Эпилог

– Да, все встает на свои места, – заявил капитан Стоматологов, словно Юровских выложил ему полную версию происшедшего.

– Вы о похищении пистолета и обыске квартиры? – Я понял, что имеет в виду следователь ФСБ.

– Точно так. Как я и высказывал гипотетическое предположение. Они обыскали квартиру. Похитили пистолет. Евгений Алексеевич принял двух сослуживцев потому, что не знал об их сотрудничестве с отставным подполковником Лордкипанидзе. Но, когда Лидия Александровна рассказала, он все понял. Я даже допускаю, что он обнаружил пропажу пистолета, но рассчитывал, что его будут шантажировать, предлагая обмен пистолета на завещание эмира. И думал, что сможет справиться с бандитами в одиночку. Он как в отношении рукопашного боя? – вопрос был обращен ко мне.

– Брат был одним из немногих в стране носителей стиля «ядовитой» руки. Можете пойти в большую комнату и посмотреть его библиотеку. Там великое множество книг по акупунктуре, которую Евгений отлично знал. Он знал, какие точки на теле в состоянии человека вылечить, какие могут убить. Он мне за три сеанса снял боли в спине после контузии. БТР подорвался на мине, я тогда «на броне» ехал, меня подбросило и поясницей ударило о башенное орудие. Удар был такой, что я удивлялся, как пушку не погнул! Полгода мучился, врачи были не в состоянии помочь. Мог заниматься физическими упражнениями только после постановки новокаиновой блокады. Евгений специально приехал. Три дня втыкал в меня серебряные иглы, и я с ними лежал по два с половиной часа. И уже через три дня я себя неуверенно чувствовал без боли. Странно, признаюсь, было боль не чувствовать. А потом Евгений за один день избавил моего солдата от никотиновой зависимости.

– К вам разве берут курящих?

– Берут разных, но курить бросают все. А один никак не мог. Жалко было его в другую часть отправлять. Солдат был хороший. Я и попросил брата. Тот назначил два сеанса в день. После первого сеанса, когда навтыкал солдату в уши кучу иголок, велел ему выйти после сеанса и закурить. Тот закурил и упал без сознания. А когда в себя пришел, его целый час рвало. Но на второй сеанс все же пришел, хотя был весь зеленый, как огурец. Евгений тогда определил, что солдат курить бросит. И провел короткий сеанс. После этого я парня курящим не видел, и никто не видел. Сейчас он сержант-контрактник с мощными легкими.

– Вас брат стилю «ядовитой руки» не обучал? – поинтересовался Стоматологов. – Насколько мне известно, у нас в Москве была такая школа «Тайчи», которая якобы обучала всех подряд. В действительности это халтура, и никого они реально не обучили, только деньги за обучение с людей брали. Не обучили, потому что сами ничего не знают. После этого пошли разговоры о том, что стиль «ядовитой руки» или никогда не существовал, или окончательно утрачен, затерялся где-то в средневековом Китае. Я не знаю, кому верить… Так обучал вас брат?

– Только нескольким отдельным ударам. Внешне это и не удары вовсе, а просто нажатие на точки. Вызывают сильнейший болевой шок. Могу продемонстрировать.

– Лучше не надо.

– А если по этим точкам бить, скажем, нгиварой, удар становится смертельным. Убивает сразу.

– У нас в городе был когда-то специалист, сейчас он уже умер, – объяснил следователь ФСБ, – от старости. И без того до девяносто двух лет дожил. Говорили, зайдешь к нему, он сидит, весь иголками утыканный, как ежик. Сам себя лечит. Так, в советское время он состоял на специальном учете в КГБ. Такие специалисты раньше учитывались. И обучать кого-то постороннего он не имел права. Даже подписку на этот счет давал. Разрешалось обучать только сотрудников Девятого управления КГБ.

