Глава 13
— Здравствуйте, сударыня, — пропел мужчина в шароварах, домотканой рубашке и лаптях. — Кого желаете видеть?
Я на секунду растерялась. На боку ряженого охранника висела кобура с современным пистолетом. Учитывая, что во времена лаптей такое оружие еще не придумали, «древнему русичу» надлежало иметь при себе рогатку.
— Ищу Татьяну Михайловну Рябову, — ответила я.
— Как вас звать-величать? — продолжал ломать комедию секьюрити. — На государевой службе состоите али как?
Мне надоели его кривляния.
— Приехала поговорить с вашим директором. Она в курсе, я недавно ей звонила.
— Не откажитесь присесть, — не дрогнул собеседник, потом вынул из широких штанов кусок дерева, потыкал в него пальцем и сказал: — Матушка Рябова, страж первых врат с нижайшим поклоном беспокоит. Приехала… Да, она!
Мужик заулыбался.
— Боярыня, вам ступать одесную по улице Древней до самого дворца. Никуда не сворачивайте. Матушка в ожидании. Поскольку на улице грязь-топь непролазная, взденьте на ноги чуни, а свои ступалы оставьте.
Я уставилась на пару лаптей, которые мне протягивал дядька.
— Хотите, чтобы я воспользовалась сменной обувью?
— Грязь-топь, — повторил он, — очень они удобные.
— Лучше заведите бахилы, — не выдержала я.
— В Древней Руси, а мы сейчас именно на ее территории, такого бесовства не водилось, — отрезал охранник.
Я сняла сапожки.
— Телефонов тоже не было, однако вы только что звонили директрисе.
— Матушке, — поправил секьюрити, — она государыня наша, мы ее дети любимые. Не знаю, что такое телефон, воспользовался древнерусским способом связи — переговорной трубой.
Удержаться от смеха было сложно, но я справилась с задачей, встала и, шаркая лаптями, побрела по коридору, читая таблички на дверях. «Изба счетных наук», «Дворец букв», «Палата иноземных языков». Навстречу мне попались две девочки в сарафанах, белых блузках, с платками на голове и мальчик в косоворотке, широких брюках и невысоких сапожках. У всех в руках были холщовые котомки.
— Булки испекли! С яблоками, — крикнул кто-то, — в трапезной подали.
Дети помчались вперед, как угорелые, я продолжила путь и наконец оказалась у двери с надписью «Матушка Государыня. Входи прытко, излагай кратко, немногословь, на друга не клевещи, не лукавь. Доносчику первый кнут, лентяю наказание, старательному поощрение. Постучи громко, вступай с поклоном».
Я что есть силы треснула кулаком по сучковатой филенке, она открылась, передо мной возникло небольшое помещение с низким потолком. Стройная женщина, на голове которой сидела корона, встала из-за стола и радостно воскликнула:
— Добрый вечер вам, иностранный посол!
Вот тут мое терпение лопнуло.
— Татьяна Михайловна, при всем уважении к вашей гимназии, давайте поговорим нормально. Я не родительница, которая хочет отдать ребенка в вашу школу. Звонила вам только что.
Рябова не смутилась.
— Так я ментально живу в Древней Руси. Забыла, как мир за окном выглядит. И не горюю о том.
— Домой небось не в карете едете, — заметила я.
Рябова показала на дверь справа от стола.
— Там мои хоромы. Иногда приходится из дивного русского мира в вертеп города высовываться. Ох, тяжко. И детки наши многие тут проживают в кельях. У нас гимназия постоянного пребывания. А центр дневной.
Я отметила, что владелица заведения, продолжая усиленно изображать древнюю славянку, все же стала разговаривать на обычном языке, и обрадовалась. Значит, Рябова не совсем сумасшедшая.
— Мы следим за чистотой душ воспитанников, — вещала тем временем Татьяна, — увы, в гимназии приходится вести преподавание не только прекрасных предметов, таких как древний ветхий русский, но и придерживаться программы обучения. Зато после уроков в центр…
— Вера Галкина, — громко произнесла я.
Татьяна Михайловна вмиг замолчала.
— Извините, что напоминаю о печальном событии, — сказала я.
— Каком? — вдруг спросила владелица центра.
— Анатолий, ваш сын… — пробормотала я.
— Верно, — кивнула Татьяна, — он умер. Но прислал мне своего сына.
Я удивилась.
— У Анатолия был ребенок?
