Глава 9
Утром они позавтракали почти в полном молчании, а затем полетели дальше. Вместо того чтобы направиться к кальдере по прямой, Лобсанг сначала обогнул ее с запада, следуя по тому, что осталось от шоссе, что тянулось с юга на север. Когда они подобрались ближе к кальдере, лежащий все более плотным слоем пепел стал покрывать всю местность, как было здесь и перед извержением. Они вступали в вулканическую провинцию, подумал Джошуа, словно фрагмент чужого мира, спустившийся на Землю.
– Цивилизация Базовой Земли никогда не сможет восстановиться, – пробормотал Лобсанг, пока они разглядывали странный ландшафт.
– Нельзя судить так категорично, – проворчал Джошуа. – Прошло всего немного лет…
– Но подумай сам. Мы уже использовали все легкодоступные руды, нефть, бо́льшую часть угля. К тому же планета и так страдала от серьезной дестабилизации климата из-за выброса в атмосферу промышленных газов. Когда эффект Йеллоустоуна наконец стихнет, лучшее, на что здесь можно будет рассчитывать, – это повсеместная нестабильность, ведь планете придется искать новое равновесие после двух сильнейший потрясений – антропогенного и вулканического.
– Хм-м. Так вот почему сейчас столько говорят о восстановлении дикой природы?
Суть идеи заключалась в том, что, когда зима на Базовой Земле наконец отступит, можно будет попробовать вылечить планету. Все виды животных, которые оказались на грани вымирания на Базовой, по-прежнему процветали в соседних мирах (хотя, опять-таки, Джошуа знал, что на некоторых из Ближних Земель многие из них уже были в опасности). Таким образом, в Северную Америку можно было вернуть мамонтов, тарпанов, бизонов и мускусных быков, в реки – тюленей, в океаны – китов. Достаточно было просто переместить их на Базовую, лучше всего детенышами. И также можно было позволить и суше, и воде восстановить их естественное состояние.
– Романтичная идея, – заметил Лобсанг. – Конечно, нужно очень многое сделать, чтобы Базовая хотя бы стала безопасной.
– Как, например, закрыть атомные электростанции?
– И подождать, пока прорвутся дамбы, заполнятся высохшие болота… Пройдут десятки, сотни лет, прежде чем загрязнители вроде тяжелых металлов и радиоактивных отходов сократятся до безопасного уровня. И даже тогда останутся прорезанные дороги и вырытые шахты в коренных породах, так что печать человечества не сойдет еще миллионы лет.
– Ты можешь этим гордиться.
– Как скажешь, Джошуа. Тем не менее попытка излечить этот мир, используя последовательные, представляется весьма благородным стремлением, какими бы ограничениями на практике это ни сопровождалось.
Наконец к северу от самого Йеллоустоуна они сделали остановку над тем, что некогда было городом. Осталось от него немного – лишь несколько разбросанных то тут, то там фундаментов, сетка улиц, слабо проглядывающая из пепла, а все прочее было практически полностью засыпано.
Джошуа взглянул на экран, где высвечивалась карта: место исчезнувшей цивилизации отображалось на ней в бодрых белых, зеленых и желтых оттенках, между мелко расчерченными границами штата и округов, таким, каким было прежде.
– Это Бозмен.
– Да. Или был им. Я подумал, тебе это понравится, Джошуа. Я увидел по записям, что вы с Салли были здесь в последний день самого извержения, когда обрушилась кальдера. Вы подвергали себя опасности, рисковали своими жизнями, чтобы спасти других.
– Мы не одни здесь были, – ответил Джошуа безэмоционально.
Твен сбросил высоту и заскользил над землей, засоренной слоями пепла и пемзы неведомой толщины.
– Мы еще примерно в пятидесяти милях от кальдеры, – произнес Лобсанг. – Но это место, как и многие другие, было охвачено последним пирокластическим потоком. Извержение закончилось только тогда, когда камера кальдеры опустела от магмы. Столб дыма и пепла, возникший над вулканом, резко обрушился, и сверхгорячие осколки камней стали падать со скоростью звука, засыпая все вокруг в радиусе десяти миль.
Джошуа был там, он это помнил.
– Теперь Бозмен, Айдахо, не отличается от Помпеи. Должны пройти годы, прежде чем пепел хотя бы остынет, не говоря уже о том, чтобы здесь снова могли поселиться люди.
– И все же кое-что здесь растет, – заметил Джошуа. Присмотревшись, он указал на остатки зелени.