– Мне Евгений рассказывал, что был когда-то в Девятом управлении КГБ такой генерал Владимир Медведев…

– Был, – согласился Стоматологов. – Телохранитель и заместитель начальника охраны Брежнева. Потом стал телохранителем и начальником охраны Горбачева и по приказу своего прямого командира, начальника Девятого управления Плеханова сдал Горбачева в Форосе в августе девяносто первого, когда путч ГКЧП случился. Тогда к Горбачеву приехали люди из ЦК, хотели, чтобы Горбачев подписал заявление об отставке с поста президента по состоянию здоровья, но ни о чем они не договорились. И Плеханов приказал Медведеву оставить Горбачева и сопровождать в Москву прилетевших. Генерал, как человек в погонах, подчинился. Но что генерал Медведев, к чему вы его вспомнили?

– Брат говорил, что Медведев был лучшим в стране специалистом «ядовитой руки», но обучать кого бы то ни было отказывался категорически. Так и унес в могилу свои знания. Как и мой брат. Унесет через день, когда мы в могилу его опустим…

– Да, найти достойного ученика – это проблема. Кто-то найти не может, кто-то просто не успевает. Так знания и погибают…

В этот момент капитану Юровских позвонили. Я по разговору решил, что это с поста на крыше. Оказалось, нет.

Следователь Следственного комитета объяснил это не мне, а следователю ФСБ, который был в курсе всех мероприятий:

– Объявился майор Юрович. Выскочил из подъезда и бегом направился по улице. И все время оглядывается. Это с передвижного поста доложили. Из машины. Один человек сейчас пешком за Юровичем пойдет, а машина позже поедет в ту же сторону. Внутренняя связь у них работает. Будут помогать друг другу.

– А из дома напротив ничего не сообщили? – поинтересовался Стоматологов.

Юровских только развел руками, в одной из которых держал смартфон.

Я догадался, что там, видимо, в одной из квартир тоже установлен пост. Похоже было, что бандитов, оберегая меня и в то же время используя как живца на рыбалке, плотно обложили со всех сторон.

– Что же они там! – возмутился капитан ФСБ. – Спят, что ли? Или чай с хозяином пьют? Нужно сходить, проверить. Зачем они там сидят, если ничего не видят!

Он так сердился, что я догадался – на том посту находятся оперативники ФСБ.

На трубку Юлию Юрьевичу снова позвонили.

– Наши! – подтверждая мою догадку, предположил Стоматологов.

Юровских отрицательно покачал головой и показал номер на определителе:

– Опять из машины…

Он выслушал сообщение, удовлетворенно хмыкнул и отдал приказание:

– Вяжите его. Наручники – и в багажник. Будет мычать – в лоб дайте посильнее. И обыскать не забудьте. У него может быть оружие. Место у вас в багажнике есть? И хорошо, пусть протрясет. До допроса протрезвеет. Если протрезвеет…

Убрав трубку в карман, Юровских посмотрел на нас с видом победителя. Он был откровенно доволен тем, что происходило:

– Хорошенькую же команду набрал себе подполковник Лордкипанидзе!

– Что там? – поинтересовался я.

– Нельзя на такие дела с пьяницами идти! Юрович доскакал вприпрыжку до магазина, вылетел оттуда с двумя бутылками водки. Рядом с крыльцом сел, сразу одну бутылку выпил, подумал и половину второй опустошил. Бутылки открывал с жадностью. Я приказал повязать его. Пока хотя бы одного возьмем. Двое других его ждать не будут. Он, видимо, вчера слегка перебрал, если сегодня с утра так трясся… Лордкипанидзе на него, похоже, уже не надеется. Сгинет – подполковник только рад будет. А искать его не станет. Поймет, что Юрович мог просто где-то свалиться. Видимо, это уже не в первый раз.

– Был когда-то хороший офицер. Что с ним жизнь сделала… – посетовал я.

– Что же наблюдатели Конторы молчат? – победно проворчал Юровских. – Номер мой потеряли? Так они его к себе в трубку загнали…

– Сходим? – спросил Стоматологов.

– Пешком? – переспросил Юровских.

– А чего зря бензин жечь! Тут идти-то… Хоть ноги разомнем.

– Идем, – согласился капитан юстиции.

– А я пока малую саперную лопатку себе подготовлю, – нашел и я себе занятие.

Капитаны вышли в прихожую, но за дверью хлопнула, закрываясь, другая дверь, и загремели ключи. Лидия Александровна куда-то уходила. Капитаны остановились, чтобы избежать долгого и нудного разговора.

