Глава 2. Ручное сверление

Меня с детства завораживают размышления о хрупком равновесии в природе и нашем месте в нем. Я с удовольствием учился в начальной школе, но в старших классах начал терять интерес к урокам, мой взгляд становился стеклянным, когда я начинал грезить наяву, мечтая о новых приключениях. Домашнее задание лежало невыполненным, а я все больше времени проводил, бродя по окрестным лесам и полям, оттачивая свои навыки и пополняя запас знаний. Когда мне исполнилось четырнадцать, родители позволили мне оставить школу, и я перешел на домашнее обучение. В итоге я сдал только два экзамена GCSE (Сертификат о среднем образовании) – по английскому и математике. Успехи в учебе мало значили для меня: я знал, что моя стихия – Великая Природа.

Тогда моим любимым учебником была книга Рея Мирса «Сущность бушкрафта» (Essential Bushkraft) о выживании в дикой природе. Книжка с загнутыми уголками страниц занимала почетное место на моей полке и часто отправлялась со мной в походы. Я воистину восхищался Реем и прочитал все, что смог найти, о главной британской школе выживания в условиях дикой природы «Вудлор», которую Рей Мирс основал в 1983 году. Там он обучал небольшие группы студентов, которым передавал накопленные знания и опыт, приобретенный за много лет странствий. Я мечтал попасть на один из его базовых курсов, где обучали основам бушкрафта – основным навыкам и знаниям, необходимым для выживания в дикой природе. Родители записали меня на курс для подростков, но я приехал на одну из презентаций книг Рея, где он раздавал автографы, и сумел убедить даму, которая вела там же запись на курсы, внести меня в список участников шестидневной программы для взрослых, несмотря на то что мне было тогда только шестнадцать лет.

Занятия доставили мне огромное удовольствие. И хотя многое из того, чему обучали в школе Мирса, мне было уже известно, я все же узнал немало нового. Самым важным было то, что я наконец познакомился с людьми, которые говорили со мной на одном языке. Это были люди, которые, как и я, чувствовали себя в лесу и вообще на природе как дома. Мне все больше и больше нравилось видеть над собой невероятно огромное звездное небо и согревать ладони у пламени сотворенного мной костра.

На следующем курсе, на который я записался, нас учили идти по следам человека или животного. При подаче заявки я с мальчишеским рвением напросился помогать Рею и другим инструкторам, мотивируя свое желание тем, что мечтаю приобрести практический опыт. Довольно скоро мне предложили работу на неполный рабочий день. Мне было всего семнадцать, поэтому, когда я открыл письмо и прочитал, что мне готовы еще и платить за то, чем я так люблю заниматься, у меня возникло чувство, словно все мои дни рождения наступили одновременно.

Год спустя под руководством Рея и еще одного инструктора, его старого друга Боба, выросшего в Кении, мы должны были отправиться на семнадцатидневный курс в Намибию. Я всегда мечтал побывать в Африке, и теперь передо мной открывались безграничные перспективы, потрясающая жизнь в условиях нетронутой природы, возможность изучить разнообразные человеческие культуры и способы выживания, которые они используют. Я понимал, что необходимо накопить как можно больше денег, чтобы внести свою часть в оплату поездки, поэтому усердно трудился у местного мясника. Мысленно я уже был в Африке, представляя, как туземцы учат меня добывать огонь с помощью ручного сверла.

Из лондонского аэропорта Хитроу мы вылетели в Виндхук, столицу Намибии; полет длился девять часов. Когда наш самолет приземлился и мы по металлическому трапу спустились на бетон аэродрома, термометр на стене аэропорта показывал выше 40 °С. Раскаленный воздух невыносимо жарким потоком поднимался от взлетно-посадочной полосы, у меня перехватило дыхание. Возникло ощущение, что я попал под струю работающего на пределе гигантского фена. Мы направились на северо-запад, в местечко под названием Хобатере, где принялись совершенствовать свои навыки в трекинге – искусстве пешего туризма. Через несколько дней мы двинулись дальше на север, к национальному парку Этоша и к землям, прежде известным как Бушменленд («Страна бушменов»), стараясь разыскать небольшое поселение под названием Тсумкве. Вы не представляете, насколько это далеко от любой точки цивилизованного мира. Дорога, сначала из гравия, вскоре превращается в многокилометровую пыльную тропу. Тсумкве – административный центр бушменского поселения, вокруг которого разбросано много деревень-спутников. Оттуда мы по пыльным, а порой и грязным тропам углубились в лес еще на полтора десятка километров и вышли к общине племени сан, состоявшей примерно из 25–30 представителей этой народности.

