Часть III
1
Лора прижалась ко мне, и я почувствовал, что она дрожит. Мы смотрели, как полицейские пронесли носилки в расположенный на первом этаже медпункт.
От толпы отделились мужчина и женщина в лыжных костюмах и подошли к потрясенному Гарделле.
– Я врач, – сказал мужчина. – Доктор Чарлз Френч. А это моя жена, работает медсестрой. Можем вам чем-нибудь помочь?
Они были симпатичной парой. На взгляд, лет тридцати пяти, и в своих дорогих костюмах навевали мысли о Парк-авеню. Он был смуглый, жилистый, и от него веяло холодной деловитостью. Она – светловолосая и очень привлекательная.
Гарделла махнул рукой в сторону носилок, и врач с женой пошли за полицейскими.
Тишину нарушил пронзительный женский голос:
– К черту дорожные кордоны! Я уезжаю!
Журналисты кинулись за врачом и его женой. В приюте воцарился хаос. Гарделла что-то кричал в толпу, но из-за шума я не разбирал слов. Из бара снова полетели отрывистые звуки фортепьяно. Некоторые, несмотря ни на что, продолжали упорно веселиться. Другие, с десяток или больше, натянули куртки и пальто и бежали к выходу, где подобно заиндевелой статуе неподвижно стоял Питер. Может быть, они хотели попасть в свои коттеджи или, потакая мерзкому желанию, устремились посмотреть на кровь на снегу.
Затем я заметил, что Питер подает мне знаки. Показывает в сторону кабинета и сам пробирается туда сквозь толпу. Гарделла в это время пытался не отстать от носилок.
– Нас не имеют права насильно удерживать, если здесь на свободе маньяк-убийца! – крикнул кто-то мне в ухо. В глазах совершенно незнакомого человека был заметен страх.
Стараясь оградить Лору от толчков, я обнял ее за плечи. Впечатление было таким, будто мы оказались внутри включенного миксера. Шли к кабинету мелкими шажками, люди смеялись нам в лицо, кричали что-то друг другу, пихались и толкались. Макс стоял в дверях и беспомощно смотрел на беснующуюся толпу.
Мы с Лорой наконец добрались до кабинета и проскользнули внутрь.
– Заприте, – попросил Питер. Он опередил нас и, сбросив куртку, отряхивал с нее снег.
Лора не чувствовала ног, они были словно ватные. Прежде чем запереть замок, я подвел ее к камину, в котором горело большое бревно, и усадил на стул. После гвалта в вестибюле благодаря шумоизоляции здесь было невероятно тихо. Лоре надо было дать выпить, и я вспомнил, что у Гарделлы была бутылка виски. В ней оставалось еще на дюйм или два спиртного. Я плеснул виски в картонный стаканчик и протянул девушке. Она выпила одним глотком, вернула мне стаканчик и осталась сидеть со сложенными на коленях руками.
Питер перекинул куртку через спинку другого стула. Под его голубыми глазами темнели от усталости синяки.
– Это я его нашел, – очень спокойно объяснил он.
Мы с Лорой уставились на него.
– Выяснил имена тех двух, что провожали Марту домой. Фрэнк Хансен и Джерри Нот. Оба приехали в приют впервые – в качестве официальных лиц на лыжные соревнования. Кто-то устроил в одном из коттеджей частную вечеринку. Мне шепнули, что они там, и я пошел поговорить с ними. Никакого результата. Оба только вчера вечером познакомились с Мартой. Искали любовных приключений, но ничего про нее не знали – ни кто ее друзья и вообще ничего полезного.
Я уже шел сюда и хотел закурить, но в моей зажигалке закончился газ. Вспомнив, что в перчаточнике лежит баллончик с газом, повернул к парковке. – На щеке Питера от волнения дергалась жилка. – Я заметил что-то в сугробе. Предмет почти занесло снегом, были различимы очертания человека. Наверное, пьяный, решил я. Отключился и, если ему не помочь, наверняка замерзнет. А когда подошел… – Питер отвернулся и закурил.
Я понял, что ему сто́ит больших усилий держаться.
– Шесть дюймов стального острия наконечника лыжной палки пронзили ему горло. Руки сомкнулись на палке, словно он пытался вытащить ее из себя. Но прежде чем ему это удалось, потерял сознание. Снег вокруг был красен, как на бойне. Я… я не мог сам его перетащить. Не знал, есть ли в приюте врач. Палку тронуть тоже не решился. Попытка вытащить ее из раны могла повлечь роковые последствия. Я бежал к приюту, когда навстречу вышел Гоуэн. Он взял из полицейской машины носилки, и двое полицейских принесли прокурора сюда. – Кончик сигареты Питера вспыхнул красным огоньком. – Окажись я там пятью минутами раньше, мог бы его спасти и захватить преступника. Проснись прошлой ночью на несколько секунд раньше, увидел бы его из окна. Черт возьми, абсолютно все ему на руку!
– Ну, теперь его схватят, – сказал я. – Полицейские не выпустят отсюда ни души, пока его не прищучат.
– А до того момента – если им это удастся вообще, – сколько еще человек окажутся у него на пути? – мрачно отозвался Питер.
Внезапно кто-то принялся барабанить в дверь кабинета. Я отпер замок. Макс, дико озираясь, скользнул внутрь. И пока он не закрыл дверь и не защелкнул замок, на нас накатывала волна резких, пронзительных звуков. Не обращая на нас внимания, он подошел к сейфу и принялся вращать циферблаты.
– Ну, давай же, давай! – В спешке Макс, видимо, перепутал комбинацию. – Там начали крушить вещи, – сказал он, не глядя на нас. – Картины, посуду, мебель. Нет уж, это им с рук не сойдет. Я вложил в это место всю свою жизнь, а теперь банда ненормальных головорезов… – Сейф открылся, и он запустил в него руку. На свет появился автоматический пистолет. Макс проверил, заряжена ли обойма.
– Убери, – посоветовал Питер.
Макс рассмеялся:
– Ты думаешь, я покорно буду смотреть, как меня разоряют?
Он двинулся к двери. Питер неожиданно прыгнул за ним, схватил за запястье и с силой вывернул руку. Макс вскрикнул, выронил пистолет на пол, а его самого раскрутило и швырнуло к стене. Время в морской пехоте Питер потратил не зря – кое-чему научился. Он наклонился, подобрал пистолет, вынул обойму, опустил в карман, а оружие положил на стол.
– Приди в себя.
Цепляясь за деревянные панели, хозяин приюта с трудом поднялся. Его глаза сузились; потирая ушибленные руки, он оценивал шансы вернуть пистолет.
– Пришьешь кого-нибудь из своих гостей, вот тогда тебе действительно конец.
Макс облизал губы.