Когда женские шаги стихли, они вышли, а я, закрыв за ними дверь по их просьбе на оба замка и на задвижку, отправился на балкон, нашел там лопатку, черенок которой торчал из строительного хлама в ящике из-под почтовой посылки.

Я уже брал лопатку в руки в первый день по приезде, когда осматривал балкон, как и всю квартиру. Лопатка была обычной, армейской, только не имела чехла, который был снабжен специальным креплением для ремня.

В современной экипировке «Ратник» это крепление заменено на «липучки», которыми крепился чехол к бронежилету. Бронежилет в «Ратнике» весь обшит «липучками», чтобы можно было подвешивать и карманы, и подсумки с запасными магазинами и гранатами, и ножны с ножами, и еще различные приспособления. Сделано так, чтобы не приходилось поверх бронежилета надевать еще и «разгрузку». Хотя существовали варианты «Ратника» и с «разгрузкой».

Но сейчас меня все это мало волновало. Я не собирался подвешивать лопатку к своему камуфлированному костюму.

Полотно лопатки Евгения было покрыто слоем ржавчины и испачкано в нескольких местах белой краской. Но меня и это волновало мало. Я прошел в кладовку, которая, как я понял, заменяла брату мастерскую, включил в розетку удлинитель, к удлинителю подключил наждак и принялся точить лопатку. Сталь была хорошей, мягкой, точилась легко.

Работа уже подходила к концу, когда я остановился, чтобы пальцем потрогать отточенную грань. Наждак продолжал шуметь, но не так сильно, как в момент заточки, тем не менее это не помешало мне услышать мелодию телефонного звонка с кухни. Звонил мой смартфон, исполняя марш «Прощание славянки». Трубку как принесли, как положили на кухонный стол, так я ее и не брал в руки.

Я выключил наждак, захватил с собой два ручных бруска для заточки, грубый и тонкий, и поспешил на кухню. Определитель высветил номер капитана Юровских. Быстро он по мне соскучился. Признаться, после вчерашнего, когда у меня ноги подкашивались, требуя как можно быстрее упасть и уснуть, я к трубке относился с легким опасением. И потому нажал на сенсорную кнопку ответа и включил громкоговоритель. Это давало возможность разговаривать, не поднося трубку к уху.

– Слушаю вас внимательно, Юлий Юрьевич! – ответил я.

– Ну наконец-то вы ответили… Я уж и не знал, что подумать…

– Я в кладовке был. Лопатку на наждаке точил. Наждак шумит… Долго звонили?

– Долго. Неприлично долго. Так, Дмитрий Алексеевич, на всякий случай… Дверь у вас закрыта на все замки и задвижку?

– Так точно, закрыта.

– Мы сейчас находимся через дом от вас в квартире, откуда велось наблюдение. Подполковник Лордкипанидзе и майор Никитин, не дождавшись своего товарища, вышли из дома. Уже доходят, кажется, до угла. Не исключено, что они в вашу сторону пойдут. Дверь не открывать. Мы снимаем людей из наблюдательных бригад и запираем их в подъезде сверху и снизу. Деться им будет некуда. Вы меня хорошо поняли? У Лордкипанидзе пистолет вашего брата. У Никитина, вероятно, как и у Юровича, пневматический пистолет. Винтовку они, видимо, оставили в комнате, которую сняли на время. Мы отправляем туда пару человек, которые умеют с винтовкой обращаться. Хозяин квартиры, военный пенсионер, думаю, их пустит. Пусть стволом из окна подстрахуют. Главное, вы к двери не подходите. А если подойдете, то не открывайте. Просто разговаривайте с ними, дурачьтесь, оскорбляйте. Лордкипанидзе человек вспыльчивый. Он не любит, когда над ним смеются. А оскорблений не терпит вообще. Будет под стволами наших сотрудников в металлическую дверь ломиться. Короче говоря, ваша задача – задержать их, если они к вам придут, до нашего прибытия. Замок они открыть без Башмачника не смогут. Значит, не войдут.

– Я понял. Работаю. А если они ко мне не пойдут?

