ЛОРА

20 марта 2015-го

Почему всем так хочется меня накормить?

Лин берет из ящика половник и разливает по тарелкам куриный суп с кукурузой.

– Садись, – командует она.

– Легко сказать.

Вместо стола у нас в углу стойка, как в американских закусочных, по обе стороны от нее – кожаные скамейки. Пластмассовая столешница такая древняя, что отстает от стены на полдюйма. В зазор забились крошки, мусор и прочая дрянь. Я разберусь с этим за неделю до родов. Все говорят, что тогда находит непреодолимое желание вымыть окна и поменять наволочки на подушках. Взбираюсь на скамью и подвигаюсь к стене. Отсюда видна вся кухня.

– Никогда больше сюда не залезу, пока дети не родятся!

Лин ставит передо мной тарелку, но я так и сижу, сложив руки.

– Я бы с радостью, но аппетита нет.

Она озабоченно хмурится.

– По-моему, это первый симптом?

– Какой еще симптом?

– Тревожности. А ты что подумала?

– Что, если есть не хочется, потому что плод развивается неправильно? Или еще похуже?

Договаривать не нужно, Лин все понимает. Она всегда меня понимала.

– Ты просто на нервах, милая.

Конечно, на нервах. Еще как. Лин ведь и половины не знает.

– Я оба раза так же переживала. Все хорошо, честное слово. Мы ведь собираемся на УЗИ. Если что-то не так, они сразу скажут. Ты меня слушаешь?

Я отрываю глаза от телефона.

– Да, извини. Спасибо.

Не успокоюсь, пока не услышу голос Кита. После затмения прошло два часа. Он уже сто раз поймал бы сигнал. Он говорит, что мы будем брать детей с собой смотреть затмения. Первое семейное путешествие предстоит в 2017 году в Штаты. Если я с ума схожу от тревоги только о нем, что со мной будет в толпе с двумя малышами? Да я глаз вверх не подниму ни на секунду! Не хочу стать одной из тех безумных мамаш-наседок, которых встречаешь на детских площадках, хотя уж мои-то страхи не без причины.

Несколько последних процедур по ЭКО мы оплатили из своего кармана, но теперь, забеременев, я вновь могла воспользоваться страховкой и прибегнуть к услугам государственной больницы на Норт-Серкулар-роуд. Не знаю, как можно выздороветь в больнице неподалеку от самой загрязненной и шумной лондонской трассы. Обычно там пахло тухлым мясом и антисептиком для рук. Пока мы доехали, малыши внутри расшалились. От Кита по-прежнему нет новостей, поэтому я с неохотой подчиняюсь правилам, изложенным на табличке, и отключаю телефон.

Мой врач, доктор Кендэлл, специалист по многоплодию. Он наблюдал мою беременность с самого начала и будет делать кесарево. (Все вокруг, даже Лин, думают, будто я расстраиваюсь из-за того, что рожу не сама. На самом деле я рада, что все устроилось по объективным причинам.) Безупречно ухоженные руки доктора Кендэлла – должно быть, он ходит на маникюр – внушают доверие.

– Кристофер сегодня не пришел? – спрашивает он, печатая что-то в компьютере.

– Уехал на Фареры смотреть затмение. Последняя дальняя поездка до родов.

– Ах, да. Всегда о таком мечтал. Мы ездили в Корнуолл в девяносто девятом и брали с собой детей. Вас, наверное, там тогда еще не было. Да и все равно погода была плохая.

Улыбаюсь и ложусь на кушетку, приготовившись ощутить на животе холодный гель. У меня уже большой опыт по этой части.

– А вы что думаете? Когда в декрет уйдете?

Секрет в том, что я буду работать до последнего. Нам очень нужны деньги.

– Скоро.

Экран от меня отвернут. Доктор Кендэлл водит трубкой по выпирающему животу возле пупка и смотрит на результаты. Киту это понравилось бы. Он всегда полагался на цифры. Мне должны дать распечатку данных и фотографию.

– Все хорошо. Оба растут нормально. Плацента в нужном месте, пупок тоже. Вы уверены, что не хотите узнать пол?

Поворачиваю голову. Я предложила держать пол в секрете, чтобы доказать Киту, что могу расслабиться и принимать вещи такими как есть. Он никогда не говорил, что у меня съехала крыша на том, чтобы контролировать всех и вся, но столько раз просил меня успокоиться, не нервничать, отпустить ситуацию, я даже не могу сосчитать.

– Смотрите, это определенно…

– Не надо!

Доктор и Лин вздрагивают от моего крика. Пытаюсь обратить все в шутку:

– Знаете, мы хотим, чтобы они сами определились с полом, когда вырастут. Будем надевать на них оранжевые одежки. Эксперимент!

Когда мы выходим из кабинета, я облегченно вздыхаю.

Лин подвозит меня до дома.

– Уверена, что справишься сама?

Сегодня она наверняка будет работать допоздна, наверстывая время, которое потратила на то, чтобы свозить меня в больницу.

– Конечно.

Захлопываю дверцу машины.

– Поешь что-нибудь! – кричит Лин, заводя мотор.

Вернувшись домой, падаю на мягкий топкий диван и отправляю Киту фотографию УЗИ. В ответ он звонит мне по видеосвязи. На заднем плане темно, в кадре только бокал с пивом. Связь плохая, лицо Кита, недавно лишившееся растительности, и белый фарерский свитер распадаются на квадраты. И все равно вижу, что его гложет раскаяние. Застывшая глыба злости внутри меня начинает таять. Не хочу больше ссориться. На этот раз я сама пойду навстречу.

– Они ведь красавчики, правда?

– Все в порядке? Растут нормально? Ни рогов, ни хвостов?

– Все замечательно!

Кит улыбается. Только теперь вспоминаю, почему мы говорим по телефону и он не рядом.

– Прости, дорогой. Как прошло затмение? Сплошные тучи?

– Хуже не бывало, – скорбно отвечает он. – А в Лондоне?

– Дерьмово.

– Кошмар.

Голос Кита совершенно бесстрастен. Моя внутренняя система оповещения выдает тревожный сигнал. Пытаюсь рассмотреть его лицо, но там темно и связь ужасная.

– Что-то случилось? Из-за того дебильного видео?

– Не из-за видео.

То есть что-то все-таки случилось. Кожа покрывается мурашками.

– Не из-за видео? А из-за чего?

В трубке булькает, еле доносится искаженный голос:

– Слушай, все нормально. Скоро вернусь на лайнер, и тогда оба выдохнем.

– А почему ты сейчас не можешь выдохнуть?.. Ты видел ее?

– Нет.

– Можешь все нормально объяснить?

– Прекрати себя накручивать! Ты же знаешь, я всегда злюсь, если при затмении облачно.

– Поклянись детьми, что все в порядке!

Связь на секунду пропадает, я не могу понять, секундная задержка до того, как Кит сказал «клянусь», случилась из-за помех или же он колебался.

Разговор закончен.

Что я наделала! Заставила его поклясться нашими детьми, которые еще не родились. Кит не суеверен, он скажет что угодно, чтобы купировать мой приступ. Это я искушаю судьбу. Кладу руку на живот, жду, что малыши начнут толкаться, но они лежат тихо.