Лобсанг на секунду замолчал; Джошуа представил, как его искусственные органы чувств наводятся на лежащую внизу землю.
– Да. Лишайник. Мох. Даже скрученная сосна. Не более чем побеги, но как бы то ни было – жизнь приспосабливается.
Твен повернул носом на юг, навстречу самой кальдере.
– Итак, Лобсанг. Вчера ты сказал мне, что обеспокоен тем, что планету охватывает вспышка здравого смысла. Поверь, это будет только первая из них.
– Я готов привести примеры…
Экраны на палубе вспыхнули изображением коротких видеонарезок, снятых по всем Соединенным Штатам в дни и годы Йеллоустоунской катастрофы.
Один маленький мальчик в школьном классе в Колорадо. Его учителя растерялись во время пеплопада, а он тихонько выстроил в ряд своих ревущих в истерике одноклассников и вывел их из здания, велев обернуть головы влажными полотенцами и положить руки на плечи впереди ́идущих.
Подросток застрял со своими бабкой и дедом в доме престарелых в Айдахо. Там полно стариков, которые не могли либо не хотели переходить, и он спокойно за ними ухаживает – кормит и всячески заботится.
Зажиточная семья в Монтане. Мать отказывается покидать дом с детьми из-за того, что одна дочь пропала и, скорее всего, погибла под завалами раздавленной пеплом теплицы. Муж сходит с ума от страха и отказывается оставаться, чтобы раскапывать развалины. Их служанка, девушка лет семнадцати, сама устраивает раскопки, находит пропавшую и выносит тело, так как это единственный способ уговорить мать перейти и спасти остальных.
Джошуа вспомнилась история, которую он слышал сам, тоже случившаяся в Бозмене, об «умной молодой леди», которая появлялась с поразительно здравыми советами, помогавшими пережить извержение.
– Во всех этих эпизодах присутствует молодежь, – заметил он. – А то и дети.
– Действительно. И ты можешь обратить внимание на то, что их подвигам не присущ ни героизм, ни особая стойкость, ни что-либо в этом роде. Они совершали эти подвиги тихо, спокойно, мудро взяв ведущую роль на себя – и уж тем более мудро для своего возраста. Они поступали рассудительно, и это становилось очевидно даже тем взрослым, которые находились тогда рядом. И с холодной рациональностью. Они оказались способны отбросить иллюзии, которые хоть и утешали, но сбивали нормальный человеческий разум с толку. Возьмем женщину из Монтаны, у которой погиб ребенок. Она не могла смириться со смертью. Служанка же смирилась не только с этим, но и с тем, что не сможет убедить мать иначе, поэтому нашла способ спасти семью, приняв во внимание психологическую сторону ситуации.
– Хм-м, – Джошуа изучающе посмотрел на ничего не выражающее лицо модуля. – Что ты хочешь этим сказать, Лобсанг? Ты ведь говорил об этом и раньше. Что мы наблюдаем появление некого более разумного вида? Подлинного Homo sapiens, как ты всегда их называл – противопоставляя обычным людям, то есть кучке приматов, прозвавших себя мудрецами…
– Ну, все на это указывает. Раз уж ты возводишь горы гипотез на основе пары наблюдений.
Но Лобсанг, подозревал Джошуа, наверняка имеет еще какие-то аргументы, кроме этих небольших эпизодов.
– Так как все это происходит? И почему именно сейчас?
– Полагаю, эти два вопроса связаны между собой. Возможно, существует некий инкубатор, где-нибудь далеко на Долгой Земле. И только теперь, видите ли, с появлением и широким распространением переходов, продукты такого инкубатора стали достигать Базовой Земли. И возможно, мы наблюдаем возникновение этого нового качества в состоянии стресса. Некоторый генный комплекс внезапно стал экспрессироваться по причине значительного смещения после Йеллоустоуна. Это объяснило бы, почему мы наблюдаем это именно сейчас. И теперь вот еще ты, Джошуа.
– Я?
– Твои головные боли. Это странное экстрасенсорное чувство, которым ты обладаешь, похоже, позволяет тебе обнаруживать присутствие необычного типа разума – причем довольно сильного. Если тебе вкрутить в ухо лампочку, она наверняка загорится красным светом, в знак тревоги.
– Очень мило. Значит, появилось что-то новое в этом мире или в каких-то других мирах. И я к этому чему-то чувствителен, как был чувствителен к Первому Лицу Единственному Числу.
