IX
В ранней юности я обнаружил, что у меня есть определенные пристрастия, которые мне казались вполне естественными и даже замечательными, а другим – отцу, матери, братьям, друзьям, учителям, священникам, бабушке и дедушке – они вовсе не представлялись ни естественными, ни замечательными, а напротив: извращенными и постыдными. Это вызывало у меня душевную боль, и я задавался вопросом: не должен ли я отказаться от своих пристрастий, жениться и обречь себя на некоторые, скажем так, жизненные разочарования? Я хотел быть счастливым (думаю, все хотят быть счастливыми) и потому завязал невинную – ну, хорошо, довольно невинную – дружбу с парнишкой из нашей школы. Но мы вскоре поняли, что для нас нет ни малейшей надежды, и потому (пропускаю некоторые подробности, взлеты и падения, новые начала, искренние решения и последующие предательства по отношению к этим решениям, там, в углу… боже мой, каретного сарая и так далее) как-то раз, день или два спустя после особо откровенного разговора, в котором Гилберт заявил о своем решении с завтрашнего дня «жить правильно», я взял мясницкий нож в свою комнату и, нацарапав одну записку родителям (лейтмотивом которой было простите меня), другую ему (я любил, а потому ухожу с чувством состоявшегося человека), я довольно варварски вскрыл себе вены на запястье прямо над фарфоровой ванночкой.
Почувствовав тошноту при виде такого количества неожиданно ярко-красной крови в белой ванночке, я одурело опустился на пол, и в то же время я… мне немного неловко, но позвольте сказать это: я передумал. И только тогда (почти уже на том свете, так сказать) понял я, что все вокруг невыразимо прекрасно и изумительно точно создано для нашего наслаждения. И еще я понял, что чуть не растранжирил чудесный дар, дар, который позволял каждый день блуждать по сему чувственному раю, сему великому рынку, куда любовно поставлялись все самое прекрасное: рои насекомых, танцующих в наклонных лучах августовского солнца, тройка черных лошадей, стоящих на поле голова к голове и по колено в снегу, аромат говяжьего бульона, приносимый ветерком через оранжевеющее окно, открытое в прохладную осень…
роджер бевинс iii
Сэр. Друг.
ханс воллман
Я что… я снова делаю это?
роджер бевинс iii
Делаете.
Вдохните. Все в порядке.
Кажется, наше новое пополнение немного вас тревожит.
ханс воллман
Тысяча извинений, молодой сэр, я только хотел на собственный манер приветствовать вас.
роджер бевинс iii
«При виде такого количества крови» вы, «почувствов тошноту», «одурело опустились на пол» и «передумали».
ханс воллман
Да.
Почувствовав тошноту при виде такого количества неожиданно ярко-красной крови в белой ванночке, я одурело опустился на пол, и в это же время я… мне немного неловко. И в этот же момент я передумал.
Понимая, что единственная моя надежда в том, что меня найдет кто-нибудь из слуг, я с трудом поплелся к лестнице и бросился вниз. А потом сумел добраться до кухни…
Где я и остаюсь.
Жду, когда меня найдут (упокоившись на полу головой к плите, близ перевернутого стула, прижимаясь щекой к апельсиновой кожуре), чтобы меня можно было оживить, поднять, чтобы привести дом в порядок после всего, что я натворил (мама будет недовольна), чтобы я мог выйти в этот прекрасный мир новым и более смелым человеком и начал жить! Буду ли я следовать своей наклонности? Непременно! Со смаком! Почти потеряв все, я теперь освободился от своих страхов, неуверенности и застенчивости. А когда я вернусь к жизни, то собираюсь истово странствовать по земле, вдыхать запахи, чувствовать, любить всех, кто будет встречаться мне на пути; касаться, вкушать, стоять неподвижно подле самого прекрасного в мире, такого, например, как: лягающаяся во сне собака в теневом треугольнике древесной кроны; пирамида из кусочков сахара на столешнице черного дерева, которую поправляют кубик за кубиком по какому-то неведомому чертежу; облако, похожее на овцу над ровным зеленым холмом, над которым на ветру энергично пляшут на веревке цветные рубашки, а внизу, в городе, происходят события фиолетово-голубого дня (муза воплощенной весны), и каждый двор в росистой траве, пронизанной цветами, явно сходит с ума от…
роджер бевинс iii
Друг.
