История третья, в которой выясняется, что помощь опоздала
Скелеты свои
Люди в шелка завернули.
Глядят на цветы.
(Оницура Камидзима)
«Любовь – страшное чувство. Оно заставляет радоваться смерти одной женщины, освободившей место для другой. Я ничтожество, но ничего не могу с этим поделать, просто я давно и безнадежно влюблен».
(Из дневников Кимуры Сораты, май, 2013 г.)
Дом дышал. Он оживал ночью, как хищник в преддверии удачной охоты, ветер нежно шелестел бумагой в перегородках и дергал звонкие колокольчики, загадочно скрипели половицы порожков, журчала вода в саду, и слышался мерный стук содзу.
Сон не шел очень долго. Генри все прислушивался к звукам, сам не зная, что пытаясь уловить. Он слышал каждый звук в доме, легко проникающий сквозь бумажные стены. Но кроме звуков было еще кое-что, что его беспокоило.
– Кто ты? – он резко распахнул глаза, почти как в детстве, когда ночью боишься увидеть склонившееся над тобой чудовище. Над Генри никто не склонялся, но он все равно не мог отделаться от чувства, что в доме не один. На миг даже показалось, будто на створки сёдзи легла размытая тень, но, возможно, это лишь очертания деревьев, тревожимых ночным ветерком. И все же Генри поднялся с неудобного футона, чтобы зажечь свет, однако в последний момент передумал и посидел немного в темноте, собираясь с мыслями и чувствами. Способный видеть, слышать и ощущать духов, он становился совершенно беспомощным, если не мог ни первого, ни второго, ни третьего. Неуловимый призрак в доме Кимуры все время выпадал из его поля зрения, дразнил, оставаясь на периферии.
– Чего ты хочешь? – тихо спросил Генри. – Если не навредить, то тогда что?
Вместо ответа по комнате пронесся ледяной порыв ветра, и на полу остались лежать белые лепестки траурных лилий. Но спустя пару секунд исчезли и они.
Всю оставшуюся ночь Генри мучили кошмары, а как настало утро, он и не заметил. Его разбудил легкий шелест. Спросонья, не понимая еще его источник, Генри попытался натянуть на себя одеяло, но не обнаружил его. Пришлось все же открыть глаза, благо в этом немало помог дивный аромат яичницы с беконом.
– Доброе утро, Генри, – Сората жестом велел растерянной служанке уйти и вошел в комнату. В руках он держал поднос с едой и свежевыжатым апельсиновым соком. – Прости, что без чая, не держу дома черного, а зеленый, насколько я помню, тебе не по вкусу.
Он с обескураживающей бесцеремонностью прошел мимо и опустил поднос на низкий столик в углу. В это время Генри отыскал одеяло – оно уползло на пол и частично запуталось в ногах, впрочем, нужда в нем все равно отпала, поскольку Аями скрылась в коридоре и деликатно задвинула за собой дверь.
– Доброе, – он взглянул на часы, – но раннее. Что-то случилось?
Сората и прежде на памяти Генри поднимался с восходом солнца, но сейчас и оно, кажется, только-только собиралось просыпаться. Кимура не спешил поворачиваться к Генри лицом, а когда сделал это, на нем играла вежливая, но совершенно отстраненная улыбка.
– Ничего. Я собираюсь кое-куда съездить, и ты поедешь со мной. Так что одевайся и завтракай. Я буду ждать тебя в холле.
Он собрался выйти, но Макалистер успел схватить его за руку.
– Постой! Куда ты хочешь меня отвезти? И почему так рано?
Сората не пытался вырваться, но и отвечать тоже.
– Аями приберет в комнате, так что об этом не беспокойся.
Генри опешил от резкой смены темы, и Сората воспользовался этим, чтобы освободить запястье.
– Я не попытаюсь сбежать или отвезти тебя в аэропорт, если ты этого боишься, – ровно произнес он, опуская глаза. – Ты помнишь, что я вчера сказал? Если да, то наберись терпения. И поешь, пока не остыло. Я лично готовил, специально для тебя. Все как ты любишь, яичница с беконом, горячие тосты с джемом.
Под конец в его голосе проскользнула хотя бы тень эмоций, и Генри нехотя отступился:
– Хорошо.
Он проводил Кимуру взглядом и раздраженно взъерошил волосы. Ночная тревога снова вернулась, если вообще уходила – может, он ошибся, и опасность исходила именно от сегодняшнего ночного гостя? Подумав, Генри отбросил эту версию. Интуиция молчала, и пока ничто не предвещало беды.
Одежду свою Генри обнаружил отглаженной и аккуратно развешанной в стенном шкафу, а он даже не заметил, кто и когда успел это сделать. Он наскоро позавтракал и покинул японскую половину дома. Сората уже ждал его, как и обещал, и это немного успокоило Макалистера, однако выражение лица Сораты ему совершенно не понравилось.
