможешь отсюда уехать, собрать свои вещички и смотаться. Поверь, Рамон никогда не нарушает своих обещаний.
— К черту — выдохнул Ретт Батлер и плюнул в лицо Чико.
Тот вытер рукавом щеку, грязно выругался, посмотрел на хозяина.
— Чико, на сегодня, кажется хватит. Не сегодня так завтра, он заговорит.
Но Чико все-таки каблуком наступил на левую руку Батлера, навалившись всей своей тяжестью на ногу. Все услышали, как хрустнули под каблуком Чико суставы.
— Эй, осторожнее, — остановил Чико дон Мигель, — осторожнее.
— Хорошо, хозяин, — Чико отошел в сторону и вытер испачканные кровью волосатые руки.
— Чико, — обратился Рамон Рохас к своему подручному, — хватит его избивать. Он уже ничего не чувствует и все твои удары бесполезны.
— Как знаешь, хозяин, — Чико повертел головой, ему явно еще хотелось продолжать избиение, но ослушаться хозяина он не смел.
— Он заговорит, — сказал дон Мигель, — а нам пора заняться серьезными делами. Чико, охраняй его и смотри, чтобы он не смылся.
— Куда? — Чико самодовольно хмыкнул, глянув на бесчувственно распластавшееся тело Ретта Батлера в луже крови.
— Пошли, — бросил старший Рохас и махнул рукой.
Все неохотно потянулись к выходу. В дверях дон Рамон обернулся и смерил взглядом Батлера.
Тот вновь пришел в себя и пытался поднять голову. Рохас-старший криво усмехнулся.
— Если ты будешь таким упрямым, то недолго тебе осталось жить.
Ретт Батлер попытался что-то ответить, но захлебнулся кровью и бессильно опустил голову на каменные плиты пола.
От прикосновения к холодному камню ему полегчало.
Все тело болело, даже невозможно было понять, где болит больше. Ретт Батлер простонал и ощупал языком зубы. На удивление, все они были на месте и даже ни один не шатался.
Громко хлопнула дверь и послышались удаляющиеся шаги мексиканцев.
Стало абсолютно тихо, и Ретт услышал, как неровно и судорожно сокращается его сердце. Он вновь опустил голову на плиты и услышал осторожные шаги Чико за дверью, тот пока добросовестно выполнял указание своего хозяина. Он был зол на Ретта и готов был убить его, и если бы Чико не боялся дона Рамона, то сделал бы это не откладывая.
Чико был не из тех людей, которые могут долго сидеть на одном месте. Вскоре ему стало скучно, он выкурил все, что у него было, и ему страшно хотелось поговорить с кем-нибудь, поиграть в карты. Но как назло никто не приходил.
Вот уже битых два часа сидел он перед дверью, за которой, он был в этом уверен, все еще лежит в луже крови бесчувственный Ретт Батлер.
Чико, заслышав, что кто-то проходит поверху, громко крикнул:
— Эй, кто-нибудь! Может будет закурить?
В начале лестничного марша показалось усатое лицо Хосе.
— Что, скучаешь? — бросил он Чико.
— Да, я выкурил все, что у меня было. Спускайся!
Хосе засмеялся и, не торопясь, словно бы дразня Чико, стал спускаться по лестнице. Он ступал очень громко, шпоры на его сапогах звенели.
— Ты не можешь побыстрее?! — бросил Чико.
Хосе протянул Чико недокуренную сигару, тот жадно затянулся.
— Ну, как поживает наш пленник? — осведомился Хосе.
Чико зло скривил губы.
— Да я бы убил его, собаку и тогда бы не было никаких проблем. Не пришлось торчать перед этой чертовой дверью.
— Я бы тоже не прочь, но дон Рамон не разрешит, он позволил делать с ним все, что угодно, но чтобы он оставался жив и мог говорить.
— Мне кажется, этот янки никогда ничего не скажет, — Хосе, приложив ухо к двери, прислушался.
— А может, он уже помер? — озабоченно спросил он.
Такая мысль не приходила в голову Чико до этого. Ведь он видел, насколько живуч Ретт Батлер. Но все-таки прошло два часа, а ни единого звука не донеслось из-за двери.
— Может, и в самом деле помер? Давай посмотрим.