– Я велел барменам закрыть бар, но с десяток проходимцев прорвались за стойку, моих ребят выкинули и наливают всем подряд. Что прикажешь делать, Питер? Закрыть глаза?
– Закрыть глаза. Пусть с ними разбирается Гоуэн.
– Против десятка копов две с половиной сотни обалдевших от спиртного людей. С полдюжины попытались прорвать полицейский кордон, расквасили новую машину – не свою, – повредили поставленный поперек дороги полицейский автомобиль. Копы вытащили оружие. Они посмеялись над ними и вернулись сюда. Это самый настоящий бунт, Питер. Следующий шаг – они подожгут дом. Отдай пистолет!
Стайлс покачал головой:
– Ты ничего не исправишь, только усугубишь положение.
– Надо же что-то делать.
– Все в твоей власти. – Питер посмотрел на меня. – С Хеддой получилось?
Я покачал головой.
– Расстанься с образом радушного, держащего рот на замке хозяина, который все знает, но ничего не рассказывает. Назови людей, у которых были близкие отношения с Мартой Тауэрс. Если ты нам поможешь, мы через полчаса наденем на преступника наручники – и конец всем твоим неприятностям.
– Список получится длиннее моей руки.
– Все эти люди здесь?
– Не все, – уклончиво ответил Макс. – Хедда вам ничего не сказала?
– Хедда сильно под мухой, – вступил в разговор я. – И решила играть по вашим правилам.
– Перечисли тех, кто сейчас здесь, – попросил Питер.
– Если я это сделаю… Хедда права. Если мы назовем имена, нам придется не сладко.
– Тебе придется действительно не сладко, если твое заведение сожгут.
Макс открыл было рот, но тут же закрыл и покачал головой.
В дверь снова замолотили, и я услышал приглушенный звукоизоляцией голос Рича:
– Папа, ты там?
Питер мне кивнул, и я открыл дверь. Рич, шатаясь, вошел в кабинет. Над его левым глазом зиял порез, капельки крови катились по щеке. Он тяжело дышал, словно бежал к нам издалека.
– Они хотят убить Джека Кили. Затащили в бар. Кили пытался их утихомирить, чтобы они не крушили все вокруг. Но они набросились на него. Я хотел ему помочь, но их слишком много.
– Пошли! – решил Питер.
Грохот снаружи, казалось, сотрясал стены. Лора снова повисла на моей руке. Впереди шли Макс и Рич, за ними Питер. В дверях гриль-бара мы замерли. Трудно было поверить тому, что мы увидели.
Джек Кили сидел на стуле, привалившись спиной к стене. Голову поддерживал кожаный бандаж на шее. Руки скручены за спинкой стула. Из уголка губ текла кровь. Неподалеку стоял высокий, смуглый Тэкс Брейден.
– Смелее, дамы и господа! Пять центов за попытку! – Он явно пародировал циркового зазывалу. – И бесплатная выпивка тому, кто угодит старому зануде в слюнявку!
Вышла девушка в бледно-розовом костюме апре-ски.
– Я! Я хочу!
– Разойдитесь! Дайте крошке свободу! – Брейден взял что-то из бара и подал девушке. Я разглядел в ее руке лимон. Она комично замахнулась и швырнула лимон в Джека. Он ударил его в плечо. Толпа взвыла.
– Промазала! Давай еще! – Брейден подал девушке второй лимон.
Но перед ней внезапно оказался Питер и взял ее за руку. Толпа, предчувствуя что-то неожиданное, притихла.
– Моя очередь!
– Браво! К нам явился старый хромой! Извини, папаша, у крошки еще одна попытка!
– Моя очередь! – повторил Питер, взял у девушки лимон и легонько оттолкнул ее в сторону. Подбросил лимон, поймал. И сделал шаг к Брейдену. – Развяжи!
– Послушай, папаша, если тебе не нравится наше общество, найди себе другое, – осклабился тот.
Питер с силой кинул в него лимон. Он угодил Брейдену в солнечное сплетение. Того отбросило к стойке, руки взлетели вверх, колени подогнулись.
– Развяжи!
Брейден, размахивая руками, бросился вперед. Питер крепко съездил ему левой по щеке. Нападающий попытался закрыть лицо, но получил правой по скуле и рухнул на пол.
Макс поспешил к Кили, но Питер его остановил.
– Подожди. – Наклонился, схватил Брейдена за грудки и вздернул на ноги. – Давай развязывай. – Его голос прозвучал угрожающе спокойно.
Губы Брейдена распухли и кровоточили. Он послушно поковылял к Кили. Питер отвернулся и облокотился о стойку бара. Тем временем молодой парень в желтой водолазке, заменивший убежавшего бармена, взял за горлышко бутылку и стал подкрадываться к нему.
– Питер! – предупреждающе крикнул я.
Стайлс оглянулся. Владелец водолазки был в двух футах от него и успел замахнуться бутылкой.
– Поставь, сынок, – попросил Питер.
Я так и не понял, как все произошло. В толпе явно пропал запал. Дебошир обвел глазами людей, ожидая, что его поддержат. Но вместо этого к Питеру шагнул седой мужчина в синем блейзере с олимпийской нашивкой на кармане и встал рядом.
– Не слишком ли далеко все это зашло?
– Простите, сэр, я еще не закончил, – холодно перебил его Питер. Посмотрел на свой правый кулак, подул на распухшие костяшки и дождался, пока Брейден освободит Джека Кили.
Макс обхватил ночного сторожа и помог уйти из бара. Когда они скрылись, Питер обвел взглядом раскрасневшиеся лица. Эти люди могли расправиться с ним в одно мгновение, но никто не двинулся с места. Не знаю как, но он их загипнотизировал.
– Я наблюдал такое и раньше, – начал он обыденным тоном. – Только прошлой осенью на ипподроме Рузвельта. Пять сотен зрителей потеряли голову из-за решения администрации признать недействительными множество ставок. Соскочили с трибун, пытались напасть на судей, расколотили электронное табло, забили до смерти охранника, причинили ущерб на тысячи долларов. Некрасивая история. Но то, что происходит здесь, еще хуже.
Питер тяжело вздохнул. Я ждал, что его освищут или осмеют, но люди молчали.
– Завтра утром вы оглядитесь и поймете, как поступили с мужчиной и женщиной, которые были вашими друзьями и чья жизнь зависит от этого приюта. Вы не можете исправить разрушения, восстановить добрые отношения с Ландбергами. «Дарлбрук» больше никогда не будет прежним. Я это понимаю. И вы тоже.
