– Дошли, – вздохнул Вартуман. – На месте.

Неофициальный вход в метро представлял собой ржавую колонну вентиляционной шахты. Квадратного сечения колонна была обложена со всех сторон мешками с песком, замаскирована строительным мусором, кусками бетона с торчащими прутьями арматуры – изогнувшимися, словно щупальца железного кальмара.

На самом верху колонны кто-то написал красной краской «Свободу попугаям!».

Герда призналась себе, что прошла бы мимо, не будь с ними Вартумана. Да любой бы прошел. Наверное, на это было и рассчитано.

Девушка повела плечами. Зябко. Что-то ей здесь определенно не нравилось. Тихое место, но жутковатое.

– Все в порядке, – сказал Вартуман. – Мы выбрались.

Сталкер положил автомат на парапет. Шагнул к колонне, поднатужился и отодвинул в сторону деревянную панель с остатками голубой краски. Открылся проход в груде мусора. Герда подошла ближе.

Там, в глубине, была еще одна дверь. Размалеванная бордовой краской, грязная, словно ее сто лет не открывали.

Чшшш. Кррр. Герда с диггером замерли.

– Ты слышала? – Вартуман повернул голову. Герда кивнула. Ощущение – словно по сердцу поскребли ногтем.

– Да.

Вартуман потянулся за автоматом…

Серая тварь, похожая на варана, перекусила диггера пополам.

Герда закричала. Автомат отлетел в сторону, зарылся в снег.

Почти разорванный напополам диггер зашевелился. Жуткое зрелище. Из распоротого живота вывалились на землю внутренности, от них поднимался пар. Клубами.

Вартуман заскреб ногтями по земле, уткнулся лицом в снег. Компаньоны с ужасом смотрели, как умирающий сталкер пытается встать. Герда не могла пошевелиться. Тварь стояла рядом с Вартуманом и словно чего-то ждала.

Вот он дернулся в последний раз и – затих.

Прощай, диггер-одиночка. Светлая память.

Твой корабль придет без тебя. Герда подняла тяжелый «Грач», что дал ей Комар, прицелилась. Щелк. Выстрела не было. Предохранитель! Она нащупала, отжала. Тварь смотрела на нее немигающими страшными глазами.

Герда нажала на спуск. Ба-бах! Пуля прошла мимо твари, выбила куски кирпича из стены позади нее. Ба-бах, ба-бах. Мимо. Герда нажимала на спуск. Щелк. Щелк.

Патроны кончились. Девушка выронила пистолет. Что теперь?!

– Нет! – крикнул Комар, закрывая ее от твари. – Не надо. Беги.

Герда увидела автомат Вартумана. Он лежал совсем близко, в двух шагах от нее. Герда пошла на тварь. Плевать я на тебя хотела. Убер бы меня понял, Убер бы… Взять автомат и…

Герда подняла автомат, взяла двумя руками. Тяжелый. Сзади что-то кричал Комар. Тварь не шевелилась.

Вартуман мертв, подумала Герда. «Он не пойдет на Дворцовую набережную, чтобы встретить свой корабль последней надежды». Почему-то именно этого было нестерпимо жаль. Даже больше не самого человека, а того, что его мечта рухнула.

Герда прицелилась. Комар оказался рядом, вскинул оружие. В следующий момент где-то позади твари замелькал огонек. Тра-та-та.

Очередь прошила обоих.

Герда откинулась на земле. «Я ранена» – подумала она безразлично. Видимо, это шок. Она чувствовала, как кровь толчками выплескивается из бедра, заливает землю вокруг, пропитывает снег. Снег окрашивался очень красиво, Герда несколько мгновений смотрела, как замысловато красное расходится по белому, выбирая пути. Завораживающе.

А потом пришла боль. Герда выгнулась и закричала.

Таджик встал на колено и отстреливался. Действовал он четко и экономно, как настоящий профессионал. Точными выстрелами загнал одного из веганцев за угол, второй высунулся – и Таджик снял его мгновенно. Ба-бах! Веганец упал на снег, раскинув руки. Кровь.

– Комар, ты как? – крикнул Таджик, меняя «рожок». Ствол автомата дымился.

– Нормально, – глухо отозвался тот.

– Ранен?

– Чуть-чуть задели.

– Посмотри, как там она.

– Я… меня… – Герда пыталась что-то сказать, сама не понимая, что. Голова кружилась. Комар подошел, присел рядом. В его окулярах не было видно ничего – только капли крови на стекле.

– У меня все хорошо, – сказала Герда.

– Тихо! Молчи, – сказал он. Зажимая рану одной рукой, другой вытащил ремень, лихорадочно, срываясь, перетянул ей ногу выше колена. Перчатки ОЗК мешали. Комар чертыхнулся, попытался сорвать их – бесполезно. Скотч держит на совесть. Шуршание полиэтилена. Если надрезать ножом… Комар достал нож.

