От меня, такого молодого и красивого, ожидается, что не утерплю без хвастовства своим могуществом, потому, чтобы верили, будто видят северного варвара насквозь, из императорского кабинета отправился не в свои апартаменты, а спустился по парадной лестнице в общий зал.

Там с двух сторон звучит приторно-сладкая музыка, две пары танцующих церемонно вышагивают к центру, эти кукольно-механические движения здесь считаются танцами. С полсотни особо приближенных к императору сидят группками вдоль стен, одни играют в карты, другие просто сплетничают, дамы картинно улыбаются и бросают хитрые взгляды на мужчин, показывая им, насколько те абсолютно не интересны.

Я моментально усмотрел в одной из групп весело щебечущих женщин Клариссию. Отвести взгляд не успел, она обернулась, легкое и воздушное существо, полное несказанного очарования, так светло и чисто улыбнулась мне издали, что в моей мохнатой и заскорузлой душе потеплело, еще чуть, и растает верхушка моего материкового айсберга.

Я поклонился так же издали, повернулся в сторону выхода, но через пару минут за спиной прозвенел ее чистый детский голосок:

– Принц, куда же вы?

Я повернулся, она спешит ко мне, обеими руками приподнимая пышное платье, длинный подол волочится за нею, как хвост самки павлина. Две хорошенькие и миленькие фрейлины едва поспевают за нею, тоже приподнимая по бокам платья.

– Э-э, – проговорил я, – принцесса… Простите, я не думал, что это мне…

– Вы здесь единственный принц, – сказала она обвиняюще.

– Да? – переспросил я. – Все такие нарядные… К тому же я разве не вор и вожак шайки разбойников?

– Меня уже переубедили, – заявила она.

– Жалеете?

Она взглянула в изумлении.

– С чего бы?

– Разбойник, – пояснил я, – это всегда так романтично. Почему все придурки и мечтают быть разбойниками, пиратами, флибустьерами, что песенки поют… И они презирают туфли.

– Как вот вы, – сказала она и перевела взгляд на мои сапоги. – Но у принца преимуществ больше.

– Вот так, – пробормотал я. – Потому мы на «вы» и со всеми церемониями?.. Печалька, раньше было так романтично и волнительно… Ну да ладно. Надеюсь, за ваше отсутствие ваши игрушки не поломали и не продали? Наверняка все дорогие, ювелирные?

Она покосилась по сторонам, придворные вроде бы держатся в сторонке и не прислушиваются, но я вижу, как у всех удлиняются уши.

– Ваше высочество, – сказала она и вдруг чуточку покраснела, – боюсь, я вас чем-то обидела.

– Ничем, – заверил я. – Общение с вами было лучшими минутами в моей жизни!

– Ой, – сказала она, – как это приятно…

– А мне приятно, что вам приятно.

– Принц, – сказала она, – я не хочу разговаривать на выходе из зала, а мне так многое хочется у вас узнать.

– Ничего, – ответил я, – столкнемся как-нибудь и во дворе. Не в этой жизни, так в следующей.

Ее щеки заалели ярче, и, вдруг решившись, она почти выпалила:

– Вы гость, и я, как хозяйка, приглашаю вас навестить меня в моих покоях!

Я запнулся с ответом, она стоит передо мной вся пунцовая, кроме щек заалела даже шея, а в глазах что-то похожее на страх за свое безрассудство и такое серьезное нарушение придворного этикета.

– Ваше высочество, – проговорил я осторожно, – у нас установились хорошие, хоть и странноватые отношения. Не хочется их портить.

Она взглянула с удивлением.

– Вы считаете, что оказанная вам честь как-то вас испортит?

– Ваши покои, – пояснил я. – Там есть койка, да? Ну пусть даже нет, но есть диваны… Да ладно, пусть даже их не увижу, но не утерплю и сладострастно изнасилую вас хоть на обеденном столе. Или на письменном. Хотя на письменном вряд ли, откуда у вас письменный? Не принцессе дело читать и писать.