Но это еще не все зло, которое вы совершили. Год назад я лежал на снегу на склоне горы, мою ногу оторвало под коленом, а мой отец кричал, сгорая в машине. Пару часов назад я смотрел на тела двух девушек в морге Манчестера. Некоторые из вас их знали. Благодарите Бога, что не видели, что с ними сделали. Что не вы, а я нашел на парковке Мортона Льюиса с лыжной палкой в горле. Он пытался ее вытащить, но не сумел. Хотел позвать на помощь, но его бы все равно никто не услышал, хотя вряд ли он был способен кричать. Я оглядываюсь вокруг – стараюсь разглядеть того, кто все это совершил. Казалось бы, не проблема: он должен бить в глаза, как свет маяка в ночи. Открыто выделяться среди всех. Не тут-то было! Хотите знать почему? Потому что сейчас вы сами похожи на него.
Толпа могла броситься на Питера, как стая волков, но этого не случилось. Он выложил людям правду, и они приняли ее. Пар был выпущен.
– Среди вас есть такие, кто способен нам помочь, – продолжал он ровным, отстраненным голосом. – У нас есть основания полагать, что Джейн Причард приехала сюда встретиться с каким-то человеком – своим знакомым. Этот мужчина – если он здесь – с момента первой утренней трагедии никак себя не проявил. Я понимаю его поведение, даже если оно мне не нравится. Этот человек может многое рассказать о Джейн, что поможет расследованию. – Питер помолчал и обвел взглядом пустые лица людей. Они перешептывались, задавали друг другу вопросы, но вслух ничего не говорили. – Чем дольше вы прячетесь, тем суровее с вами поступим, когда найдем, – продолжал Стайлс. – А мы вас найдем. В городе тоже объявлен розыск. Не хотите выступить открыто, призываю вас немедленно связаться частным образом со мной или инспектором Гарделлой.
Толпа безмолвствовала.
К Питеру подошел мужчина с олимпийской нашивкой на кармане. В баре послышался тихий гул голосов.
– Я Пери Стивенс. – Человек в синем блейзере протянул Питеру руку. – Председатель комитета по проведению соревнований по прыжкам с трамплина. Хочу пожать вам руку, мистер Стайлс. Вы заставили меня устыдиться себя самого. Я здесь присутствовал и никак не пытался помешать тому, что происходило. Не представлял, что их можно остановить в одиночку. Требовалась шоковая терапия, но я не знал, как взяться за дело.
– Возьмитесь сейчас, – предложил Питер. – Попытайтесь их вразумить. – Он подошел к Брейдену, ощупывающему свои разбитые губы. – Загляните лучше в медпункт, пусть вас там приведут в порядок. – Он взял Брейдена за руку. Я испугался, что снова начнется драка. Но Брейден послушно вышел с Питером из бара.
2
Травмы на лыжных курортах, подобных «Дарлбруку», не редкость. Всегда найдется человек, вознамерившийся покорить склон, который ему не по силам. Сломанные руки и ноги – обычный итог спортивных достижений дня. Медпункт находился напротив апартаментов Ландбергов и был оборудован по последнему слову техники. Туда в сопровождении доктора Френча и его жены полицейские отнесли Мортона Льюиса.
В коридоре толпились журналисты, ожидая информации о состоянии прокурора. Дежуривший у двери полицейский говорил одно и то же: прокурор пока жив. Гарделла и Гоуэн, судя по всему, оставались с раненым. Питер с Брейденом уже подходили к медпункту, когда дверь отворилась, и в проеме появилось бледное лицо Гоуэна.
– Доктору нужна кровь, – громко объявил он. – Редкая четвертая группа – резус-фактор отрицательный. Передайте всем, кровь нужна срочно. Пусть поскорее придут те, у кого такая кровь.
Репортеры забросали его вопросами, но сержант поспешно ретировался в медпункт. Пальцы Лоры сомкнулись на моей руке.
– Я то, что им требуется, – проговорила она.
Освободив Лоре путь, я сообщил полицейскому на посту, что она подходящий донор, и ее тут же впустили в медпункт. Питер, все еще державший Брейдена за руку, свернул к двери Ландбергов и громко постучал. На стук вышел Макс, и Стайлс впихнул дебошира внутрь. Я умудрился проскользнуть за ними. На диване, там, где в прошлый раз лежала Хедда, сидел Джек Кили и прижимал к лицу мокрое полотенце. Хедда исчезла.
– Есть новости из медпункта? – спросил Макс.
– Пока жив, – ответил я. – Ему хотят перелить кровь. У него редкая группа. Мисс Причард вызвалась стать донором.
Кили отнял от лица полотенце и медленно поднялся на ноги. Он смотрел на Брейдена в упор. Один его глаз закрылся, под ним наливался огромнейший фонарь, на правой щеке вздулась жуткая шишка.
– Сукин сын, – процедил он срывающимся голосом.
Брейден криво улыбнулся в ответ:
– Прости, папаша, пошли вразнос.
Макс хотел успокоить ночного сторожа, но тот отбросил его руку, кожаный шейный бандаж непоколебимо держал его голову.
– Все ты и твоя расфуфыренная женушка. – Джек потрогал распухшую щеку. – Ее работа. – Чтобы посмотреть на Макса, ему пришлось повернуться всем телом. – Не могу понять, что здесь происходит. Вы с Хеддой не хотите говорить? Скажу я!
– Джек, позволь мне самому во всем разобраться.
– К черту ваши разборки. – Кили от злости дрожал. – Этот ублюдок со своей девкой, той потаскухой в розовом – у которой вы, Стайлс, отняли лимон, – затеяли потеху. Веселенькая забава, швырять чем попало в людей! До этого они со своими гнусными дружками разнесли новую чужую машину, пытаясь прорваться через кордон. Хороши шуточки! Макс, вы нам приказывали не распространяться о гостях, велели предоставить это вам с Хеддой. Ладно, предоставляю и жду десять секунд. Говорите!
Брейден стоял, опершись о спинку стула.
– Все, что я могу сделать, – извиниться, – сказал он. – Мы заигрались, но в тот момент нам было смешно. Простите! Чего еще вы от меня хотите?
– Нет, ты так легко не отвертишься. – Кили крутнулся к Максу. – Так вы или я?
Макс тяжело вздохнул:
– Простите, Брейден.
Брейден порылся в кармане и нашел сигареты.
– Ладно, чего там. Если обещаны двадцать пять тысяч долларов, то кто-нибудь непременно распустит язык. – Он посмотрел на Питера. – Они намекают на то, что у меня была связь с Мартой Тауэрс. Эка невидаль – не у меня одного.
– Ваша жена в курсе? – спросил Питер.
Брейден пожал плечами:
– Почем мне знать? Мы женаты всего три месяца. Мы крутили с Мартой задолго до этого.
– Вы встречались с Джейн Причард до этих выходных?
– Да. В городе. Два или три раза она со своими приятелями обедала с Мартой тогда же, что и я.
– С какими приятелями?
Брейден колебался:
– Никто из них не был здесь в эти выходные. Какой смысл впутывать тех, кто не имел отношения к трагедии?
