41
Никогда еще бригадам брестской полиции не приходилось так мучиться, чтобы воспроизвести сцену преступления. Сперва преодолеть штормовое море, потом доставить материал – галогеновые светильники с аккумуляторами, аппараты для снятия отпечатков, наборы для взятия проб, пистолеты для пломбирования, и все это – сидя в лодках и размахивая веслами в узких скалистых галереях на протяжении сотен метров, имея в качестве единственного ориентира сигнал мобильника, который Тюрен оставил включенным около трупа.
Немногим ранее, на пирсе порта Перро-Гирек, Люси, переодевшись, отдала Тюрену трусики Манон. Этот мерзавец чиркнул зажигалкой и под ненавидящим взглядом коллеги сжег их. И мерзкая улыбка, полная злобы и садизма, исказила его черты.
Такова была цена его молчания. Люси только что заключила договор с дьяволом.
Она пошла на это с единственной целью – спасти Манон. Спасти Манон. Спасти Манон.
Олуши окончательно покинули остров. Теперь возле обугленных скальпов остались комиссар Менез, новый персонаж, с бугристым лицом и длинными усами, и молодой полицейский. Пока они добирались туда, Тюрен долго объяснял ситуацию бретонскому офицеру, с которым прежде уже встречался. Рядом судмедэксперт осматривал повешенное тело. Каждый офицер, попадавший на место преступления, кривился при виде этого развороченного и выпотрошенного человека, ставшего белым как мел.
– Говорите, Профессор? – скептически спросил Менез, обернувшись к Тюрену.
Он без особого отвращения обнюхал труп и поморщился:
– Нет-нет, не думаю, что в данном случае речь идет о творчестве Профессора.
Тюрен выпучил глаза.
– Что? – спросил он, почти перейдя на крик. – А что же, по-вашему, мы здесь делаем, черт возьми? – Красный от злобы парижанин махнул рукой. – Вашу мать, да вы посмотрите вокруг! Мы находимся в пещере, где каждый квадратный сантиметр покрыт математическими формулами! Скальпы, снятые с шести жертв, находятся здесь, позади вас! Что же это такое, по-вашему, если не его территория? А как насчет Муане? Могу сообщить вам, что труп уже окоченел! Кто его так жестоко убил, если не Профессор? Кто начинил ему брюхо кальмарами? Здешний кондитер?
Менез сохранял обезоруживающее спокойствие.
– Как вы объясните эту частичную депигментацию? – только и спросил он.
– Его депигментацию?
– Да, его депигментацию. Вот эти белые пятна на его коже.
– И глаза… – добавила Люси. – Когда я здесь оказалась, один из них еще был на месте… А радужная оболочка была почти прозрачной… Как у альбиноса.
– Вот черт, я совсем отключился! – воскликнул Тюрен. – Вы хотите сказать, что…
Менез кивнул:
– Вижу, вы вспомнили. Этот характерный запах от кожи. Убийца натер ее разными химическими веществами, которые, видимо, плеснул и в глаза. Эти вещества – готов дать руку на отсечение – представляют собой мудреную смесь…
– Фенола и фтористо-водородной кислоты, – перебил его Тюрен. – Такие штуки забыть невозможно…
Менез снова кивнул и обратился к Люси:
– Фенол обладает особенностью депигментировать кожные покровы. В сильно разбавленном виде его используют для пилинга, процедуры омоложения кожи. Но в данном случае его употребили в гораздо более сильной концентрации и совсем в иных целях. В гнусных целях.
Он указал на одно из белых пятен на уровне шеи:
– Вместе с фтористо-водородной кислотой фенол сначала проникает в кожу, не повреждая ее поверхность, а затем разрушает ее глубокие слои, вызывая невыносимые ожоги. Весьма продуктивная пытка, как если бы вас изнутри шлифовали наждачной бумагой. Мы с лейтенантом Тюреном несколько лет назад уже встречались с этим методом. Я работал над убийствами в Нанте, до того как… дело Охотника передали другому коллеге. Тюрен преследовал Профессора, а я – Охотника. Он пришел поговорить со мной, чтобы убедиться, что Профессор и Охотник – это разные люди. С чем мы полностью согласились.
– Точно… – сквозь зубы процедил Тюрен. – Тот, кто охотится за рыжеволосыми…
Бретонский комиссар заметил удивление в глазах Люси.
– Ну да, Охотник, дорогой лейтенант. Эти химические ожоги входят в программу развлечений, которые он навязывает некоторым своим жертвам. Признаюсь, я, так же как и вы, был введен в заблуждение, но этот повешенный не прошел через руки вашего Профессора…
– Но тогда…
Люси с Тюреном разочарованно переглянулись. Они искали Профессора, а нашли Охотника.
