Глава 12
Семейные связи

Почти два часа спустя, после нескольких деликатных одобрительных возгласов, моя тетушка наконец ушла спать, довольная тем, что ей удалось, стежок за стежком, заштопать прорехи в моем воспитании и заложить узор подобающего поведения.

Кажется, ее теперь не беспокоило то, что я нашла убитого человека – лишь бы я вышивала красивые фиалки и вьющиеся виноградные лозы в искупление нарушенных мной социальных табу.

Она также настояла на том, чтобы моя новая горничная внесла немного больше «глянца и лоска» в обычные процедуры после купания. Когда я возразила, что в этом нет необходимости, что я и без этого могу обойтись, она перекрестилась и налила себе еще вина, а потом приказала горничной с этого момента каждый день доводить до совершенства мою внешность.

Я поборола желание стереть с глаз лишнюю краску, особенно когда Томас стал бросать в мою сторону самодовольные взгляды. Мне нравилось наносить косметику, как и любой другой девушке моего возраста, только я делала это не так щедро.

– Полицейские говорят, что ему перерезали горло хирургическим инструментом, – Томас ерзал на своем стуле в нашей гостиной. Я не разрешила ему курить в доме, и он нервничал больше, чем обычно, рассказывая мне о расследовании. Он придвинул ко мне один из дядиных медицинских журналов, и его пальцы при этом задержались рядом с моими руками чуть дольше, а потом он стал листать свою собственную записную книжку.

– Неужели можно нанести такие раны простым скальпелем? – спросила я, тоже неловко ерзая на своем стуле.

Странно было принимать Томаса в своем доме без надзора посторонних, несмотря на то что мы в Лондоне и Рединге бродили по улицам одни, а тетушка и кузина находились сейчас всего на несколько этажей выше.

Я думала, что, начав обсуждать убийство, мы почувствуем себя менее стесненно, но это оказалось еще одним заблуждением.

– Превратить в оружие нечто подобное не трудно, – он взял свою чашку, но не сделал ни глотка и поставил ее обратно, встретившись со мной взглядом. – Он изготовлен из металла и имеет острые концы. Любой безумец или пьяница может убить с его помощью. Я и сам много наточил таких штук.

У меня не хватило смелости спросить, зачем ему понадобилось это делать. Отбросив эту мысль, я сосредоточилась на этом деле, барабаня пальцами по журналу.

– Первые два убийства тоже были совершены хирургическими инструментами. Слишком большое совпадение, чтобы не учитывать его в нашем расследовании. Вы согласны?

– Дорогая Уодсворт, ваше сотрудничество со мной приносит все больше пользы с каждым часом. Ваш ум очень… привлекателен, – произнес Томас, многозначительно приподнял брови и рассматривая мои заплетенные в косы волосы. – Давайте выпьем вина и потанцуем, нарушая приличия. Вы уже носите подходящий для этого наряд, давайте этим воспользуемся.

Он протянул мне руку ладонью вверх, и на его лице появилась коварная усмешка.

– Томас, прошу вас, – я шлепком отбросила его руку в сторону, отчаянно краснея. Танец с Томасом наедине, без компаньонки, был бы скандальным проступком, а его предложение было слишком большим искушением. К тому же это никак не помогло бы быстрее разгадать тайну, рассудила я. – Тетушка Амелия скончается на месте, если войдет и увидит такое… неподобающее поведение.

– Г-м-м. Ее безвременная кончина избавит вас от дальнейших уроков вышивания, не так ли? Возможно, нам следует отказаться от танца, а вместо него заключить друг друга в страстные объятия.

– Томас! – с упреком произнесла я.

Я сказала себе, что чем быстрее мы узнаем, кто убийца, тем быстрее я избавлюсь от Томаса Кресуэлла и его предосудительных манер. Не успею я опомниться, как мы начнем целоваться в темных переулках. И тогда моя репутация действительно вылетит в трубу. Мне не понравилось легкое разочарование, которое я почувствовала при мысли о том, что после расследования я не буду проводить с ним так много времени.

