Глава 14

В своем журнале Мэгги Кауфман написала, что лишь после того, как они миновали Запад-1617524, мир биглей, и взяли на борт последнего члена экипажа, – лишь тогда началось настоящее путешествие.

Гарри Райан наконец заявил, что доволен тем, что назвал «кухней фьюжн инженерного номера», в которой американская инженерия объединялась с китайской гелиевой искусностью, и позволил Мэгги отдать приказ перейти на полный ход.

Сама Мэгги находилась в рулевой рубке, когда это началось. С ней было несколько офицеров, готовых к любым авариям и происшествиям, которые предвещал Гарри. By Юэ-Сай, как всегда, делала пометки. Перед Мэгги открывался прекрасный вид на внешние миры из больших панорамных окон, которые в случае необходимости могли мгновенно закрыться жестким керамическим жалюзи.

И она наблюдала, как миры быстро пролистываются один за другим.

Поначалу вид был самым заурядным для всякого, кто успел насмотреться на Долгую Землю: просто один бесплодный мир Паравенерианского пояса за другим, сменяющийся каждую секунду со скоростью сердцебиения. Потом скорость стала постепенно возрастать, до двух Земель в секунду, потом еще быстрее, и Мэгги чувствовала, как и ее сердце начинало биться быстрее в ответ – ритмы ее тела сами собой стремились за музыкой миров. Хотя с дальнейшим ускорением бег реальности стал для Мэгги неприятным. Но опасность все же никому не грозила. Проверять членов экипажа и пассажиров на эпилепсию вскоре вошло в привычку, и доктор Маккензи приказал всем на борту проходить автоматизированное обследование, прежде чем приступать к самой проверке.

Но миры продолжали проноситься все быстрее и быстрее. Мэгги уже замечала, что меняющиеся внизу Земли стали зеленее, чем до этого, а в небе все больше проглядывала синева. Это позволяло предположить, что они вышли из Венерианского пояса. Но миры теперь проносились перед ее взглядом так быстро, что она не различала никаких деталей – видела лишь небо, горизонт, землю и стальной блеск реки под ними – дальней родственницы Огайо, если верить корабельным географам.

А затем миры стали расплываться. Они достигли определенной критической точки, когда скорость перехода превысила возможности зрительного восприятия, будто это были вовсе не миры, а просто очень быстро обновлялось цифровое изображение. Поэтому она больше не чувствовала, что переходит от Земли к Земле, а скорее находилась в непрерывном движении, плавном и размеренном. Солнце не менялось – оно висело в небе, в густой синеве которого смешивались все возможные погодные условия. Внизу в своей пойме разливалась река, словно бледный призрак самой себя, а в зависшей над ландшафтом зеленоватой мгле таяли сгустки леса. Заметить в отдельных мирах животных или птиц теперь было невозможно – даже крупнейшее стадо в одном мире исчезало из виду прежде, чем глаза Мэгги успевали его различить. Но все же у нее было чувство непрерывности, связанности со всеми этими живыми мирами. И все они оказывались то освещенными, то затененными – выбивающимися из общего ряда Джокерами, возникавшими и пропадавшими каждые несколько минут.

Но «Сернан» из виду не исчезал – как придающий уверенность спутник, он являл собой творение человека, способное устоять в этом мельтешении реальностей.

Теперь послышалось, как зашумели могучие двигатели, толкая корабль сквозь пространство, и пейзаж под носом «Армстронга» сменился. Дрейф материков происходил в каком-то смысле случайным образом, и позиции суши от мира к миру менялись, чаще – совсем немного, реже – существенно, но по совокупности в значительной степени. Так что корабли тоже меняли свое географическое положение, стремясь остаться примерно над центром Североамериканского щита – древней гранитной массы, лежащей в самом сердце материка. Они шли по следам предыдущей китайской экспедиции пятилетней давности.

Лейтенант By Юэ-Сай, стоя рядом с Мэгги, дерзко взяла ее за руку.

