На следующей неделе Луиза и Нэнси, дрожа в своих тонких платьях, стояли у входа в отель «Савой». Жаркий, душный день завершился проливным дождем — его жирные капли отскакивали от тротуара, словно резиновые мячики. Тщательно уложенные и заколотые прически девушек растрепались, ноги у них промокли, а настроение испортилось.

— Все планы насмарку! — проскулила Нэнси. — Теперь выглядим, как две мокрые крысы. Не пора ли признать неизбежное и пойти домой?

— Нельзя, — напомнила ей Луиза, — мы же сказали леди Редесдейл, что ужинаем с Марджори Мюррей и ее крестной, и они не ждут нас домой раньше одиннадцати вечера.

Она уже пожалела, что позволила втянуть себя в эту авантюру.

— По крайней мере, это почти правда, — вздохнула мисс Митфорд.

После того как Нэнси завладела, посредством Марджори, драгоценными билетами, девушки, воображая сказочную поездку на бал, были почти разочарованы, когда им не подали карету из тыквы. Старшая из сестер Митфорд, разумеется, заранее заручилась на этот вечер поддержкой Луизы в качестве компаньонки.

Кэннон сопротивлялась как могла, но, в конце концов, молодость взяла свое — ведь ей, как любой другой девушке, хотелось красиво одеться и пойти на танцы. Нэнси убедила Луизу, что решила пойти на бал вне зависимости от ее согласия, но что она, по крайней мере, сможет приглядывать за ней, если согласится ее сопровождать. Когда Кэннон возразила, что ей нечего надеть, Нэнси с удовольствием предложила ей одно из своих платьев. В ее гардеробе насчитывалось не слишком много бальных нарядов, и им пришлось придумывать дополнительные аксессуары, но благодаря высоким прическам и губной помаде…

— Никакой губной помады! — запротестовала Луиза. — Надо же и меру знать.

Оставалось только решить вопрос, в какой момент удобнее получить разрешение у леди Редесдейл — то есть требовалось застать ее в момент некоторой отвлеченной озабоченности, когда она не могла глубоко вникать в посторонние дела.

— То есть практически в любой момент, — заключила Нэнси.

Заметив, что мать пишет письма, старшая дочь появилась рядом с ней и сообщила, что крестная Марджори Мюррей устраивает в честь дня рождения ужин в «Савое» и очень любезно пригласила ее, узнав, что она сейчас живет в Лондоне. И Лу-Лу, разумеется, могла бы составить ей компанию.

— У Марджори день рождения? — спросила леди Редесдейл, практически не отрываясь от письма.

— Нет, у ее крестной, — ответила Нэнси.

— Да? — Хозяйка дома взглянула на дочь. — Весьма необычный выбор места.

— Да, странный, правда? — поддакнула девушка, выдавив небрежный смешок. — Но, Мав, пожалуйста, можно мы сходим? Мы не будем засиживаться допоздна.

— М-м-м? — задумчиво протянула леди Редесдейл, вновь склонив голову над письмом. — Да, можете пойти. Но возвращайтесь, пожалуйста, не позже одиннадцати.

— Да, конечно, — ответила Нэнси, но при этом скрестила за спиной пальцы, а потом заметила Луизе: — Она уже все равно будет спать и не узнает, когда мы вернемся.

И вот теперь они топтались перед входом в ресторанный зал.

— Не лучше ли нам войти? — предложила Кэннон.

Взяв ответственность за Нэнси, она чувствовала себя не вполне уверенно и в то же время во многом разделяла ее девичье предвкушение предстоящего вечернего приема. Добавляло остроты ощущений и то, что они в очередной раз делали нечто такое, чего им делать не следовало. Визит к адвокату взволновал Луизу, и она невольно продолжала думать о том, что они узнали. По крайней мере, ей теперь есть что сообщить Гаю. Возможно, добытые ими сведения помогут ему в расследовании. Встряхнув головой, Кэннон отогнала беспокойные мысли и попыталась настроиться на веселый лад. Ведь такого рода вечер сулил ей совершенно необычные ощущения.

Поверх кружащего людского скопления неслись звуки музыки. В фойе заходили множество разновозрастных женщин, которые стряхивали зонты и заливисто смеялись, несмотря на безнадежно промокшую обувь и испорченные прически. Их наряды являли собой излишество цветов и тканей — от бледнейших оттенков розового до темно-синего, от атласа до тюля, — платья украшали дерзкие набивные рисунки по лифу, ручная цветочная вышивка и мерцающие брошки. На головах у дам посверкивали диадемы, их алые губы припухли, словно покусанные, и приоткрылись, а учащенное дыхание предвосхищало надежды на будущие бальные радости.

Как давно никто не позволял себе необузданных вечерних развлечений! Но на этот вечер горестные мысли улетучились из голов: люди думали лишь о предстоящих счастливых часах, суливших восстановление сломанных жизней.

«Хотя мужчин маловато», — мысленно отметила Луиза. Здесь и там просматривались офицерские мундиры — все военные стояли в окружении дам, а прогулочные трости, добавляя раненым устойчивости, осмотрительно жались к ногам. Другие гости неловко стояли в одиночестве, осознавая их численное превосходство и то, что даже блистательная роскошь этого приема не могла изгнать из их умов мрачных призраков. Хорошо еще, что слишком молодым официантам не довелось сражаться на войне, и они оживленно лавировали между гостями, разнося шампанское на серебряных подносах.

