XLIX
Было довольно холодно. (Находясь в этом джентльмене, мы в первый раз…
ханс воллман
За такое долгое время.
роджер бевинс iii
Сами продрогли.)
ханс воллман
Он сел, растревоженный и дрожащий, в поисках хоть какого-то утешения.
Он сейчас наверняка должен быть в каком-нибудь счастливом месте. Или нигде.
Подумал джентльмен.
В любом случае больше он не страдает.
В конце страдал ужасно.
(Мучительный кашель дрожь рвота обреченные на неудачу попытки отирать рот трясущейся рукой то как его испуганные глаза ловили мой взгляд, словно спрашивая неужели ты папа и в самом деле ничего не можешь сделать?)
И джентльмен, приняв решение, встал (мы встали вместе с ним) на безлюдной равнине, и закричал во всю силу наших легких.
Потом тишина и сильная усталость.
Теперь все закончилось Он либо в радости, либо нигде.
(Так что же горевать?
Для него все худшее позади.)
Потому что я его так люблю и привык его любить, и эта любовь должна принимать форму хлопот, беспокойства и деяний.
Только вот делать больше нечего.
Высвободиться из этой темноты, насколько в моих силах, остаться полезным, не сойти с ума.
И если думать о нем, то представлять, что он в каком-нибудь светлом месте, свободном от страданий, где он наслаждается новой формой бытия.
Так думал джентльмен.
Задумчиво поглаживая рукой клочок травы.
роджер бевинс iii