И они, положив руки на рукоятки револьверов со взведенными курками, осторожно приоткрыли дверь и зашли в полутемное подвальное помещение, прикрыв за собой толстые двери, словно бы боясь, что Ретт Батлер может выскользнуть.
Кровь на полу уже запеклась, но Ретта Батлера нигде не было.
Хосе и Чико изумленно переглянулись.
— Куда же он отполз? — настороженно произнес Хосе, поводя револьвером из стороны в сторону.
Оба подручных Рохаса стояли в самом конце пандуса, ведущего к дверям, по которому обычно закатывали бочки с вином и ромом на второй ярус подвала, где они и хранились. Там было самое темное и холодное место.
— Где же он? — тихо проговорил Чико, доставая револьвер из кобуры. — Грязная скотина. Теперь ищи его, возись.
— Да успокойся, Чико. Он все равно без оружия и полумертвый. Сейчас мы его найдем.
В это время наверху, там, где помещались бочки с вином и ромом, послышался какой-то скрип.
Чико свел брови и прислушался.
— Тебе тоже показалось? — взглянул он на Хосе.
Тот пожал плечами.
— Да, наверное, крысы.
И оба нацелили револьверы на второй ярус в темноту, туда, откуда доносился шорох.
— Как я ненавижу этих мерзких тварей. Давай поднимемся и посмотрим.
Осторожно ступая, Хосе и Чико двинулись по пандусу, но тут послышался скрежет и из темноты на пандус выкатилась огромная бочка.
Она на мгновение замерла, замерли и Хосе с Чико.
А Ретт Батлер из последних сил, упираясь спиной в стену, толкнул бочку, та с грохотом, набирая скорость, помчалась по наклонной плоскости вниз.
Хосе и Чико еще успели развернуться, но убежать не успели — бочка настигла их у закрытой двери и расплющила двух мужчин на тяжелой, собранной из дубовых брусков двери.
Клепки бочки разлетелись в разные стороны, один из обручей еще пробежал круг и с лязгом замер на каменном полу. Содержимое бочки — приторно пахнущий ром — растекся по полу.
— Вот так-то, — прошептал Ретт Батлер своими распухшими губами и сплюнул вязкую слюну на пол. Сил подняться у него не было, и он сполз с пандуса.
При каждом движении Ретт морщился и почти терял сознание. Запах рома дурманил его и кружил голову.
Превозмогая нестерпимую боль, Ретт Батлер все же добрался до двух неподвижно лежащих тел и вытащил из кобуры револьвер Чико и деревенеющими пальцами провернул барабан — все патроны были на месте.
И это немного успокоило Батлера и придало ему сил.
Ведь когда он держал в руках оружие, то чувствовал себя совершенно по-другому. Оно вселяло в него уверенность и придавало силы.
Но тут из гулкого коридора послышались торопливые шаги и настороженные голоса.
— Эстебан, Эстебан! Что это было? Ты слышал?
— Нет, а что? — ответил младший Рохас.
— По-моему, я слышал какой-то грохот и удар.
— Дьявол! — закричал Эстебан, — наверное этот грязный гринго ожил и что-нибудь затеял. — Эй, все сюда!
Эстебан грязно выругался. Послышались еще шаги, и Ретт Батлер догадался, что в коридоре находятся не двое, а человек пять или шесть подручных Рохасов.
Он взвел курок револьвера и на четвереньках отполз к стене, притаившись за одной из колонн, поддерживающих тяжелый каменный свод.
А в коридоре за дубовой дверью воцарилась тишина.
— Все сюда! — вдруг послышался голос Рамона Рохаса, и Ретт Батлер услышал, как лязгнул затвор его карабина.
Рамон Рохас опустился на колени, почувствовав какой-то странный сладковатый запах. Прямо к его ногам, через невысокий порог вытекал темный ром.
— Дьявол! — воскликнул Рамон. — Этот гринго что-то затеял.
И он покрепче сжал ложе своего карабина, готовый в любое мгновение нажать на курок.
— Открывайте, — приказал он своим подручным и те торопливо распахнули дверь.
Ром хлынул к ногам бандитов. Мужчины тут же наткнулись на обломки бочки и увидели два безжизненных тела у своих ног.