– Так куда мы поедем? – он постарался отогнать тревогу прочь, но скорбный вид Кимуры навевал воспоминания о ночных видениях.
– Иди за мной, пожалуйста, – он вышел из дома и широким шагом направился к гаражу, Генри не сразу поспел за ним, а, догнав, не решился снова задавать вопросы, все равно это бесполезно, а ждать он научился.
Оказавшись внутри, Генри остановился, осматривая ряд разномастных, но одинаково дорогих автомобилей. Их оказалось не меньше пяти и вряд ли они все принадлежали Сорате.
– Хочешь угадать, какая из них моя? – предположил Кимура, остановившись рядом и запрокинув голову, чтобы видеть его реакцию. Генри только хмыкнул:
– Тут и гадать нечего. Вот этот белый холодильник вполне в твоем духе. Но при твоей… миниатюрности, я бы предложил поменять его на что-то спортивное, – и добавил насмешливо, – Круто будешь смотреться.
На миг он вспомнил их привычные пикировки в «Дзюсан» и улыбнулся искренне, но Сората его игру не поддержал, оставаясь таким же пресным.
– Я и так круто смотрюсь, – он пожал плечами и щелкнул брелоком сигнализации. Фары белого «субару» приветливо моргнули, подтвердив предположение Генри, вот только радости это совсем не принесло. Напротив, в груди снова болезненно защемило. Сората, всегда верный своим принципам и убеждениям, мог стать лишь очередным образом в его памяти. Невозможно перестать об этом думать.
– А водить-то ты умеешь? – Генри осторожно забрался в пассажирское кресло, боясь даже пальцем коснуться идеально чистой отполированной поверхности. Автомобиль блестел стеклами и буквально обволакивал бархатом матовых поверхностей, таких идеальных, будто авто только что выкатили из салона. Словно на нем никто и никогда еще не ездил, и это не внушало доверия. Взгляд зацепился за нелепую разукрашенную игрушку на приборной панели – бочкообразная гейша с мерно качающейся на пружине головой. Неприятная вещица и совершенно не подходила этой машине.
Сората повернул ключ зажигания, весело замигали лампочки на панели, а через секунду, повинуясь неведомому приказу, открылись автоматические двери гаража.
– Издеваешься? – Кимура покосился в его сторону, и в глазах мелькнуло что-то нехорошее, похожее на обиду. – Между прочим, ты в невыгодном положении. Сейчас я заблокирую двери, и ты будешь полностью в моей власти.
Он что-то сделал – Генри не успел разобрать – и дверные замки щелкнули. Генри вздрогнул. Еще пару лет назад он попытался бы вывернуть последнюю фразу наизнанку, чтобы разрядить обстановку. Сегодня, почему-то, так не получалось.
– Неудачная шутка.
– А это не шутка, – мрачно отозвался Сората, выруливая из ворот прямо на дорогу. Он был напряжен, будто чувствовал себя неуверенно, и Генри решил не подливать масла в огонь. Возможно, Сората и впрямь не часто сам садился за руль.
Они миновали набережную и поехали невероятно узкими улочками. За окном проплывали миниатюрные домики с парковками для велосипедов, глухие заборы с выглядывающими из-за них коньками крыш, блестящие таблички с именами жильцов. Вскоре Генри перестал отличать их друг от друга, даже когда они повернули в более современный район со стеклянными многоэтажками и несколькими полосами движения, он не заметил разницы.
Сората заметно расслабился и больше не сжимал оплетку руля до побелевших костяшек пальцев. Один раз даже заметил на себе взгляд Генри и коротко улыбнулся.
Генри снова решил попытать счастья и поинтересоваться, куда же они все-таки едут, но Кимура вдруг остановился.
– Сейчас вернусь, – предупредил он и вышел из машины. Генри проследил, как тот зашел в небольшой магазинчик, снаружи заставленный вазонами и горшками с немыслимым разнообразием цветов. Вернулся он с букетом белых хризантем.
– Так куда же мы все-таки едем? – не утерпел Генри, когда они вновь тронулись с места. На секунду ему померещилось, что какая-то мутная тень промелькнула за окном и растаяла в отражении проплывающей мимо витрины.
– Тебе там понравится, – заверил его Сората. – Местечко в твоем духе.
– А шутка – в твоем. Полагаю, ты имеешь в виду кладбище.
– А ты все такой же предсказуемый.
Они снова замолчали. Если это и была шутка, то совершенно не смешная.
– Ты хотел мне что-то рассказать, – осторожно напомнил Генри, желая увести разговор в другую сторону. Небо хмурилось, солнце так и не успело толком выйти из-за горизонта, как его уже затянуло тучами. Отчего-то казалось, что это дурной знак.