Бевинс.
ханс воллман
У «Бевинса» было несколько наборов глаз Все они стреляли туда-сюда Несколько носов Все шмыгали Его руки (у него имелось несколько пар рук, или его руки действовали настолько быстро, что, казалось, будто их больше, чем на самом деле) двигались то туда, то сюда, брали что-то, подносили к лицу с самым дотошливым
Страшновато
Рассказывая свою историю, он нарастил себе столько дополнительных глаз, носов и рук, что его тело за ними исчезло Глаза, виноградины на лозе Руки ощупывают глаза Носы обнюхивают руки Порезы на всех запястьях
уилли линкольн
Новоприбывший сидел на крыше своего хворь-дома, удивленно глядя на мистера Бевинса.
ханс воллман
Иногда украдкой удивленно поглядывая на вас, сэр. На ваш заметный…
роджер бевинс iii
Ладно, говорить об этом нет нужды…
ханс воллман
Другой человек (тот, на которого упала балка) Совсем голый Член распух до размеров Глаз не мог оторвать
И этот его член покачивался, когда он
Тело как клецка Широкий плоский нос словно овечий…
И в самом деле совсем голый…
Ужасная вмятина в голове Как он может ходить и говорить с такой жуткой
уилли линкольн
И вдруг мы обнаружили, что к нам присоединился преподобный Эверли Томас
ханс воллман
Он прибыл, как прибывает всегда, прихрамывая на бегу, брови высоко подняты, встревоженно оглядывается, волосы стоят торчком, разверстый в ужасе рот образует идеальный круг. Но говорил, как всегда говорит, – с величайшим спокойствием и здравым смыслом.
роджер бевинс iii
Новенький? – спросил преподобный.
Кажется, мы имеем честь обратиться к некоему мистеру Кэрроллу, сказал мистер Бевинс.
Парень лишь недоуменно посмотрел на нас.
ханс воллман
Новенький был мальчиком лет десяти-одиннадцати. Хорошенький мальчонка, он моргал и испуганно оглядывался
преподобный эверли томас
Напоминает рыбу – выброшенная на берег, она лежит неподвижно, настороженно, остро ощущая свою беззащитность.
ханс воллман
Это напомнило мне о моем племяннике, который как-то раз провалился под лед на реке и пришел домой, продрогший до костей. Опасаясь наказания, он боялся войти в дом. Я нашел его – он притулился к двери, чтобы хоть как-то согреться, он был ошарашенный, виноватый, от холода почти лишенный всякой чувствительности.
роджер бевинс iii
Ты явно чувствуешь определенную тягу? – спросил мистер Воллман. Позыв. Идти? Куда-то? Где было бы удобнее?
Я чувствую, что должен подождать, сказал мальчик.
Это кое-что да значит! – сказал мистер Бевинс.
преподобный эверли томас
Ждать чего? – спросил мистер Клецка-Овца.
Моей матери, ответил я. Моего отца. Они сейчас придут. Чтобы забрать меня Мистер Клецка-Овца печально покачал головой Его член тоже закачался Печально
Прийти они могут, сказал многоглазый человек. Но вряд ли они тебя заберут.
Потом они все втроем рассмеялись А руки многоглазого человека принялись хлопать А мистер Клецка-Овца размахивал распухшим членом Даже преподобный смеялся Но хотя он и смеялся, вид у него был испуганный
В любом случае, надолго они не остаются, сказал мистер Клецка-Овца.
Все время будут хотеть поскорее оказаться где-нибудь в другом месте, сказал многоглазый.
Будут думать только о ланче, сказал преподобный.
Скоро настанет весна В рождественские игрушки никто и не играл У меня есть стеклянный солдатик, у которого поворачивается голова Эполеты взаимозаменяются Скоро раскроются бутоны цветов Лоуренс из сарая в саду даст нам всем по чашечке с семенами Я должен подождать сказал я
уилли линкольн