— Пошли, — приказал Рамон и, поводя стволом карабина, вошел в полутемное помещение подвала, — он должен быть где-то здесь. Да-да, он никуда не мог уйти, весь дом надежно охраняется. Эй, ты где? Выходи! Бесполезно прятаться, я думаю, ты это понимаешь.
Голос Рамона гулко разносился под каменными сводами. А Ретт Батлер покрепче сжал рукоятку револьвера, тоже готовый в любой момент начать стрельбу, хотя и прекрасно понимал, что силы неравны и навряд ли он сможет выбраться из этого подвала живым.
— Хватит разыгрывать из себя умного мальчика! — кричал Рамон. — Посмотри за бочками, — приказал он одному из своих подручных.
Ретт Батлер, тяжело переставляя ноги, двигался вдоль стены, пока не уткнулся в низкую деревянную дверь. Как раз сюда доходила лужа рома. Ретт Батлер криво усмехнулся, сунул непослушные пальцы в нагрудный карман рубашки и нащупал спички. Он вытащил одну из них, посмотрел на белеющий потолок, потом чиркнул спичкой о стену и бросил ее в лужу рома.
Мгновенно вспыхнуло яркое пламя, охватившее весь подвал, послышался треск и шум.
— Дьявол! — заорал Рамон Рохас и принялся стрелять.
А Ретт Батлер ввалился в низенькую дверь.
Рамон Рохас сообразил, что сейчас начнут взрываться остальные бочки с ромом и спиртом. Ведь их здесь было никак не меньше двух дюжин.
— Скорее, скорее все отсюда! Сейчас все здесь сгорит к чертовой матери!
Люди, перепуганные, бросились в коридор и по лестнице наверх. Ведь мог вспыхнуть весь дом.
Никто из людей Рамона Рохаса не ожидал от Ретта Батлера подобной прыти, они были абсолютно уверены, что он полумертвый и бесчувственный валяется в луже собственной крови и даже не может пошевелиться.
Увидев пламя, безумный звонарь принялся раскачивать колокол на часовне, и над Сан-Мигелем поплыл тревожный звон набата.
Ночь разрывали сполохи пламени, слышались взрывы, и тогда языки пламени устремлялись прямо в небо. Тускло мерцающих звезд уже не было видно, только едва различимым желтым пятном качался в темном небе золотистый диск луны. Раздавались выстрелы, перепуганные крики, ржание лошадей. И над всем этим плыл звон набата…
Перепуганные жители городка покрепче закрывали двери, никто из жителей даже не собирался бежать на помощь Рохасам, чтобы бороться с пламенем пожара.
Дон Мигель, держа в руках револьвер, бегал по внутреннему дворику, отдавая направо и налево приказания.
— Ты, — он хватал за плечо одного из подручных, — быстро выводи лошадей! А ты, — он бил в грудь другого, — поднимайся наверх и выводи из дому всех!
А сам он, как будто опомнившись, рванулся по лестнице в свои комнаты, туда, где хранились деньги семьи Рохасов.
Ретт Батлер прекрасно понимал, что ему навряд ли удастся скрыться незамеченным, ведь все люди были подняты на ноги.
— Скорее, скорее! Этого грязного гринго обязательно надо найти. Он где-то здесь, он не мог далеко скрыться, — ревел Рамон Рохас и наносил удары прикладом карабина своим людям. — Скорее, черт бы вас забрал! Что вы двигаетесь, как мертвые? Надо найти его! Ищите! Переверните весь Сан-Мигель вверх дном, но найдите его и, чтоб был живым. Не стрелять в него! Я приказываю!
Ретт Батлер, воспользовавшись суматохой, полз у высокой беленой известкой стены. Он понимал, что ему нужно срочно что-то придумать, где-то надежно спрятаться.
И тут его осенило. Если где-то и можно спрятаться надежно, то это только во дворе.
И он, ползком, превозмогая нестерпимую боль, пробрался к крыльцу дома Рохасов и забрался под него. Он слышал, как скрипят и прогибаются доски крыльца, слышал голоса людей, сбегавших и взбегавших на крыльцо, слышал их крики, отчетливо разбирая каждое слово.
