После опыта, полученного в Mont Fleur, я ушел из Shell, чтобы работать в командах, которые решают сложные общественные проблемы. Почти все, с кем я сотрудничал в правительствах, компаниях и некоммерческих организациях по всему миру, явно использовали различные вариации упомянутой выше традиционной трехступенчатой рациональной линейной иерархической модели. Я попытался заставить эту модель работать в моих переговорах, но у меня не получалось.

Я заметил, что люди, которые собирались решить какую-либо сложную задачу, почти никогда не следовали этим правилам, даже если понимали, что должны. Они часто получали полезные результаты — новые связи, открытия, обязательства, инициативы и возможности, — но редко делали это благодаря внедрению оговоренного плана. Иногда они добивались одних результатов, иногда других; иногда в итоге они делали что-то похожее на то, что планировали, а иногда — радикально иное. В одних случаях им удавалось продержаться вместе совсем недолго, а в других — сотрудничество продолжалось годами. Бывало они продвигались вперед по взаимному согласию, а иной раз — в ходе яростных противоречий. И реально они выясняли, что им делать, по мере того как двигались вперед.

Я долго думал, что степень непредсказуемости переговоров можно снизить, если, объяснив участникам трехступенчатый план, заставить их его придерживаться, а также повысить уровень контроля и планирования. В конце концов я понял, что модель, которую я всегда считал нормальной, в сложных и конфликтных ситуациях просто не работала — да и не могла работать.

Позднее я понял, что, применяя способ, который помогал мне решать задачи по физике, в работе над политическими и социальными проблемами, я допускал распространенную ошибку. В 1973 году ученые Хорст Риттель и Мелвин Веббер писали:

Поиск научных решений угрожающих проблем социальной политики неизбежно провалится в силу природы этих проблем. Эти задачи «дикие», тогда как наука развивалась, решая задачи «прирученные». Политические проблемы невозможно описать исчерпывающим образом. Более того, в плюралистическом обществе не существует никакого бесспорного общественного блага, нет объективного определения равенства, законы, которые регулируют социальные вопросы, не могут быть однозначно верными или ложными, и не имеет смысла говорить об «оптимальном решении» социальных проблем. Хуже того, здесь нет и никаких «решений» в значении «окончательный и объективный ответ».

Как только я начал ставить под сомнение модель решения проблем, обычно используемую мной, я понял, что она не подходит для сотрудничества, которое я пытался поддерживать. Затруднения возникали из-за одного только предположения, что существует лишь один правильный ответ. Будучи уверенными в том, что знаем правильный ответ, мы не слышим ответов других людей, поэтому нам сложно работать вместе. Яркий пример этого я наблюдал в 2010 году, когда впервые посетил Таиланд. В течение трех дней я провел ряд встреч с тридцатью ведущими представителями тайского общества. Несколькими месяцами ранее между оппозиционными и правительственными силами в Бангкоке произошло яростное столкновение, и на этих встречах мы услышали диаметрально противоположные описания тех событий и того, кто в них виноват. Противоречивые истории сбили меня с толку. Но, поразмыслив, я понял, что во всех услышанных докладах повторялась одна и та же фраза: «Правда в том, что…»

Это типичное начало для попыток сотрудничать в сложной и взрывоопасной ситуации. Обычно большинство участников убеждены, что знают правду. Они правы, а остальные неправы, они невиновны, а остальные виновны, и если остальные послушаются и согласятся с ними, то проблема будет разрешена. В иерархических системах, таких как Pacific Gas & Electric и Таиланде, подобная уверенность может быть опасна. Убежденность в том, что «я прав, а ты нет», может легко привести к позиции: «Я должен быть главным, а ты — меня слушаться». Такая позиция не подходит для плодотворных переговоров, с ней все быстро покатится под уклон.

Мы держимся за свою правоту, чтобы защитить собственную идентичность. В 2009 году, когда я побывал на международной конференции по  изменению климата в Копенгагене, у меня состоялась короткая встреча с берлинской исследовательницей Аней Кёне. Она, критикуя отношение Германии к другим странам на этих переговорах, сказала фразу, которая пронзила меня как стрела: «Ощущение собственного превосходства как условие жизни». Я вдруг понял, что мне было так важно быть правым и побеждать в спорах, потому что я рассматривал превосходство как часть своей идентичности. Я боялся, что, если окажусь неправ, то утрачу важную часть того, кем я есть. Что это будет не просто провал, а крах. Я никак не мог перестать цепляться за чувство собственной правоты, пока не отказался от построения своей идентичности на успехе.

Типичное начало переговоров в сложных и взрывоопасных ситуациях характеризуется тем, что участники не могут прийти к соглашению не только по поводу решения, но даже по поводу сути проблемы. Каждый имеет свое мнение о том, что происходит и почему и кому и что нужно с этим сделать. Эту ситуацию хорошо иллюстрирует притча о встрече слепых со слоном. Один слепец, нащупав ногу слона, сказал, что слон похож на колонну; второй, нащупав хвост, предположил, что слон похож на канат; а третий, нащупавший бок, сказал, что слон похож на стену. Иными словами, каждая из сотрудничающих сторон имеет отличную от других точку зрения на ситуацию, и если каждый представит свое видение, это поможет составить более полную картину происходящего.