– Что за чертова круговая порука! – взорвался Кили. – Кто-нибудь сообщил копам, что доктор Френч – врач Марты Тауэрс? Я вас выведу на чистую воду. Вы потешались, играя в игры с калекой? Посмотрим, как запоете, когда настанет очередь играть с вами.
– Я же извинился, Кили, – повторил Брейден.
В этот момент раздался стук в дверь, и Макс пошел открывать. На пороге стоял Гарделла. Его опухшие глаза превратились в красные щелочки. Он обвел взглядом собравшихся.
– Умер. – Его голос звучал бесстрастно. – Врач сделал все возможное, но ничего не помогло. Он не приходил в сознание и не сказал ни слова. – Инспектор достал из кармана сигару, сунул в рот и сжал меж пожелтевших зубов. – На этот раз мы точно знаем, что преступник где-то здесь. Стайлс, вы не слышали смеха?
Питер покачал головой.
– Хоть так. – Инспектор произнес это таким тоном, будто сама возможность услышать смех выводила его из себя.
– Кому принадлежала палка? – спросил Питер.
– Приюту. В пункте проката хранятся десятки пар лыж. На ручке название «Дарлбрука» и инвентарный номер. Гоуэн сейчас проверяет, не брал ли кто-нибудь в эти выходные лыжи с таким номером. Хотя это ничего бы не доказывало. Они могли валяться где угодно, и палку могли украсть.
– Вы выяснили, чем занимался Льюис на улице?
– Нет, не выяснили, – почти сердито ответил Гарделла. – Методика работы в одиночку в том и заключается, что никто не в курсе дел этого человека. Может быть, он шел с кем-нибудь поговорить в один из коттеджей и проверить очередную теорию, о которой нам не рассказывал. Возможно, хотел что-нибудь взять из машины. Откуда мне знать, чем он занимался на улице, кроме того, что подставил себя убийце?
Только тут он заметил изрядно потрепанных Кили и Брейдена.
– Что здесь творится? – Катая во рту сигару, инспектор не сводил глаз с Брейдена. – Это ты тот фрукт, который пошел на приступ полицейского заграждения?
Брейден кивнул.
– Мы еще потолкуем с тобой и твоими дружками. Вы что, парни, подрались?
Питер объяснил ему, что случилось.
– Развлекался, издеваясь над увечными, приятель? – рассвирепел Гарделла.
– Я уже десять раз извинился, – окрысился Брейден. – Там все посходили с ума, и меня понесло. Никто серьезно не пострадал.
– Кроме двух девушек и мертвого прокурора. Нас очень сильно интересуют клубы развлечений вроде твоего.
– Я не при деле. Понятия не имею, что с ними приключилось.
– Вам еще не сообщили, что он был дружком Марты Тауэрс? – спросил Кили.
Гарделла криво усмехнулся:
– С чего ты взял? У меня полный список тех, кто хоть раз взглянул в ее сторону. Может, мы пока и не добились результатов, но рутинную работу выполняем исправно. Все ваши секреты вывернем наружу.
– И знаете, что доктор Френч был врачом Тауэрс? – не успокаивался Кили.
– Слушай, Кили, давай кое-что раз и навсегда выясним. Я знаю, как делать свое дело, иначе меня бы не держали на этой работе. Ты хочешь подставить Брейдена, потому что он кидал в тебя лимоны, пользуясь тем, что ты со своей сломанной шеей не мог ему ответить. Я могу тебя понять по-человечески, но какой тебе от этого прок? Мажешь грязью доктора Френча. Не знаю, чем он тебе не угодил, допустим, сделал что-то плохое. Но я не слышу, чтобы ты хоть слово сказал о себе. Ведь ты сам не меньше трех раз встречался в Нью-Йорке с Тауэрс. И здесь у тебя хватало возможностей провести с ней время. Об этом ты ни гу-гу, но другими именами так и сыплешь. Может, лучше поговорим о тебе?
Кили потрогал заплывший глаз.
– Ты никогда не упоминал, что встречался с ней, Джек, – удивился Макс.
Речь Кили была бессвязной, и пока он говорил, сверкал на нас единственным открытым глазом, словно подозревал, что мы не хотим его понять.
– Когда-то у меня было все, Макс не даст соврать. Классный лыжник. Слалом был моим коньком. Я бил всех – и здесь, и в Европе. Денег не греб, но находились люди, которые за меня платили: покупали одежду, билеты. Я был хорош собой и мог получить все, что хотел, стоило только попросить. А потом эта травма! – Он постукал пальцем по шейному корсету. – После нее я стал ничем и больше не мог делать то, за что люди соглашались платить. Кроме лыж я ничего не умел. Не мог даже обучать других. И был уже готов сунуть голову в газовую духовку, когда встретился в Нью-Йорке с Максом и Хеддой. Они знали меня в те времена, когда я что-то значил. Предложили работу и жизнь в окружении того единственного, что я знал. Я был настолько благодарен, что если бы они велели мне лечь ради них под поезд, я бы, не задумываясь, это сделал.
Кили тяжело дышал.
– Здесь меня никто не знал. Разве что наезжал старина Пери Стивенс, и мы подолгу говорили о прежних временах. Для всех остальных я был ночным сторожем, который днем продает на склоне кофе. Мне сорок два года. Вы считаете, это такая глубокая старость, что я не заглядывался на приезжающих сюда каждую неделю соблазнительных дамочек? И не жалел о том, что потерял? Иногда появлялись такие, кто хоть немного по-человечески сочувствовал. Одной из них была Марта. Да, она вела себя вольно и, как все, приезжала сюда оттянуться. Ее прозвали шлюхой, но она была лучше десятка девиц в плотно облегающих штанах, выставляющих напоказ свои задницы и титьки. В малышке была теплота, стоило ей раз на меня посмотреть, и она поняла, что я переживаю. Марта находила время, чтобы выпить со мной и поговорить о былых деньках. Иногда что-нибудь дарила: новую книгу по лыжному спорту, спортивную рубашку, варежки, а как-то принесла электрический кофейник, чтобы я не бегал сюда из своего коттеджа, если захочется кофе.
Она стала моим другом. В Нью-Йорк я наведывался не часто – лишь когда за чем-нибудь посылал Макс. За пару последних лет заглядывал к ней несколько раз. У нее почти всегда были назначены встречи, но она улучала время выпить со мной или даже поесть. Настоящий друг! Ничего другого между нами не было. И после этого вы считаете, что я не задушил бы своими руками того, кто ее убил?
Мы ждали продолжения, но Кили сказал все.
– Вы были знакомы с Джейн Причард? – спросил Гарделла.
– В глаза не видел до того, как она вчера приехала сюда.
– Марта не упоминала о ней?