— Этот грязный гринго где-то здесь! — орал Рамон Рохас, — если вы его не найдете, я с вами со всеми разберусь. Он должен быть где-то здесь.
А на лицо Ретту Батлеру сыпалась пыль.
Рамон Рохас исступленно топал ногами, бил в доски крыльца прикладом своего карабина.
— Он где-то здесь! Я в этом уверен. Он настолько слаб, что не мог уйти далеко.
К крыльцу подошел средний Рохас.
— Послушай, Рамон. А если он спрятался в доме Бакстеров?
— Что? — заревел Рамон.
— А что! Теперь это самое надежное для него место в городке. Ведь его нигде больше нет.
— Он должен быть здесь! — крикнул Рамон.
Силы оставили Ретта Батлера. Он почувствовал, что измучен настолько, что подняться на ноги, ему можно будет только ценой неимоверных усилий. Но его убежище было довольно надежным. Никто не догадывался, что Ретт Батлер лежит прямо под ногами Рамона. А ведь Рамон мог от злости выстрелить в доски крыльца и тогда бы пуля прошила Ретта Батлера насквозь.
Ретт видел сапоги людей, суетящихся во дворе, видел копыта коней. Отблески огня заливали весь двор, было довольно светло, дым тянулся над выбеленной оградой.
И Ретт Батлер ощутил, что ему не хватает воздуха.
«Только бы не наступил приступ кашля, — подумал он, — тогда все кончено».
Он устало опустил голову на руки и следил за происходящим во дворе.
Бандиты выносили пожитки, а Рамон, стоя посреди двора, кричал:
— Эстебан, Эстебан!
Младший из Рохасов подбежал.
— Эстебан, — Рамон схватил брата за плечо. — Переверни весь город, найди мне этого гринго. Он должен быть где-то здесь, я это чую.
Эстебан оскалил зубы, они грозно блеснули на его задымленном лице.
— Я обязательно его разыщу, обещаю тебе, брат, и пристрелю собственными руками.
— Только не это, — встряхнул своего младшего брата Рамон, — ведь только он знает, где спрятана Морисоль.
Эстебан повернулся, а Рамон еще раз напомнил:
— Только не убивать. Ищите его повсюду, в конюшнях, на чердаках, ищите в церкви. Он должен быть где-то здесь.
Ретт Батлер увидел, как Эстебан, прихватив с собой четырех бандитов, бросился за ворота.
А Рамон кричал им вслед:
— Прочесать каждый дюйм города, все дома.
И тут же, поняв, что Эстебан уже не слышит его, схватил за руку пробегавшего подручного.
— Рубио, за мной!
И мужчины бросились в горящий дом, чтобы выносить пожитки.
А дон Мигель собирал вторую группу для поисков Ретта Батлера. Он давал указания:
— Если найдете гринго у кого-нибудь в доме, сжигайте этот дом, а хозяев убить, как собак. Ищите его поближе к дому Бакстеров. Скорее всего, он пополз туда, ведь только у них он может надеяться на помощь. Давайте к дому Бакстеров.
Но вот внутренний двор дома Рохасов опустел. Было слышно, как гудит пламя, как потрескивает дерево и перекрытия.
Бандиты покинули дом и двор. Ретт Батлер приподнял голову и прислушался. Нет, никаких посторонних звуков не было слышно. Лишь гул пожара и далекие крики в городе. Оттуда слышались и редкие выстрелы, и удары прикладов в двери.
«Пора», — решил Ретт Батлер и, превозмогая боль, выполз из-под крыльца.
Он прополз вдоль стены дома, жар пожара обжигал его лицо, руки, но Ретт не обращал на это внимания. Он понимал, что, остановившись, уже не найдет в себе силы двигаться дальше. Он упрямо полз к распахнутым воротам.
— Лишь бы никто не успел вернуться, — шептал он, — только бы никто не вернулся.
«Если мне удастся выбраться отсюда, я знаю, что буду делать…», — но даже думать Ретту Батлеру было тяжело.
Скорее всего, это были какие-то несвязные обрывки мыслей. Но интуиция и природная способность выходить из самых сложных ситуаций вела его. Он медленно продвигался к воротам.
