Глава 18. Размышления в больничном коридоре

В больницу Руслан Аванесов приехал чуть за полночь. Протоколы с места происшествия были оформлены, свидетели допрошены, эксперты готовили заключение. Молодой полицейский, дежуривший у входа в реанимацию, был бодрым и разговорчивым.

– Ну, наконец я вас дождался!

– А зачем я вам? – поинтересовался Аванесов.

– Ну, я не знаю, как мне тут долго находиться. Сказали охранять, а когда смена будет, непонятно. Я больницы не люблю, – пожаловался полицейский.

– Да кто же больницы любит! – раздосадованно ответил Руслан. Понабрали на службу «детский сад», больницы он, видите ли, не любит! А он, что ли, убийства любит, раз взялся за их расследование? Работа у них такая, и любит не любит здесь не принимается.

Аванесов подумал, что парнишка совсем тут ни при чем, молодежь надо воспитывать, объяснять. А его раздражение объясняется просто: он злится на самого себя, потому что все рабочие версии преступления ему не нравятся, нет ни одной перспективной.

С фотороботом плачущей в туалете дамочки уже работают и похожую по описанию на ту, что встретилась девушке, в окружении господина Бельстона найдут, но он чувствует, что не имеет эта особа отношения к преступлению, хотя черт знает этих дамочек, от несчастной любви они могут пойти на все что угодно. Расследуя преступления, которые он про себя называл «любовными», Руслан всегда недоумевал, почему в любви нельзя договориться, почему, если один человек перестал испытывать чувства к другому, его нужно убивать? Люди должны отличаться от зверей здравым смыслом и логическим мышлением. Но если человек идет на преступление «во имя неразделенной любви», толкают его на это прежде всего неуверенность в своих силах и чувство унижения. Ведь совершенно очевидно, что кого любят – не убивают, тому желают счастья, даже любви с другим человеком, но только потому, что действительно любят.

– Вы ко мне? – От размышлений следователя оторвал немолодой мужчина в белом халате. – Я врач, вы мне звонили, вы Аванесов?

Руслан кивнул, а доктор продолжил, потому что за свою врачебную практику он повидал немало следователей и точно знал, чего от него ждут:

– Я пока не готов вам ничего сказать. У пострадавшего серьезная черепно-мозговая травма, надо избежать опасных последствий.

– Но мне по телефону сказали, что его здоровью ничего не угрожает.

– Мы не даем справок по телефону. Это дежурная фраза, которую произносят все медики.

– Но я ведь сказал, что звонит следователь.

– А по телефону не видно, следователь вы или нет.

– Хорошо, я не буду с вами спорить, я расследую совершенное преступление, и мне очень надо побеседовать с потерпевшим. Когда это можно будет сделать?

– Одному богу известно. Кома – это индикатор крайне неудовлетворительного состояния пациента, и в результате такой травмы она возникает редко, и свидетельствует это об общем ухудшении мозговой деятельности.

– Но хоть какие-то прогнозы у вас есть? – не отставал Аванесов.

– Давайте надеяться, но чем дольше человек пребывает в коматозном состоянии, тем сложнее восстанавливаются все процессы жизнедеятельности.

– Сколько нужно ждать?

– Это не ко мне. – Доктор посмотрел вверх и для убедительности ткнул в потолок пальцем: – Это к нему. Здесь исходов может быть несколько: выздоровление, умеренная инвалидизация, грубая инвалидизация, когда человек нуждается в помощи сиделки, и вегетативное состояние, когда больной продолжает находиться в коме и не реагирует на внешние раздражители. Про самый печальный вариант я не говорю, но вегетативное состояние – это тоже ничего хорошего.

– Спасибо, доктор. Я понял, что мне можно надеяться только на себя.

Вот такая непредсказуемо-коварная штука жизнь! Еще вчера человек был успешен, руководил громадным предприятием, его любили женщины, боготворили родные, им восхищались друзья, а сегодня он беспомощен и прикован к постели, и все его успехи и удачи в прошлом, а завтра – неизвестность и пустота. Сидеть в пустом больничном коридоре и ждать «незнамо чего» – такой вариант Аванесову не нравился, но отправляться домой было рано, и он двинулся на работу.

У него бывало такое: рабочий день вроде давно закончился, но какая-то неведомая сила тянула, тащила его на рабочее место, поскольку возникло состояние смутного внутреннего беспокойства, и он подчинялся. Это означало, что он упускает что-то важное, но только он вернется к рабочему столу и начнет анализировать, рисовать на бумаге кубики, квадратики и круги, вписывая в каждую геометрическую фигуру персонажа, который, так или иначе, связан с данным происшествием, многое прояснится, и возникнут нормальные рабочие версии. Существующие же предположения, не версии даже, «прихрамывали на обе ноги».

Явных врагов у Бельстона не было, однако о финансовых делах авиакомпании нужно поинтересоваться, там, где крутятся большие деньги, существуют и большие соблазны. Самое перспективное направление – это личная жизнь пострадавшего. Как устанавливается, она была очень разносторонней. У Марка Александровича Бельстона официально имелась жена Соня, малолетняя дочка и подруга Анна Красновская. Причем некоторые утверждали, что генеральный вообще «падок на красивые женские мордашки», и до Ани у него была Валя, а до Вали – Катя. Все романы были короткими, расставания спокойными, потому что дамочки внакладе не оставались. Анна Красновская «немного задержалась у тела генерального».