Она отшатнулась, лицо напряглось. Я ждал взрыва гнева, не может не разгневаться, но пересилила себя и произнесла почти ровным голосом:

– Вы настолько… солдат?

– Я не родился во дворце, – пояснил я. – Уже знаете, полевой вождь. У солдатского костра уж точно провел времени больше, чем на балах и маскарадах. Если скажу, что я девственник, даже вы не поверите.

Она произнесла с усилием:

– И все же рискну.

– Пригласить в свое гнездышко?

– Да…

– Почему?

Она гордо выпрямилась.

– Чтобы показать, как вы тяжко ошиблись, утверждая, что не позволю переступить порог своих апартаментов!

– А-а-а, – протянул я, – ну разве для того, чтобы ткнуть меня мордой… Тогда это относительно безопасно…

Она полуобернулась и сделала повелительный жест в сторону фрейлин. Те сразу замедлили шаг, начали отставать, а когда мы поднимались на второй этаж, шли уже как будто сами по себе.

В коридоре второго этажа у стен ярко одетые лакеи застыли, как деревянные изваяния. Принцесса подошла к богато отделанной серебром двери, двое слуг моментально распахнули, открылся роскошный и ярко освещенный зал.

Фрейлины остановились в коридоре, а я шагнул за принцессой в ее покои, но дверь оставил открытой, как того требуют приличия.

Огромное роскошное зеркало на полстены в круглой массивной раме из серебра и золота с вычурным орнаментом. В зале чистота и порядок, несмотря на дикое количество мебели, сундуков, столиков, ваз с цветами, и только зеркало больше чем на половину затянуто серой неопрятной паутиной с седыми свисающими космами пыли.

Она перехватила мой взгляд, грустно улыбнулась.

– Ах да, у вас на Севере таких нет?.. Ваше высочество, эту паутину не убрать. Раньше умели, а теперь все позабыто.

– А что тут трудного?

Она ответила с неловкостью за мою тупость:

– Ваше высочество, паутина с той стороны.

– А протереть с той стороны?

– Простите… но… с той стороны отражения.

– Ух ты, – сказал я. – Тогда это не просто зеркало? Может, портал?

– Простите, – что такое портал?

– Неважно, – сказал я великодушно. – В каждом королевстве свои названия. Или у вас более унифицировано?..

– Я не понимаю северного языка…

Я отмахнулся.

– Принцесса, а император знает, что я здесь… в ваших покоях?

Она на краткий миг запнулась, но я теперь такие моменты замечаю моментально, ответила очень искренним голосом:

– Нет, конечно, я и не думала вас приглашать… а потом как-то само…

– Ясно, – ответил я, хотя, конечно, совсем не ясно, пусть и говорит правду, но император с его колоссальным опытом общения с людьми мог заранее просчитать ее простенькие все еще детские желания и даже движения, так что лучше исходить из того, что знает. И, возможно, как-то даже косвенно сумел подсказать ей насчет того, чтобы попыталась меня заинтересовать.

Если клюну, он, понимая, что видит и мои подспудные мотивы, постарается просчитать, что делать дальше в интересах империи, исходя из моих телодвижений.

Она внимательно следила за моим лицом.

– Что-то случилось, ваше высочество?

– Хуже, ваше высочество, – заметил я. – А как было просто, когда на «ты»! Когда я был всего лишь только вором, которого вы потом подняли до главаря банды…

Она виновато улыбнулась, даже чуть присела в полупоклоне.

– Прошу прощения, ваше высочество. Даже, ваше величество, как вас там у себя зовут. Но вы в самом деле необычны…

– В вашем мире, – уточнил я. – А в моем таких, как я, больше, чем гусей в богатой усадьбе.

– Не верю, – возразила она. – Вы человек необычный!