– Мы будем брать их на улице. Для этого уже вызвали дежурные машины полиции с четырех сторон. Трудно им будет улизнуть. Но на улице много прохожих, дети. Может кто-то пострадать. Тут у них есть возможность взять заложников. В машине их блокировать было бы проще, но машину они, видимо, на ближнюю стоянку отогнали – пешком идут. Понимают – машина в розыске…

– Все нормально. Не переживайте, Юлий Юрьевич… Я не ребенок, чтобы на пистолет с лопаткой бросаться. Геройство я в другом виде представляю.

Сказав это, я со свистом рубанул лопаткой воздух. Но чуть-чуть не рассчитал. Острый металл самым краешком, последним миллиметром задел кухонный стол и прорубил след. Трубка, лежащая на столе, вздрогнула и наверняка передала звук. И, чтобы не отвечать на лишний вопрос, я отключился от разговора.

И тут услышал, как по лестничной площадке стучат женские каблуки. Женщина была грузной, ступала медленно и тяжело. А потом загремела связка ключей. Я понял, что откуда-то вернулась Лидия Александровна, скорее всего, из магазина, потому что ходила она совсем недолго.

Это несколько осложняло ситуацию. Мне пришлось подойти к двери, открыть ее и встретиться лицом к лицу с соседкой. Она уже привела себя в порядок после бессонной ночи, умело используя косметику, и выглядела почти прилично. «Почти» – это потому, что растущий от подбородка живот никакой косметикой убрать было невозможно.

– Лидия Александровна, у меня к вам есть просьба…

– Я вас слушаю, – ответила она предельно сдержанно и настороженно. Настолько сдержанно и настороженно, что я с трудом уверил себя, что долг брата я все же отдал.

– Возможно, сейчас ко мне придут два человека. Будут звонить, стучать, пытаться открыть дверь. Пожалуйста, не открывайте свою дверь, не выходите…

– А что за люди? Те, что с утра к вам приходили? Следователи?

– Нет, другие.

– Другие следователи?

Я хотел сказать, что это вообще не следователи, а бандиты, грабители и убийцы, но в это время зазвонил смартфон…

– Извините…

Я поспешил на кухню к трубке, ожидая, что соседка, всегда чрезвычайно любопытная, дождется моего объяснения.

Звонил, как я и предполагал, Юровских.

– Слушаю, Юлий Юрьевич.

– Дмитрий Алексеевич, они в вашу сторону свернули.

– И слава богу, что не на улице их брать придется. Я готов. Поговорю через дверь, задержу.

– Все. Мы выходим. Капитану Стоматологову сообщают, что бандиты посмотрели по сторонам и пошли быстрее. Уже, наверное, к подъезду подошли.

Я отключился от разговора, сунул смартфон в карман, повернулся к открытой двери и услышал, как щелкнул замок соседней двери. Лидия Александровна ушла к себе. Она не захотела продолжать разговор. Не смогла, как я понял, простить мне упущенную возможность купить квартиру сыну. Но я ее предупредил, и это было главное.

А теперь уже громко хлопнула дверь подъезда. Там металл тонкий и всегда сильно грохочет. Это могли быть бандиты, и потому я поспешил закрыть свою дверь. Малая саперная лопатка оставалась у меня в руках, как и два бруска, которые я взял из кладовки.

Я прошел в комнату и стал дотачивать лопатку. Грубый брусок мне не понадобился, поскольку первую заточку я сделал на наждачном станке, а вот тонкую заточку я начал делать со старанием. И одновременно прислушивался к происходящему в подъезде.

Шагов я не слышал. Но времени уже прошло достаточно, чтобы два человека поднялись на второй этаж. Может, кто-то другой вошел и поднялся выше? Лифт не шумел, я бы услышал его. Если бы открывалась и закрывалась дверь на первом или на третьем этаже, я бы тоже услышал. Двери у всех металлические, громкие.

Может, бандиты стоят под дверью? Совещаются? Или ждут момента, когда я выйду, чтобы перехватить меня неожиданно? Но так можно прождать до вечера. И вообще, откуда у них уверенность, что я дома? Наблюдали из окна снятой квартиры за дверью подъезда? Но я мог выйти в то время, когда вышли они. Не предусмотреть такую возможность непростительно глупо для боевых офицеров.