– Я очень много хочу тебе рассказать, Генри, – в голосе Сораты засквозила тоска, но даже в ней улавливалась капелька теплоты. – Действительно много. Слишком долго я держал все в себе. Знаешь, я очень часто разговаривал с тобой.
Он повернулся к Генри – взгляд скользнул по лицу – и Сората снова вернул внимание дороге. Только нижнюю губу закусил:
– Делился проблемами, спрашивал совета. Я так и не научился доверять людям, понимаешь?
Генри глубоко вздохнул. Он так боялся пропустить хоть одно слово, что не заметил, как перестал дышать.
– Мне нужен был ты. Мне нужен был… – Сората замешкался на секунду, – «Дзюсан».
– Ты болен.
– Очень давно.
– Сора…
– Давай без нравоучений, – оборвал его Кимура и свернул в узкий переулок. Справа, как грибы, теснились маленькие домики, слева возвышался небольшой холмик, забранный металлической сеткой. – Все, кроме меня знают, как я должен жить. А просто взять и поверить в меня настолько сложно?
Машина дернулась и резко встала, прижавшись одной стороной к каменному ограждению. Генри качнуло вперед, и на секунду он даже испугался. Заснеженные холмы лишь с виду безмолвны и спокойны, но иногда с них сходят лавины. Генри боялся, как бы его не погребло под одной из них.
– Приехали, – сухо сказал Кимура, глуша мотор, и откинулся на спинку сидения. Он словно избегал смотреть на Генри, и тот снова удержал себя от желания заговорить. Генри выглянул в окно, соотнося расстояние с возможностью выйти из машины без приключений, и протянул руку к дверной ручке, но Сората дернулся и схватил его за локоть.
– Все нормально, – Генри улыбнулся, похлопал друга по руке и выскользнул наружу. Потом наклонился и, упираясь руками в крышу, добавил: – Мне уже не терпится узнать, куда мы приехали.
Не хотелось в очередной раз выслушивать извинения, тем более что ему самому неплохо было бы за многое извиниться. Впрочем, Сората сам нарывался, и Генри слегка удивился растущему в груди раздражению.
Сората помешкал, видимо собирался с духом, и вышел следом, прихватив цветы.
Через несколько метров впереди показалась каменная лестница, ведущая на холм. Они поднялись на небольшую площадку, и Генри опешил.
– Ты шутишь, – воскликнул он. От площадки, мимо небольшой приветственной таблички, вела еще одна лестница. Но даже отсюда хорошо просматривались возвышающиеся плиты, а в лицо дохнуло могильным холодом.
– Это ты не воспринимаешь меня всерьез, – Сората обогнул Генри и поднялся на верхний ярус. Кладбище оказалось небольшим, почти домашним, выложенные камнем дорожки проходили мимо рядов одинаковых серых памятников, идеально чистых и ухоженных. На многих из них, помимо имен были выгравированы напутствия или что-то еще – Генри все еще плохо читал по-японски. Сората дошел почти до самого конца и остановился у невзрачной плиты, на которой значилось одно лишь имя.
У Генри не нашлось слов, а Сората их и не ждал. Он поставил в вазу привезенные цветы, а Генри не сводил взгляда с его рук, движущихся плавно, как в национальных японских танцах, что доводилось видеть по телевизору. Слишком нереально, так же как и сложившая ситуация. Все это мрачное действо было окутано сероватой дымкой моросящего дождя, придавая пейзажу безжизненность и тоску черно-белой фотографии.
Чего хотел добиться Сората, привезя его на могилу Сакураи Кику, женщины, на чьих руках оказалось слишком много крови? Покаяться в чем-то? Или обвинить?
– Мне удалось добиться разрешения похоронить ее здесь, – начал Кимура, зажигая благовония. Генри заметно напрягся, не зная, что можно сказать, кроме банальных, никому не нужных фраз. И уж точно не нужных Сорате. – Это было непросто, к тому же я так и не смог найти ее родных. Может, это даже не ее настоящее имя.
– Прости. Она вся была… ненастоящая, – выдавил Генри. Кику умерла больше двух лет назад, а он снова ощутил, как ее тень возникла между ними.
– Она любила хризантемы, – Сората закрыл глаза и сложил ладони вместе, будто в молитве. Скорей всего так оно и было. – По вечерам она гуляла в саду, а после всегда пила жасминовый чай и отказывалась от сладкого, но по особенным дням просила приготовить для нее вагаси. Она любила греть руки, забираясь ко мне под футболку, боялась жуков и очень злилась, когда я пропускал ужин. Думаешь, я могу считать ее ненастоящей?
Сората поднес сложенные руки к губам, тяжело вздохнул и открыл глаза.