Я спросил с иронией:

– И не страшно пригласить такого вот, вожака разбойников, в свою спальню?

Ее щеки чуть заалели, бросила беспомощный взгляд в сторону дальней стены, близь которой раскинулось роскошное ложе под высоким балдахином из голубой ткани.

– Здесь не спальня!

– Когда такие мелочи останавливали солдат, – заявил я нагло. – Ладно, вашу спальню осматривать не буду, и не просите, и не уговаривайте…

Она бросила на меня озадаченный взгляд, а я сел за стол. Принцесса молчит, а пошел с козырного туза, что так впечатляет женщин: создал изящнейшие фужеры из безумного тонкого стекла и украшенного рисунками из золота, а сверху двумя полосками, а то не заметишь края и хряпнешься зубами.

Она затаила дыхание, хотя уже видела, как я делал в прошлый раз, когда вломился к Джонатану Кавендишу, королевскому магу второго допуска.

Я наполнил фужеры шампанским, расставил по столешнице нежнейшие пирожные, восточные сладости и прочую хрень, на которую так падки женщины, да и мы тоже, хоть и не выказываем вида.

– Перед тем, – сказал я, – как потащите меня в койку, нужно перекусить, потом будет некогда. Что, вам не нравится шампанское?

Она осторожно взяла фужер, пригубила чуть, пузырьки стремительно поднимаются со дна и стенок наверх, такие же блестящие, как глаза принцессы, подпрыгивают, красиво лопаясь и брызгая мельчайшими капельками ей на нос.

– Оно красивое, – ответила она зачарованно.

– Женский ответ, – заметил я.

– А какой мужской?

– Наверное, – ответил я, – насчет недостаточной крепости… Лопайте пирожные. А то ваш дед скажет, что спаиваю малолетку в гнусных целях совращения несовершеннолетней.

Ее щеки заалели сильнее, но удержалась от ответа, и только когда справилась с первым пирожным, проговорила прежним детским голоском:

– Он не дед… Дед – это дряхлый старик, а он сильный, отважный и мудрый император.

– А что насчет отца? – перебил я. – Я варвар, да еще северный, что всем варварам варвар, мне спрашивать можно все, я по натуре бестактен, грубый и любопытный, что прикрываю любознательностью.

Ее взгляд потускнел, даже голову опустила, из груди вырвался легкий вздох.

– Он в изгнании, – ответила едва слышно. – Дурные люди подбили на попытку захвата власти. Дескать, отец уже стар, а он молод и силен, готов править мудро.

– Понятно, – сказал я. – Парижские тайны мадридского двора, это сплошь да рядом в вашем развращенном мире… Вот эти пирожные подсластят горечь, а глоток вина заставит ее забыть вовсе.

Она машинально взяла другой фужер с темно-красным вином, взглянула в удивлении.

– Мне такое пить еще не разрешают!

– Тогда не пейте, – ответил я мирно. – Старших нужно слушаться.

На ее милом личике отразилось колебание, то ли не пить, то ли заявить, что уже взрослая, но осторожность пересилила, сказала рассудительно:

– Да, старших слушаться надо.

Здесь был и очень далекий намек на то, что я тоже старший, и напоминание, что она вот такая послушная, потому, поколебавшись и все еще выжидая, что я скажу, вдруг да разрешу выпить хоть полбокала, но я придвинул ей хрустальную вазочку с сахарным печеньем, что просто тает во рту.

– Тогда вот это. Детям можно.

– Благодарю вас, – произнесла она церемонно. – Вы очень любезны.

– Я такой, – сказал я хвастливо. – Не сразу за пазуху, а сперва комплимент, а уже потом за афедрон… Мы солдаты, люди простые и честные, не говорим, а делаем!.. И вот этот изумительный зефир в шоколаде, здесь такого нет. Как бы эксклюзив, хоть и не знаю, что это за слово такое красивое, как петух с вот таким хвостом, как шляпа у сэра Молера.