— Конечно, — подтвердила моя собеседница, — наше солнышко прекрасно себя чувствует. За пять минут до вашего прихода я обсуждала с ним, какой ему лучше хитон сшить! Мальчика нам Алиса Шкафина отдала. Навсегда. Бросила малыша. Корди его обожает. А я уж как люблю!
Дверь в стене скрипнула и приоткрылась. Похоже, в покоях Татьяны находился кто-то любопытный, он решил послушать, о чем идет речь в офисе.
— Хитон? — повторила я. — Это нечто вроде плаща?
— Ангельская одежда, — поправила меня Татьяна Михайловна. — Можно сделать ее голубой с золотым орнаментом. А можно зеленой. Я за первый вариант, но мальчик не любит, как он говаривает, «купечества». Мы поспорили. А кто такая Вера Галкина?
— Девушка, с которой дружил Анатолий.
— У сына было много знакомых, — сказала хозяйка кабинета, — я с ними не вижусь.
— Государыня, — завопил из коридора тонкий голос, — народ собрался и алчет.
«Царица» вскочила.
— Любезная госпожа, посидите немного, я скоро вернусь.
Последние слова она произнесла, выбегая в коридор. Я осталась одна, правда всего на пару секунд.
Дверь в стене открылась, показалась дама старше государыни.
— Добрый день, — вполне нормально сказала она, — вы писательница Арина Виолова? Я видела вас несколько раз по телевизору.
— Наверное, в Древней Руси он именуется волшебный ящик и работает на дровах, — не удержалась я от сарказма.
Женщина поманила меня:
— Заходите.
— Спасибо, я жду Татьяну Михайловну, — отказалась я.
Незнакомка улыбнулась:
— Если хотите до вечера тут в одиночестве сидеть, не стану возражать.
— Ваша государыня обещала вот-вот вернуться, — сказала я.
Дама вошла в кабинет.
— Не стоит ей верить. Таня живет вне времени. Ее «вот-вот» растягивается на сутки. Хотите узнать что-то о Вере Галкиной?
— Знаете ее? — обрадовалась я.
— Меня зовут Корделия Михайловна, — представилась женщина, — я сестра Тани. Папа начудил, назвал старшую дочь в честь героини Шекспира. А я, как на грех, «р» долго не выговаривала. «Девочка, как тебя зовут?» «Колделия!» Народ рты разевал. Колделия! Красиво, однако. Отец видел, как ребенок мучается, произнести имя не может, и со второй девочкой не выдрючивался. Таней назвал. Не советую ждать владелицу гимназии. У нее сейчас литургия в домовом храме, потом поклонение богу Яриле. Часа три на все отведено.
Я опешила.
— Простите, я не воцерковленный человек, но знаю, что литургия — служба в православной церкви. Вроде во время нее принимают причастие.
— Верно, — согласилась Корделия.
— А в Ярило верили язычники…
— И здесь вы не ошиблись.
Я совсем растерялась.
— Извините, я не сильна в вопросах веры, но разве можно одновременно служить и Христу, и Яриле, богу древних славян?
— В конце десятого века Святой князь Владимир крестил Русь. Вот с той поры православные отринули Ярилу. Ну не сразу, процесс шел долго, мучительно. Мда. Не стоит нам уходить во тьму веков. Таня… э… она… энтузиаст своего дела. Создала гимназию, равной которой нет.
— Да уж, — пробормотала я, — никогда не слышала о школе, где дети и сотрудники в лаптях разгуливают.
Корделия рассмеялась.
— Ребятам это нравится. На самом деле здесь пансион. Многие дети живут в спальном корпусе. Учителей и сотрудников сестра из единомышленников подобрала.
— Вот уж не думала, что в Москве такое количество… — начала я и вовремя умолкла.
— Сумасшедших, — договорила за меня Корделия, — согласна, народ тут странноватый, но детей искренне любит. В первой половине дня все обучаются по стандартной программе, а во второй добро пожаловать в прошлые века. Воспитанники воспринимают все как игру. Я веду финансовые, юридические и прочие дела. Тане нельзя ездить в банк или общаться с мастерами, которые крыши чинят. У нее есть я, симбиоз главбуха, адвоката, хозяйственника и всех прочих. Без меня учебное заведение быстро скончается. Пойдемте в мою квартиру. Лучше там поговорим, угощу вас чаем с пряниками. Наш повар их печет. Вас же не смутит, что Вася сначала «Отче наш», а затем «Песнь Ярило» читает? Несмотря на кашу в голове, готовит Василий прекрасно.