За его спиной послышался грохот обрушившихся перекрытий. Но Ретт Батлер даже не вздрогнул и не обернулся. Перед ним была цель — чернеющий в ночи провал ворот. Он упрямо двигался к этой цели. Жар пожара становился слабее, и Ретт уже почувствовал на лице прикосновение ночного прохладного ветра.
Вдруг до слуха Батлера донеслись крики и топот лошадей.
«Неужели меня сейчас поймают?! Неужели увидят?!»
Он прильнул к черной земле, трава щекотала его лицо, впивалась в кровоточащие раны. Но всадники промчались буквально в нескольких шагах от него. Ретт Батлер облегченно вздохнул.
Но надо было ползти дальше, надо убраться, как можно скорее от дома Рохасов.
И он полз, тяжело передвигая руки и ноги.
Наконец, Ретт выбрался за ворота и пополз по высокой траве. Он знал, куда ему надо попасть: только хозяин таверны может его спасти и поможет укрыться. Только он. И больше никто.
Он полз вдоль дощатого забора, к которому были привязаны лошади.
Животные стригли ушами, тихо ржали, стучали копытами в пыльную землю и испуганно косили на полуживого ползущего мужчину своими большими влажными глазами, в которых сверкали отблески пожара.
«Только бы они не испугались меня, — подумал Ретт о лошадях, — только бы не бросились от забора, иначе меня обнаружат».
Но лошади отнеслись к Ретту Батлеру хотя и настороженно, но все же спокойно и не выдали его присутствия.
Ретт на четвереньках пробрался вдоль забора, опираться на левую руку он не мог, так нестерпимо болели раздробленные суставы.
«Куда же теперь?» — немного испугавшись, подумал Ретт Батлер, оглядываясь по сторонам. Он с трудом соображал и не сразу смог представить себе, где находится сейчас.
Пахло почему-то свежеоструганными досками. Это был задний двор таверны, тот, в котором работал старый седобородый гробовщик. Вокруг Ретта Батлера валялись смолистые стружки, стояли готовые и еще недоделанные гробы. В темноте они казались странными белыми изваяниями.
— Черт! — прошептал Ретт Батлер, — может быть, один из этих гробов для меня.
И он прикоснулся правой рукой к оструганным доскам.
— Но нет, мне еще рано умирать. Моя звезда еще не закатилась.
И Ретт Батлер глянул в небо. Но как ни напрягал он свой единственный не заплывший глаз, на темном небе не смог заметить ни одной даже тускло поблескивающей звезды.
— Черт, черт, — прошептал Ретт Батлер, — от этого пожара столько света, что меня могут заметить. Даже звезд на небе не видно.
А дом Рохасов полыхал, рушились стропила, снопы пламени взмывали к черному небу, дым стлался над городком.
И все это время тревожно вздрагивал колокол на часовне и звон набата летел над Сан-Мигелем, парализуя страхом его жителей.
И, действительно, по городку бегали только вооруженные люди Рохасов, слышались выстрелы, грязные ругательства, проклятия.
Они искали Ретта Батлера.
А он, притаившись среди оструганных, пахнущих смолой досок, прижимал к груди револьвер, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок. В глазах плавали разноцветные круги, тошнота подступала к горлу. Ретт Батлер распухшим языком облизывал разбитые губы. Правый глаз совсем ничего не видел, плечо и все суставы ныли, и каждое, даже едва заметное движение приносило нестерпимую боль, от которой Ретт Батлер терял сознание.
«Неужели я сейчас потеряю сознание и меня найдут беспомощным. И даже не смогу оказать сопротивление, даже не смогу отправить на тот свет еще парочку бандитов. Нет, Батлер, надо держаться. Держаться до последнего».
Мужчина тряхнул головой, сбрасывая неприятные мысли. Он подобрался к окну, через которое можно было забраться в таверну и, прижавшись щекой к ставням, прислушался.
В таверне раздавались крики людей Рохаса. Ретт Батлер напрягся, когда услышал жесткий голос Рамона:
— Где гринго? — кричал Рамон, — ты знаешь, куда он спрятался? Может быть, даже сам спрятал этого мерзавца.
Ретт понял, что люди Рохаса схватили хозяина таверны и избивают.
— Нет, я ничего не знаю, — слышался голос седоусого хозяина таверны.
