Ррреволюция. Похмельный рассказ

– Архиважный вопрос, – сказал Владимир Ильич. – Но подходик беспринципный и внеклассовый. Так на него могут смотреть только либерасты! – И потер ручки.

– Абсолютно верно, Владимир Ильич! – воскликнул Троцкий. – Одно дело говно обуржуазившегося венецианского гондольера, а другое дело говно сраного русского мужика. – И поднял пальчик.

– Но нельзя забывать о национальных особенностях говна. Например, грузинское говно очень специфично на вкус, – заметил товарищ Сталин и закурил трубку.

– Но, товарищи, – вступил я. – Давайте спустимся на землю, иначе оторветесь от народа, как Герцен и примкнувший к нему Огарев. У нас серьезный вопрос: о Революции.

Я – это Михаил Ходорковский. А сам подумал: ведь и эту революцию прокакают, как Февральскую. Ведь вроде бы и прозорлив Ильич, но перед Февральской вещал, что не видать современникам революции, а тут она и грянула…

– Дорогой Мисаил, вы наш Парвус! – сказал Лев Давидович. – Надо опираться на реальность. Государь наш, император кровавый (тут он иронически скривил губы), сидит крепко, рейтинг у него заоблачный, механизм отлажен.

– Да разве в этом дело, Левушка? – прервал его Сталин. – Перед Николашкой, едри его в сациви, в четырнадцатом году тоже народ на коленях стоял, сопливился, поддерживал начало войны. А кончилось расстрелом в Ипатьевском доме. Рейтинг – дело наживное.

– Да кто спорит, Кобушка? – поморщился Троцкий.

– Вот я и говорю, что раскачивать лодку нужно начать мирно, с уговоров уйти спокойно, без крови. Помнишь, Гучков с Родзянко спокойно явились в вагон к царю, наговорили, запугали – он сдуру и отрекся! Надо выбрать удачный момент…

А ведь прав старик Давидович! Попробуй государя императора отловить, если он все время то в небесах с ангелами, то в клетке с уссурийскими тиграми, то в батискафе на дне морском с русалками, то войну затеет, то мир заключит, то во вторую столицу Сочи махнет, то в ООН речь толкнет. И всегда с народом!

– Так кого пошлем на переговоры с государем? – спросил я. Все глубоко задумались. Видные люди заняты на дебатах, особенно думцы. То у Пети Толстого, то у Вовы Соловьева.

– Можно мне слово, товарищ Ходорковский? – спросил Коба и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Предлагаю послать Жирика и Зюгу. Первый даже черту зубы заговорит, а товарищ Зюга ученостью тряхнет, о марксизме-ленинизме напомнит, на дальнобойщиков намекнет и, конечно же, заручится поддержкой православной церкви, церетели ему в печень! Все-таки Коба умен и хитер, хотя и тиран, знает, кого отправить на казнь. Жирика тут же бросят в президенты Биробиджана, а партию Зюганова вольют в «Единую Россию», тем паче, что разницы почти никакой. Конечно, императора на мякине не возьмешь, это не Николаша, который тут же заметался, задергался и – ах! – отрекся. Этот может использовать восточные единоборства и с ходу врезать обоим. Или всей Думе урезать зарплату. К тому же армия у него под контролем, гвардия своя, и Западом он крутить умеет. Великого Обаму чуть не схарчил, а после выборов наверняка Клинтоншу охмурит (знает, что любит ее муженек), как Кабаеву и прочих несчастных матерей. В Германии у него полный короб агентуры, к тому же он – единственный из мировых лидеров – кумекает по-немецки с саксонским акцентом. А как он умеет сблизиться с народом! Тут интеллигентики до сих пор хохочут над «мочить в сортире», всё думают своим Мандельштамом народ привлечь, а он вдруг – бац! – и о ленинградской улице заговорил. Народ взбодрился, забыл об олигархах вокруг, об озерном кооперативе, о стае хищных Чаек, о коррупции и прочем – парень ведь наш в стельку, эх бы сейчас матюжком пульнул, да позаковыристей…