Люси задержалась взглядом на обугленных уравнениях. Математика, вечно эта математика… Если бы только Манон могла быть здесь!
– Когда появится математик? – спросила она, повернувшись в Менезу.
– Уже скоро, со следующим транспортом.
– Комиссар, объясните мне, как все-таки работает Охотник. Опишите подробно его образ действия, привычки, жертвы…
Менез подошел к скальпам, стараясь не помешать работе специалистов, занятых сбором образцов в герметические пакетики – это волосы, пепел, ворсинки.
– Жертвами всегда становятся молодые незамужние женщины, рыжеволосые, хорошенькие, живущие в окрестностях Нанта. Через несколько дней после похищения их обнаруживают на Атлантическом побережье, между Сен-Назером и Ла-Рошель. Все они изнасилованы post mortem, тела в ожогах. По данным судмедэкспертов, в дело идет все: открытый огонь, раскуренные сигареты, кипящие жидкости, электричество, едкие вещества… Каждый раз он выбирает мучения, которые позволят ему продлить… как бы это сказать…
– Свое наслаждение…
– Да, свое наслаждение. Он старается, чтобы они подольше оставались в живых и он мог истязать их день за днем. Иногда создавалось впечатление, что некоторые жертвы пытались покончить с собой… Вскрывали себе вены на запястьях при помощи подручных средств… собственных ногтей…
По просьбе судебного медика комиссар кивком распорядился отвязать труп.
– Он явно обладает знаниями в области химии, однако, увы, этот след никуда не привел, потому что составы, которые он использует, легко можно раздобыть в школьных лабораториях, фармацевтических учреждениях… – Поморщившись, он добавил: – А то, что тела оказываются в океане, тоже не способствует раскрытию дела. Соленая вода уничтожает все следы, которые мог бы оставить убийца: ДНК, волосы или кожные чешуйки. Интересно, что судмедэксперты каждый раз отмечают странный факт: повышенный прилив крови к мозгу и очень низкий – к нижним конечностям. Что, похоже, указывает на то, что эти женщины умерли в положении вверх ногами… Или головой вниз, если хотите…
Тюрен вдруг взорвался:
– Вашу мать! Мы в самом логове Профессора! Я ни на секунду и помыслить не могу, что он и Охотник – это одно и то же лицо! Все доказывает нам обратное! Исследования, проведенные специалистами, образ действий, профиль жертв, места преступлений! Невозможно до такой степени ошибаться!
– Тем не менее, – вмешалась Люси, обращаясь к Менезу, и совершенно игнорируя присутствие парижского собрата, – Карина Маркет была изнасилована post mortem, хотя прежде Профессор никогда никого не насиловал. Она не была рыжеволосой, это правда, но в остальном соответствовала категории, привлекающей Охотника: молодая, подвижная, хорошенькая, незамужняя. После этого убийства Профессор прекратил всякую деятельность, что не свойственно для серийных убийц, а Охотник в следующем же месяце как бы принял эстафету. А сегодня – снова Профессор… Может быть, мы имеем дело с двумя разными личностями, знакомыми между собой и объединившимися здесь? Или же с одним и тем же человеком, который действует по двум различным схемам, в зависимости от своих побуждений?
– Полная чушь! – возразил Тюрен.
Не обращая внимания на его замечание, Люси принялась разглядывать уравнения на стенах:
– Похоже, он не успел сжечь все. Возможно, опасался быть застигнутым приливом или нами… Смотрите… Вероятно, он уничтожил основные элементы, чтобы – ну, не знаю, – чтобы… мы ничего не поняли. Эти уравнения вызывают у него какой-то страх… Они наверняка что-то означают, наводят на какой-то след, способный его скомпрометировать…
– Но зачем он тогда развлекался тем, что записывал их здесь? – спросил Менез.
– Безусловно, это его способ доказать свое превосходство. Над всеми остальными, над миром, над нами. Вспомните кресты на спирали Бернулли. Выставленная на всеобщее обозрение карта убийств, смысла которой никто не улавливает. Есть ли большее наслаждение, чем таким способом насмехаться над своими преследователями? И доказать, что он гроссмейстер и это он ведет игру? Он наслаждается содеянным! Он гордится им! Он ежеминутно, ежесекундно вновь переживает свои преступления! И этому нет никакого разумного объяснения!