Кили душил смех.
– Неужели я неясно выразился? Марта позволяла мне рассказать о себе – о том, каким я когда-то был. Не давала забыть мое прошлое. Понимала, что мне требовалось. Была тем человеком, кто выслушивал меня и не смеялся, потому что я вышел в тираж. – Кили стер обратной стороной ладони слюну с уголка губ. – Мерзавцы вроде Брейдена, Френча и всех остальных брали у нее то, что она могла им дать, а за спиной обзывали всякими словами. Не потрудились понять, каким она была отзывчивым существом.
Гарделла, нахмурившись, разглядывал сигару.
– Вы тоже не больно печетесь о ее репутации, когда направо и налево швыряетесь именами.
– Потому что один из этих людей, по каким-то ведомым лишь ему причинам, решил заставить ее замолчать. Пусть я не спасу ее репутацию, но все равно буду продолжать его искать, даже если вы отмахнетесь.
– Мы не отступимся, – решительно заявил инспектор. – Отсюда никто не уедет, пока мы не выясним, в чем дело. – Он вынул сигару изо рта и бросил в пепельницу на столе за диваном. – Однако вернемся к Мортону Льюису. Я, как многие другие, его не любил. Не дай бог иметь такого начальника. Он стремился присвоить себе всю славу, чтобы его фамилия появилась во всех газетах. Ну, вот, теперь его имя будет пестреть во всех заголовках. Но нашелся человек, который мне нравится еще меньше, чем Льюис. Убийц копов я совсем не люблю. Каким бы ни был Льюис, он представлял закон. И еще: ему нравилось выстраивать версии. У него их были десятки. – Полицейский едва заметно улыбнулся Питеру. – Не исключено, что одна из них оказалась близка к истине. И в этом, как я понимаю, причина, почему кому-то понадобилось проткнуть его лыжной палкой. Видимо, Льюис попал в точку. В любом случае он коп, и его убили. И мы просидим здесь, если потребуется, хоть всю зиму. – Он махнул рукой Кили. – Вам с Брейденом лучше спуститься в вестибюль. Пусть доктор Френч осмотрит ваши порезы и ушибы.
– Мне не нужен врач! – возразил Кили.
– Тогда отправляйся куда-нибудь еще. – Гарделла посмотрел на Брейдена: – А ты приведи в кабинет свою жену и подельников, с которыми прорывался через полицейский кордон. Хочу с вами потолковать.
– Моей жене обязательно знать, о чем мы тут с вами рассуждали? – спросил Брейден.
– Я не в настроении прикрывать твою задницу, – отрезал полицейский.
Макс, Питер и я вышли вместе с толстым коротышкой-детективом.
– Ваша жена где-то поблизости, Макс? – спросил инспектор.
– В спальне. Боюсь, она перебрала виски. Нам сейчас не просто.
Гарделла пожал плечами:
– В данный момент я хочу поговорить с вами, Питер.
Стайлс стоял в темном углу комнаты.
– Хотите возродить теорию Льюиса, по которой главный подозреваемый я?
– Нет, – ответил инспектор. – Хочу, чтобы вы успокоились и сидели тише воды ниже травы, чтобы расследованием занимались те, кто знает в этом толк. Чтобы перестали мутить воду. Я вам благодарен. Но отныне не путайтесь у меня под ногами. Если потребуетесь, я дам вам знать.
– Зачем потребуюсь?
Гарделла достал из кармана новую сигару и зажал кончик зубами.
– До недавнего времени считал вас умным малым.
– Чем же я вас разочаровал?
– Когда занимаюсь расследованием, а на руках ничего, с чем можно было бы работать, – начал инспектор, – я запасаюсь спиртным. Сажусь, размышляю и пью, пока до чего-нибудь не додумываюсь. Один из тех, о ком я думал под выпивку, – вы. Задавал себе вопрос: каким способом убрать этого Питера Стайлса с дороги, чтобы он перестал изображать сыщика? Я бы на его месте попивал джин за карточной игрой в то время, как бухой коротышка-сыщик берет дело в свои руки. Не горел бы желанием поймать типа, который из окна машины крикнул ему «Слабак!» и при этом гоготал, как киношный комик? Спросив себя, я вдруг понял, что вы не семи пядей во лбу. Только не расстраивайтесь: Гоуэн и многие другие, включая меня, точно такие же. – Пожелтевшие зубы отгрызли кончик сигары. – Вы, дружище, уверяли нас, будто в седане ехали двое мужчин. Когда машина обгоняла вас на горном серпантине, один высунулся из окна и начал кричать. Но не он, дорогуша, управлял автомобилем. Водитель сидел с левой стороны, и именно он, а не наш весельчак спихнул вас с дороги. Мы разыскивали одного человека, а следовало – двоих. В тот раз шутник был попутчиком и, не исключено, что вчера он тоже только наблюдал, что делал другой.
Я посмотрел на Питера. Его лицо смертельно побледнело.
Гарделла покачал головой:
– Не понимаю, чего я на вас взъелся. Вы прошли через ад. Досталось вам крепко, но в голове сумбур. А мы вас слушали и стали думать по-вашему: убийца и есть весельчак. Но убийца не он, а его дружок, на которого у нас абсолютно ничего нет. Можно добраться до хохотунчика, а другой, немой и очень опасный, воткнет вам в горло лыжную палку. Вы понимаете, что это вполне реально?
– Такие типы нападают целыми бандами. Их может быть больше двух, – предположил Макс.
– И если они в состоянии потратить по пятьдесят долларов за день на выходные в «Дарлбруке», нельзя исключить, что эти парни такие же отпетые головорезы, как шайки юнцов, бесящихся ради потехи в наших городах, – подхватил Гарделла. – Не исключено, что они привезли с собой девушек. Я вот о чем, Стайлс: за вами следит не один человек. Известно, что вы охотитесь за преступником, и вам не позволят подобраться к нему так близко, как сумел Льюис. Их может быть целая армия.
Когда Питер закуривал сигарету, его рука не дрожала.
– Можете посадить меня в полицейскую машину, отвезти в Манчестер и держать в городской каталажке, пока я не выйду оттуда с помощью адвоката. Но вы же не ждете прекращения поисков, если меня физически не изолировать?
Гарделла с силой прикусил сигару.
– Это мысль. Что до меня, отправляясь в бар выпить или в туалет, то я, чтобы не грохнули сзади, буду приглашать с собой полицейских. А к вам, мой друг, мы не можем приставить телохранителя. Вы у всех на виду, как неоновая реклама. Всем известно, что у вас имеются личные причины устроить собственную охоту на убийцу. Стоит вам сунуться не туда, куда нужно, – и спаси нас Бог и помилуй!
– Обещаю, – проговорил Питер. – Буду осторожен.
