Глава 4

За пределами Мэдисона, Запад-5, в невзрачной мастерской, принадлежащей филиалу Корпорации Блэка, Лобсанг – или, вернее, его передвижной модуль, одна из инкарнаций Лобсанга – чинил «Харлей» сестры Агнес. Он увлеченно возился с ним, закатав рукава, с пятнами масла на руках, лбу и старом грязном комбинезоне и одновременно в своей привычной путаной манере рассказывал Агнес о мировом положении дел.

Агнес, укутавшись от колючего холода висконсинской зимы, была рада слушать его, рада сидеть рядом и смотреть – и в то же время думать. Был декабрь 2045 года, через четыре года после извержения Йеллоустоуна, миры человечества если и не излечились окончательно, то хотя бы стабилизировались, поэтому для Агнес и остальных настало время покоя. И моменты вроде этого давали ей время подумать о себе. Снова побыть собой, спустя семь лет после удивительной реинкарнации. В эти дни она с трудом вспоминала даже свое имя. Она была сестрой Агнес столько, сколько себя помнила, и прямо сейчас была уверена, что до сих пор остается ею.

Не то чтобы ее часто мучили сомнения теологического толка. Сестра Агнес едва ли могла пожаловаться на свое новое воплощение, созданное Лобсангом. Она снова была быстрой и ловкой в этом чудесном искусственном теле, в которое загрузили ее воспоминания. Конечно, подвергнуться реинкарнации всегда было чревато расстройством для приличной католической девушки, поскольку подобному не было места в ортодоксальной теологии. Однако она всегда придерживалась старинного принципа, согласно которому лучший путь творить добро расстилался прямо перед ней, поэтому отбросила сомнения прочь. Может быть, у Бога была новая миссия для нее в этом новом теле, сделанном при помощи технологий. Почему бы Ему не воспользоваться такими инструментами? И, в конце концов, быть живой и здоровой, несомненно, гораздо лучше, чем быть мертвой.

Но между тем что делать с Лобсангом? В этом преходящем мире он был чем-то вроде воплощения Бога; богом технологий, воспроизводящим себя во все более и более сложных копиях; существом, чье сознание могло летать по всему электронному миру и которое могло даже разделять себя, что позволяло ему быть во множестве мест одновременно. Существо настолько всезнающее, каким не был ни один обычный человек. Агнес нравилось слово «уловить». Для нее это было отличное слово для обозначения полного понимания. Ей казалось, что Лобсанг пытается «уловить» весь мир, целую вселенную и понять, в чем заключается роль человеческой расы в этой вселенной.

Но, несмотря на все это, Лобсанг оставался в здравом уме, причем настолько могучем, что тот, казалось, пылал! Что же до его характера, то Лобсанг сделал немало добрых дел – особенно учитывая, что он имел массу возможностей натворить бед, если бы захотел. И насколько она могла видеть, у него была душа (что бы там ни говорили богословы) или, по крайней мере, ее совершенное факсимиле. Если он был подобен богу, то это был добрый бог.

Но Агнес вынуждена была признать, что Лобсанг в чем-то похож на Иегову: оба были мужчинами и оба – гордецами. Лобсанг любил внимание. Он был умен, вне всяких сомнений, исключительно умен, но хотел, чтобы его ум оценили. Поэтому он искал соратников вроде Джошуа Валиенте или Агнес – ему хотелось, чтобы исходящий от него свет сиял на их удивленных лицах.

И все же эта новая эпоха после извержения была трудной даже для Лобсанга. Не физически, как это происходило с голодающим и обездоленным человечеством, а в каком-то ином, более тонком смысле. Возможно, духовном.

Агнес не знала, почему именно. Возможно, потому, что он был не в состоянии ничего сделать, чтобы предотвратить Йеллоустоунскую катастрофу. Лобсанг мог наблюдать за Йеллоустоуном только глазами геологов, а тех отвлек странный феномен возмущений в последовательных копиях Йеллоустоуна на Ближних Землях, ни одно из которых не могло сравниться с наступившим затем извержением на Базовой. Наверное, это не могло смягчить чувство вины считавшего себя пастырем человечества – доверенным лицом, которое заботится о тех, кто оставлен Богом, как он ей однажды сказал.

Или, возможно, в том, что катастрофа, которая обрушилась на Базовую Землю, и особенно на Базовую Америку, неизбежно пробила дыру в инфраструктуре силиконовых хранилищ памяти, оптоволоконных сетей и спутниковых линий связи, поддерживающих самого Лобсанга.

А может быть, Лобсанг просто по-своему старел. В конце концов, никто не знал, что может произойти с искусственным интеллектом в процессе старения, когда его оболочка, железо и софт превращаются в слои неизбежно устаревающих технологий – обрастающих, словно коралловый риф, по выражению Лобсанга, – и когда его сложное внутреннее устройство становится все более запутанным. Подобного эксперимента никто ранее не проводил.

Неудивительно, что Лобсанг иногда заговаривался, как расстроенный и огорченный старик. Что ж, Агнес было не привыкать к расстроенным и огорченным старикам: их было предостаточно в структуре Церкви.

Вероятно, именно поэтому она была здесь. Лобсанг вернул ее из могилы, чтобы она стала ему своего рода соперником, противовесом его амбициям. Да, давным-давно она сама называла себя его соперником, даже если ее роль была по большей части конструктивной. Однако сейчас она была… кем? Другом? Да, безусловно, но также его поверенной и нравственным ориентиром – последнее было особенно трудным, поскольку стрелка ее собственного компаса имела тенденцию вращаться, словно флюгер во время урагана.