Я как раз закончил точить одну сторону лопатки и даже попробовал остроту, разрезав специально приготовленный для этого лист бумаги, когда зазвонил телефон. Городской.

Положив лопатку на диван, я снял трубку, понимая, что это мог быть кто угодно, хотя большинство людей, с которыми я поддерживал контакт, звонили мне на сотовый номер. Однако я хорошо помнил, что Лордкипанидзе звонил мне именно на городской телефон. И звонил, судя по всему, с городского номера, поскольку биллинг этот звонок не зарегистрировал. Сейчас он мог звонить и с сотового, прямо от моей двери, не сообщая, что он рядом.

– Капитан Довгополов, слушаю вас, – ответил я спокойно.

– Приветствую, капитан. Майор Саврентьев беспокоит. Как дела?

– Спасибо, товарищ майор, вашими молитвами, как говорится… Все нормально. Вы где сейчас? – Мне подумалось, что майора, если он находится недалеко, неплохо было бы позвать в помощь. Он один в сложной обстановке должен стоить целой группы следователей двух ведомств. По крайней мере, если дело дойдет до «рукопашки», я бы на него положился больше, чем на мастера спорта по стрельбе из пневматического пистолета вместе со следователем ФСБ.

– Я в батальоне. Тут у меня дело к тебе есть небольшое. Вечером хотел заехать, обговорить, но решил сначала позвонить, чтобы у тебя было время подумать. К нам прибыл новый офицер, капитан, должен возглавить, как и ты, разведывательную роту. У нас, конечно, есть дом для проживания. Но у капитана, понимаешь, какое дело, жена – оперная певица. Ей в военном городке работу не найти, даже в клубе. Не ее уровень. А она работать хочет. Думают в Самаре квартиру снимать, чтобы там на работу устроиться. Я и подумал… Ты же жить в Самаре не будешь. Продавать квартиру ты еще полгода права не имеешь. Может, пустишь туда квартирантов? Порядок и оплату капитан гарантирует.

– Нет проблем. Это даже удобно для меня – меньше забот… – сразу согласился я.

– Тогда я вечером к тебе подъеду. Капитана с женой захвачу. Поговоришь, познакомишься…

– Буду ждать, товарищ майор.

Саврентьев первым положил трубку, причем сделал это как-то поспешно. Я еще некоторое время держал свою в руках, соображая, как это так получается, причем получается уже не в первый раз: только я непроизвольно выскажу что-то – оно тут же сбывается почти дословно. Покачав в раздумье головой, я положил трубку.

Но аппарат неожиданно зазвонил снова. Реакция была естественной – Саврентьев забыл что-то важное сообщить и потому звонит повторно. Или разъединение произошло по техническим причинам и мы не успели договориться о времени его приезда.

– Капитан Довгополов, слушаю вас, товарищ майор. Что-то прервалось…

– Я не «товарищ майор», – сказал низкий голос с кавказским акцентом.

– Извините, мне звонил начальник штаба батальона Рощинской бригады спецназа, и разговор прервался. Видимо, по вине связи. Или что-то с аппаратом. Замыкает…

– Это бывает. Дмитрий Алексеевич, я поговорил со своими компаньонами. Наша окончательная цена – двести тысяч рублей. И не рублем больше. Решаем мы все дела большинством мнений. Модная нынче демократия. Если найдете весомые аргументы для моих компаньонов, можете их высказать лично. Меня они не слушают.

– Есть у меня некоторые аргументы, – серьезно согласился я. – Я вам их уже высказывал. А ваша сумма меня не устраивает категорически.

Я на короткое мгновение убрал трубку от уха, сунул ее под подушку и услышал низкий гудящий голос за моей дверью. Бандиты стояли на лестничной площадке, значит, этот звонок и предложение высказать аргументы лично есть не что иное, как попытка вытащить меня из-за металлической двери, которая пока является для бандитов непреодолимым препятствием.

Я снова поднес трубку к уху.