– Она собиралась принести тебя в жертву, – мягко напомнил Генри, чувствуя, как раздражение внутри растет, и скоро он просто не будет в силах его сдерживать.
– Она была верна своей цели.
– Из-за нее погиб Сэм.
– У нее не было выбора.
– Да она… Да ты спятил! Ты знаешь это?
– Спятил? – Сората улыбнулся, но было в этой улыбке что-то безумное. Генри поежился. – Не у тебя одного есть призраки, Генри. Только у тебя это привидения, а у меня – упущенные возможности. Я постоянно об этом думаю. О том, как сложилась бы моя судьба, будь я решительней. Если бы не плыл, повинуясь течению. Думаешь, я ничего не понимал? Когда Кику появилась в «Дзюсан», я сразу понял, что что-то не так. В этом месте не могло быть случайных встреч, договор исключал такие возможности, но «повезло» только мне. Я подозревал что-то, но мне было комфортней делать вид, что ничего страшного не происходит. К тому же я ее любил, хоть ты в это и не веришь. И если бы я что-то предпринял, она могла бы остаться жива.
– Она была причастна ко всему происходящему в «Дзюсан», – нетерпеливо возразил Генри. За прошедшие годы он так и не смог простить ее, пусть она и помогла спасти Сорату в самый последний момент. Ничто не могло оправдать ее. И самое неприятное – Генри радовался этому обстоятельству, любить эту женщину в его планы не входило. Поэтому он намеренно жестко продолжил, – Даже если бы она выжила, пошла бы как соучастница, а так как Дикрайн сбежал, всех собак повесили бы на нее. Не самая завидная судьба для женщины, не находишь? Вам с самого начала не суждено было быть вместе.
Морось прекратилась, но лицо Сораты оставалось все таким же серым и размытым. Генри моргнул, сгоняя мутную пелену перед глазами.
– И все-таки ты очень жесток, Генри, – с горечью произнес Сората. – Я думал об этом много и придумал около тринадцати способов спасти ее от суда. Но все бессмысленно. Слишком поздно, прошлого не исправить.
Генри боролся с жалостью, но сердце буквально истекало кровью при виде мучений Сораты. Он истязал сам себя, старательно и методично, шаг за шагом, день за днем доводя себя до предела мыслями о былом. Но… разве Генри не делал то же самое?
– Ты можешь изменить будущее, – сказал он. – Еще не поздно взять себя в руки и перестать плыть по течению. Твоя судьба в твоих руках, и я прилетел, чтобы тебе помочь. Я не оставлю тебя теперь одного, Сора! Уверен, она бы тоже не хотела, чтобы ты корил себя всю оставшуюся жизнь.
– Я и не собираюсь. Я уже все решил, – что-то в его голосе Генри не понравилось. Ответь мне, Генри. Только честно, – Сората повернулся к нему и посмотрел в глаза.
Генри замер, с замиранием сердца ожидая вопроса, легкое зудение под лопаткой предвещало неприятности. Воздух стал тяжелым, как бывает перед грозой, по надгробной плите ударила первая тяжелая капля.
– Ты… хотел бы туда вернуться? Вместе со мной?
– Поясни, – хмуро отозвался Генри, хотя объяснения ему были не нужны. Он и так понял, о чем речь, и это ему совсем не понравилось. Настолько, что даже напугало.
– В «Дзюсан». Мне очень его не хватает.
– Ты бредишь.
– Нет, Генри! – воскликнул Сората. – Я совершенно серьезен! То, чем я занимаюсь, это все не мое. Постоянные подсчеты, расчеты, встречи с не всегда приятными людьми, поставщики, бизнес-планы… Разве роль школьного повара не подходит мне больше?
– Я не понимаю, к чему ты ведешь, Сора, – снова соврал Генри.
– Я купил Синтар.
Земля едва не ушла из-под ног, Генри пошатнулся, случайно хватаясь за одно из надгробий, и его словно молния пронзила. Внутри стало холодно, а кожу обожгло тысячей иголок, и это был не вновь начинающийся дождь. За спиной Сораты мелькнула тень.
– Ты… Что сделал?
– Купил остров. Он теперь мой, Генри, – с восторгом ребенка, получившего радиоуправляемый вертолет, ответил Сората. – Я могу делать с ним все, что угодно.
Генри неожиданно все понял. Предупреждения, мертвые медиумы… Синтар. Опасность, угрожающая Сорате – это Синтар.
– Я тебе говорил уже, что ты спятил? – он нервно ткнул в Сорату пальцем. – Так вот, мой друг. Ты окончательно и бесповоротно сбрендил!
– Я даже слова такого не знаю.
– Ты идиот! – взревел Генри, теряя последние крупицы самообладания. – Я столько сил и времени потратил! А все зачем? Чтобы ты сам себя угробил?
– Не кричи. Мы все-таки на кладбище.