3
До трагического убийства президента Кеннеди было много разговоров, как он рискует, открыто появляясь на людях. Но никто серьезно не верил, что с ним может что-нибудь случиться. Я слышал, как Гарделла предупреждал Питера, однако не принимал опасности всерьез. Нас всех блокировали в «Дарлбруке». Никто не посмеет напасть без того, чтобы его тут же не поймали. Территория кишела полицейскими. Гости не могли дождаться, когда им разрешат уехать, чтобы позабыть о царившем здесь пятнадцать часов насилии. Я не понимал, чем рискует Питер, находясь у всех на виду. Зато убедился, что в любой ситуации он готов постоять за себя лучше, чем мне показалось при первой встрече. За него можно не тревожиться.
Я беспокоился за Лору. В какой-то момент ее самообладание сдаст. Она была уже на грани, когда мы разговаривали с Хеддой Ландберг. А отец опорой ей быть не может.
Питер с Гарделлой отправились в кабинет Макса. Детектив решил, что Стайлс должен присутствовать, когда он будет разговаривать с компанией Брейдена.
– Может, в интонациях, в смешке или в чем-нибудь другом что-то напомнит вам знакомого весельчака, – предположил инспектор.
Смертельно усталый Макс вышел со мной в коридор – он хотел проверить, какие усилия прилагают его подчиненные для восстановления четкой работы механизма «Дарлбрука».
– Трудно поверить, что все это случилось, – пробормотал он. – И ведь, черт возьми, думаешь больше о себе, а не о тех, кому уже ничем не поможешь. Не сегодня завтра убийцу поймают, все разъедутся, и мы с Хеддой останемся у разбитого корыта.
– Не думаю, что все для вас так плохо, – возразил я. – Пройдет несколько недель, и бизнес восстановится. Вы продаете то, что люди хотят купить. Очень плохо, что вы не хотите помочь следствию.
Макс устало покачал головой:
– Это больше не важно. Рассказывать, Джим, особенно нечего. Я знал о Брейдене. Знал, что Чак Френч был врачом Марты. Но понятия не имею, было ли между ними что-нибудь еще. Мне доподлинно известно, что с полдюжины ребят крутили с Мартой, но никого из них в эти выходные в приюте не было. Какая польза от того, что я назову их фамилии? Устрою им головную боль, а Гарделла нисколько не приблизится к тому, кого ищет. Кстати, инспектор утверждает, что ему и без меня все известно. Про Джека Кили я был не в курсе. Видел, что Марта относилась к нему с теплотой. Кили прав: она была дружелюбной, отзывчивой девочкой. Поэтому мы с Хеддой разошлись по ее поводу. Марта всем нравилась. Она не охотилась за чужими мужьями или кавалерами, об этом я утром уже говорил. Считал: коль скоро от нее не бывает неприятностей, поступки Марты – ее личное дело.
– Но Хедда не соглашалась.
Макс пожал плечами:
– Женский пол вообще не любит своих гулящих напропалую сестер. Хедда утверждала, что рано или поздно Марта вцепится в женатого и тогда произойдет взрыв. Она уверена, что именно это случилось прошлой ночью.
– У нее есть кто-то конкретный на уме?
– Нет. Но она все равно считает, что иначе быть не могло. – Макс тяжело вздохнул. – Надо посмотреть, что творится в баре. Его порядком разнесли. Не представляю, решатся мои бармены вернуться на работу или нет.
В коридоре у двери в медпункт все еще толпились журналисты и фотографы. Я заметил Эдди Маккоя и спросил, не выходила ли Лора.
– До переливания крови не дошло, – ответил он. – Лора вышла минут пять назад и сказала, что ее помощь не понадобилась.
Я пошел ее искать. Людям не позволяли вернуться в свои номера, пока их не досмотрели, а убийство Льюиса временно приостановило обыск. Но я решил, что для Причардов сделали исключение, поскольку прошлой ночью их в приюте не было. Пытался дозвониться в двести десятый номер по внутреннему телефону, но мне не ответили. В баре, где успели навести относительный порядок, Лоры тоже не оказалось. Бармены Макса приступили к работе – разгребали завалы и возобновили обслуживание гостей.
Я остановился в вестибюле, не представляя, где еще ее искать. Может, зашла в дамскую комнату и скоро появится. Размышляя, я заметил Джорджа Причарда. Он шел прямо на меня.
– Где Стайлс? – спросил Причард.
Он не раз прикладывался к рюмке, и его лицо пошло пятнами.
– Участвует в допросе, – ответил я.
– Откуда у него такое мнение о Джейн? – Вопрос был задан прокурорским тоном. Этот человек, наверное, привык, чтобы ему отвечали четко и быстро. Но мне он не понравился из-за своего отношения к Лоре. И я не понимал, почему Причард кричит на меня.
– Спросите его самого.
– Простите, Трэнтер, – извинился он. – Я сам не свой. Можете мне объяснить, что происходит? Я слышал, Стайлс произнес перед толпой что-то вроде речи – сказал, что Джейн приехала сюда на свидание к какому-то мужчине.
– Давайте поищем столик. Сядем и выпьем. – Внезапно я почувствовал к нему жалость. На его месте я бы, наверно, тоже забыл о вежливости и доводах рассудка.
Мы сели в углу, и я принес виски из бара. Я бы предпочел, чтобы о свидании дочери ему рассказала Лора, но выбора не оставалось, пришлось говорить. Он слушал и жадно пил.
– Так она не назвала Лоре имя мужчины?
– Отказалась.
– По словам Лоры?
– Да, – подтвердил я.
– Не вижу смысла. Если она рассказала Лоре остальное, зачем скрывать его имя?
Джордж стрелял по бару глазами, словно надеялся узнать в толпе убийцу дочери.
– Не забывайте, мистер Причард, я не знал Джейн. Нас только успели познакомить, и все. Не исключено, что его здесь нет. Джейн поняла, что ее знакомый не приехал, и решила провести сегодняшний день с Питером. Может быть, он передумал в последнюю минуту. Конечно, если он здесь, полиции есть о чем с ним поговорить.
– Боже! – У него внезапно задрожал голос. – Вы не представляете, Трэнтер, как тяжело воспитывать двух дочерей без женской помощи. С Лорой я потерпел неудачу – она точная копия матери. Только бы развлечься. Но Джейн… – Он дал знак бармену принести еще виски. – Мы были близки, насколько могут быть близкими отец и дочь. Она мне никогда не лгала, приходила советоваться по поводу всех своих проблем. Я знал обо всем, о чем рассказала вам Лора.
– Но не о мужчине, к которому Джейн приехала сюда на свидание? – Мой вопрос был жестоким, но я его задал.