– Ну хорошо, – Томас откинулся на спинку стула и вздохнул. – Я думаю, что кто-то следил за нами в доках. Должно быть, подслушали, как мы говорили о мистере Данлопе. Это единственное логическое объяснение, которое имеет смысл. Если бы могли установить, кто именно, то, уверен, мы бы нашли нашего убийцу.

– А если бы у меня была корона, я была бы королевой, – возразила я, не сумев сдержаться. – Честное слово, Томас, что за смехотворное утверждение. Если, если, если. Нам нужно что-то более надежное, чем простое «если», если мы хотим остановить безумного убийцу.

Ирония моего последнего заявления не осталась незамеченной Томасом. Ленивая улыбка появилась на его губах, и он подался вперед так, что наши лица оказались в опасной близости.

– Если бы я купил корону, вы бы бегали вокруг Букингемского дворца в одной нижней юбке и требовали, чтобы стража вас пропустила?

– Будьте серьезнее, – одернула я его, но успела рассмеяться над абсурдностью этой картины. – Вы можете представить себе нечто подобное? Меня бы бросили в Тауэр, и им пришлось бы для большей надежности забросить ключ в Темзу. Избавились наконец!

– Не бойтесь! Я бы нашел способ вытащить вас из вашей тюрьмы в башне, прекрасная леди.

Я покачала головой.

– Чудесно. Вы бы оказались в соседней камере и обрекли бы на смерть нас обоих.

Томас несколько секунд от души хохотал, его глаза остановились на моих губах и задержались там. Я сглотнула, вспомнив вдруг, что мы одни и я не смогла придумать ни одной веской причины, почему его нельзя поцеловать. Я уже заработала плохую репутацию в глазах общества. Можно с тем же успехом соответствовать своей роли и пуститься в небольшое приключение. Кузина Лиза потребовала бы рассказать ей все подробности… возможно, было бы весело распустить немного сплетен.

Наблюдая за моей реакцией, он медленно приближал ко мне лицо, и мое сердце билось все быстрее, а на его лице появилось выражение милой беспечности. Да, подумала я. Это правильно. Не было бы ничего лучше такого первого поцелуя.

Грохот из кухни внизу разрушил очарование. Томас резко выпрямился на стуле и открыл свою записную книжку, изображая напряженный интерес; температура в комнате упала по крайней мере на двадцать градусов.

Я заморгала, изумленная тем, как быстро он переключился. Мне даже захотелось затопить камин, только это не помогло бы сделать выражение его лица более теплым.

Расправив плечи, я собралась с мыслями. Ну ладно, раз так – я могу быть такой же переменчивой, как Томас, если он такими хочет видеть наши отношения. Нет необходимости смеяться и даже дружить. Собственно говоря, для начала мне не следовало смягчаться по отношению к нему. Мне самой не верилось, как близка я была к тому, чтобы поцеловать его. Такое отвратительное животное, как он.

Однако если быть совсем честной перед собой, я должна признать, что приятно иметь знакомого, столь же ненормального в глазах общества, как и я сама. Отец не пускал в наш дом друзей, пока мы росли, опасаясь заражения инфлюэнцей и оспой, поэтому у меня никогда раньше не было лучшего друга, и мне очень не хватало таких взаимоотношений.

Несмотря на все усилия отца, болезнь проникла в наш дом.

Он не понимал, с какими трудностями ему придется столкнуться, когда я стану достаточно взрослой, чтобы самой получать приглашения на чай. Теперь возникла необходимость пригласить в дом тетушку и кузину, чтобы они нашли для меня друзей. Но я не могла сердиться на отца: он старался делать для меня все самое лучшее, даже когда это лучшее наносило вред.

– Я возьму это, – я схватила еще один журнал, лежащий на столе возле Томаса. По-видимому, он захватил с собой почти все журналы дяди перед тем, как поехать сюда, и прятал их вместе со своими хорошими манерами.

Он не потрудился поднять голову от своей записной книжки. Из всех… я стиснула зубы и перечитывала одни и те же предложения, заставляя свой мозг найти связь между жертвами убийцы. Две проститутки. Мисс Смит и моряк, ставший кучером. Почти все они были как-то связаны с отцом, с испугом поняла я. Единственная, кого нельзя было с ним связать, – это мисс Энни Чапмен, и ее убили самым жестоким образом.