Красновская, Красновская – он помнил в утренней сводке эту фамилию. Да, точно. Сегодня утром на улице с милым названием Цветочная была взорвана машина марки «Форд», принадлежавшая Анне Красновской. Утром он обязательно навестит следователя, выезжавшего на это происшествие, и скорее всего два дела придется объединять в одно. Тогда сразу становится понятно, что мотив личный: утром пытаются убрать любовницу, а днем Марк Бельстон получает по голове.

Он пробил по базе адрес Красновской и решил, что поедет к ней утром. Еще надо будет познакомиться с женой Бельстона – тихой, милой и любящей Соней, как утверждало окружение. Эту информацию сегодня собирали коллеги, и Руслан был им благодарен – иногда какая-то информационная крупинка имеет вес золота. «Это вам не в газетку писать», – сказал он в темноту. А может, эта Сорнева тоже из бельстоновских подружек? Врала мне почем зря, а сама тоже впуталась в любовные сети. Опять он втискивается в личное пространство, как слон в посудную лавку! Большинство людей не хотят «вытряхивать свое грязное белье» на всеобщее обозрение, а он будет задавать вопросы, не краснея:

– У вас была интимная связь? Где вы встречались? Почему ударили своего любовника?

Аванесов в таких ситуациях всегда жалел женщин – и жен, и любовниц, – потому что им доставалась по полной. Мужчина, который стал яблоком раздора, обычно уходил в тень, а на «передовой» оказывались представительницы слабого пола.

Телефон в кабинете зазвонил.

– Я так и думал, что вы не спите, – это был молодой следователь Георгий.

– Я-то ладно, старый, мне много спать вредно, а тебе отчего не спится?

– Да я подумал, что до утра не надо ждать. Опознана девушка на фотороботе, ну, который журналистки ваши составляли.

– Журналистки не мои. Не томи, не томи, давай!

– Это Лиза Красновская, сестра Анны Красновской, которая работает в пресс-службе авиакомпании.

– Которая является любовницей Бельстона и у которой сегодня утром взорвали машину.

– Как взорвали? Я ничего про это не знаю.

– Теперь считай, что знаешь. Адрес Лизы у тебя есть?

– Адрес есть, но, может быть, до утра подождать?

– Можно и подождать, но я думаю, что надо ехать сейчас. Включи свою индукцию и дедукцию, потому что Лиза, если это она покушалась на Бельстона, знает, что ее видели в туалетной комнате, и наверняка давно находится за пределами города.

– Ну да, если она у нас подходит под обвиняемую.

– Я не знаю такого термина «подходит под обвиняемую», но Лизу видели в то время, когда напали на Бельстона. Она почему-то рыдала в туалете. В авиакомпании «Грин-авиа» она не работает. Отсюда следует вывод.

– Какой?

– Она приходила туда неслучайно, приходила к Бельстону. Может, у нее неразделенная любовь, ревность к сестре. Женщин ведь не понять, они существа коварные. В общем, у меня адрес на руках, я еду.

– Может, вам помощь моя нужна? Я готов поехать вместе с вами.

– Спи давай, спасибо за информацию. Давай сегодня «марафонцем» буду я. Уж с одной женщиной я как-нибудь справлюсь.

Дом, к которому подъехал Аванесов, мирно спал: чернели окна, но улица была живым ночным организмом – где-то запела сигнализация, в тон ей завыла собака. В окнах нужной ему квартиры было темно. Он решил, что позвонит только один раз, и если никого не дождется, отложит разговор до утра. Дверь ему открыли сразу. Приятная женщина преклонного возраста, которую старушкой назвать было совершенно нельзя, смотрела на него удивленно и даже весело.

– Вы ко мне, молодой человек? В столь поздний час?

– Не совсем молодой человек, конечно, но на добром слове спасибо. Извините за столь позднее вторжение. – Аванесов достал удостоверение. Женщина скользнула по нему взглядом.

– Что-нибудь случилось? Машину со двора угнали? Надеюсь, преступники будут пойманы.

– Нет, я к вам по личному вопросу. Ваша дочь Елизавета Красновская дома?

Женщина забеспокоилась.

– С Лизой что-то случилось?

– Вы скажите, она дома?

– Нет, она с Аней ночует у подруги. Так она мне сказала, когда звонила. Да что случилось, наконец?!

– Лиза могла стать свидетелем одного происшествия, мне нужно с ней поговорить. Впрочем, и с Аней тоже.

Лицо женщины покрылось неровными красными пятнами.

– До утра этот разговор подождать не мог?

– Не мог, уж извините.

– Да я вам вряд ли чем помогу, я не знаю, где ночуют девочки. Они взрослые уже, но Лиза позвонила, чтобы я не беспокоилась.

– Тогда уж скажите ночному гостю, какие отношения связывают вашу дочь Анну Красновскую и Марка Бельстона.

Хозяйка квартиры как-то сразу сникла и прошептала:

– Я знала, что ничем хорошим это не кончится.