– Конечно, он пошлет всех подальше и говорить с ними не будет, – молвил Троцкий. – Дождик уйдет в землю и в бурю не превратится. Что же тогда нам делать? Мы далеко, за бугром, в своих жалких коттеджах тяжело страдаем от безумного режима. Нам изнутри нужно копать, нам бы самим сюда на Сенатскую площадь…

– Пожалуй, вы правы, Лев Давидович, это детская болезнь левизны, прямой наскок! – сказал Ильич. – Не будем буржуазными догматиками, как проклятые Мах и Авенариус, сделаем шаг вперед, два шага назад, а потом подумаем, как реорганизовать Рабкрин. Наши почтенные парламентарии попросят императора не отречься, а перенести столицу в Санкт-Петербург. Как вам это понравится? (Я даже не удивился этому кульбиту – после того как Ленин сначала поддерживал, а потом разогнал Учредительное собрание, эта идея выглядела детским садом.)

– Архиконгениально, хинкали им в рот! – сказал Сталин. – Нет таких крепостей, которые не могут взять большевики! Ленинград – это ахиллесова пята императора, это его душа (ему, душегубу, только о душе и балаболить, подумал я). Все главные путята (возьмем этот термин на вооружение, очень нежно, почти так же Коба называл Бухарина – «наш Бухарчик») родом из управления УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области, что на Литейном, некоторые даже сидели в одном кабинете спина к спине, из-за нехватки стульев цапались. Загадочный Иванов, дальновидный Сечин, отец русского парламентаризма Нарышкин, мудрейший Патрушев, не говоря уж о проницательном Бортникове, которому даже Бенкендорф в подметки не годится. Все интеллигентнейшие люди обзавелись научными диссертациями (часто не собственного сочинения, но это мелочи с большевистской точки зрения), аплодировали «Мещанам» у Товстоногова (хотя о них поставлено), не дали властному секретарю обкома Григорию Романову разбить в пьянках всю царскую посуду, поставили во главе Питера нашу любимую Валентину Матвиенко, правда, ей еще надо дорасти до Розочки Землячки, люля-кебаб ей в качель! Все эти классные ребята тоже с ленинградской улицы, бегали по ней голожопыми пацанятами, истинные патриоты! Ну разве они не поддержат перенос столицы в свой родимый город? К тому же вся Россия ненавидит Москву, высосавшую из страны все соки!

– М-да, – подумал я. – Умен все же Коба, далеко смотрит! А потом их всех одним арканом раз-два! Раз-два!

– И что дальше? На этом и остановимся? – удивился Троцкий.

– Не спешите, Лев Давидович! – продолжал Ильич. – Наша задача – въехать в Россию. Но каким образом вы въедете в эту далекую, вонючую, как ходоки, Москву? Авиасообщение из-за терроризма скоро отменят, остается поезд. Легко сказать. Батька Лука – мужик капризный, может в проезде и отказать, Украина – отрезанный ломоть, там все бурлит, Запад уже боится наплыва украинских беженцев. Это вам не добропорядочные пацаны из ИГИЛ, эти хохлы наводнят Европу и будут плодиться, как кролики, назло мусульманам. Будут попрошайничать, шантажировать, выкачивать, вымаливать. Со временем Запад будет умолять взять хохлов обратно! С приличной доплатой. Но они все пропьют, проживут, даже сала на Украине не оставят. А за проезд через их территорию сдерут столько, что наша казна опустеет. Только через Финляндию или Прибалтику! А дальше все проще пареной репы: въезжают Михал Борисович, весь лондонский олигархат во главе с Абрамовичем, все объявленные в розыск воры. На Финляндском вокзале на деньги госдепа встречают Чубайс, все правозащитники, естественно, американский посол, Венедиктов с вернувшейся в лоно Лесей. На каждом углу бесплатно раздают пирожки, всеобщее ликование… любимица народа Нуланд…

Коба улыбнулся, но промолчал. Хитер старик, подумал я, конечно, часть тут же отравят полонием в ФСБ, остальных перевербуют, перекрасят в депутатов и направят в Европейский парламент для окончательного подрыва единой Европы.