– Молодец, Энебель, молодец! – проворчал Тюрен, воздев руки в знак восхищения. – Только не надо разыгрывать перед нами драму и доводить себя до такого состояния!
Люси перешагнула через лужу и обошла скалу справа. Другие уравнения, обгоревшие на три четверти. Внезапно ей пришлось сесть, у нее закружилась голова. Недостаток сна, питания.
– Вы дотянете? – спросил Менез.
– Да-да, все в порядке, – солгала она. – Просто от этого расследования я уже с ног валюсь…
Тюрен нервно отошел в сторону. Его голос эхом отразился от стен, когда он выкрикнул:
– И какого черта здесь делает Муане? Он не может быть Профессором, он физически не мог присутствовать при убийстве своей сестры! А также Охотником, потому что Охотник только что прикончил его! Что это за балаган?
Люси потерла ладонями виски и ответила:
– Возможно, он ни тот ни другой. Но всякий раз, стоило нам вплотную подойти к этому делу, перед нами возникал его призрак. Он с самого начала обманул Манон. Помешал ей искать в прошлом, не хотел, чтобы она добралась до Профессора. Он знал про могилу Бернулли в Базеле и никогда ничего об этом не говорил… А еще… зубило в одной из его квартир, им, возможно, отколотили проглоченный Дюбрей аммонит… К тому же не следует забывать, что, когда убили старую садистку, Муане не было в офисе…
Повернувшись в сторону трупа, она добавила:
– И вот теперь он здесь, рядом со скальпами, в пещере, испещренной математическими надписями… которые кто-то пытался сжечь, скрыть… Кто это сделал? Охотник? Профессор? Или этот чертов грабитель? Фредерик Муане? Все четверо? В любом случае очевидно, что все они – Фредерик и убийца или убийцы – знакомы между собой, знают какие-то тайны, или по меньшей мере тайну, этой пещеры. Кто похитил Манон? Кто хотел ее задушить? Кто украл жесткий диск из компьютера Фредерика? Все связано… – Она указала пальцем на стены. – То, что я сейчас скажу, не имело бы смысла ни при каких иных обстоятельствах, но эти уравнения, возможно, и есть то самое пресловутое звено, которого нам с самого начала не хватало…
Сзади послышался шум подплывающей лодки. Полицейские в форме окружали скорчившегося в ней человека, черты его лица искажала игра света и тени. Он был в плаще с поднятым воротником, который почти скрывал его седеющую бороду. Комиссар Менез подошел и помог ему выйти из лодки.
– Спасибо, что так скоро приехали, да еще в такую погоду, – произнес полицейский.
Встав рядом с прибывшим, он объяснил:
– Попытайтесь абстрагироваться от того… что здесь произошло. Не пытайтесь понять причины этой резни и сосредоточьтесь только на формулах, которые пощадил огонь… Постарайтесь… разъяснить нам, что они означают.
Сорокалетний Паскаль Хоук отважно кивнул, поджав губы. Сконцентрироваться только на своей задаче, и все. Не думать об этом… этой… штуке, лежащей на земле и развороченной насквозь… Не замечать кровь… Только стены, ничего, кроме стен…
– Здесь мало что осталось нетронутым, – заявил он, оглядевшись.
– И все же попытайтесь. Нам сказали, что… вы один из лучших здешних математиков.
Хоук достал из кармана плаща блокнот и ручку и приступил к делу.
Он надолго ушел в свой мир. Математик наклонялся, приподнимался на цыпочки, делал записи, передвигался вправо, затем влево, снова возвращался на прежнее место… Его пальцы прикасались к камню, ласкали мириады цифр, словно россыпи редких драгоценностей.
– Это просто колоссально, – твердил он, – божественно…
Внезапно, повернувшись, чтобы изучить окончание серии уравнений, он прямо перед собой увидел труп Фредерика. Заметив состояние ученого, Менез поспешно подхватил его под руку и увлек подальше в сторону.
– Да прикройте же тело, черт побери! – крикнул комиссар и взглянул на математика. – Ну как, все в порядке?
– Не… не совсем… Это… это он сформулировал доказательство?
– Нет. То есть понятия не имею…
Люси резко поднялась и принялась внимательно вглядываться в математический бред. Не в сами формулы, а в то, как они были написаны.
– Очень может быть, – подумала она вслух. – Да, очень даже возможно, что все это написал он! Он левша, а почерк левшей… всегда имеет наклон в противоположную сторону, нежели у правшей… Посмотрите!
– Муане не единственный левша на свете, – возразил Тюрен. – К тому же ему бы потребовалась уйма времени, чтобы написать всю эту белиберду! А вовсе не несколько часов…
– Кто вам сказал, что он это сделал только что?
