22
Делегация
«Для чего нужны эти создания, сотканные из света? В чем цель их существования?» – спрашиваем мы. Но не лучше ли задаться вопросом: а для чего существует человек? Наша задача в том, чтобы ползать, не обращая внимания на боль в метафорических коленках, и, по-детски гордо задрав подбородок, заявлять на всю вселенную: «Глядите, я человек! Я ползаю, хотя все остальные уже давно научились ходить! Но разве это не здорово, что я могу проползти где угодно?»
Если верить неолитикам, «отличительной чертой» человека как раз и является приспособляемость. Он не умеет бегать быстро, как гепард, и все же бегает. Он не такой искусный пловец, как выдра, и тем не менее он плавает. Он не отличается зоркостью ястреба и не хранит запасы еды в защечных мешках. Поэтому он должен тренировать зрение и создавать из обломков и огрызков, исторгнутых истерзанной землей, разнообразные инструменты: не только чтобы лучше видеть, но и чтобы обогнать гепарда и выдру. Он способен пересечь ледяную арктическую пустыню, переплыть тропическую реку, вскарабкаться на дерево, а по завершении долгого пути построить уютный отель. Там он примет душ, приведет себя в порядок и сможет за обедом похвалиться своими приключениями перед друзьями.
И все-таки на протяжении всей своей истории наш герой постоянно испытывал недовольство. Он жаждал знать, какая роль отведена ему в этом мире. Он надрывал глотку. Он требовал ответа на вопрос, для чего он здесь. Но бесчисленные звезды взирали на него с улыбкой, храня глубокомысленное и неоднозначное молчание.
Ему страстно хотелось постичь свое предназначение. Не получив желаемого, он стал срывать гнев и отчаяние на других существах, своих собратьях. Его окружали «специалисты», каждый из которых знал отведенную ему роль, и человек ненавидел их за это. Они превратились в его рабов, его поставщиков белка, стали жертвами его губительной ярости.
Со временем приспособляемость привела к тому, что мы перестали нуждаться в ком-либо, кроме самих себя. Биологические виды, чьи потомки могли в один прекрасный день достигнуть величия, обращались в прах в бойне во имя человеческого эгоизма.
Нам сказочно повезло, что незадолго до Контакта мы озаботились наконец сохранением окружающей среды – только это и спасло нас от праведного гнева старших рас. Хотя только ли в везении дело? Разве не странно, что первые высказывания Джона Мьюра и его последователей о бережном отношении к природе по времени практически совпали с первыми подтвержденными свидетельствами «посещений» нашей планеты представителями иных цивилизаций?
И вот, очутившись здесь, в крохотном воздушном пузырьке, со всех сторон окутанном обманчивой розовой дымкой, ваш покорный слуга в который раз задается вопросом о цели человеческого существования. Быть может, эта цель в том, чтобы служить наглядным примером? В чем бы ни заключался первородный грех, отвративший от нас много лет назад наших патронов, мы продолжаем его искупать, превратив свою жизнь в трагифарс.
Остается лишь надеяться, что наши соседи, с интересом, а нередко и с неприязнью понаблюдав, как мы, существа, созданные по их образу и подобию, нелепо и бесцельно копошимся в юдоли скорби, не только вдоволь посмеялись, но и извлекли некий полезный урок».
Пьер Ларок надавил большим пальцем на кнопку, останавливая запись, и нахмурился. Нет, концовка никуда не годится. Слишком много горечи. Интонация не столько колкая, сколько плаксивая. Положа руку на сердце, нужно переделать все, от начала и до конца. Статье недостает легкости и изящества. Фразы какие-то натужные.
В левой руке он сжимал тубу с напитком. Немного отхлебнув, журналист принялся рассеянно поглаживать усы. Корабль выровнялся, и перед взором Ларока медленно поднялась в небо сверкающая вереница кружащихся тороидов. Маневр занял куда меньше времени, чем он рассчитывал. Пора завязывать с лирическим отступлением о нелегкой участи человечества. В конце концов, об этом можно написать и в любой другой день.
А вот небесный спектакль, который разворачивался сейчас перед ними, был событием экстраординарным.
Он снова нажал на кнопку и произнес:
– Не забыть переписать. Больше иронии, сделать акцент на преимуществах некоторых видов специализации у других рас. Попутно упомянуть тимбрими и их уникальную приспособляемость – намного выше, чем у нас. Не растекаться, кульминация – оптимистичный прогноз в случае, если все человечество объединится.