— Ты врешь! — ревел Рамон, продолжая избивать немолодого мужчину.
— Я ничего не знаю, поверь, Рамон, ничего. Я не видел гринго уже несколько дней.
— Ах, ты хочешь обмануть меня, Рамона Рохаса, — и вновь послышались звуки ударов, стоны, грязная ругань.
— Если ты не скажешь, где прячется гринго, мы тебя убьем. Можешь быть в этом абсолютно уверен, — кричал дон Мигель.
— Но я не видел его, не видел.
— Ах, не видел. Ну что ж, мы сделаем так, что ты вообще никогда больше ничего не увидишь. Мы выбьем тебе глаза.
— Не надо, — взмолился хозяин таверны.
— Тогда говори.
— Да что с ним чикаться, — послышался голос Рубио, — давайте прикончим и все.
— Погоди, Рубио, — одернул его Рамон Рохас, — он должен признаться, он должен сказать.
— Да, правильно, Рамон, — поддержал брата дон Мигель, — убить его мы всегда успеем. Прикончить — дело нехитрое, а вот выведать, где прячется этот гринго куда важнее.
Ретт Батлер в это время, превозмогая боль, поднялся и попытался заглянуть в щели между ставнями. То, что открылось его взору, конечно, не было для него неожиданностью. Но он, как всякий честный человек не любил, когда избивают невинных людей. Тем более, что хозяин таверны страдал именно из-за него.
Сверху, грохоча тяжелыми сапогами по лестнице, сбежал Эстебан Рохас.
— Я обыскал весь дом, осмотрел все. Был в подвале, на чердаке, даже на крыше.
— А в задних комнатах ты смотрел? — крикнул Рамон своему брату.
— Да, я посмотрел всюду. Видно он прячется в доме Бакстеров.
Ты считаешь, что он именно там? — спросил Рамон, угрюмо уставившись в пол.
— Больше ему быть негде, — ответил Эстебан.
— Что ж, придется его оттуда вытащить, — Рамон резко развернулся и нанес неожиданный удар прикладом вниз живота хозяина таверны.
Тот судорожно дернулся, глаза его закатились, а из уголков рта полилась двумя струйками темная кровь. Капли скатывались на белую рубашку, оставляя алые пятна. Хозяин осунулся к стойке.
— Нам надо вытащить этого мерзавца из дома Бакстеров во что бы то ни стало, — повторил Рамон Рохас и передернул затвор своего карабина.
Все присутствующие бандиты согласно закивали головами.
Когда братья Рохасы и их подручные выбрались из таверны, Ретта Батлера уже не было под окном.
Площадь была пуста. Бандиты, разделившись на две группы, бросились к дому Бакстеров.
Старый гробовщик знал, что он единственный человек в городе, которого не посмеют тронуть ни Рохасы, ни Бакстеры. Ведь поголовно все население зависело от него. Как наплевательски не относились к жизни и Рохасы, и Бакстеры — все равно, каждый из них хотел быть похороненным как подобает христианину.
Поэтому он не волновался, когда в городе поднялась заваруха. Он лишь посчитал за лучшее сидеть в доме, наблюдая за пожаром из окна.
Но когда он услышал, как избивают хозяина таверны, старый гробовщик не выдержал и вышел на улицу. Он хотел остановить братьев Рохасов, но увидев их свирепые лица, промолчал. Гробовщик стал возле ограды своего дома, сжимая в руке старую потрепанную шляпу.
Он также не проронил ни слова, когда старший из Рохасов остановился возле него и пристально посмотрел старику в глаза. Слова словно застряли у него в горле.
— А ты, Билл, случайно не видел американца? — грозно спросил Рамон, сжимая карабин.
Старик лишь отрицательно качнул головой. И Рамон бросил гробовщику:
— Да, Билл, заказов у тебя завтра будет хоть отбавляй. Можешь начинать прямо сейчас. Правда, не знаю, найдется ли кому за них платить.
Старик все понял и закивал головой. Он был единственным в этом городке, кто продолжал свою работу, остальные же или убивали, или грабили, или занимались контрабандой.
И ему уже довелось хоронить не первого человека из дома Бакстеров.
Старик посмотрел вслед бегущим бандитам и перекрестился.