– Не смей, – сказала Герда негромко. Но так, что Комар остановился.

Он помедлил и убрал нож. Снова начал вдевать ремень. Затянул вокруг бедра девушки, чтобы остановить кровь.

– Медленно, – сказала Герда. – Так, так. Спокойней. Спокойней. Теперь сильнее. Ох!

Комар затянул, что было сил. Герда охнула. Из прозрачного забрала на Комара смотрело мертвенно-бледное лицо. Глаза огромные, зрачки сужены. Но кровь, похоже, остановилась.

Герда закричала. Боль была огромной, как… Больше Петербурга. Больше мира.

Ох. Укол, похожий на укус клопа, Герда почти не заметила. Что это за боль? Смех один, а не боль. А вот настоящая, огромная…

Еще один укол.

Боль начала утихать. «Нет, не так». Боль осталась прежней, но словно отдалилась. Огромная боль, больше мира, но где-то там, поодаль от Герды. Она вздохнула с благодарностью.

Комар отбросил шприц-тюбик с обезболивающим. Все, больше ничего нет.

– Где еще? – оглянулся. – Таджик! Что там?

– Патроны кончились, – сказал Таджик негромко. – Все.

Тишина.

Комар достал нож. Таджик встал, положил автомат.

– Я сейчас, – сказал он Комару. И побежал. Комар, сквозь туман, видел, как Таджик ловко лавирует между развалин. Таджик исчез в проломе стены.

Тишина. Затем из-за угла дома вышел человек без химзы. Он был в серо-зеленом пуховике. Лицо молодое и открытое. Просто человек вышел прогуляться, наплевав на рентгены и радиоактивную пыль…

Погонщик был без противогаза. Комар отсюда видел, как колышутся у него на шее зеленые волокна, словно водоросли в потоке воды. Было в этом что-то почти непристойное.

Погонщик поднес к губам маленькую глиняную свистульку и дунул. Переливчатая, совсем простая мелодия негромко прозвучала в узком ущелье стен.

Из-за угла вышла серая тварь.

Тварь взревела. Словно ее хлестнули раскаленным металлическим прутом…

Варан рванулся к Герде. Комар встал на пути. И отлетел в сторону, сбитый бронированной тушей…

Теперь между беспомощной Гердой и чудовищным созданием было пустое пространство, прямой путь.

Герда повернулась и поползла, подтягивая себя руками. Слезы текли из глаз. Слезы не жалости к себе, а ярости и боли. Раз, еще раз… «Она вцепится мне в спину, – отрешенно подумала Герда. – Нет».

Девушка повернулась. Тварь была уже совсем близко, метрах в четырех. Огромная, шестипалая, похожая на варана, изуродованного бензопилой, – только крупнее. Пустые глаза. Двойной зрачок.

Тварь прыгнула…

«Вот и все». Герда заставила себя не закрывать глаза. Тварь летела – Герда видела ее белесое брюхо. В следующее мгновение что-то рухнуло на гадину сверху. БУМ! Что-то белое и тяжелое. Грохот.

Разлетелись осколки. Брызги зеленой жидкости. Кровь?

Нечто белое откатилось в сторону, недалеко от Герды. Герда поморгала.

Это был унитаз. Грязный от пыли, с отбитым боком – но почти целый унитаз.

Именно он упал на тварь – и, видимо, убил ее. Герда засмеялась. Боже, неужели…

Ничего не могла с собой поделать. Как бы это было в духе Убера! Убить унитазом. Жаль, что Убера больше нет.

Какой-то странный день выдался. Теперь вот унитазы с небес падают. Без всякой причины.

Тварь умирала.

Парень с зеленым мхом на шее – погонщик – посмотрел на нее, затем вскинул оружие. В глазах у него стояли слезы. В следующую секунду пистолет вылетел у него из рук и исчез где-то в развалинах. Бум!

Человек в черном пальто встал перед ним, выпрямился. Взмахнул битой. Раз, два… Жесткий звук ударов.

– Главное в работе битой – скорость и энтузиазм, – произнес знакомый голос. Удар!

Погонщик мгновение простоял, запрокинув голову. В следующее мгновение у него хлынула кровь – из носа, изо рта.

Потом медленно начал падать назад – ровно, как стоял.

– И вот такая вот херня целый день, – пробормотал человек в черном пальто. Опустил биту, выдохнул. Все было кончено.

Тварь взревела. Долгий протяжный предсмертный рев застыл в воздухе инеем, рассыпался над тысячами мертвых домов.

Над Петербургом.