Сората с непониманием посмотрел на него, и до Генри дошло, что он так и не объяснил истинных причин своего приезда.
– Извини. Давай поговорим в другом месте, – предложил Генри. Дождь усилился, серые камни кругом потемнели, и в воздухе запахло прибитой пылью и испарениями от горячих камней. Сората кивнул, смахивая с волос влагу, и посмотрел на Генри отсутствующим взглядом, так смотрят люди, не находящие понимания со стороны близких. Еще совсем недавно на него так смотрела Кейт.
До машины они добрались в молчании. Дождь к тому времени совсем разошелся, и тонкую рубашку Генри можно было смело выжимать, Сората же был похож на промокшего галчонка. В машине он сразу же включил печку – не смотря на жаркую погоду, дождь оказался холодным, совсем осенним.
– Я все еще не могу поверить, – Генри уже не злился, вода охладила его пыл. – Зачем тебе остров, Сора?
– Хочу открыть там приют.
Макалистер снова начал закипать.
– Но этого нельзя делать! Ты забыл, что там происходило? Что там случилось с Филлис? Скажи, как тебе в голову пришло привозить детей в такое место? – тут Генри замолчал. – Или не тебе? Сората, что на самом деле с тобой творится?
– Не понимаю, о чем ты. Мой проект одобрило и частично финансировало государство. Остров исследован вдоль и поперек специалистами, начиная от санитарных служб, заканчивая экзорцистами. Никаких странностей не обнаружено. Если там что-то и было, оно ушло, Генри.
Генри отвернулся, пытаясь осознать услышанное, а Сората продолжал:
– Ты думаешь, мной кто-то управляет? Но я отдаю себе отчет… И мне действительно его не хватает. Словно там осталась часть меня. Очень немалая часть.
– Этого я и боялся, – выдохнул Генри и откинулся на спинку пассажирского кресла. – Год назад умер первый мужчина из тех, что я нашел, до этого с ним что-то случилось на острове. Я видел что-то, не знаю, что, но оно было рядом с последней жертвой. Дикрайн заигрывал со злом. Я чувствую надвигающуюся бурю, Сората. Тебе нельзя приближаться к Синтару. Забудь об Академии, ее больше нет, а земля, на которой она стояла, пропитана кровью. Ты можешь отказаться от своей бредовой затеи?
Под конец Генри почти умолял.
– Боюсь, уже поздно, – Сората покачал головой. – Проект одобрен и запущен, скоро завершится реконструкция здания, и если не будет найдено доказательство, что остров опасен, через год приют откроется. Только не уверен, что сверху кого-то будет волновать эта, прости, потусторонняя дурь.
– Это не дурь! Чем, по-твоему, вызвано твое недомогание? Мнение врача мне известно, но мне интересно твое.
Генри так пристально всматривался в глаза Кимуры, что не сразу заметил тень, нависшую над ним. Но стоило поднять взгляд, как видение исчезло, но осталось ощущение чужого злого присутствия.
– Это не мои слова, – неожиданно смутился Сората и отвел взгляд, лицо его резко утратило краски. – Я не знаю, что происходит.
– Зато я знаю! – Генри взмахнул рукой, неловко сшибая с передней панели игрушку. Сората испуганно вжался в кресло и неожиданно обмяк. – Сора! Сора, что с тобой?
Он потрогал его вмиг охладевшие щеки и почувствовал, как внутри все переворачивается: от почти первобытного страха до угрызений совести за свою несдержанность. Только он точно знал, что его вспыльчивость была тут совершенно не причем.
– Господи, Сората, что же делать? – беспомощно пробормотал Генри, но помощи ждать было неоткуда. Тяжелая безликая тень снова нависла над телом Сораты, и Генри, повинуясь порыву, обхватил Сорату руками и импульсивно прижал к груди, насколько позволял ремень безопасности. – Я не отдам его тебе, слышишь? Кем бы ты ни был, я не позволю причинить ему вред!
Воздух всколыхнулся, и тень развеялась, словно передумала нападать. Генри расслабленно выдохнул, прижимаясь щекой к шелковым гладким волосам, и сильнее сжал плечи Сораты. Со стороны вдруг раздался короткий механический смешок. Игрушка, тоненько то ли хихикая, то ли плача, поднялась с пола и встала на свое место, только круглая головка подрагивала в ритм звукам.
По телу у Генри побежали мурашки. Это не просто призрак, это нечто несоизмеримо большее. Но уже секунду спустя чужое присутствие исчезло окончательно, Сората вздрогнул и шумно втянул ртом воздух.
– Генри, – прошептал он, вяло пытаясь отстраниться. Генри дернулся и дрожащими руками вернул Сорату на его сиденье.