До сих пор устремленное к небу стадо состояло только из мелких колец, от которых корабль отделяло километров пятьдесят, а то и больше. Но вот в поле зрения вместе с тонкой полоской фотосферы вплыло главное действующее лицо. Ближайший тороид, пронзительно-бирюзовый и кружащийся вокруг своей оси, был настоящим гигантом. Вдоль кромки тянулись тонкие синие линии, которые время от времени резко смещались и перевивались, создавая интерференционный муар. Вокруг «пончика» мерцал белый ореол.
Ларок вздохнул. Перед ним стояла самая ответственная за всю его карьеру задача. Как только снимки обитателей Солнца попадут в прессу, публика вплоть до его собственного дворецкого-шимпанзе начнет придирчиво проверять, соответствует ли его текст величию момента. А меж тем сам он сейчас испытывал чувства, противоположные тем, какие надеялся пробудить у читателя. Чем глубже в Солнце погружался корабль, тем отрешеннее становился журналист. Ему казалось, что ничего этого на самом деле нет. Инопланетные существа выглядели какими-то ненастоящими.
При этом Ларок вынужден был признаться себе, что ему страшно.
«Найденные по счастливой случайности редчайшие жемчужины, нанизанные на ожерелья из лучистых изумрудов. Может статься, в незапамятные времена здесь затонул какой-нибудь галактический галеон, рассыпав свои сокровища по перистым огненным рифам. И теперь эти диадемы в полной безопасности: они по-прежнему сверкают, не подвластные времени, и никакой охотник за драгоценностями никогда не уволочет их отсюда, сунув в мешок.
Они бросают вызов логике, ведь их здесь быть не должно. Они бросают вызов и истории, ведь о них не осталось упоминаний. Они противятся не только власти человеческих орудий, но и мощи всей Галактики, наших далеких предков.
Они невозмутимы, как Бомбадил. Им нет дела до вечной грызни кислородо– и водорододышащих рас, поскольку их самих питает самый древний из источников.
Обладают ли они памятью? Может быть, в далеком прошлом, когда наша Галактика была совсем юной, эти существа были среди Прародителей? Надеюсь, нам представится случай спросить их об этом, но пока они не спешат посвящать нас в свои тайны».
Как только стадо снова показалось на горизонте, Джейкоб оторвался от работы, чтобы полюбоваться. Увиденное уже не произвело на него такого эффекта, как в первый раз. Чтобы испытать столь же сильное потрясение, как тогда, требовалось какое-то новое зрелище. А чтобы увидеть нечто такое, что могло хотя бы отчасти сравниться по силе впечатлений с тем, первым, погружением, необходимо было новое погружение.
Если твоими предками были обезьяны, это неизбежно накладывает на тебя отпечаток.
Тем не менее узоры тороидов были восхитительны, и Джейкоб вполне мог бы любоваться ими часами. А в те редкие мгновения, когда он осознавал всю значимость наблюдаемой им картины, его снова охватывал священный трепет.
На экране лежавшего у Джейкоба на коленях планшета прокручивался узор из изогнутых, скрещивающихся линий – изофоты Призрака, встреченного часом ранее.
Контактом это столкновение не назовешь. Корабль выплыл из-за плотного клочка волокна возле самого края стада, застигнув одинокого солярианина врасплох.
Тот немедленно удрал, а потом настороженно завис, сохраняя дистанцию в несколько километров. Комендант де Сильва приказала развернуть корабль, чтобы луч параметрического лазера Дональдсона оказался направлен на парящее поодаль инопланетное существо.
Призрак сначала отпрянул. Дональдсон чертыхнулся вполголоса и принялся настраивать лазер, транслирующий приветственные записи Джейкоба во всевозможных вариациях.
И тут существо отреагировало. Оно высунуло из центра конечности (щупальца? крылья?), и те туго натянулись, будто струны. По поверхности побежала цветная рябь.
Потом наблюдатели увидели яркую изумрудную вспышку, и Призрак исчез.