Народ сан некогда занимал всю территорию Южной Африки, но сейчас их среда обитания ограничена небольшими изолированными районами в Анголе, Ботсване, Лесото, Намибии, Замбии и Зимбабве. Эта народность считается старейшей на Земле. Они абсолютные минималисты в быту и в совершенстве владеют мастерством переноса огня. Саны и не могут быть другими, ибо живут в такой среде, которая никому не позволит обрасти домашним скарбом или тяжелыми приспособлениями. Их повседневный наряд состоит из набедренной повязки, изготовленной из шкуры антилопы, украшенной орнаментом из бус. Холодными вечерами некоторые из аборигенов надевают некую теплую одежду, поскольку зимой здесь температура может опускаться ниже нуля. В их культуре нет места вещизму, они не придают значения престижу и богатству. История этого народа печальна: это путь дискриминации, потери культурной самобытности, нищеты и упадка. Племя сан с огромным интересом изучали антропологи, поскольку коренные жители обладают уникальными навыками и умеют охотиться даже в самых неблагоприятных условиях, кроме того, они знают все о местной флоре и фауне. Саны гордятся своей неразрывной связью с этой землей; их жизнь и души пребывают в полной гармонии с суровым и маловодным окружающим миром.

Поселение располагалось на расчищенном от кустарника участке, где полукругом стояла дюжина хижин, построенных из травы и тростника. Каждая семья занимала небольшое жилище с очагом внутри, а в центре деревни находилось главное кострище, вокруг которого члены общины собирались каждый вечер. Костры нужны были поселению для освещения и приготовления пищи, а также для отпугивания гиен и леопардов, порой приближавшихся к жилищам. Основным занятием для мужчин оставалась охота; поэтому плохой охотник считался настоящим позором всей семьи. Саны использовали луки и отравленные стрелы, изготовленные из стеблей некоторых трав и яда личинок жука-листоеда. Добычу в основном составляли антилопы, жирафы и зебры, погибавшие от действия сильного вещества, которым охотники смазывали наконечники стрел. Суровая жизнь приучила их быть весьма рачительными: мясо добычи съедали, шкуры после определенной обработки шли на изготовление охотничьих сумок и одеял, а из костей извлекали костный мозг. Во время этого путешествия нам встречались странные, неестественные для этих мест напоминания о современном мире: некоторые мужчины носили колчаны для стрел, сделанные из пластиковых водосточных труб, а в пустыне мы порой находили привычный для больших городов мусор. Кроме того, я узнал, что многие семьи перебрались в Тсумкве, чтобы отправить своих сыновей и дочерей в школу, а мужчины, правда лишь некоторые, рано утром уходят выполнять подсобную работу в близлежащие фермы, возвращаясь лишь к вечеру или на выходные. Однако даже эти осовремененные аборигены придерживаются древних национальных традиций, а многие старики говорят только на своем языке – уникальном сочетании причмокивания, смешанного со щелчками.

Аборигены длинными ножами очистили для нас довольно большой участок земли, и мы смогли установить палатки. В благодарность мы помогли им собрать орехи монгонго в несколько больших мешков. Накормить семью – основная забота женщин племени сан. Им известны более чем три сотни видов растений, которые пригодны не только для приготовления пищи, но могут использоваться в лекарственных целях, с помощью некоторых из них можно подавить чувство голода и вылечить ревматизм. Женщины показали нам специальные палочки для выкапывания корней и прямо при нас вытащили из земли несколько клубней, похожих на гигантские картофелины, – из их мякоти они готовят освежающее питье. Потом нам было разрешено наблюдать за изготовлением украшений, в которые на наших глазах превращались отполированные кусочки скорлупы страусиных яиц. Чтобы выручить несколько монет, часть украшений женщины продают туристам.