– Как ты? – Он озабоченно склонился над ним, отмечая посвежевшие щеки и возвращающийся в глаза блеск. Кимура запрокинул голову и глубоко вздохнул. За этими переживаниями Генри и не заметил, как перестала плакать кокэси.
– Я же не должен врать, да? Как себя чувствуют люди, когда теряют сознание? Полагаю – никак.
Сората пытался хохмить, а значит, все было лучше, чем могло.
– Нам надо вернуться домой. Где твой телефон? Давай позвоним Масамуне и попросим его тебя забрать?
– Нет! – излишне импульсивно встрепенулся Сората. – Только не Масамуне.
– Почему же?
– Представляешь, что будет, если он узнает? Нет, ни в коем случае… Только не ему.
Сората вытащил телефон и быстро набрал номер, и уже спустя несколько секунд пояснил:
– Я позвонил своему водителю. Он подъедет на такси и отвезет нас домой.
– Не очень доверительные у тебя отношения с личным секретарем, – заметил Генри, как бы между прочим.
– Он слишком сильно обо мне печется.
– Почему-то я его понимаю. Стоит упустить тебя из вида на пару лет, а ты уже острова покупаешь.
Генри помолчал с минуту и добавил:
– Но врачу сказать придется, я полагаю. Какова бы ни была причина твоих обмороков, тело от этого страдает. Я не слишком доверяю врачам, но, боюсь, это необходимо.
Сората обреченно кивнул. Похоже было, что постоянный присмотр врача его утомил. После продолжительного молчания, когда вдалеке показалась желтая точка такси, он негромко произнес:
– Я сказал, что ничего не чувствовал без сознания. Но это не так. Когда ты обнял меня, я почувствовал тепло.
Генри очень захотелось перевести все в шутку, но язык не повернулся. Никому бы от этого не стало легче.
Через пару минут Сорату пересадили на заднее сидение, а Генри всю дорогу до дома Кимуры пытался убедить себя, что ошибается в своих догадках. Но, кажется, он уже знал, кто шутит над ними обоими, и неведомое зло острова Синтар виновно в этом лишь отчасти.
К Сорате не пускали до самого вечера, никто, кроме верного Масамуне и доктора, не мог попасть в его апартаменты в японской половине дома. Генри с Хибики оставалось только узнавать новости через служанок.
– Что вы ему сказали?
Хибики сидел поперек кресла, перекинув ноги через подлокотник, и листал книгу. Видимо, ему надоело следить за метаниями Генри, и он решил заговорить с ним.
– Ничего такого! – возмутился было Генри, но тут же сник. – Мы говорили о Кику.
Хибики поджал губы:
– Неудачная тема.
– Он первым ее поднял, привезя меня на кладбище.
Наблюдая перемены в лице Курихары, Генри догадался, что тема Кику неудачна не только в отношении Сораты. Приближалось время ужина, гостиная, где они расположились, была недалеко от столовой, и иногда до них доносились звуки шагов и звон посуды.
– Я понимаю вашу ревность и вашу обиду, – негромко сказал Хибики и отложил книгу. – Когда ты выбираешь человека, а он выбирает тебя, третий воспринимается как помеха. Он угроза вашему маленькому мирку. Но вам стоит смириться, иначе вы не дадите Сорате дышать. Будьте рядом, но не заслоняйте собой свет, даже если он сам вас об этом попросит.
Иногда Курихара выдавал такие мысли, понять которые Генри удавалось не сразу. На чем основывался он, говоря все это? Ему едва исполнилось девятнадцать, а его суждения заставляют задуматься взрослого мужчину. И Генри верил ему, даже если не до конца пока понимал.
За всеми этими событиями Генри совершенно забыл про Кейт, а она позвонила ему сразу после ужина, и тон ее Генри сразу не понравился.
– Генри, возвращайся, – безапелляционно потребовала она. – Твое место дома, рядом со мной.
«Когда ты выбираешь человека, а он выбирает тебя, третий воспринимается как помеха», – вспомнилось ему тогда. Он полагал, что речь о Кику, а вот Кейт упустил из виду. Выходит, она для него… помеха?
– Я не могу, – просто ответил он. – Здесь я тоже нужен, понимаешь? Это важно для меня.
– Ты больше меня не любишь?
Вопрос застал Генри врасплох. Он сильно сжал телефон в руке, но не решился нажать на отбой. Это было бы нечестно по отношению к Кейт.
– Причем здесь это? Кейт, мне казалось, мы давно прояснили этот вопрос. «Дзюсан» никогда меня не оставит.
– «Дзюсан» ли? – в ее голосе сквозила презрительная горечь. – Не обманывай сам себя. Ты зависим. И это самый худший вид зависимости – зависимость от человека.
Она сама прервала связь. Короткие гудки будто вышвырнули Генри в реальность.
Он покинул комнату и в коридоре столкнулся с Аями.