Она ревела, умирая. Зашевелилась, постаралась доползти до погонщика. Лапы дернулись, раз, другой. Герда видела, как трепещет зеленый мох на шее адаптанта. Все слабее и слабее. «Мне жаль, – подумала она. – Не знаю, почему, но мне жаль…»

Тварь ползла, волоча за собой кишки. Снег. Грязь. Пыль и гарь. Кровь адаптанта и серой твари.

Тварь доползла до погонщика и вздохнула. Взвилась пыль, взлохматились волосы адаптанта. Глаза погонщика смотрели в небо, в них плыли серые облака.

Тварь положила изуродованную морду на руку погонщика. И застыла, прикрыв глаза. Погонщик уже не дышал.

Тварь лежала, умирая, рядом с хозяином. Или другом? Словно верный пес. Глаза медленно погасли и – застыли.

– Да чтоб тебя, – сказал Комар. С трудом сел и прислонился спиной к мешку с песком. – Это же надо.

Розовый свет проникал в ущелье улиц. Заполнял собой всё, все укромные места…

– Вот и все, – сказал человек. Таджик кивнул. Поднялся, закинул автомат на плечо.

Герда подняла взгляд.

Высокий человек в черном шерстяном пальто, надетом прямо поверх химзы. С широким загнутым ножом в руках. Незнакомый противогаз, зато что-то до боли знакомое в фигуре…

Это Убер.

Герда не поверила глазам. «Неужели я так сильно ударилась?»

– Тебя только оставь на пару минут, – сказал человек, – сразу начнешь встречаться с музыкантами.

– Убер! – Герда попыталась ударить его, потом обнять. Потом снова ударить. Застонала от боли, откинулась назад. – Дурак!

– Что с ней? – скинхед мгновенно оказался рядом, опустился на колени. Комар мотнул головой. Отодвинулся, чтобы дать ему место.

– Она ранена.

– Вот ты, блин… Капитан Очевидность! – отозвался Убер в сердцах. – Вижу, что ранена. Какая рана? Серьезная? Герда! Герда, слышишь?!

Перед глазами все плыло.

– Ты же врач, отвечай!

– Ерунда, – сказала Герда через силу. – Ца… рапина. Ты где был?

– В смысле: где был? Я ж говорил: подождите меня, подождите. Но за вами разве угонишься?

– Ты… не говорил.

– Могли бы и догадаться, – с обидой сказал Убер. И тут же хмыкнул. – А ничего я упал, верно? Прямо Шерлок Холмс над Рейхенбахским водопадом.

На слове «Холмс» Герда потеряла сознание. Убер мгновенно склонился к ней, поднял девушку на руки.

– Нам надо в метро, – сказал Таджик. Его баритон звучал чуть глуховато, но уверенно. – Иначе…

Убер кивнул.

– Комар, идти можешь?

– Да, – он помедлил. – Наверное, да.

– Рад тебя видеть, – Таджик оказался рядом. Он тоже был ранен, кровь текла из разреза на плече. Химза разодрана до пояса. Видимо, тварь добралась и до него. Или добрался кто-то другой.

Убер с Таджиком перенесли Герду ко входу в метро. Будь они здесь без Вартумана, ни за что бы не догадались, что это дверь. Отличная маскировка. Таджик заколотил прикладом «калаша» в дверь. Это напоминало условный стук. «Та-та, та-та-та». «Та-та, та-та-та». Приклад гулко бухал в железо. Какой-то знакомый ритм, подумал Комар.

– Ты охренел, мужик? – раздался вдруг голос. Он явно шел из-за двери. – Какой еще «Спартак-чемпион»?! Я щас стрельну!

Убер засмеялся. Таджик хмыкнул.

– Я знал, что на «Зенит» вы не среагируете. Открывайте, нас прислал Феофанов.

– Пароль скажи, – потребовали там.

– «Привет, Вислоухий. Ты мне должен три семерки и пятеру». Вот что просил передать Грек. Ты, случайно, не Вислоухий?

За дверью воцарилась задумчивая тишина. Таджик сказал:

– Быстрее решай, друг, у нас тут раненые.

– Ладно, – сказали за дверью. – Только я должен не три семерки, а две. Все Грек врет. Входите!

Дверь жутко заскрипела – и отворилась. В морозный воздух вырвался клуб нагретого воздуха, окутал компаньонов. Потянуло теплом и сыростью, спертым родным воздухом метро.

Убер вытер кривой нож, убрал в ножны.

– А это откуда? – спросил Комар.

Убер хмыкнул. Распахнул пальто, показывая ярко-алую шелковую подкладку.

– Нравится? Прикупил пальтишко на распродаже. Почти не фонит.

Комар вздохнул. В этом весь Убер.

– Я про нож, – сказал он.

– А! Кукри, знаменитый нож гуркхов. Ограбил тут одну сувенирную лавку…