Мужчины брали нас с собой на охоту, кроме того, мы вместе искали палочки, пригодные для добычи огня: широкой шеренгой шли через лес, выискивая деревья монгонго, которые у своего основания имеют очень ровные боковые побеги. Именно эти сухие ветки больше всего подходят для добычи огня. По возвращении в лагерь мужчины-саны показали нам, как они разводят огонь. У разных народностей свои способы. Что касается добычи огня с помощью ручного сверления, я всегда думал, что нижний кусок дерева – растопка – должен быть широким и плоским. Однако саны в качестве очага использовали старые полустертые сверла, то есть оба деревянных огнива у них были одинаковой толщины. От их ловких, умелых и уверенных движений просто захватывало дух. Палки с нанесенным на них своеобразным спиральным рисунком вращались с потрясающей скоростью, буквально завораживая стороннего наблюдателя. Я не знаю точно, как они украшали палки для розжига, но думаю, что обернув палку полоской влажной коры, они затем обжигали ее на огне, давая слегка обуглиться незащищенным местам. Общались мы в основном с помощью жестов, мимики и широких улыбок. В те дни я не раз благодарил судьбу за то, что мне удалось своими глазами увидеть жизнь настоящих аборигенов.

В последнюю ночь нам посчастливилось лицезреть их танец, проходящий в состоянии гипнотического транса. Мне доводилось слышать об этом зрелище, и, когда мы только прибыли на место, я сразу заметил хорошо утоптанную дорожку вокруг кострища. Люди племени сан верят, что, впадая в транс, они получают возможность напрямую общаться с духами, что в трансе их души, путешествуя сквозь пространство и время, встречаются с душами предков, которые не только помогают им проникнуть в суть выживания, но также даруют мудрость и умение врачевать. В основном такие танцы исполняются, чтобы исцелить больного или раненого члена общины, извлечь «стрелу болезни». Мужчины пляшут вокруг костра, а женщины поют и хлопают в ладоши, поддерживая все ускоряющийся ритм. В конце концов души танцующих, по верованиям санов, устремляются на встречу с душами предков, а сами они падают в полном изнеможении, оказываясь в состоянии «полусмерти». Затем, получив от предков заряд силы, души танцоров «возвращаются» в тела, и мужчины, очнувшись, прикасаются к собравшимся вокруг костра, передавая эту силу соплеменникам. Как я понимаю, подобные танцы – это не только социально значимое действо, но и возможность самовыражения. Ритуал, как правило, длится несколько часов, но обязательно заканчивается до полного восхода солнца.

Мы видели и другие танцы туземцев. Мужчины-саны с закрепленными на ногах погремушками, сделанными из коконов насекомых, крепко прижав руки к своим полусогнутым телам и ритмично притоптывая, встают вокруг группы громко поющих женщин. Крохотные погремушки на ногах звенят очень громко, задавая общий ритм представлению. Женщины на разные голоса выводят древнюю песню – бесконечную импровизацию в границах нескольких повторяющихся музыкальных фраз. Общий настойчивый и непрерывный ритм танца и песни, казалось, проникает в самую душу. Это было радостное действо, объединяющее всю общину, и в то же время общение с духами воспринималось как своего рода таинство. В этом ритуале чувствовалось нечто первобытное, то, что наполняло энергией еще далеких предков этого племени и поднимало им настроение.

Как форма самовыражения музыка важна для всех культур. Она, как и огонь, объединяет нас с другими людьми, скрепляет чувства и делает общей нашу историю, причем таким образом, на который не способны даже самые высокие слова. Она помогает осознать связь между нашими жизнями и нашими молитвами.

Потом все сидели вокруг костра и мы раздавали простые подарки: радостной детворе – воздушные шарики, а взрослым – футболки. Холодало, и мы все ближе придвигались к огню. Ели мы то, что добыли на утренней охоте и приготовили наши хозяева; общались, как могли, все больше жестами, и с каждой минутой, проведенной среди этих людей, ко мне приходило понимание, что, по сути, все мы похожи, так как все мы – просто люди.