Джейкоб изучил зафиксированные компьютером данные. Бортовые камеры запечатлели солярианина во всей красе. Первая же запись демонстрировала, что существо пульсировало синхронно с ритмом баса в китовой песне. Теперь Джейкоб пытался выяснить, не соблюдалась ли в замысловатом световом шоу, исполненном Призраком напоследок, некая закономерность, которую можно было истолковать как ответ.
В конце концов пришлось написать специальную программу-анализатор, которая должна была сканировать поверхность «тела» Призрака, ища отклик на мелодию и ритм китовой песни в трех режимах: цветовом, временном и яркостном. Если что-нибудь найдется, то при следующем визите можно будет установить компьютерное соединение в режиме реального времени.
Если, конечно, следующий визит вообще состоится. Песня кита была всего лишь вступлением, за которым следовали цепочки шкал и числовых рядов – Джейкоб планировал передать их при помощи лазера. Но Призрак не пожелал остаться и «прослушать» остальную программу.
Джейкоб отложил планшет и опустил спинку дивана так, чтобы можно было наблюдать за ближайшими тороидами, не вертя головой. Парочка существ медленно покачивалась под углом сорок пять градусов к палубе.
Судя по всему, «вращение» тороидов являло собой куда более сложный процесс, чем ему казалось ранее. Замысловатые изменчивые узоры, стремительно бегущие по краю каждого «бублика», отражали некую информацию о внутреннем устройстве инопланетян.
Когда тороиды соприкасались боками, борясь за более выгодную позицию в магнитном поле, вращающийся рисунок нисколько не менялся. Они взаимодействовали друг с другом так, словно и не кружились.
По мере продвижения корабля сквозь стадо толчки и удары делались все ощутимее. Хелен де Сильва предположила, что это вызвано затуханием активной области, над которой они пролетали. Магнитное поле постепенно рассеивалось.
На соседний диван уселся Кулла. Жвалы громко клацнули. Джейкоб потихоньку учился различать настроение принга по ритму перестука его челюстей. Потребовалось немало времени, прежде чем до него дошло: этот стук – точно такая же неотъемлемая часть поведенческого репертуара прингов, как, например, выражение лица у людей.
– Можно мне ждешь пришешть, Джейкоб? – вежливо осведомился Кулла. – Хочу вошпольжоватьшя вожможноштью и поблагодарить ваш жа шодейштвие на Меркурии.
– Не нужно меня благодарить, Кулла. Двухлетняя расписка о неразглашении – вполне стандартная мера при подобных инцидентах. Да и в любом случае, раз комендант де Сильва подчиняется распоряжениям непосредственно с Земли, ясно же, что никто не попадет домой, пока не распишется.
– И вше же вы имели полное право поведать миру, вшей галактике о том, что ждешь проижошло. Поштупки Буббакуба брошают тень на вшю Библиотеку. Ш вашей штороны очень любежно, что, обнаружив его… промах, вы проявили шдержанношть и пожволили им шамим вожмештить ущерб.
– И каковы же будут действия Библиотеки?.. Помимо наказания для Буббакуба?
Кулла сделал глоток из неизменной тубы с напитком. Его глаза сверкнули.
– Вероятно, шпишут Жемле долги, и какое-то время ушлуги филиала будут предоштавлятьшя бешплатно. Довольно долгое время, ешли Конфедерация шоглашитшя хранить молчание. Они пойдут на што угодно, лишь бы ижбежать шкандала. Кроме того, вожможно, вы будете награждены.
– Я?! – Джейкоб остолбенел. Для представителя «примитивной» расы практически любая награда со стороны Галактики равносильна волшебной лампе Аладдина. Он просто ушам своим не верил.
– Да, хотя они, вероятно, пошетуют, што вы поделилишь швоим открытием ш не наштолько ужким кругом, как им хотелошь бы. Ражмеры их щедрошти, шкорее вшего, будут обратно пропорциональны оглашке, которую получит дело Буббакуба.
– Ага, понимаю. – Радужные иллюзии лопнули, как мыльный пузырь. Одно дело – получить от властей предержащих материальное свидетельство их признательности, и совсем другое – когда тебе предлагают взятку. Не то чтобы это делало награду менее ценной. Даже наоборот, ставки могли и повыситься.
Хотя стоит ли на это рассчитывать? Кто знает, что у этих пришельцев на уме. Логика библиотечного руководства была для него тайной за семью печатями. Единственное, в чем он не сомневался, так это в том, что шумиха в прессе им не нужна. Его терзало любопытство: говорил сейчас Кулла как официальное лицо или просто излагал свои прогнозы.