– Я не видел ее дней десять, – ответил Причард. – Ездил на побережье к телевизионному заказчику рекламы. Вернулся только вчера во второй половине дня и сразу ей позвонил, но она не ответила. Поскольку была пятница, я решил, что она куда-нибудь уехала на выходные. Меня не было в городе, Джейн не могла посвятить меня в свои планы. И рассказать о своих отношениях с этим мужчиной, если они развивались в последние десять дней. Такие вещи не сообщают по междугороднему телефону. Я понятия не имел, куда она отправилась, пока сегодня утром не получил страшное известие от Ландбергов. – Когда Причард принимал новую порцию виски, его рука дрожала. – Так вы сказали, что Джейн призналась Лоре только три или четыре дня назад?
– Так утверждает Лора.
– Объяснение простое. – Он начал приходить в себя. – Джейн не открыла сестре имя мужчины, потому что хотела, чтобы я узнал об этом первым. И вы, наверное, правы: его, скорее всего, здесь нет. Все случилось по вине другой девушки.
Этот человек умел перевернуть все с ног на голову, чтобы подогнать факты под свою точку зрения.
– Мне не нравится, что здесь происходит, – продолжал он. – Этот Гарделла – неумелый провинциал. Прошло почти восемь часов, и никакого результата. Льюис, как утверждают, что-то заподозрил, но не сказал никому ни слова. Я не присутствовал внизу, когда начались бесчинства. Пытался дозвониться до генерального прокурора. Необходимо заручиться более квалифицированной помощью, чем здесь доступна.
– Удалось?
Причард поджал губы.
– Он заявил, что вполне доверяет Гарделле. Где бы найти более опытного человека?
– Здесь много сообразительных журналистов, включая Питера Стайлса, – ответил я. – Некоторые уже почувствовали запах денег, которые вы обещали в качестве вознаграждения.
– Надеюсь, вы правы. – Он покачал головой. – Джейн… ну почему Джейн? – Его глаза наполнились слезами. – Мне не везло в отношениях с женщинами, Трэнтер. Слышали про мою жену?
Я кивнул. Мне стало неудобно – не хотелось его выслушивать.
– Она получила от меня все, – заговорил он. – Деньги, положение, двух очаровательных дочурок.
– В рождении детей она тоже определенным образом принимала участие, – заметил я.
Он словно меня не слышал.
– Мы живем, как пауки в банке. В моем деле приходится ежедневно бороться за выживание. Соперничество очень жестокое. Были периоды, когда меня совершенно покидали силы. Неужели моя просьба казалась чрезмерной? Я хотел только понимания и верности. Видимо, чрезмерной. В ней была какая-то червоточина – дурное семя. Эта женщина бросила меня в то время, когда я сильнее всего в ней нуждался. – Он ударил кулаком по столу. – У меня остались только дочери. Мне пришлось их воспитывать и следить, чтобы в них не проявилась заложенная в их матери порча. Она сказалась в Лоре. Стоило ей освободиться от меня, и она забыла то, чему я пытался ее научить. Все делала против моих наставлений. Превратилась в подобие своей матери.
Зато Джейн выросла такой, о которой можно только мечтать: верной, правдивой, основательной, со своими суждениями и с хорошим вкусом, с гордостью за то, что она пристойный, цивилизованный человек. В мире, где больше никто не руководствуется моральными правилами, она им следовала. Понимаю, как ей было трудно, но Джейн считала, что это единственный правильный путь. И тот мужчина, с которым, как утверждает Лора, Джейн собиралась встретиться в приюте, наверняка хороший, замечательный человек. Иначе она бы сюда не приехала. И, конечно, его здесь нет. В противном случае он бы уже объявился. С плохим человеком Джейн бы не сошлась. Вот увидите: как только узнает о том, что здесь случилось, он с нами свяжется. Лора, как повелось, объясняет все по-своему и отнюдь не на манер сестры. Джейн собралась сюда не для блуда. Они бы встретились открыто, на людях, чтобы повеселиться, покататься на лыжах… – Причард осекся, словно от неимоверного усилия убедить себя самого в нем иссяк запал.
– Тем не менее было бы полезно выяснить, кто он такой, – не отступал я. – У Питера есть в Нью-Йорке знакомый, которого он пустил по его следу.
– По следу? – Причард озадаченно посмотрел на меня.
– Попросил найти. Джейн с ним где-то бывала. Их могли видеть.
– Боже правый! – возмутился безутешный отец. – Неужели человеку, который был дорог Джейн, суждено стать объектом публичного скандала? Его здесь нет. Какая вам от него польза? Притом как отзываются об этой Марте, тень может упасть и на мою дочь. Неужели и сейчас нельзя оставить ее в покое? Не понимаю!
– Идет следствие, пытаются найти ее убийцу. – Мой голос звучал удивленно, я недоумевал, почему он сердится.
– Вот и пускай ищут, а не копаются в личной жизни Джейн. Помогите мне, Джим, передайте Питеру и всем остальным: если кому-то вздумается публиковать слухи и всякую клубничку, я не пожалею остатка жизни, чтобы наказать обидчиков. Так и скажите!
Он вскочил из-за стола и быстро ушел, оставив меня сидеть с открытым ртом.
Если мне и требовалось доказательство, что Причард не будет Лоре опорой в ее горе, я его получил. Отец и дочь представляли собой два полюса отношения к трагедии. Лора безупречно владела собой, Джордж был на грани истерики. Своим поведением он подтвердил то, что сказала мне его дочь: рана, нанесенная ему пятнадцать лет назад бегством жены, не зажила и болела.
Я допил виски и снова отправился на поиски Лоры. На первом этаже ее не оказалось, и я подошел к конторке, где сидел дежурный. Позади за коммутатором орудовал Рич Ландберг. Он трудился как пчелка – десятки людей пытались связаться по телефону с друзьями и близкими. И поскольку они не могли разойтись по комнатам, пока их не досмотрели, все старались воспользоваться телефоном портье и дожидались своей очереди. Я заглянул из-за плеч страждущих в почтовый ящик номера 205, надеясь, что Лора оставила мне записку. Ящик оказался пуст. Подобравшись поближе к Ричу, спросил, не знает ли он, куда подевалась дочь Причарда.
Полуобморочное выражение его лица сменила усталая улыбка. Он ответил, что минут пятнадцать назад девушка звонила из своего номера. Где она теперь, он понятия не имеет. Я заметил, что при этом Рич нажал кнопку вызова двести десятого номера. Пожал плечами и вернулся к перегруженному коммутатору. Я догадался, что Лора предприняла новую попытку связаться с людьми, которым не дозвонилась раньше.
Здесь было так много людей, что ей ничего не стоило, спустившись из номера, потеряться в толпе, пока я разговаривал с ее отцом. Я возобновил поиски: осмотрел бар, вестибюль, бальный зал, маленький читальный зал. Безрезультатно.