Все указывало на то, что мисс Чапмен не знала своего убийцу, но другие, похоже, знали. Я с трудом сглотнула, понимая, что нам необходимо кое-что предпринять немедленно.

– Прошу прощения, – я встала, собрала свои юбки, как молчаливых свидетелей, и направилась к двери, не дожидаясь, пока Томас встанет. Если он хочет обращаться со мной так холодно, то и я не стану выказывать ему уважения. Мне не нужен мужчина, чтобы придать мне сил. За это я должна благодарить отца – его отсутствие в повседневной жизни хорошо подготовило меня к самостоятельности.

Быстро пройдя по коридору, я остановилась, прислушиваясь к голосам, доносящимся из фигурных металлических вентиляционных отверстий в полу. Возле отцовского кабинета я остановилась, услышав стук у входной двери. Черт. Я тихонько прокралась назад по коридору и проскользнула в хорошо освещенную гостиную, пока слуга впускал посетителя.

Меньше всего мне было нужно, чтобы меня поймали роющейся в вещах отца, но я внезапно вспомнила кое-что из сказанного Торнли, и у меня голова пошла кругом от новых вопросов.

Томас продолжал корпеть над своими заметками. Я почти не обращала на него внимания, стараясь услышать, кто к нам пришел в такое время. Шаги приближались, и я сделала вид, что погружена в чтение. Слуга вошел в комнату и ждал, когда я обращу на него внимание. Я посмотрела на него невинными, широко раскрытыми глазами.

– Да, Кейн?

– Вас хочет видеть некий мистер Альбертс, мисс Одри Роуз. Говорит, что работает у вашего дяди и принес срочное известие. Он просит прощения за столь поздний час. Отослать его прочь?

Я покачала головой.

– Не в привычках дяди посылать кого-то, если дело не важное, – особенно если отец перехватил какие-то письма, которые хочет держать в тайне.

Должно быть, что-то случилось. Возможно, он обнаружил связь между преступлениями и не мог ждать до утра или, может быть, он узнал личность убийцы.

Меня охватило приятное предчувствие, вытеснив все остальные чувства.

– Впустите его немедленно, пожалуйста.

Лакей исчез, потом снова появился вместе со слугой дяди. Этот человек сжимал в руках потрепанную шляпу-котелок, нервно перебирая ее поля по кругу. У него был такой вид, словно он только что столкнулся с чем-то ужасным.

Мое сердце превратилось в кусок свинца и глухо стучало в груди. Возможно, он просто боялся встретить моего отца. Дядя, конечно, в последние годы громко говорил о своем жестоком брате, злосчастном лорде Эдмунде Уодсворте, который прячет свою темную личность под помпезным титулом. Хотелось надеяться, что только это было причиной его тревоги.

– У вас послание от моего дяди?

Он кивнул, бросая при этом взгляды в сторону Томаса. Он все больше смущался.

– Да, мисс Уодсворт. Боюсь, это… это нечто ужасное.

Слуга дяди теребил свою шляпу так, что я была уверена: сейчас он разорвет ее пополам.

– Говорите свободно, мистер Альбертс, – сказала я. – Какие у вас новости о моем дяде?

Он с трудом сглотнул – его кадык подпрыгнул на горле.

– Его арестовали, мисс. Скотленд-Ярд увез его в тюремной карете и все такое. Нам сказали, что это он виновен в тех убийствах в Уайтчепеле. Сказали, что он сошел с ума, – он помолчал, собираясь с духом, чтобы выложить остальные новости. – Появилась свидетельница, которая его опознала. Она говорит, что видела, как он подкрадывался, готовясь к убийству. Суперинтендант сказал, они забирают всех подозрительных из-за того, что… из-за того, как ужасно их… этих леди… порезали.

Заметки, которые начал набрасывать Томас, выскользнули из его пальцев, страницы упали на пол, трепеща, словно пепел сгоревших бумаг.

– Что это еще за ерунда?