Все напряженно смотрели Ленину в рот, Троцкий уже рвался толкнуть речь. Ильич, большой тактик и стратег, умеет все на ходу поменять, перепутать, позабыть, вспомнить, переиначить и поставить с ног на голову.

– Что же дальше? – вскричали все. – А дальше все каются, рвут на себе волосы, – вещал Ленин, – признают свои ошибки, возвращают украденные миллиарды, сдают расписки о сотрудничестве с ЦРУ. Император в восторге, народ льет слезы умиления, Запад блаженствует. Кто посмеет поднять руку на этих раскаявшихся людей? На их соборность?! Сейчас и так со всеми странами отношения жуткие, а тут… Да если хоть волос у вас, Михаил Борисович, упадет, нефть рухнет до нуля, люди начнут умирать без западных лекарств, острый дефицит всего, народ взвоет и прекратит пить водку. Уверяю вас, в этой обстановке даже великий жрец Проханов вынужден будет подобно Рафаэлю Павленскому, прибить к брусчатке это самое… как эти шарики называются? … мне Инесса однажды о них рассказывала…

Пожалуй, Ильич, как всегда, прав, подумал я. Далеко смотрит. Покаемся! Как он учит: все обещания – лишь корка пирога, которая ломается, когда его съедают. Дырка от бублика. Понятно. Я поднял руку.

– Владимир Ильич, теперь о захвате власти. Согласно вашему учению, атакуем банки, вокзалы, Кремль и другие стратегические объекты?

– Все вам банки покоя не дают, Михаил Борисович. Неужели вам мало? На вокзалах вы только бомжей напугаете. А кого из элиты вы в Кремле застанете? Они скорее в мой мавзолей пойдут. Министры кто в Сочи, кто в Барвихе, кто в Швейцарии, но если их искать в Москве, то только в публичных домах! Но домов-то тьма, охватить всю массу мы не сможем, ergo: самый правильный путь – захват телевидения. Это главный и единственный объект! Если подумать, телевидение уже давно стало нашим правителем. Кто владеет телевидением, тот имеет и власть. Nota bene: захват телевидения, как Зимнего! Под танец маленьких лебедей!

– Танец маленьких лошадей, Сулико им по ушам! – пошутил Сталин.

– А что со свергнутыми делать будем? – спросил я. Тут начался дикий галдеж. – Царя с Димоном в одиночку, пусть там вдвоем смотрят «Два бойца» без собаки!!

– Нюренбергский процесс!

– Га-га-га-га! В Гаагу на эшафот!

Пришлось вмешаться мне:

– Это неполиткорректно, господа! Что скажет ООН? Предлагаю отправить их в Крым. Превратить его в остров, все вокруг окопать («Копать глубже, хоть до Антарктиды!» – сказал Троцкий. «Мы им и лодочку предоставим… с Хароном!» – шутканул Сталин), электричество только с Украины. Пусть организуют кооператив Озерки-2, ловят родную барабульку, сдают ЕГЭ под началом великого экс-министра образования Ливанова, утраивают ВВП, повышают материнский капитал, сдают на ГТО, повышают цены на нефть, снижают на бензин…

– Вы наивны, товарищи, – перебил Ильич. – Они же на этом не успокоятся. Императора нужно чем-то серьезно увлечь, он натура деятельная. Он же будет комплоты строить почище, чем НАТО!

– Предлагаю поставить его во главе Олимпийских игр и проводить их круглогодично, ежедневно, без выходных! – сказал Сталин. – Пусть он покрутится, серпом ему по кинзе! Вместе с Мутко!