А Рамон Рохас уже кричал и его голос гулким эхом разносился в, казалось, вымершем городке.
— Скорее, за бочками! Подтаскивайте смолу! Грузите бочки со спиртом! На фургоны! Сюда! Мы сейчас им покажем.
Старик тяжело вздохнул, еще раз перекрестился и отворив ворота, вошел во внутренний дворик таверны, где под открытым небом располагалась его мастерская по изготовлению гробов.
Крышки с набитыми из деревянных планок крестами стояли вдоль стены, на земле в сухих стружках лежали днища гробов. Один уже готовый гроб стоял на телеге, которой пользовались все оставшиеся в живых жители Сан-Мигеля, чтобы отвезти своих покойников на недалекое кладбище.
Старик уже собрался войти в таверну через небольшую дверь, проделанную в стене, как вдруг услышал за собой хриплый глухой голос. Казалось, он раздавался откуда-то из-под земли.
— Билл, Билл.
Старик обернулся. Дворик был пуст. Он решил, что ему померещилось и вновь взялся за дверную ручку.
— Билл, Билл, — более настойчиво, но тихо повторил голос.
Было понятно, что человек боится говорить громко и что говоривший находится где-то совсем рядом.
Старик понял, что ему не мерещится. Он всматривался в залитый отблесками пожара и лунным светом дворик, но тот был абсолютно пуст, лишь стружки и пустые гробы.
— Билл, — наконец в третий раз позвал его голос.
— Я здесь, — сказал старик.
— Билл.
— А ты где? Где?
— Подойди к экипажу.
Старик, с опаской оглядываясь по сторонам, направился к телеге. Но даже подойдя вплотную, он не сообразил, что голос исходил из закрытого гроба и поэтому вздрогнул, когда крышка приподнялась и под ней блеснул глаз.
— Билл, я здесь, — раздался хриплый голос и из-под крышки гроба высунулась рука.
Старик сначала отпрянул, но тут крышка приоткрылась больше и он вздохнул с некоторым облегчением. Конечно, тяжело было узнать в этом избитом, искалеченном мужчине бравого и крепкого Ретта Батлера. Но старик сразу обо всем догадался.
— Господи, что они с вами сделали? — воскликнул старик и тут же огляделся по сторонам, не видит ли их кто и не подслушивает ли.
Батлер приложил указательный палец к губам.
— Тише!
Старик вновь повторил, на этот раз уже тише:
— Господи, что они с вами сделали!
— Не время об этом говорить, — прошептал Ретт Батлер.
— А что ты тут делаешь? — наконец-то догадался спросить старый гробовщик.
— Они гонятся за мной, ищут меня повсюду. Вывези меня, Билл, скорее!
— А я-то думал, что ты уже мертвый, — признался Билл и заулыбался беззубым ртом, явно радуясь, что Ретт Батлер еще жив.
— Я могу стать мертвецом, если ты не поможешь мне выбраться отсюда.
— Хорошо, — после долгого раздумья сказал старик, — я помогу тебе, но что я должен делать?
— Запряги лошадь и делай вид, что везешь мертвеца на кладбище.
— Ночью? — изумился старик. — Неужели кто-нибудь поверит?
— Ну тогда сделай вид, что везешь пустой гроб заказчику.
— А как сделать? — недоуменно пожал плечами старик.
— Ну тогда не задавай глупых вопросов, просто вези и все, а Рохасы пусть думают, что угодно. По-моему, в Сан-Мигеле все уже привыкли к виду твоей телеги, груженой гробами.
— О, да, конечно, меня здесь каждый знает, — улыбнулся старик и бросился отворять ворота конюшни, чтобы запрячь свою клячу.
Ретт Батлер тяжело застонав, повернулся на спину, чтобы хоть немного передохнуть. Он прижимал руку к груди, чтобы хоть как-то унять боль в искалеченной каблуком Чико кисти. Во второй руке он сжимал револьвер со взведенным курком.
— Сейчас-сейчас, приятель, — причитал старик, от волнения никак не справляясь с упряжью, — сейчас я тебя вывезу.
Но Ретт Батлер ничего ему не отвечал. Он и так понимал, что Билл делает все возможное, и он, Ретт Батлер, ничем ему не может помочь.