Наступила пауза. Потом математик выдохнул:
– Господи… Как можно дойти до таких экстремальных значений?
– Мы как раз пригласили вас, чтобы вы объяснили нам, – ответил брестский полицейский. – Вот я и прошу вас, помогите нам. Скажите, что такого колоссального в этой мешанине цифр?
– Исключительная работа. Одно-единственное доказательство, которое начинается… вот там, на самом верху, и продолжается, – он обвел пальцем большую дугу, – до противоположной стены… Если бы понадобилось переписать его в тетрадь, оно бы заняло многие десятки страниц.
Хоук немного отступил, чтобы оценить произведение во всей его полноте.
– Несмотря на обгорелые участки… определенные знаки не вызывают сомнений. Самое обидное, что это умозаключение… абсолютно ложно…
Менез наклонил голову:
– Ложно? Что значит – ложно?
– Ему не удалось доказать… О, у него была идея, великолепная идея! Он перешел от квадратичных форм второй степени к коэффициентам, но потерпел неудачу.
– Плевать мы хотели на эти ваши квадра-какие-то там формы! Нам просто надо понять, что все это дерьмо означает! – возмутился Тюрен.
Математик с важным видом подергал себя за бороду, смерив Тюрена презрительным, если не сказать больше, взглядом.
– Вам хотя бы известно, что такое гипотеза?
– Нет, объясните, мне и без того есть над чем думать!
– В математике гипотеза – это утверждение, которое с высокой долей вероятности представляется верным, но для которого не удается получить математическое доказательство. Перед вами попытка доказательства теоремы Ферма, крайне трудной математической задачи, которая будоражит умы почти триста пятьдесят лет. Такие гении, как Эйлер, Гаусс или Куммер, обломали на ней зубы. Возьмем для простоты отдельный случай с тремя измерениями. Эта гипотеза утверждает, что невозможно разделить куб на два других куба меньшего размера.
Он подошел к стенке и указал на одно из уравнений:
– Исходная формула: xn + yn = zn. Великолепно… Вы правы, все это доказательство не могло быть записано за один раз или за несколько часов. На это должны были уйти месяцы, а то и годы работы и размышлений, даже если это был безрезультатный труд. Я полагаю, что ваш… тип регулярно приходил сюда, чтобы записать различные позиции… И он ас в математике. – Хоук обернулся к Люси. – Но почему он приходил именно сюда, в такое отвратительное место? Вот что мне непонятно. Я знаю, что многие ценят одиночество, если хотите, уединение, особенно мы, ученые, но здесь… Чтобы попасть в эту пещеру, необходимо преодолеть настоящую полосу препятствий, как солдату на учениях!
– Манон призналась мне, что они с братом подростками часто наведывались на остров, – сообщила Люси, обращаясь к коллегам. – Вполне вероятно, что Фредерик тогда обнаружил это место, разумеется случайно, и тогда же придумал уловку с олушами и кальмарами… Он, безусловно, пытался создать свой собственный мир, какое-то место, принадлежащее только ему…
Менез и Хоук кивнули, Тюрен же оставался неподвижен, как статуя.
– Тот факт, что добраться сюда столь сложно, делает приключение еще более возбуждающим и привлекательным, – продолжала молодая женщина. – Это превращается в уникальную, ни с чем не сравнимую авантюру… Возможно, Фредерик приходил сюда не один. Как в фильме «Общество мертвых поэтов»… Помните? Молодые люди собираются в пещере, чтобы говорить о поэзии, о мире, об обществе. Они испытывают воодушевление… считают, что сами не принадлежат к миру смертных. Может быть, Фредерик приходил сюда с тем или с теми, кто убил всех этих людей… Может, Охотник и Профессор окончательно сформировались именно в этом месте…
– «Общество мертвых поэтов»… – повторил математик. – Вы дьявольски правы, мадемуазель. Вы… Невозможно подобрать лучший образ!
– То есть?
– Ваш… труп… Этот Фредерик… Сколько ему было лет?
– Примерно тридцать пять. А что?
Хоук несколько секунд помолчал, а потом сообщил:
– Сегодня гипотезы Ферма уже не существует. Она была доказана английским математиком Уайлсом, а потому превратилась в теорему.
– Ну и что?
– Ну и что? Доказательство гипотезы было сделано еще в 1994 году! А это означает, что уравнения были записаны здесь до решения теоремы Ферма – Уайлса! И человек или люди, о которых идет речь, приходили сюда еще тринадцать лет назад! Видимо, когда были студентами!