Тем не менее создание единой согласованной модели целостной ситуации часто невозможно. Футуролог Дон Майкл отмечает:

В сегодняшнем мире самые продвинутые среди нас могут описать только крошечную часть слона. У него сегодня так много маленьких частей, они меняются так быстро и так загадочно связаны друг с другом, что, даже если бы у нас была технология, позволяющая связать их все вместе, мы все равно не могли бы понять смысл целого.

Таким образом, нам нужно сделать что-то большее, чем просто соединить вместе разные истины, чтобы получить единую неоспоримую истину.

Философ Исайя Берлин ведет аналогию дальше. Он говорит, что пытаться прийти к согласию и внедрить единый набор интерпретаций и ценностей не только нереально, но и опасно.

Если вы и вправду убеждены в том, что есть решение для всех людских проблем, что можно в уме спланировать идеальное общество, которое люди смогут построить, только если совершат все необходимое для достижения целей, то вы и ваши последователи должны быть убеждены, что нет столь высокой цены, которую нельзя заплатить за вход в рай такого рода. Коренное убеждение здесь в том, что на основные вопросы человеческой жизни, индивидуальной или социальной, есть только один правильный ответ и только его нужно искать. Об этой идее я и говорил, и сразу вам замечу, что идея эта — ложь. Не только потому, что решения, предложенные разными школами социальной мысли, разнятся и ни одно не может быть доказано рациональными методами, но по причине куда более глубокой. Главные ценности, которыми живет большинство людей в великом множестве стран и в пределах великого множества эпох, — эти ценности, сколь бы они ни были универсальными, не всегда сочетаются друг с другом гармонично. Поэтому мы должны взвешивать и измерять, вынашивать сделки, идти на компромисс и предотвращать сокрушение одной формы жизни соперничающими формами. Я слишком хорошо знаю, что это утверждение — не то знамя, под которым выйдут на марш идеалистически настроенные и полные энтузиазма юнцы мужского и женского пола! Оно выглядит избыточно кратким, слишком благоразумным, чересчур буржуазным, оно не вызывает благожелательных эмоций. Отрицание же этого, стремление к единственному, всеобъемлющему идеалу, потому что он — единственно верный для человечества, неизменно ведет к принуждению. А чуть позже — к уничтожению, к крови…

Итак, сотрудничество с различными партнерами не может и не должно сводиться к поиску общей правды, единого ответа или решения. Его цель заключается в поиске способа совместно двигаться вперед, несмотря на отсутствие согласия или вопреки ему. Это верно не только для деловых переговоров, но и для семейных отношений. Исследование, проведенное семейным терапевтом Джоном Готтманом, описываемое Майклом Фулвилером, показало:

Шестьдесят девять процентов конфликтов в отношениях касаются неразрешимых проблем. Они есть у всех пар — эти разногласия основаны на фундаментальных различиях, с которыми сталкиваются любые два человека. Это, во-первых, фундаментальные различия между личностями, которые постоянно вызывают конфликт, и, во-вторых, фундаментальные различия в потребности определенного образа жизни. В нашем исследовании мы пришли к выводу, что вместо того, чтобы решать эти вечные проблемы, более важно выяснить, сможет ли пара вести диалог по их поводу. Если двое не могут вести диалог, конфликт блокируется, а заблокированный конфликт рано или поздно приводит к эмоциональному разрыву.

Таким образом, стандартный подход к сотрудничеству, которому я научился в начале моей карьеры, оказался не слишком полезен. Он работал только в простых, контролируемых ситуациях, где все соглашались и слушались и где их действия приводили к результату, которого они добивались. В большинстве социальных систем — в семьях, организациях, сообществах, нациях — сложность возрастает, а контроль уменьшается, и такие ситуации возникают все реже. Традиционное сотрудничество, следовательно, становится бесполезным.

Неприятности начинаются, когда мы ошибочно предполагаем, что ситуация, в которой мы разбираемся, проста и контролируема, поэтому к ней применимо обычное сотрудничество. В данном случае мы прибегаем к такому способу, потому что он знакомый и удобный, и мы знаем, что он работает. Но обычное сотрудничество тут не работает: оно усиливает враждебность и делает ситуацию еще менее управляемой. Машинально мы напрягаемся и прикладываем еще больше усилий по внедрению стандартного сотрудничества. Как гласит поговорка: «Беда не в том, что ты чего-то не знаешь, а в том, что ты уверен, что знаешь что-то наверняка».

Стандартное сотрудничество работает только в простых, контролируемых ситуациях. В других случаях нужно использовать напряженное сотрудничество.

Вне контроля