Как вообще она допустила саму возможность быть в каких-либо отношениях с таким существом? Пожалуй, она этого не знала, но, кажется, теперь начинала понимать. Она полностью верила в себя и не унывала. Она справится. Всегда справлялась.

– Только представь, – говорил он сейчас. – Человечество летало на Луну, и ты не можешь не согласиться, что это было знаменательное событие. В конце концов, какое еще создание смогло выйти за пределы планеты? И что же потом сделал наш Homo sapiens? Снова вернулся домой! Притащил с собой несколько коробок камней и самодовольно объявил себя повелителем вселенной…

– Да, дорогой, – ответила она автоматически.

– Ты должна согласиться, что такой вид заслуживает, чтобы его вытеснил другой, более достойный.

– Если ты так считаешь.

– Почти закончил. У меня есть немного чая в термосах. «Эрл Грей» или «Леди Грей»?.. Над чем ты смеешься?

– Над тобой, – она постаралась выглядеть серьезной. – Твой резкий переход от рассуждений о том, что человечество заслуживает искоренения, к вежливому вопросу, не хочу ли я чего-нибудь такого же веселого и обыденного, как чашечка чая! Слушай, я понимаю все, что ты мне говоришь. Человечество очень недалекое. Потребовалась высадка на Луну, чтобы большинство людей поняли, что собой представляет Земля: круглая, конечная, драгоценная и подвергающаяся опасности. Мы не в состоянии организоваться даже ради ириски. Но не демонстрирует ли человечество больше здравого смысла в этот запоздалый час? Посмотри, мы ведь достойно справились с Йеллоустоунским извержением – как мне кажется.

– Хм-м… Может быть. Хотя я вижу некоторые намеки на то, что нам слегка помогли.

Она возразила ему:

– Ой, не будь таким загадочным, Лобсанг, это раздражает. И я не соглашусь, что мы не можем измениться… измениться и вырасти. Уж поверь мне, я не раз встречала чудесных взрослых, выросших из трудных подростков. Потенциал есть в каждом. И честно говоря, если взять всю твою чушь про то, что мы обречены на вытеснение, то я не вижу вокруг претендентов на это. И как они, по-твоему, объявятся? Мы услышим стук сапог?

– Дорогая Агнес, я знаю, ты любишь преувеличивать ради пущего эффекта, но делу этот прием не помогает. Нет, не стук сапог. Что-то большее – и полезное. Вот я снова говорю загадками. Представь себе что-то более утонченное, медленно, осторожно и незаметно подкрадывающееся, но не злое, и да, организованное лучше, чем Homo sapiens когда-либо могли бы…

Тут его голос затих, и выражение лица изменилось, будто его позвали откуда-то издалека.

Она уже привыкла к подобному. Он рассказывал ей о параллелизации – понятии, о котором она не слышала до своей реинкарнации. Под ним она подразумевала работу над несколькими задачами сразу или разделение одной большой задачи на меньшие, которые велись одновременно. Не то чтобы ее это особенно впечатлило. В конце концов, она занималась этим всю свою жизнь, только и думая о том, как приготовить ужин и в то же время о сопливых носах, о том, как научить беспокойных детишек общению, как написать очередное гневное письмо епископу, еще и добавив в эту бурлящую смесь случайную молитву. Кому не приходилось работать так каждый день своей занятой жизни?

Однако это позволяло ей понимать, когда он вот так отключался. Ведь, по его же словам, он правил ход событий в мире.

Наконец Лобсанг вернулся к реальности. Он не стал рассказывать, что его отвлекло, и Агнес решила не настаивать.

Он встал, вытянув спину и потерев ладони.

– Что ж, готово. Правда, это временно. Знаешь, я мог бы сделать этот байк самым безопасным в мире. Чтобы никаких заносов и ни малейшей опасности для тебя… что скажешь насчет этого?

Агнес задумалась перед тем, как ответить.

– Не сомневаюсь, что ты можешь, Лобсанг. Я очень впечатлена, честное слово. И тронута. Но знаешь, мотоциклы вроде «Харлея» не хотят быть совершенно безопасными. У таких машин появляется то, что можно назвать душой, тебе не кажется? И нужно позволить этой душе проявить себя, а не ставить ей подножку. Пусть металл будет горяч, а мотор голоден…

– Что ж, тогда вот твой байк с голодным мотором. – Он пожал плечами. – Пожалуйста, управляй им осторожно – но, Агнес, это всего лишь мое пожелание.

Поэтому она аккуратно выкатила байк из маленькой мастерской и повела его через еще не слишком загруженный трафик этого последовательного мира, пока не достигла открытой местности, где позволила машине показать себя. Ветер был сильный, но едва стоило унестись прочь от пугающей индустрии этого молодого города – современных сатанинских мельниц, укрытых временными заборами и рекламными объявлениями, – впереди открывался лучший мир, где воздух чище, а мысли менее печальны. Сквозь рев «Харлея» она пела песни Джони Митчелл, следуя черным лентам дорог вдоль снежных берегов заледеневших озер Мэдисона, Запад-5.

Когда она вернулась назад, Лобсанг сообщил ей, что Джошуа Валиенте вернулся домой.

– Я должен его увидеть, – решительно заявил он.

– Но Лобсанг, – вздохнула Агнес. – Возможно, Джошуа не так сильно жаждет с тобой увидеться…