Альбертс покачал головой, опустив глаза в пол; дрожь пробежала по всему его телу.

– Они сейчас перерывают всё в его лаборатории. Ищут больше доказательств, чтобы держать его взаперти. Говорят, что его признают виновным и казнят, это лишь вопрос времени. Они говорят, что он… что это он – Кожаный фартук.

– Кейн, принесите, пожалуйста, мое пальто. – Я взглянула на Томаса, которого мой взгляд застал врасплох: его рот был широко раскрыт, а глаза моргали от изумления. Нам необходимо попасть в дядину лабораторию сейчас, пока они не погубили его жизнь и все его научные исследования. – Альбертс, спасибо, что вы сообщили нам об этом…

– К черту вежливость, Уодсворт! – заорал Томас, быстро выбегая из комнаты в прихожую. – Поспешим, пока в лаборатории еще есть что спасать. Вы, – он ткнул пальцем во второго слугу в прихожей, – приготовьте нам экипаж, и поживее, будто спасение вашей души зависит от его скорости.

Он забрал мое пальто у Кейна и хотел накинуть его мне на плечи, но я выхватила его у него из рук. Так как второй лакей не пошевелился, я кивнула ему.

– Прошу вас, сделайте то, чего так грубо потребовал мистер Кресуэлл.

Томас фыркнул, когда лакей бросился выполнять мое распоряжение.

– О да. Это я злодей. Вашего дядю увозят, его научные открытия, вероятнее всего, уничтожают варвары, а я грубиян. Совершенно обоснованное утверждение.

– Вы невыносимый грубиян. От того, что вы бросаетесь на людей и грубите им, дело быстрее не пойдет, знаете ли. – Я натянула пальто и ловкими движениями застегнула пуговицы. – Мы бы так же ждали бы сейчас экипаж, если бы вы вежливо попросили его подогнать.

– Еще что-нибудь мудрое скажете, что мне следует принять во внимание, голубка моя? – уныло спросил он.

– Да, если на то пошло. Вы не погибнете, если будете добрее к людям. Возможно, приобретете одного-двух друзей. Кто знает? – сказала я, воздев руки к небу. – Может быть, вы наконец-то найдете такого человека, который сможет вас выносить. И в любом случае, почему вас больше волнует лаборатория, а не жизнь моего дяди? Это ненормально. Ваши приоритеты в безнадежном беспорядке.

– Может быть, мне не нужны друзья, – сказал он и двинулся к входной двери. – Может быть, я доволен тем, что говорю так, как говорю, и меня волнует только ваше обо мне мнение. Меня прежде всего волнует не лаборатория вашего дяди, а основания полиции для его ареста, – Томас потер лоб. – До сих пор они арестовали еще четверых других мужчин, которых я помню, – за то, что те слишком много пили и размахивали ножами. Меня волнует, отвезли ли они его в тюрьму или в дом для умалишенных.

– Неприятно и то, и другое.

– Это правда, – согласился Томас, – но в тюрьме меньше вероятности, что накачают «успокоительным».

Через несколько секунд наш экипаж подъехал к парадной двери моего дома. Запряженный в повозку единственный черный конь казался опасным. Животное всхрапывало, выпуская облачка пара в уже поднявшийся вечерний туман. Я прыгнула в экипаж, не дожидаясь помощи от Томаса или от лакея.

Нам надо было спешить. Невозможно предсказать, какой ущерб полицейские наносят драгоценной работе дяди. И если то, что сказал Томас насчет сумасшедшего дома, правда… у меня не хватило мужества додумать эту мысль до конца.

Томас запрыгнул в маленькую кабинку, его внимание было приковано к дороге впереди нас, он плотно сжал челюсти. Я не могла определить, беспокоится ли он о дяде или расстроен тем, что я его оскорбила. Возможно, и то и другое понемногу.

Кучер щелкнул кнутом, и мы поехали, понеслись по улицам так быстро, как могли. Мы объезжали запряженные лошадьми экипажи больших размеров и разъезжались с ними; мы двигались по путанице лондонских улиц проворно, как пантера. Нам показалось, что всего через несколько минут мы уже подъехали к дому дяди в Хайгейте.