– Где Сората?
– Господина вызвали в главный офис компании, – с поклоном ответила она. Не стоило даже спрашивать, как он при этом себя чувствовал. Кимура отправился бы на работу даже с того света.
– А Хибики?
– После ужина молодой господин гуляет в саду. Это традиция.
Генри было все равно, с кем, лишь бы поговорить. Он ощущал, как внутри него все меняется, перестраивается. И не только внутри. Рушился и возрождался заново его тот самый «маленький мирок».
Скоро должно было стемнеть, но пока сад был окрашен всеми оттенками зеленого и коричневого. Приближающаяся осень холодила воздух, и Макалистер зябко поежился. Ему нужно было посовещаться с ним, поделиться своим решением. Он не знал, как ему быть дальше. После звонка Кейт он понял, что время не бесконечно, особенно, когда дело касается их с Соратой. К тому же, было еще кое-что, о чем бы он хотел пообщаться с Хибики.
Тропа круто извернулась под ногами и исчезла с глаз. Макалистер свернул следом за ней и, пройдя сквозь низко свисающие тонкие ветви, оказался перед небольшим строением, находящимся, в сравнении с остальными, в заметном запустении. Квадратные, забранные решетками, окна смотрели на пришельца будто с подозрением, и Генри ощутил стойкое желание уйти отсюда. Но скрипнули давно не смазанные петли.
– Кто здесь? – позвал Генри, не особо надеясь на ответ. Порыв ветра сорвал с пышных кустов магнолий листья и бросил Генри в лицо, он вытянул руку и на ладони остались сухие лепестки белых лилий. Генри сжал их в кулаке, а когда разжал пальцы, в них ничего не осталось.
– Играть со мной вздумал? – тихо прорычал Макалистер и тряхнул головой. – Черта с два ты меня напугаешь своими тупыми розыгрышами.
Он решительно направился к сараю и отворил рассохшуюся дверь.
В лицо тут же пахнуло застоявшимся воздухом с характерным запахом плесени и пыли. Здесь очень давно никого не было. Макалистер оглядел старый садовый инвентарь, разложенный как попало, будто в спешке, а пройдя пару шагов, он ударился ногой и валяющееся на боку жестяное ведро. В абсолютной тишине раздался неприятный грохот. Однако это несчастное ведро, возможно, спасло ему жизнь, потому что прямо за ним в полу чернел прямоугольник открытого люка, и упади Генри в него по неосторожности, мог бы переломать кости.
Генри присел на корточки возле отверстия в полу. Миазмы сырости и земли вызывали в памяти не самые приятные ассоциации, лезть туда совершенно не хотелось, но Генри чувствовал взгляд в затылок, леденящий и пристальный. Было ли это подсказкой или ловушкой, узнать об этом можно было, лишь спустившись в подвал. Он включил фонарик на телефоне и попытался сверху оглядеть пространство под сараем, однако кроме грубых досок пола ничего не разглядел. Вздохнул, поставил ногу на верхнюю ступеньку лестницы, шаткой и весьма опасной на вид, и вдруг с ужасающей четкостью понял, что все-таки попался на удочку. Легкий, почти невесомый толчок в грудь, и пальцы предательски соскальзывают. Короткий миг падения, и Генри спиной приземлился на грубый жесткий пол. Телефон отлетел в сторону и погас. Люк захлопнулся.
Когда стало абсолютно темно, Генри замер на полу, не решаясь подняться. Тьма давила на него со всех сторон, сырые запахи старого подвала, сочащийся из-под грубо сколоченных досок запах земли настойчиво лезли в нос и заполняли собой легкие. Генри стало нечем дышать, к горлу подкатила тошнота, вызванная приступом паники. Он вспотел, кровь билась в ушах барабанной дробью. Только не снова… Он не хотел здесь находиться, только не один. Не в темноте. Зрение отчаянно пыталось адаптироваться, но не могло справиться с полным отсутствием источников света. Генри прижал ладонь ко рту, борясь с тошнотой. Глупая шалость неведомого призрака вдруг в одночасье обернулась кошмаром. Словно кто-то точно знал, чем можно напугать Макалистера, всколыхнуть в нем почти животный, отнимающий способность мыслить ужас. И, черт побери, у него это получилось.
Раз, два, три – на меня посмотри.
Она смотрела на него из темноты. Ее глаза – бесцветные, блеклые, с закручивающимися в глубине водоворотами, свинцово-серыми, как зимнее море – вернулись из далекого прошлого, из прошлого, которые хотелось, но не получалось забыть. Его первый призрак.
Четыре, пять – давай-ка играть?