– Не просто что-то, за всем этим может стоять зарождающаяся организация.
– Организация? И чем она занимается?
– Мой коллега Нельсон Азикиве опекает английского ребенка – его родители бежали в Италию, – еще одного настораживающе умного мальчика. Но его запугали боязливые местные – они даже поговаривали о ведьмовстве. К его родителям будто бы подошел другой мальчик – уже подросток. И он предложил им место для их сына в колледже с полным пансионом – такова была цель этого подростка, который выискивал как раз детей с исключительными умственными способностями. Родители даже растерялись, пораженные странным спокойствием молодого человека и тем, каким непринужденным образом он парировал все их возражения.
– И они отпустили своего сына?
– С каким-то подростком? Конечно, нет. Хотя Нельсон и говорит, что почти сумел их убедить. Нельсон предсказывает, что следующую попытку будет проводить прямо, с более взрослым…
– Если это все так, то что ты собираешься сделать, Лобсанг?
– Если это смутное существо существует, если в нашем мире появляется новый человеческий вид – я хочу с ним встретиться. Пообщаться с ним. Себя я воспринимаю как некого стража человечества, Джошуа. А это новое существо, может быть, уже находится на исходе своего долгого детства. И когда оно вступит во взрослую жизнь, я хочу быть уверенным, что оно не причинит нам вреда.
– И в этом, полагаю, тебе и нужна моя помощь. В поиске этих новых людей.
– Твоя и не только, еще многих других. О… уже пора.
– Что пора?
В этот момент со всех экранов исчезло изображение.
– Выгляни в окно.
Какое-то время земля размеренно шла в гору, но была покрыта трещинами, засыпана пеплом и усеяна огромными булыжниками. Джошуа даже казалось, будто они следовали к лунному кратеру вдоль лучей из разрушенных пород.
Затем земля довольно резко просела, словно они проплыли над утесом. Взглянув вниз, Джошуа увидел ландшафт, напоминавший какую-нибудь унылую палитру художника – разводы красноватых пород вперемешку с лавовыми озерами, неприятного серно-желтого цвета, вяло выпускающие пузыри и исходящие слабым паром. Вид на все это ему преграждало марево от жары, а слух дразнило щелканье переключателя кондиционера в гондоле, который после многих часов борьбы с арктическим холодом стремился подавить внезапно хлынувшее тепло.
И когда он посмотрел вверх, через стылую долину, то увидел что-то вроде утеса, смотрящего на него вдалеке, мерцая в голубом мареве.
– Это кальдера, Джошуа, – сказал Лобсанг. – Кратер. Такой большой, что отсюда даже нельзя понять, что он круглый. До земли внизу полмили, мы сейчас летим над магматической камерой. А до дальней стены кальдеры больше сорока миль. На самом деле нам очень не повезло.
– Не повезло?
– Супервулканы извергаются раз в полмиллиона лет или около того. И одни извержения получаются хуже других – чем больше выходит магмы, тем больший наносится урон. И Йеллоустоунское было худшим за последние два миллиона лет. Геологи могли бы нам все это рассказать, но они и сами такого не предвидели. А последствия сам видишь.
Джошуа не нашел, что ответить.
– Впечатляюще, не правда ли? Такой видок, наверное, самого Бога завораживает. И даже меня. – Его голос странно дрогнул.
Джошуа почувствовал озабоченность.
– Лобсанг? С тобой все нормально?
Лобсанг ответил не сразу.
– Я не прошу этого у тебя так необдуманно, Джошуа, – неопределенно произнес он. – В смысле путешествовать снова. Я стал больше осознавать, как сильно ты рискуешь, когда я прошу тебя перейти на Долгую Землю. Да и как все мы рискуем.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты когда-нибудь думал, что будет, если ты там погибнешь? Я имею в виду, что станет с твоей бессмертной душой? Сможет ли развоплощенная душа переходить между мирами? Если ты окажешься один в мире, где не будет людей и твоей душе негде будет поселиться, то ты, вероятно, вообще не сможешь перевоплотиться как человек.
Джошуа когда-то уже слышал этот вопрос, в основном от косоглазых фанатиков, которые поджидали его в терминалах твенов, чтобы увлечь своими разглагольствованиями. Сейчас он даже немного поразился, услышав, как его задал Лобсанг. Несмотря на все заверения Лобсанга, будто он чинил мотоциклы на Тибете, пока не перевоплотился в суперкомпьютер на гелиевой основе, в своих беседах они никогда не углублялись так в мистическую сторону этого утверждения. Но Джошуа подумал о маленьком буддистском святилище в углу корабля. Похоже, Лобсанг менялся, уходя глубже к собственным корням.