Она поглядывала на меня боязливо, а я неспешно смаковал красное вино, рассматривал ее с удовольствием, чистую и нежную, но уже знающую какие-то обязанности члена императорской семьи, а еще то, что эти обязанности превыше всего на свете.

Вино сладкое и слегка терпкое, хорошо-то как чувствовать себя умудренным рядом с таким птенчиком, которого даже со всеми его хитростями видишь как на ладони.

Император явно дал ей какие-то инструкции, наверняка не прямые, а как бы вскользь, предостерегающе, что вот с мужчинами нужно быть поосторожнее, они такие, хитрые, только и думают, как воспользоваться девичьей невинностью, но в то же время мог и намекнуть, что этим можно воспользоваться, в свою очередь, самой в интересах империи… Или это объяснили женщины из его окружения, подготавливающие к великой миссии быть принцессой, а то и императрицей, от каждого слова которой будет так много зависеть даже в делах государства.

Она все чаще поглядывала с некоторым испугом и ожиданием во взгляде, наконец поинтересовалась несколько трусливо:

– Что-то не так?

– Все хорошо, – ответил я успокаивающе, – наслаждаюсь вашим обществом, принцесса. Вы просто чудо какой дивный цветок!..

Она робко улыбнулась.

– Я впервые принимаю мужчину в своих покоях, потому чувствую себя так неловко…

– Вы принимаете друга, – заверил я. – Вы же помните, как мы с вами познакомились?

Ее щеки заполыхали алым румянцем, а в глазах заблестели веселые огоньки.

– Ой, мне так стыдно, что вам наговорила… Но слишком уж все как-то было не так… В Клонзейде, как и везде, все смирились с близкой гибелью и уговаривали друг друга держаться достойно, ведь никто не выживет… И вдруг вы, такой, такой…

– Наглый?

– Необычный, – уточнила она. – Вы необычный принц. Потому и я с вами так необычно и в нарушение всех-всех протоколов…

Я пожал плечами, глядя в ее ясные чистые глаза юной девушки-ребенка.

– Не страдайте. Возможно, по нашим северным протоколам поступаете идеально верно.

Она взглянула испуганно и с надеждой во взгляде.

– Правда?

– У нас жесткие правила для собак, – пояснил я, – лошадей и овец, а люди свободны. Наш протокол прост: не делай другим то, что не хотел бы, чтобы сделали с тобой. Все остальные законы и правила, как говорят в народе, лишь умствования и толкования тех людей, кому заняться больше нечем… Спасибо, ваше высочество, за прием. Не смею больше задерживаться. Хотя этого времени достаточно, чтобы вас изнасиловать, но, надеюсь, ваши фрейлины, заглядывающие в дверь, подтвердят, что этого не было.

Я поднялся, поклонился и, отвесив как можно более почтительный поклон, быстрыми шагами направился к двери.

Фрейлины успели отскочить вовремя, давая мне дорогу, даже вообще сделали вид, что не следили за каждым нашим движением. Я взглянул на обеих с иронией, обе синхронно покраснели, а я пошел по коридору быстрыми шагами, чувствуя, что совершил подвиг.

Еще минута, и уже не смог бы сопротивляться очарованию ее чистоты, доверия и редкого обаяния. Уже протянул было загребущие, чтобы заключить в объятия, прижать к груди, точно не будет противиться…

Но император, император… Как все просчитал! Правда, я малость подыграл, но остальные действовали как бы по своей воле, даже принцесса наверняка уверена, что сама так восхотела.

Возможно, конечно, император посоветовал заинтересовать меня сближением с его двором, его семьей и вообще привязать покрепче, но вряд ли вдавался в детали. Впрочем, его поощрения могло оказаться достаточно, чтобы переступила сразу кучу строжайших запретов, в том числе и тот, что мужчин в свои покои не приглашают даже в присутствии наблюдающих фрейлин.