Сдав в гардеробе свои пальто и получив танцевальные карты, Нэнси и Луиза влились в нарядную толпу. Митфорд с опаской приглядывалась к гостям, боясь увидеть знакомых. К счастью, первой они увидели Марджори — она покорно стояла рядом с крестной, которая приветствовала гостей перед входом в танцевальный зал. Оркестр только что заиграл вальс, и те, кто уже успел обзавестись записями в танцевальных картах, вышли в центр со своими партнерами. Оттенок самодовольства в их взглядах противоречил скромно склоненным головкам, когда они оглядывались назад, покидая друзей, с которыми пришли.

— Привет, Нэнси, — сказала Марджори, на всякий случай из осторожности отклонившись от крестной, поскольку она не знала наверняка, знакома ли леди Валден с леди Редесдейл.

Взирая на подругу широко раскрытыми глазами, мисс Митфорд выглядела очень юной, но в то же время на редкость взрослой.

— Привет, Моу, — откликнулась она. — С кем еще тут можно пообщаться?

Классический вопрос. В любом заполненном людьми зале не было «никого», пока вас с ними не познакомили, и Нэнси, при всей своей браваде, не стала бы разговаривать с теми, кому ее не представили. Марджори показала на темноволосую девушку с бокалом шампанского в небесно-голубом тюлевом платье и длинных белых перчатках. Позади нее, около стены, с сердитым видом сидела похожая на нее дама, правда, лет на тридцать старше.

— Люсинда Мейсон, — сообщила Марджори. — Ее тетушка в отвратительном настроении. Это уже ее третий сезон, а на горизонте пока ни одного кандидата в мужья. В этом году они ездили к Молино за нарядами, надеясь повысить ее шансы.

Младшей сестрой Люсинды была Констанс, ровесница Нэнси, которую из-за юного возраста не пустили на бал. В детстве она играла с обеими сестрами в Кенсингтонских садах.

— Давайте подойдем и скажем ей что-нибудь ободряющее, — предложила Митфорд, потянув Луизу за руку.

— Мне пока предписано стоять здесь, — вздохнув, сообщила Марджори. — Я присоединюсь к вам позже.

Но Нэнси не успела ободрить Люсинду, поскольку к той приблизился тощий молодой мужчина в офицерском мундире, и между ними завязался разговор. Чело тетушки разгладилось, и она в радостном предчувствии вытащила из сумки вязание.

Мисс Митфорд, подойдя к ним сзади, увидела, как Люсинда открыла свою танцевальную — совершенно пустую пока — карту и сказала молодому офицеру:

— Да, полагаю, я смогу оставить за вами следующий танец… О, добрый вечер, Нэнси! Не ожидала увидеть тебя здесь.

— Не удивительно, — ничуть не встревожившись, ловко ответила мисс Митфорд, — меня пригласила Марджори Мюррей. Как ты поживаешь?

Луиза, остановившись немного в стороне от них, перехватила взгляд тетушки Люсинды. Ее сердце сжалось от осознания того, что сама она больше похожа на эту жуткую дуэнью, чем на других приглашенных девушек. Даже в одолженном у Нэнси платье из серого шелка ей не удастся выдать себя за светскую даму. Она поискала взглядом официанта — немного вина сейчас взбодрило бы ее.

— Чудесно, — ответила Люсинда. — Да, э-э, мистер Лакнор, позвольте представить вам Нэнси Митфорд.

Ее собеседники обменялись рукопожатием. Офицер с великолепной выправкой блеснул темными глазами, хотя его запавшие щеки наводили на мысль о том, что он годами жил на черством хлебе и водянистой овсянке. Возможно, так оно и было. Благодаря худобе этот человек выглядел более уязвимым, но щегольски обаятельным — опасное сочетание, — и Луиза настороженно проследила за тем, какое впечатление он произвел на Нэнси.

— Прошу вас, зовите меня Роландом, — предложил мужчина. — Добрый вечер, мисс Митфорд. Могу я также иметь удовольствие пригласить вас на танец?

Люсинда тщетно пыталась скрыть обиду. Но она, как и все остальные, понимала, что надо делиться кавалерами.

— Возможно, — ответила Нэнси, — я только что приехала. Непохоже, чтобы танцевальные карты на этом балу заполнялись слишком быстро! — Она вызывающе улыбнулась, склонив голову набок, и Луиза невольно восхитилась ее непринужденной беззаботностью.

— Я еще вернусь, — сказал Роланд и, отвесив мисс Митфорд легкий поклон, предложил руку Люсинде. Начался очередной вальс, и их пара закружилась по паркету.

— Вот видишь! — восторженно воскликнула Нэнси, повернувшись к своей спутнице. — Ах, Лу-Лу, как же просто все получилось!

Кэннон не разделяла ее восторгов.

— Будьте осторожны. Все может быть не так просто, как кажется, — предупредила она.

— Не порти мне настроение. Давай лучше выпьем… — предложила Нэнси, коснувшись руки проходившего мимо официанта и взяв с подноса два бокала. Однако Луиза строго глянула на нее, и девушка, надув губы, поставила их обратно.

— Я не повезу вас домой под винными парами, — сказала помощница няни, осознавая возложенную на нее ответственность.

Сейчас, оказавшись на балу, Кэннон удивлялась, как она вообще могла подумать, что ей тоже удастся потанцевать. Все приглашенные сюда девушки выглядели удивительно красивыми, уверенными в себе и благоухали изысканными ароматами духов: они жили в другом, совершенно не знакомом ей раньше мире.