– Насколько я понимаю, ты сейчас изучаешь что-то о реинкарнациях?
– А ты бы не стал? Тем более на этом сильно настаивала Агнес. Буддизм, знаешь ли, это по сути способ работы с умом. Развивая основной умственный потенциал, ты можешь обрести внутреннее спокойствие, сострадание и мудрость. Это доступно всем. Но я – это просто разум, Джошуа. Как я могу не обращаться к подобным идеям, пусть даже не имея культурного происхождения? Что же до реинкарнаций, то их я изучил довольно глубоко. Мне известно свыше четырех тысяч текстов по этой теме, плюс имею собственный опыт.
– Ого.
– Кроме того, я советовался с Падмасамбхавой, моим старым другом в прошлой жизни, сейчас настоятелем монастыря в Ладакхе. Это в Индии, совсем рядом с тибетской границей, и там древняя мудрость сохранилась, спасшись от китайской оккупации. Хотя Падмасамбхава сам имеет долю в китайском лесозаготовительном предприятии… И я еще не теряю разум, знаешь ли, – строго заметил Лобсанг.
– Я и не говорил, что теряешь. Просто странно слышать о твоей неуверенности в себе, Лобсанг…
– Наверное, я помню свою смерть.
Это заставило Джошуа застыть на месте.
– Какую смерть? Ты имеешь в виду…
– В Лхасе. Мою последнюю смерть как человека. И реинкарнацию тоже.
Джошуа задумался над его словами.
– Ну и как оно, похоже на перерождения доктора Кто?
– Нет, Джошуа, – ответил Лобсанг, сдерживая раздражение. – На доктора Кто не похоже. Я помню это, Джошуа. Мне так кажется. Причитания женщин на кухне, когда пришел чикаи бардо, мгновение моей смерти. Тибетцы верят, что душа на какое-то время задерживается в мертвом теле. Поэтому сорок девять дней над покойником читают Книгу мертвых, чтобы провести душу через бардо, фазы существования, связывающие жизнь и смерть.
Я помню, как читал мой друг Падмасамбхава. Помню даже саму книгу, я смотрел на нее вне своего тела – страницы, исписанные вручную, деревянные обложки. Я был мертв, читали мне. Все, кто был до меня, умирали. И что мне надлежало познать мою истинную природу, чистый свет неугасающего сознания внутри тяжелого физического тела, и что с этим знанием освобождение последует незамедлительно. Но если через двадцать один день песнопений освобождения не случилось, ты вступаешь в сидпа бардо, то есть в бардо перерождения. И становишься как бы телом без естества. Тогда ты сможешь без устали странствовать по свету, все видеть, все слышать и не знать покоя. Но тебя еще будут преследовать образы из прежней жизни. А теперь задумайся и посмотри на меня, Джошуа: я разбросан по всем мирам Долгой Земли, я все вижу, я все слышу. Что это еще может быть, как не бардо перерождения? Но чтобы отправиться дальше, нужно забыть все, что было в этой жизни. И как мне это сделать? Иногда я боюсь, что застрял в сидпа бардо, Джошуа. Что я застрял между жизнью и перерождением и что я никогда, по сути, не перевоплощался, совсем. – Он посмотрел на Джошуа темными в свете вулканического неба глазами. – Может быть, даже ты – всего лишь проекция моего собственного эго.
– Зная твое эго, я бы не удивился.
– И ведь становится еще хуже. Что ждет в будущем? Что, если я не могу умереть? Если погаснет солнце, а я все еще не буду освобожден, то кто останется читать надо мной Книгу мертвых?
– Слушай, Лобсанг, это на тебя не похоже. Ты никогда не выражал метафизических сомнений. Что, если это ложная память? Допустим, кто-то, какой-нибудь враг, загрузил вирус, который нашептывает тебе в твою гелиевую голову… Может, это просто парень, которого Агнес наняла, чтобы тебя испытать. Разве это не более вероятно?
Но Лобсанг не слушал. Казалось, он вообще не умел слушать.
Твен содрогнулся в воздушном потоке. Их судно выглядело пылинкой над необъятной кальдерой Йеллоустоуна.