– Все точно как у нас на «Чжэнь Хэ», – заметила она. – Как будто мы видим все эти миры, всю Долгую Землю сразу, – видим глазами Бога.

Уже пару часов спустя корабли без остановки перемахнули через Дыру, в районе Запада-2000000. Гарри Райан заявил, что доволен сопротивляемостью своих кораблей при таком вакууме и невесомости.

После этого образ Земли изменился, и они сделали паузу, чтобы взять образцы, сделать фото, осмотреть ее. Миры стали мягче, бесцветнее, на лесных участках теперь преобладали огромные папоротники. Затем они уступили место бесплодным ландшафтам, где растительность виднелась лишь вдоль рек и у кромок океанов. Миры складывались в группы из более-менее схожих между собой, в десятки, сотни и тысячи переходов шириной, по аналогии с Поясами, выделенными первыми картографами Долгой Земли пару десятилетий назад.

Хемингуэй со своими учеными пытались маркировать и изучать репрезентативные образцы. Они останавливались, чтобы изучать особенности геологии, геоморфологии, климатологии и даже астрономии, как, например, относительно необычных черт Луны. Они даже проверяли радиосигналы в дальней ионосфере и высматривали людские огоньки, так как никто не знал, насколько далеко докатилась волна колонизации за годы, прошедшие со Дня перехода. Ученые докладывали, что основные ряды растений и животных были довольно похожи по обе стороны от Дыры, что, впрочем, и неудивительно. Но миновав Дыру, они уже не встречали переходящих гуманоидов – ни троллей, ни кобольдов, ни один из видов, привычных в более близких мирах. Это тоже не было удивительно, подумала Мэгги, учитывая, что большинство тех, кто способен переходить, не рисковали пересечь Дыру. Тем не менее, как бывалой путешественнице по Долгой Земле, ей казалось странным видеть миры, куда не ступала нога тролля и чья экология не пострадала от их массового присутствия, – миры, никогда не знавшие тролльего долгого зова.

Но корабли продолжали путь. Данные текли сплошным потоком.

И каждый раз внимание цеплялось за ту или иную форму жизни. И формы эти оказывались все более странными.

Большинство этих миров, казалось, было пристанищем сложных форм жизни – то есть не только бактерий, но и растений и животных. Однако миры Долгой Земли отличались друг от друга случайным образом, в результате различных событий прошлого, которые могли быть похожими либо нет. А массовые вымирания, разбросанные по всей истории Земли, казались Мэгги самыми удачными бросками космических кубиков. Даже миры, более близкие к Базовой, чем к Вальгалле, будто отражали разные исходы того сильнейшего удара, положившего конец эпохе динозавров на Базовой. Там встречались странные наборы животных, которые были похожи или не похожи на динозавров, на млекопитающих или на птиц.

Но там, где сейчас находился «Армстронг», все было еще удивительнее. Мэгги узнала, что на Базовой Земле более чем за двести миллионов лет до происхождения человека было еще одно массовое вымирание, когда вымерли первые млекопитающие, ранние динозавры и предки рептилий. Сейчас же, в миллионах переходов от Базовой, они нашли последствия различных исходов того эпохального события, где в спутанных экосистемах млекопитающие-охотники преследовали динозавроподобных травоядных или похожие на насекомых хищники гонялись за пресмыкающимися. Были здесь и миры, населенные рептилиями размером с тираннозавров или рапторами – с мышей и с похожими на иголки зубами…

Но если смотреть не на детали, а в целом, то после первых дней их скоростного путешествия Мэгги поразило чистое буйство той стихийной жизненной силы, что стремилась найти свое выражение всеми возможными способами, во всех возможных местах, во всех возможных мирах, – и находила его в живых существах, которые развивались в условиях жесточайшей конкуренции, – существах, которые дышали, плодились, боролись, умирали.

Спустя некоторое время это ощущение стало непреодолимым. Мэгги ушла от него, погрузившись в знакомую рутину.