Пришелец внезапно развернулся и уставился вверх, на проплывавшее мимо стадо. Его глаза сверкали, из-за плотно сжатых толстых губ донеслось короткое жужжание. Принг вытянул из ближайшего к его дивану паза микрофон.
– Проштите, Джейкоб, но, кажетшя, я кое-что вижу. Нужно доложить коменданту.
Кулла сжато отчитался в микрофон, не сводя пристального взгляда с некой точки примерно на тридцать градусов правее и на двадцать пять выше. Джейкоб проследил за его взглядом, но не обнаружил ровным счетом ничего примечательного. Где-то в районе изголовья дивана послышалось приглушенное бормотание Хелен. Корабль начал разворачиваться.
Джейкоб сверился с показаниями планшета. На экране высветились результаты анализа. В поведении соляриан не было выявлено ничего, что можно было интерпретировать как ответ. Однако отчаиваться рано, необходимо придерживаться выбранной тактики.
– Уважаемые софонты, – зазвенел по внутренней связи голос Хелен. – Принг Кулла зафиксировал приближение очередного объекта. Прошу всех занять свои места.
Жвалы пришельца громко щелкнули. Джейкоб задрал голову к небу. Градусах в сорока пяти из-за громадного силуэта ближайшего тороида показался крошечный мерцающий огонек. По мере приближения голубая точка все росла и росла, пока наблюдатели не разглядели у нее пять разнокалиберных попарно симметричных отростков. Силуэт недолго помаячил поодаль, а потом замер.
На них насмешливо взирала с небес вторая ипостась Солнечного Призрака – гротескная пародия на человеческую фигуру. Сквозь зияющие неровные провалы глазниц и пасти багровело зарево хромосферы.
Никто даже не попытался навести на гостя объективы закрепленных на обратной стороне корабля камер, видно, сочтя эту затею нецелесообразной. На сей раз правил бал параметрический лазер.
Джейкоб велел Дональдсону включить все ту же запись китовых песен, продолжив с того места, где оборвался предыдущий контакт.
Инженер потянулся к микрофону.
– Просьба всем надеть защитные очки. Мы собираемся включить лазер. – Он водрузил на нос собственную пару очков и огляделся по сторонам, проверяя, все ли выполнили приказ (не подчинился только Кулла – пришлось поверить ему на слово, что для его зрения лазер опасности не представляет). А затем нажал на кнопку.
Даже сквозь очки Джейкоб различал пробивавшееся через экран тусклое свечение – это лазерный луч устремился к Призраку. Оставалось только гадать, окажется ли эта человекообразная фигура более склонна к взаимодействию, чем экземпляр, представший перед ними ранее в «естественном виде». Насколько Джейкоб мог судить, это было одно и то же существо. Возможно, оно удалялось специально, чтобы навести лоск и явиться к зрителям во всеоружии.
Когда луч лазера пронзил Призрака насквозь, тот никак не отреагировал, продолжая равнодушно колыхаться. Доктор Мартин вполголоса чертыхнулась.
– Всё не то и не так! – яростно шипела она. Парашлем и очки скрывали ее лицо почти целиком, виднелись только кончик носа и подбородок. – Мы видим его, и при этом его как будто нет. Проклятье! Да что же это за тварь такая!
Наваждение вдруг расширилось, словно бабочка, расплющенная о борт корабля. Черты его «лица» смазались, превратившись в длинные и тонкие черно-желтые полосы. Руки и туловище стали удлиняться, пока вся фигура не начала напоминать голубую ленту с рваными краями, протянувшуюся поперек всего неба. По всей ее поверхности там и тут возникали зеленые крапины. Они сновали туда-сюда, менялись местами, сливались, пока не стали наконец обретать отчетливую форму.
– Боже правый! – потрясенно пробормотал Дональдсон.
Замерший где-то неподалеку Фэйгин неуверенно просвистел уменьшенный септаккорд. Кулла застучал жвалами.
Еще недавно имевшая человеческие очертания фигура солярианина украсилась ярко-зелеными латинскими буквами. Надпись гласила:
«УЛЕТАЙТЕ. БОЛЬШЕ НЕ ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ».