Я выпрыгнула из кэба; из-за юбок мои и без того тяжелые шаги были еще более тяжелыми. Полицейские выносили из дома дяди коробки с бумагами. Я подбежала к молодому человеку, который, по-видимому, был здесь главным.

– Что все это значит? – спросила я, надеясь, что им станет стыдно, и они остановятся. Хотя бы ненадолго. – Вы совсем не уважаете человека, который большую часть жизни помогал искать преступников? Чего вы хотите от моего дяди?

У констебля хватило совести покраснеть, но он еще больше выпятил свою внушительную грудь, когда Томас неторопливо поднялся по лестнице развязной походкой. Констебль снова посмотрел на меня, в его светлых глазах появился намек на раскаяние. Но соленые слезы не полились из их океанской голубизны.

– Мне очень жаль, мисс Уодсворт, – сказал он. – Если бы это решение принимал я один, я бы послал всех подальше. Поверьте мне, я ничего не имею против вашего дяди.

Он застенчиво улыбнулся, что выглядело немного странно: человек с такой внешностью вполне мог обладать уверенностью олимпийца.

– Собственно говоря, я всегда восхищался той работой, которую он проделал. Поступил приказ сверху, и я не могу его игнорировать, даже если бы захотел.

Трудно было представить себе, что человек, который умел говорить так хорошо, выбрал жизнь простого полицейского. Я прищурилась, заметив дополнительные знаки отличия на его мундире; значит, он был офицером высокого ранга. Он был не простым полицейским, он был из благородного семейства, если занимал такую высокую должность в свои юные годы.

Я опять перевела взгляд на его лицо. Тонкие кости, высокие скулы и квадратный подбородок делали его очень красивым. Он был почти наверняка из знатного рода. Лицом он был похож на принца Альберта Виктора в юности, только без усов.

– Как, вы сказали, вас зовут? – спросила я.

Томас закатил глаза.

– Он не назвал себя, Уодсворт, и вам это известно. Продолжайте ваш флирт, чтобы мы могли приступить к истинной цели нашего приезда сюда.

Я гневно посмотрела на Томаса, но молодой человек не обратил на него внимания.

– Прошу прощения за мою невежливость, мисс. Я – суперинтендант Уильям Блэкберн. В моем подчинении четыреста восемьдесят констеблей здесь, в Хайгейте.

Его имя показалось мне смутно знакомым, но я не могла вспомнить, где его слышала. Возможно, я прочла его в какой-то газете в связи с нашими убийствами.

Томас перебил мои спутанные мысли.

– По-видимому, вы приказали им всем до единого потоптаться в этом доме, – пробормотал он, оттолкнул в сторону офицера, а потом вошел в дом, чтобы лично оценить положение дел.

Мне хотелось удавить его за такую грубость. Суперинтендант Блэкберн, возможно, мог бы дать нам ответы, которые иначе мы не получим. Несмотря на весь свой превосходный ум, Томас был способен проявлять полную тупость, когда надо было общаться с людьми. Если бы мне пришлось подружиться с дьяволом, чтобы помочь дяде, я бы это сделала.

Я попыталась извиниться за него.

– Он несколько разгорячен, пожалуйста, простите его невежливость. Он может быть очень… – мой голос замер.

Томаса Кресуэлла никто не считал обаятельным, кроме меня, от случая к случаю, как не был он и вежливым в свои лучшие дни. Мама дала бы мне наставление не говорить ни слова, если нельзя подобрать добрых слов, и именно так я и поступила.

Суперинтендант Блэкберн застенчиво улыбнулся мне и предложил свою руку. Я поколебалась всего мгновение, потом взяла его под руку. «Будь любезной, Одри Роуз», – напомнила я себе.

– Я провожу вас внутрь и сделаю все возможное, чтобы объяснить причину ареста вашего дяди. – Он помолчал и огляделся вокруг, потом наклонился ко мне ближе, его кожа пахла чем-то почти знакомым. – Боюсь, его положение нельзя назвать очень хорошим, мисс.