Глава 16
Как только вновь прибывшие студенты разместились, я собрал их всех в часовню у того самого камина со снопом и рассказал им о положении дел в нью-йоркских преступных группировках.
— Насилие — вот самая характерная черта действий таких команд, — сказал я молодым служащим. — Это слово подразумевает и драки, в которых гибнут ребята, и изнасилования, садизм, и гомосексуализм, наркоманию, алкоголизм. Это обычные явления среди шаек.
Я считал, что нашим молодым работникам необходимо было знать причины такого положения дел.
— Мы, проповедники, кажемся иногда слишком многословны, но во многих случаях наш лексикон не позволяет достаточно ясно представить действительное положение вещей. Например, мы говорим о потерянных грешниках. Узнав поближе этих уличных бойцов, я понял, что они действительно потеряны и для Бога, и для людей. Они живут в постоянном страхе. Они носят оружие, чтобы в любую минуту быть готовыми защищаться от противников. Банда — это объединение таких вот потерянных ребят, которые собираются вместе, чтобы бороться за свое существование.
Во время своей работы с ними я выяснил, что, в сущности, ни у кого из них не было дома. О доме они говорили, как о тюрьме.
Я повел своих сотрудников на квартиру к одному из "уличных" ребят.
Когда мы пришли, дверь была открыта, дома никого не было.
— Сейчас вы увидите, почему они называют это домом ужасов — шепнула девушка с фермы Миссури.
В однокомнатной квартире жило пять человек. Воды нет, нет и холодильника, плиты. Восемь семей пользовались одним туалетом, который располагался внизу. Вентиляция тоже оставляла желать лучшего. В комнате сильно пахло газом. Единственное окно выходило прямо к стене другого дома. Комната освещалась 40-ваттной лампочкой.
— А вы знаете, сколько они платят за этот "дом ужасов"? — спросил я. — 20 долларов в неделю, 87 — в месяц. Я быстро подсчитал, что владелец этого дома имеет ежемесячную прибыль в 900 долларов.
— Но почему же они не перейдут в другое место?
— Потому что негр или пуэрториканец не может жить там, где ему хочется. Это гетто, — сказал я.
— А как насчет жилищных программ?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы поехали в район, который, как считают многие, решит проблему трущоб в городе. В перенаселенные районы приезжали бульдозеры, разрушали старые дома и вместо них строили новые здания, в которые должны были заселяться люди из старых домов. Но те, у кого была работа, не ждали два года окончания строительства. И здесь оставались только безработные. Результатом этого было то, что население района почти полностью обновлялось. Собиралось много людей, потерявших себя в этом мире, не имевших возможности позаботиться о себе.
Мы побывали в таком районе, которому было всего несколько лет, но всюду уже были следы заброшенности, многие окна нуждались в ремонте, стены домов были исписаны, пахло дешевым вином.
Здесь мы тоже посетили знакомую мне семью, в которой мать сильно пила. В комнате было грязно, не убрано. Мальчик, к которому мы пришли, сидел молча, словно не замечая нашего присутствия.
— Я знаю этого парня другим, — сказал я. — Он бывает очень энергичным на улице, где он почти все время пропадает. Домой он возвращается только тогда, когда нет матери.
Вот так и образуются банды: в одном районе собираются семьи, подобные этой семье, дети которых забиты и запуганы. Они организуются в банды, находя в них защиту и покровительство. Они сражаются с другими бандами за свою территорию, куда не может проникнуть никто чужой. Это их крепость.
Им некуда девать время. Кроме того, многие из них очень бедны. Однажды я встретил четырнадцатилетнего подростка, который не ел около двух дней. Его бабушка давала ему каждое утро 25 центов и выгоняла на улицу. На завтрак он выпивал на 7 центов кока-колы, на обед тратил 15 центов, а когда наступало время ужина, он смеялся и говорил, что у него диета. Весь вечер он сосал одноцентовый леденец.
Странно, но несмотря на то, что у всех этих ребят не было денег на еду, на бутылку вина у них всегда находилось.
— Меня пугает то, что они так много пьют, — сказал я. — Многие ребята целыми днями пьют вино. Напиваются они редко — на это у них не хватает денег. Но они никогда почти не бывают трезвыми. Они начинают пить с самого утра и кончают только тогда, когда истощаются их денежные ресурсы. Часто они отбирают деньги у малышей или воруют, и иногда устраивают грандиозные попойки, которые, как правило, заканчиваются трагично.
