Я скакал в этом джентльмене на нашей маленькой лошадке по этим тихим улицам и не чувствовал себя несчастным. А он – чувствовал. Он оставил жену, подчиняясь своей ночной слабости, ушел. А у них дома еще один больной мальчик. Который тоже может не устоять. И хотя ему сегодня стало лучше, он еще может не устоять. Что угодно может случиться. Как он теперь знал. Но забыл. Он как-то забыл о втором мальчике.

Тэд. Любимый маленький Тэд.

У джентльмена много было забот. Он не хотел жить. Искренне не хотел. Слишком уже тяжело ему сейчас было. Слишком много дел, он не со всеми хорошо справлялся, а если что-то делаешь плохо, то рушится все. Может быть, со временем (убеждал он себя) все выправится, и даже снова станет хорошо. Но он в это не верил. Было трудно. Трудно было ему. Трудно мне. Быть там. Но я все же решил остаться. Уже приближалось утро. Обычно днем мы отдыхали. Нас тянуло в наши раковины, и мы должны были отдыхать там. Сегодня меня туда не тянуло. Но меня клонило в сон. Я задремал и выскользнул из него в лошадь, которая, как я сразу же почувствовал, была само Терпение от головы до копыт и любила этого человека, и никогда прежде не чувствовал я, что овес – возможно, лучшее, что есть в мире, или не алкал так известного голубого покрова. И тогда я поднялся и сел прямо, и полностью вернулся в джентльмена.

И так мы скакали в ночь мимо спящих домов наших соотечественников.

              томас хэвенс