– …все равно завещание ничего вам не даст. Синица в руках лучше журавля в небе. Впрочем, попробуйте сами с ними договориться, – продолжал Лордкипанидзе. Он говорил таким убедительным тоном, что кто-то другой мог бы и поверить. Но он только что таким же тоном говорил мне о своих компаньонах. Не о компаньоне, а именно о компаньонах, хотя одного из них с ними уже не было. И договариваться мне предстояло только с оставшимся.

– Я бы попробовал, – согласился я.

– Тогда выходите на улицу. Мы сидим в машине прямо напротив вашего дома. На стоянке машин. Большой черный внедорожник. Мы ждем в машине…

Они посчитали, что действуют хитро, не приглашая меня просто выйти из подъезда, куда они могли бы подъехать. Тогда я должен был бы видеть машину из окна.

Ни людей Юровских, ни людей Стоматологова не было видно, хотя по времени им пора было бы появиться. Особенно группе, что работала на крыше моего дома. Этим вообще нужно было только спуститься… Мне было необходимо задержать на какое-то время бандитов здесь, на лестничной площадке. И я выбрал крайнюю меру:

– Вы в машине майора Никитина? В ней опасно разговаривать. Ее просто расстреляют с разных сторон, как только заметят…

Ответом мне было долгое молчание. Подполковник Лордкипанидзе или глубоко задумался, или язык себе прикусил. А я подлил масла в огонь:

– Что молчите, Анзор Георгиевич? – Тут я вовремя вспомнил, что отставной подполковник – человек чрезвычайно гордый и обидчивый, как говорил о нем капитан Юровских. Или вы в штаны наложили, а сменных с собой из Пскова не захватили?

– Слушай, мальчик… – ледяным тоном произнес Лордкипанидзе. – Ты слишком много знаешь. Понимаешь, чем это тебе грозит?

– Вам бы, товарищ подполковник, следовало поинтересоваться, откуда я все это знаю. Тогда бы вы вели себя иначе.

– Откуда же?

– В следственном управлении ФСБ рассказали. По старой дружбе. И о вашей дальнейшей судьбе тоже рассказали…

– О моей судьбе? – удивился Анзор Георгиевич.

– Да. Вы по незнанию не туда влезли, когда решили ограбить ломбард. Этот ломбард принадлежит серьезному местному уголовному авторитету, и ваши связи в уголовном мире вас не спасут. Вас повесят в камере. Сами же уголовники. По всем камерам местного СИЗО уже разослали «маляву». Там вас ждут с нетерпением.

Он думал долго. У Лордкипанидзе была хорошая трубка, с чутким микрофоном. И этот микрофон донес до меня характерные звуки. Я понял, что любопытная соседка смотрела в «глазок», но мало что слышала и потому решила выйти.

Щелчки двух замков ее двери и уловил микрофон. Я бросил трубку на стол, не беспокоясь о том, что она может разбиться, схватил малую саперную лопатку, у которой успел заточить только одну сторону, но схватил правильно – заточенной стороной в нужном направлении – и побежал к квартирной двери.

Я почти опередил Лидию Александровну. Она была натренирована в открывании своих замков, я – в быстроте перемещения. Я успел свои замки открыть раньше, чем она. По крайней мере, в одно с ней время.

Когда я распахнул дверь, то увидел перед ней двух бандитов, а за ними – щель в двери соседки. И тут же наткнулся на наставленный мне в лицо ствол пистолета. Этот пистолет был в руках майора Никитина. Я еще не успел осознать, настоящий это пистолет или пневматический, когда выставил вперед руку и закрыл голову плоскостью лопатки, чуть повернув ее под углом. Если пистолет был боевой, то девятимиллиметровая пуля пробила бы лопатку и попала мне в голову. Угол поворота плоскости был слишком незначителен для рикошета мощной девятимиллиметровой пули. Если пистолет был пневматический, то пули калибра четыре с половиной миллиметра срикошетят и отлетят в голову отставного подполковника.

Что и получилось. Я понял это по звуку выстрелов и по матюкам, которыми разродился Лордкипанидзе – пневматика, которую неопытный глаз не отличит от реального боевого пистолета, как не различила камера видеонаблюдения в ювелирном магазине.