Когда мы вернулись в Центр, я снова собрал всех служащих в часовню и рассказал им историю Мартина Илинского. Мартин был учеником старшего класса и работал, чтобы содержать больную мать. Однажды он пошел к своему другу, где устраивалась вечеринка. Там собралось десять подростков — шесть ребят и четыре девушки. Когда у них кончились запасы спиртного, они начали собирать на пиво. Мартин отказался дать деньги. Последовала драка, и Мартин Илинский был убит.
Я знал, что эта история до глубины души взволнует молодых работников. Я сказал:
— Представьте, что вы встретились с Мартином на улице. Вы знаете, что если он пойдет на тот вечер, он будет убит. Что бы вы ему сказали?
— Что Иисус спасает, — ответил один парень.
— Вот этого-то я и опасаюсь. Все были озадачены.
— Мы должны быть очень осторожны в употреблении подобных фраз, — сказал я. — Прежде, чем сказать такие слова на улице, я обычно молюсь, чтобы Дух Святой вложил в них истинную силу и смысл. А что подразумеваете вы под этим — "Иисус спасает"?
Конечно же, отвечая на этот вопрос, наши ребята и девушки не были голословны. Они имели в виду то, что произошло с ними в свое время.
— Это значит, — сказала одна девушка, — родиться вновь. Но в ее словах не было той свежести, той убедительности, которая могла бы повлиять на решение Мартина Илинского.
— Что произошло с вами, когда вы возродились для новой жизни? — спросил я девушку.
Она немного подумала и рассказала свою историю. Она была очень одинока, жизнь для нее не имела никакого смысла.
— Я слышала о Христе, — сказала она, — но Его имя было для меня пустым словом. Однажды мой друг сказал, что Христос может освободить меня от одиночества и страха. Мы пошли в церковь, и после служения священник попросил меня выйти вперед, что я и сделала. Я опустилась на колени и попросила того самого "Христа", Который был для меня лишь пустым словом, сотворить перемену в моей жизни. С тех пор моя жизнь полностью изме-нилась. Я думаю, это и означает "родиться заново".
— Ты больше не чувствуешь одиночества?
— Нет. И я больше не испытываю страха.
— Теперь для тебя Христос значит больше, чем простое слово?
— Конечно. Само слово не может ничего изменить.
Все молчали.
— Вот также и в случае с Мартином: пустые слова ничего бы не изменили в его жизни, — сказал я. — Помните об этом мальчике, когда будете работать.
К весне 1961 года наш Центр развил бурную деятельность. Каждый понедельник, который у нас был выходным днем, молодые сотрудники Центра выходили на улицы Бруклина, Гарлема, Бронкса и встречались с подростками, нуждавшимися в помощи. Они заходили в больницы и тюрьмы, ходили по школам и судам. Они проводили собрания в Гринвич Виллидж, Кони Айланд, в Центральном парке. Благодаря этой работе количество подростков, приходивших в Центр, значительно увеличивалось. За первый месяц работы было спасено более 500 юношей и девушек. Они ощутили на себе воздействие Святого Духа, бросили банды, начали ходить в церковь, нашли работу. Особо нуждающиеся жили в нашем Центре.
Одним из первых обратившихся был девятнадцатилетний Джордж. Родители выгнали его из дома, возмущенные его связями с женщинами и мошенничеством. Обычно он имел связи с женщинами, которые были вдвое старше его. Это происходило так: он заводил знакомство с пожилой женщиной, рассказывал ей о своей трудной жизни и просил разрешить зайти еще раз, просто поболтать. Вскоре он переселялся в дом женщины, которая заботилась о нем, как о сыне. Джордж работал ювелиром. Когда он прочно входил в доверие женщины, он брал у нее драгоценности "для переделки" и исчезал.
Так и проходила его жизнь. Но однажды все изменилось. Джордж случайно попал на одно из наших уличных собраний. Через несколько дней он появился в нашем Центре. Он зашел просто так, поразвлечься. Войдя, он тут же ощутил доброжелательную, теплую атмосферу в доме. К нему подошел один из наших сотрудников, Ховард Кальвер.
После разговора с ним Джордж решил начать новую жизнь. Он молился, чтобы Господь возродил его к этой новой жизни.
— Я как будто бы освободился от какого-то тяжелого груза, — сказал он мне позже.
Он был очень взволнован тем, что с ним произошло, и не переставал говорить об этом.
Спустя некоторое время, Джордж решил вернуть деньги за все украденные драгоценности. Он нашел хорошую работу и начал выплачивать долги, оставляя себе на пропитание самую незначительную сумму. Когда он уплачу все долги, то стану священником, — так решил Джордж.
По мере увеличения числа воспитанников в Центре вставала другая нравственная проблема. Все ребята были нарушителями закона, многие совершили тяжелые преступления. Как им нужно было поступать?