Пока я пробивал себе дорогу через толпу людей, Питер тоже не терял времени даром. Об этом он в красках рассказал мне позже.
Гарделла собрал компанию Брейдена у Макса в кабинете. Я называл их так, хотя эти люди приехали в приют порознь. Их было семеро: Брейден с женой Дорис, молодая женатая пара по фамилии Митчел и трое юношей, которые явились вместе и поселились в одном коттедже. Эти семеро пытались вырваться из приюта по северной дороге на универсале, который принадлежал вовсе не им. Брейдены и Митчелы познакомились в прошлый приезд в «Дарлбрук», но это был единственный раз, когда они встречались. Брейдены жили в Нью-Йорке, Митчелы – в Хартфорде, штат Коннектикут. Остальные трое присоединились к ним во время развлечений.
– Удивительные типы! – возмущался Питер. – После дебоша в баре я решил, что Брейден испытывает хоть какие-нибудь угрызения совести. Но когда мы собрались в кабинете Макса, он успел окончательно от них избавиться. Таких молодых закоренелых холодных циников я еще в жизни не видел. На все вопросы Гарделлы отвечали ерничаньем и ржанием. Девушки, прости Господи, не отставали от мужчин. Если кого-то из них и потрясло убийство, они старательно это прятали под шкурой, толще, чем у носорога. Всячески старались выставить нас с Гарделлой идиотами.
Если на них нажимали, они отвечали тем же. Когда их спросили, где они находились в то время, когда был убит Льюис, стали отшучиваться. У Питера сложилось впечатление, что они ничего не скрывали. Не изобретали алиби. Наоборот, стремились смутить и вывести из себя Гарделлу. Тот держался минут пять, изображал толстого, непоколебимого Будду, а затем у него сорвало крышу. Гарделла вызвал двух полицейских и приказал на месте обыскать компанию. Ни ножа, ни кровавых пятен на одежде не обнаружилось. Пока это все происходило, Брейден с дружками обрушивали на инспектора беглый огонь почти садистских шуточек.
– Я же постоянно прислушивался, – продолжил Питер. – Для всякого, кого интересует смех, его там было в избытке. Но не того особенного хихиканья, которое с ужасом стало преследовать меня.
Гарделла был пунктуален. Поднял прошлогодние записи в книге учета гостей приюта – никто из семерых в день трагедии Питера в «Дарлбрук» не приезжал. Затем он поднял тему знакомства Брейдена с Мартой Тауэрс. Но если ждал, что Дорис взорвется, его постигло разочарование. Она не повела бровью. Видимо, муж ее предупредил, что возможен такой разговор.
– Это было до эры Дорис, – сказала она инспектору и повернулась к мужу: – Тебе с ней было хорошо, дорогой?
– С тобой не сравнить, – усмехнулся Брейден.
Гарделла чуть не расшиб кулаком стол Макса. Он внушал страх кому угодно, но только не этой неслыханной компании. Он сообщил, что им будет предъявлено обвинение в угоне автомобиля и порче государственной собственности – машины полиции штата. На следующее утро их увезут и поместят в камеру.
Дебоширы зааплодировали. Последнее слово осталось все-таки за Брейденом. Он подошел к Питеру и усмехнулся разбитыми губами:
– Мы с тобой недоговорили, папаша. Ты умудрился приземлить меня в баре. В следующий раз посчитаемся.
– Только попробуй еще раз устроить беспорядки, приземлишься надолго, – предупредил Гарделла.
– И ты тоже в моем списке, жирняк.
Трое молодых людей и Митчел встали за спиной Брейдена, и Питер подумал, что опять придется драться. Гарделла, не вставая из-за стола, прошипел:
– Давайте начинайте, а то я сегодня целый день скучаю.
В этот миг коротышка-детектив был очень выразителен, и счет изменился в его пользу.
– Выбор места и времени за нами, – хмыкнул Брейден.
Семеро покинули кабинет и при этом так гоготали, словно им было море по колено. Гарделла, чертыхаясь, допил остатки виски, и тут, как сказал Питер, он произнес речь:
– Вы думаете, они психи, Стайлс? Если работаешь в полиции, встречаешь таких каждый день. У них водятся деньги, иначе они бы не приехали в «Дарлбрук». Думаете, только выросшие в трущобах презирают закон и порядок? Не обманывайтесь. Мы просто не часто читаем о таких в сводках. Они творят безобразия, но богатые родители отмазывают деток, и люди ничего не узнают. Страна свободных. Это выражение приобрело иное значение. Свободные ненавидеть, проявлять нетерпимость и фанатичность, смеяться над законом своей страны. Свободные злословить и клеветать – нагнетать атмосферу, способствующую насилию и убийству. Нападать на храмы, уничтожать детей. Вот что такое страна свободных, в которой мы сегодня живем.
В том, что на нас надвигается, отчасти повинны люди моего возраста. Рухнула система уважения закона, когда благодетели человечества заявили, что нам нельзя покупать спиртное. Стали верховодить бандиты, потому что каждому хотелось выпить перед обедом. Нам не запрещали выпивать – никому не было дела до того, где мы брали напитки. Убийство стало профессией. Люди не сопротивлялись, если получали спиртное. Отменить сухой закон? Нет, конгрессмены отменять закон не захотели. Доброхоты могли их прокатить на следующих выборах. Пусть лучше наши города контролирует Аль Капоне и ему подобные, только бы не разрешать народу свободно покупать спиртное. Пока автомат целит не в нас, черт со всем.
Потом нашелся решительный человек – сухой закон отменили. Но ни прежний образ жизни, ни прежний образ мыслей не вернулись. Оглянитесь вокруг. Смерть ниггерам и их прихлебателям. Закон для всех, но только не для меня. Равные права для всех, но не для тех, кто мне не нравится. Только тронь мою собственность, пущу тебе пулю в лоб. А на собственность других наплевать. Вот какова наша страна свободных! – Инспектор улыбнулся Питеру и грустно посмотрел на пустую бутылку. – Надо было поберечь на День независимости.
Вот так неожиданно раскрылся наш Гарделла.
Пока все это происходило, я бродил по приюту в поисках Лоры. В третий раз прошел через вестибюль, и этот путь меня вывел к полицейскому. Тот дежурил у лестницы и не пускал в номера гостей, которые еще не прошли досмотр. Спросил его, не видел ли он Лору, и в этот момент сам заметил ее – она шла со второго этажа. Хваталась за перила, и мне показалось, она не сможет дойти по лестнице вниз. Я бросился к ней. Ее лицо было белее пергамента, а когда она невидящим взглядом посмотрела куда-то мимо меня, я заметил на ее щеке кровь. Она текла из раны у кромки волос.
Девушка уже падала, но я оказался рядом, сумел подхватить ее, и мы вместе почти скатились с последних трех ступеней.