А у меня просто еще времени не было, чтобы что-то увидеть. Так быстро все происходило. Но матюки звучали так колоритно и с таким сильным акцентом, что даже Лидия Александровна дверь стеснительно прикрыла.

Пользуясь тем, что лопатка изначально закрывала обзор Никитину, я снизу левой рукой ударил его под локоть, направив ствол в потолок. И сделал лопаткой короткое круговое движение, одновременно используя свою кисть, локоть и плечо. И увидел, как пневматический пистолет упал на бетонный пол вместе с отрубленными пальцами бандита.

Подполковник Лордкипанидзе попытался достать из подмышечной кобуры свой пистолет, одновременно толкая плечом дверь в квартиру соседки, надеясь укрыться за объемным животом заложницы.

Но дверь сразу не подалась. Впечатление складывалось такое, что Лидия Александровна в испуге уперлась в нее всем своим телом, понимая, что допустила глупость, не послушавшись меня. Испуг, случается, добавляет человеку невиданные силы. А у Анзора Георгиевича не было размаха для сильного удара в дверь. Но он все же на этот размах решился, сделав шаг в мою сторону. Он хотел воспользоваться тем, что после кругового силового удара моя малая саперная лопатка смотрела вниз острым лезвием и рука находилась в неудобном для удара положении. Да и удар наносить с близкого расстояния было сложно.

Но я воспользовался тем, что он приблизился, и ударил иным способом. Нанес удар черенком лопатки чуть ниже виска. Этот удар называли когда-то, в тридцатые годы прошлого века, «ударом НКВД», потому что его время от времени использовали следователи НКВД на допросах.

Удар наносится жестким предметом или костяшкой кулака. Сразу после удара глаз человека вываливается из глазницы и повисает на нервах. Пострадавшему при этом требуется срочная медицинская помощь, чтобы вправить глаз, иначе он навсегда останется одноглазым. Сам по себе этот удар не опасен и не лишает человека сознания. Но он сильно пугает пострадавшего, когда тот понимает, что может лишиться глаза.

Подполковник Лордкипанидзе был высоким красивым мужчиной, который своей красотой, наверное, еще и гордился. И угроза остаться одноглазым его сильно испугала. Да и зрение в тот момент, когда глаз вываливается из глазницы, слабеет и мешает ориентации в пространстве.

Анзор Георгиевич вместо того, чтобы завершить начатое и вытащить пистолет, взмахнул руками, словно отгонял комаров, и отступил к квартире Лидии Александровны, навалившись на ее дверь спиной.

Мне этого времени хватило, чтобы завести руку и нанести новый удар, теперь уже точно в направлении головы. При этом я не вкладывал в удар вес тела, не стремился убить, тем не менее лезвие лопатки вошло глубоко в голову.

Все было кончено. И только тут я услышал, как с громким топотом откуда-то сверху по лестнице спускается группа бойцов Росгвардии, а другая группа поднимается снизу.

Но они опоздали. Я справился сам.

Следователи прибежали одними из последних. Я не стал ничего объяснять. Они все сами видели. В это время Лидия Александровна надавила на свою дверь и загремела цепочкой, открывая ее, чтобы удовлетворить свое извечное любопытство. Соседей из двух других квартир на лестничной площадке я так и не увидел.

Когда открылась дверь в квартиру соседки, тело подполковника Лордкипанидзе, оказавшееся в сидячем положении, ввалилось в прихожую, обрызгав черной кровью и пол, и халат, и ноги женщины.

– И кто будет мне кровь вытирать? – с вызовом спросила Лидия Александровна.

– Кто дверь открыл, тот и будет вытирать, – грубо ответил ей капитан ФСБ.

В квартире брата зазвонил телефон. Я сделал рукой неопределенный жест и поспешил к аппарату.

– Дмитрий Алексеевич, что-то у нас линия разъединилась… Договорить не успели. А потом я сколько ни звонил, у тебя все занято и занято…

– Да, мне позвонили, я разговаривал, – ответил я спокойно.

– Если я в восемь вечера приеду, не поздно будет?

– Нормально, товарищ майор. В любое время. Я жду…