Для тех, кто уже укрепился в вере, ничего не стоило отсидеть в тюрьме за свое преступление. Но для того, чтобы иметь на это силу, нужно время. Им нужно еще долго учиться быть христианами. А если они откроют свою вину слишком рано и попадут в тюрьму, возникает опасность вновь потерять их. С другой стороны, все они нарушили закон и должны были отвечать за это, иначе они не получат духовного спокойствия.
На этот вопрос часто нельзя было дать однозначного ответа, и я часто не знал, что посоветовать. Однажды ко мне обратился Педро.
— Я не могу ни есть, ни спать.
— В чем дело, Педро?
— Я чувствую тяжесть совершенных мною преступлений. Я должен пойти в полицию и во всем признаться.
Я выслушал его и решил, что ему следует сделать признание в полиции, но не сейчас. Педро, не вдаваясь в подробности, рассказал мне о своих преступлениях. Он плохо говорил по-английски, а я почти не знал испанского. Он находился в подавленном состоянии, и ему казалось, что единственным выходом из создавшегося положения было откровенное признание в полиции. Но я боялся, что решение суда могло сломить его и вернуть к прежней жизни, и советовал ему повременить. Но он не желал и слушать об этом.
Я попросил Винцета Ортеза быть переводчиком. Все трое мы направились в полицию. Когда мы зашли в полицейский участок, сержант жевал бутерброд.
— Я вас слушаю, сэр, — сказал он.
— Я — пастор Уилкерсон, лидер Евангельского движения среди подростков. Этот парень был членом банды "Драгонз", он хочет кое-что вам сообщить.
Сержант окинул меня странным взглядом Я повторил только что сказанное.
— Он что, сумасшедший?
— Нет, — ответил я.
— К нам часто приходят люди и признаются в преступлениях, которых они никогда не совершали. Но если вы считаете, что мальчик в здравом уме, отведите его к следователю.
Мы последовали его совету. Следователь спросил нас, принуждали ли мы Педро прийти к нему.
— Нет, — сказал я, — мальчик пришел по собственной воле.
— Вы знаете, что он может попасть в тюрьму?
Я попросил Вицента перевести. Мальчик утвердительно кивнул: да, он знает это. Следователь приготовился к допросу. Чувствовалось, что он проникся к мальчику симпатией.
— Итак. Педро, что бы ты хотел нам рассказать?
Педро начал свой рассказ: "Вы помните то убийство?..." И он рассказал о жесточайшей драке с поножовщиной в Центральном парке, которая произошла два месяца тому назад. Педро описал это происшествие со всеми подробностями: он был на игле и не мог найти дозу. Он и еще двое ребят напали в парке на молодого человека, избили, ограбили и нанесли ему ножевые ранения. Затем Педро рассказал о двух кражах. Допрос продолжался около шести часов. Детективы проверяли и перепроверяли все факты. В случаях с грабежами заявлений от пострадавших не поступало, так как, по словам полицейских, те сами были нечисты перед законом.
Мы поручились за Педро, и его отпустили. На следующее утро Педро поднялся раньше всех в Центре. Он разбудил всех своим пением. Педро стал совершенно другим человеком, его сердце наполнилось настоящей радостью.
Но не все истории были так драматичны. Большинство подростков приходило в Центр, гонимые одиночеством и душевным опустошением. Они никому не были нужны. В нашем
Центре они нашли настоящий дом. Одним из таких ребят был Дакки. Когда ему было 11 лет, он связался с бандой "Краунз". Его любимым занятием было бить окна в патрульных машинах. Он получал истинное наслаждение от этого занятия и радовался, когда полицейским не удавалось поймать его. Потом он попал в банду "Драгонз" и в 15 лет стал ее президентом. Он не долго занимал этот пост, потому что вскоре его посадили в тюрьму за избиение своего учителя. Через шесть месяцев его отпустили. Он учился в школе кондитеров, затем в школе поваров и, наконец, в школе мясников, но нигде не мог поладить с учителями, и его выгоняли. Наш Центр был единственным местом, где он чувствовал себя, как дома.
— Что мне здесь больше всего нравится, — говорил он, приветствуя новичков своей широкой, искренней улыбкой, — так это то, что здесь не обращают внимания на твою нацио-нальность или расовую принадлежность. Все — и белые, и цветные — живут здесь одной семьей, объединенные Богом.
У Лакки был необычайно глубокий духовный опыт и он связывал его с нашим Центром и ни за что не хотел покинуть его. Он не хотел двигаться вперед, будучи совершенно удовлетворенным своим положением. Он хотел оставаться с нами и помогать нам. И мы решили оставить его у себя до тех пор, пока он сам не почувствует готовность к движению.