– А Димона все же отправить в международный суд в Гааге! – заорал Троцкий. – Вместе со всей «Единой Россией»!

Господи, боже мой, подумал я, что он несет? Они же заделают всю цветущую Голландию, не только Гаагу. И не отведать тогда свежезасоленных селедочек прямо на берегу моря… все сожрут, выпьют и засрут. Но Димон должен отмотать свое, он ведь как Фунт в «Рогах и копытах» у Бендера, такова судьба русского интеллигента…

Ильич сбросил пиджачок, запустил по привычке пальчики под жилет и прошелся по комнате. Все мы пристально следили за каждым его движением.

– На телевидении никаких новостей, только «Модный приговор», «Давай поженимся» и Петросян.

– Не забыть Розенбаума с антисемитами-казаками, это подзадорит, – сказал Коба. – И пусть обязательно один вякнет будто бы случайно из зала: «Жидовская морда».

Троцкий скривился. Владимир Ильич улыбнулся и продолжал:

– Весь народ охвачен счастьем свободы, он ликует, олигархи и фермеры целуют друг друга в уста – тут необходимо обеспечить эффективность правительственных заявлений через телевидение. Нужно срочно найти хорошо пахнущего козла на роль телеведущего и обучить его человеческому языку! Народ не оторвется от экрана! – продолжал Ильич.

– Зачем обижать телевидение, товарищи? – развел руками Сталин. – У нас там и так хватает козлов, которые фору дадут самым умным. И надо больше игр поглупее. С приличными призами. Только без Диброва и Пельша – они зажрались, начитались классики, а нам нужны законченные идиоты… Но не слишком ли мы спешим? Все же сначала нужно сформировать правительство, ведь кадры решают все.

– Извините, господа, – сказал я. – Но президентом буду я. Предвижу возражения: темное комсомольское прошлое, финансовые махинации, разные там убийства. Но все это перевешивает тюрьма! В России обожают сидельцев. Собственно, все вы, господа, отсидели свое в царских застенках. Все министерства распускаем, рынок все сам расставит по местам, как учил Гайдар. Оставим только Министерство Взаимного Восхищения.

– По-нашему ЧК-ОГПУ! – крякнул Сталин. – Но кого назначить шефом? Познера? Он подходит, но слишком груб и улыбка не дотягивает до Игоря Верника. Депардье? Пропьет всю Лубянку. Киркоров? Очень хорош. В конце концов, пел же Нерон перед сенатом…

– Ерунда! – бросил Ильич. – Тут нужна нежная женская ручка.

– Предлагаю Ксюху – Золотой Лобок России! – сказал я.

– У нас в медиа сплошь талантливые золотые лобки, не суйте вашу кротиху из императорских нор! – возмутились все. – И Ксюх у нас вагон!

– Машу Распутину! – сказал Ленин жестко. – И народу спокойно, и императору приятно, все же отголосок его фамилии. Нет опыта? А у вас, Лев Давидович, был опыт, когда вы Красную армию создавали? А у террориста Бориса Савинкова, убийцы Плеве, был, когда он стал военным министром? Кстати, у Маши революционного и эволюционного опыта побольше для этой работы, чем даже у Железного Феликса. Если думать диалектически, по Гегелю.

– Ну а как же Россия? – спросил я.

– Какая еще там Россия?! – удивился Ильич. – Главное – ввязаться в дгачку! – Подали фазанчиков в перепелином соусе а-ля Семашко, водочку в запотевших графинах.

– Ну а как мы решим насчет говна, товарищи? (Это Коба, конечно.)

– Что ты все со своим говном лезешь? Чего говнишься, говно ты немытое? – взорвался Троцкий.

– А ты своим жидовским ебалом не нюхай! – парировал Сталин. – Да, мы пока говно немытое, но при диктатуре пролетариата и коммунизме каждый трудящийся будет получать свою порцию отлично вымытого говна.

За это и выпили.