Джейкоб невольно вцепился в обивку дивана. Несмотря на издаваемые пришельцами звуки и хриплое пыхтение его собратьев-людей, повисшая на борту корабля тишина действовала на нервы и казалась невыносимой.
– Милли! – он изо всех сил старался не сорваться на крик. – Ваши приборы что-нибудь засекли?
Доктор Мартин застонала.
– Да… то есть НЕТ! Я что-то улавливаю, но это какая-то бессмыслица! Сигналы не соотносятся друг с другом!
– Попробуйте ретранслировать ему вопрос! Спросите, воспринимает ли он ваши мысленные послания.
Милдред кивнула и, пытаясь сконцентрироваться, прижала к щекам ладони.
Буквы над головой моментально перестроились:
«СОСРЕДОТОЧЬТЕСЬ. ЕСЛИ ХОТИТЕ ЗАОСТРИТЬ НА ЧЕМ-ТО ВНИМАНИЕ, ГОВОРИТЕ ВСЛУХ».
Джейкоб оцепенел. Он чувствовал, как где-то на задворках сознания его тщательно подавляемое второе «я» корчилось от ужаса. Мистера Хайда пугало все, чему не удавалось с ходу найти объяснение.
– Спросите, почему раньше он не отвечал нам, а теперь взял и заговорил.
Доктор Мартин медленно и четко повторила вопрос вслух.
«ПОЭТ. ПУСТЬ ОН ГОВОРИТ ОТ НАШЕГО ИМЕНИ. ОН ЗДЕСЬ».
– Нет! Нет, я не могу! – вскричал Ларок. Джейкоб торопливо обернулся и нашарил взглядом коротышку-журналиста, замершего в ужасе возле автоматов с едой и напитками.
В небе снова загорелись зеленые буквы:
«ПУСТЬ ОН ГОВОРИТ ЗА НАС».
– Доктор Мартин, – заговорила Хелен де Сильва, – спросите солярианина, почему нам не следует возвращаться.
Последовала пауза, а потом буквы выстроились в новом порядке:
«МЫ ХОТИМ УЕДИНЕНИЯ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОКИНЬТЕ НАС».
– А если мы все же прилетим снова? Что тогда? – полюбопытствовал Дональдсон. Мартин хмуро повторила его вопрос.
«НИЧЕГО. ВЫ НАС УЖЕ НЕ УВИДИТЕ. МОЖЕТ БЫТЬ, ЗАСТАНЕТЕ НАШУ МОЛОДЬ ИЛИ НАШ СКОТ. НО НЕ НАС».
«Теперь ясно, почему нам попадались соляриане двух разных типов, – подумал Джейкоб. – „Обычные“ – это, наверное, и есть молодь, им дают несложные поручения, например пасти тороиды. Но где же тогда обитают взрослые особи? Какая у них культура? Каким образом существам из ионизированной плазмы вообще удается общаться с состоящими в основном из воды представителями человеческой расы?» Ему не давала покоя выдвинутая инопланетным существом угроза. При желании для взрослых соляриан ускользнуть от космического корабля или даже сколь угодно многочисленной земной флотилии не сложнее, чем орлу увернуться от воздушного шара. Если они сейчас прервут контакт, человечество уже никогда не сможет заставить их его возобновить.
– Ужнайте у него, пожалуйшта, не Буббакуб ли их обидел? – попросил Кулла. Глаза принга полыхали, речь сопровождалась приглушенным перестуком челюстей.
«ДЕЛО НЕ В БУББАКУБЕ. ОН – НИЧТО. ПРОСТО ОСТАВЬТЕ НАС В ПОКОЕ».
Фигура солярианина начала тускнеть. Неровный прямоугольник уменьшился, словно постепенно отдаляясь.
– Постойте! – Джейкоб вскочил, простирая руку в пустоту. – Не отрекайтесь от нас! Ведь мы ваши ближайшие соседи! Мы вас не обременим – мы всего лишь хотим обмениваться с вами опытом! Скажите хотя бы, кто вы такие!
Силуэт пришельца расплывался, тая вдалеке. В какой-то момент наползающее облако темного газа поглотило его целиком, однако собравшиеся успели разобрать последнее его сообщение. Окруженный стайкой «молоди», взрослый солярианин повторил:
«ПУСТЬ ЗА НАС ГОВОРИТ ПОЭТ».