С тех пор с ним больше не хотели играть соседские дети. Мальчишки дразнили, но всегда издалека, а их матери шептали ему вслед древние молитвы, отгоняющие злых духов. Только настоящих духов они отогнать не могли, и когда одноклассница Генри упала с обрыва, нашелся человек, который сказал: «Это он виноват». Он во всем виноват…
Шесть, семь, восемь – мы все просим.
Их становилось все больше. Мертвых всегда было больше, чем живых, они искали Генри, потому что хотели покоя, которого он не мог им дать. Он мог просто говорить с ними, а они чаще всего даже не могли ему ответить, только возникали на пути и провожали его спину слепыми взглядами. Генри отчего-то был уверен, что все они слепы.
Девять, десять – кого из нас повесят?
Джон Дэвис болтался в петле, когда Генри, горящий надеждой, нашел его на втором этаже маленькой гостиницы на дороге из Ковентри в Дерби. Его ноги в грязно-белых носках плавно покачивались, веревка поскрипывала, мерно гудел включенный кондиционер. Все, что знал Генри, это имя, фамилия и то, что Джон Дэвис вернулся с острова Синтар неделю назад. Что он там видел, что пережил? Почему в электронном письме на вопросы Генри он ответил: «Остров уже выбрал жертву»?
Кого выбрал остров?
Сорату?
Генри барахтался в своем собственном помутненном сознании и никак не мог отыскать выхода. Это уже была не просто паника или приступ клаустрофобии. Нет, это было нечто большее. Он ощущал себя в капкане. Генри попытался отыскать телефон, но тот словно испарился. Короткие ногти царапали грубую древесину, под них набивались щепки. Кроме того становилось все холоднее, кожа, разгоряченная и влажная, быстро остыла и покрылась мурашками. Генри сел на колени и уперся руками в пол. Его трясло.
– Кто-нибудь…
Он уже и забыл, как это страшно, оказаться одному, без выхода, без света, без надежды на спасение. Так мало людей знало об этом его страхе. Никто не станет искать его здесь, а земляные стены заглушат крики. Рука метнулась к горлу, царапая кожу…
– Ты тут, Генри? Генри, отзовись, пожалуйста!
В подвал хлынул свет из открытого люка, хотя, пожалуй, это было преувеличением. И все же для Генри этот светло-серый прямоугольник над головой был настоящим райским светом.
– Я здесь! – крикнул он и порывисто вскочил. И только теперь заметил, как щипало свежие царапины и гудела при движении голова.
– Слава Богу! – в люке показалась голова Сораты. – Фу, кошмар. Что ты тут забыл, Генри? Я с ног сбился, пока тебя разыскивал.
Он протянул руку, и Генри с благодарностью за нее ухватился скользкой от крови ладонью. Выбравшись из сарая, он все-таки не выдержал и рухнул на колени, жадно втягивая ртом прохладный вечерний воздух. Казалось, он спал и вот, наконец, проснулся.
Сората опустился на траву рядом:
– Генри, – его рука легла ему на плечо. – Генри, взгляни на меня. Что с тобой произошло?
Генри покачал головой, не поднимая лица. По щекам катились слезы.
– Пожалуйста, Генри, – Сората придвинулся ближе, сильнее сжимая плечо. – Когда ты молчишь, мне страшно.
В его голосе звучало неподдельное участие, и Макалистер шмыгнул носом. Когда он поднял взгляд с земли, перед ним мелькнули белые мужские кроссовки. Видение было таким четким, что удалось разглядеть даже логотип фирмы.
– Генри?
Макалистер повернулся к Сорате, не стесняясь показаться тому жалким. В конце концов, он уже видел его таким.
– Все в порядке. Правда.
– И ты поэтому плачешь?
Генри не нашелся с ответом, и Сората грустно улыбнулся:
– Ты заставляешь меня чувствовать себя неловко, как будто я тебя обидел. Впрочем, возможно это и впрямь так. Прости.
– Мое падение никак не связано с… – Генри постарался сгладить фразу, – утренней поездкой. И тебе не за что извинятся. На самом деле это я перегнул палку, следовало брать во внимание и твои чувства тоже. Твои чувства к ней.
Сората помрачнел. Его пальцы слишком больно стиснули плечо Генри.
– Давай больше никогда не заговорим с тобой на эту тему? Она причиняет боль нам обоим, а я не хочу делать тебе больно.
– Иногда это необходимо. Опускает с небес на землю.
Их взгляды пересеклись, и Сората первым отвел глаза, однако перед этим в них блеснул тщательно подавляемый испуг.
– Что такое? – мигом отреагировал Генри, и Сората уронил голову ему на плечо. Это не было тем, к чему Генри привык. – Эй, Сора? Сора?
Кимура медленно поднял голову и посмотрел на Макалистера затуманенным, чужим, взглядом.
– Кажется… я немного… устал.
Он смертельно побледнел, и Генри вовремя подхватил падающее на него тело.
