Глава 25
Большой цирк
Большой цирк на Фонтанке, день X + 4, четыре часа утра
Здание цирка, грязно-желтое от времени, утопало в тумане. Пятна отвалившейся штукатурки расползлись по стенам, словно паразиты. По фронтону змеились розово-фиолетовые стебли лианы. Комара передернуло. Что-то неприятное было в этих сплетениях. Омерзительное. Словно они – живые.
Купол цирка выглядел целым и нетронутым.
Компаньоны медленно прошли сквозь туман, пересекли площадь. Каждую секунду они ожидали встретить Бармалея, но Бармалея не было. Ни следа монстра. Тишина вокруг мертвая, и только звук шагов, искаженный и приглушенный туманом, звучит над Фонтанкой.
Вот и цирк. Справа от главного входа – стена-афиша. «Сегодня на нашем манеже». Рекламные плакаты. Детские рисунки. Некоторые уцелели, и не скажешь, что двадцать лет прошло…
У афиши Убер остановился, почесал резиновую морду. Положил дробовик на плечо, словно старинный меч. Перед выходом они с Комаром поменялись оружием, владимирец взял мощный 103-й «калаш», скинхед – «помповик» MP-133 с деревянным прикладом.
Комар поднял взгляд. Желтый фасад, белые статуи ангелов. Интересно: над крыльцом три ниши, а статуй – только две. Кованая крыша крыльца с левого края обвалилась.
Средняя статуя шевельнулась. Комар вздрогнул, протер стекла противогаза. Черт его знает. Глюки, что ли?
– Убер, видел?
– Что видел?
Комар покачал головой. Ничего. Он уже не был уверен, что заметил движение. Похоже, на поверхности у него наступило кислородное опьянение. Комара пошатывало. Сердце гремело, словно жестяная банка с болтами, которую медленно и лениво встряхивают.
Они с Убером перебежками, страхуя друг друга, продвигались вдоль стены цирка. Вот и главный вход.
Убер жестами показал – левее бери, с той стороны. Внимание… Вперед! Пошли!
Комар перебежал, присел на колено. Повел стволом автомата влево, вправо. Никого. Только ветер тихонько свистит, гонит обрывки пленки по улице. Ржавые остовы машин сгрудились вдоль обочины. Скелеты внутри улыбались, словно ничего веселее постъядерного цирка никогда не видели.
Двери оказались распахнуты. Застыли в крайних позициях, будто их нарочно оставили открытыми.
О-очень похоже на ловушку. Комар остановился, хотел сказать скинхеду. Убер покачал головой, жестами показал: вперед, вперед. Они вошли в здание, держа оружие наготове. Пусто. Темно. Тихо. В вестибюле на полу лежит игрушка – плюшевый медведь, из прорехи на животе вылезла грязная вата. Единственный стеклянный глаз смотрит на пришельцев отстраненно – их смутные силуэты скользнули в отражении и замерли. Комар огляделся и опустил автомат. Никого.
Убер расслабился.
Скинхед закинул дробовик на плечо, небрежным пинком отбросил с дороги упавший стул. Тук! Словно на прогулке. Комар занервничал. Он что, серьезно собирается так себя вести?
– Эй, – позвал Комар шепотом. Убер обернулся. – Потише! А если мы кого-нибудь встретим?
– Поздороваемся.
– Ээ… Зачем? – иногда шутки Убера ставили Комара в тупик.
– Умирать, так культурным человеком. А не каким-то там невоспитанным хамом, вроде нашего простоцаря.
– Чего?
– Иди, говорю. Шевели конечностями, там Таджик уже дни считает. Палочки зачеркивает, письма пишет…
Скинхед включил фонарик. Световое пятно пробежалось по стенам, по лестнице, по потолку, вернулось обратно. Теперь свет падал на доску объявлений, висящую на стене под углом.
Убер присвистнул.
Красный фон. Вакансия от руки: «Требуются клоуны. Дивертисмент, работа с предметами. Оклад 15 тысяч + соцпакет + премия». Листок ветхий, с загнувшимися от старости краями. Убер внимательно прочитал объявление, покачал головой.
– Ты смотри, тебя тут ждали, – удивился скинхед. Комар промолчал. Тягаться с Убером в остротах – все равно, что плевать против ветра. Или мочиться во время урагана.
Рядом с объявлением – рисунок. Огромный человечек с ярким носом, в остроконечном колпаке, – жонглирует шариками. Они желтые, неровные. Один из шариков странным образом походил на человеческий череп. Рядом с клоуном – маленькие человечки, дети. Они подняли руки, радуясь.
Рисунок неумело раскрашен цветными карандашами. Вкривь и вкось, точно рисовал ребенок. Комар хотел умилиться, но по спине пробежал холодок. От рисунка веяло страшным. На мгновение Комару показалось, что на самом деле дети бегут от гигантского клоуна – и вопят при этом во все горло. От ужаса. «Тьфу, привидится же, – мысленно сплюнул Комар. – Это цирк! А я люблю цирк».
– У меня от всего этого мурашки по коже, – Убер передернул плечами. – Бррр.
Комар моргнул. Интересно у них мысли сходятся.
– Ты что, не любишь цирк?
Убер почесал затылок. Комар поднял брови: вот это номер! Безбашенный скинхед впервые проявил что-то вроде робости.
– Ну, как тебе сказать, брат Комар… Не очень.
– Серьезно?!
– Почему это тебя удивляет?
Комар повел головой, прочистил горло. Но ведь действительно странно!
– Как можно не любить цирк?
– Различными способами, – мгновенно отреагировал Убер. Поднял голову, стеклянные окуляры смотрели на Комара: – Не волнуйся, я тебе позже объясню.
Прозвучало зловеще. Владимирец поежился.
– Знаешь, Убер, у меня от тебя мурашки по коже!
– Это бывает.
Они свернули налево, в широкий коридор, и некоторое время шли молча. Роскошное когда-то было здание. Часть лепнины уцелела, красный бархат, светильники, – Комар почувствовал небывалый трепет. Как же здорово было здесь до Катастрофы! Вот бы увидеть хоть одним глазком. Комар вздохнул. Мечты, мечты.
Бархатные кушетки были проедены насквозь, словно молью. Зеркала встречались на каждом шагу, но мало что отражали. Они почернели, словно их настигла некая смертельная болезнь. Иногда Комар замечал свое отражение в уцелевшем зеркальном куске – и вздрагивал. Комару мерещилось, что любое движение – это крысы. Хотя до сих пор здесь он не встретил ни одной. Слава богу.
Комар догнал скинхеда, пошел рядом.
– Убер?
– Чего тебе?
– Вот ты чего в жизни боялся? Ну, до того, как все случилось…
Убер остановился, почесал затылок.
– Хороший вопрос. А ты?
– Я крыс, наверное, – ответил Комар честно. – Прямо до дрожи. Твоя очередь?
Убер задумался.
– А я – клоунов.
Пауза. Потрясенный Комар посмотрел на скинхеда:
– Даже не представляю, как безопасно тебе жилось после ядерной войны!
Скинхед помедлил и кивнул:
– Да ничего так жилось, ты прав. Голод, холод, радиация, темнота, каннибалы и инфекции. Чего бы не радоваться? Не жизнь, а сказка.
Комар промолчал.
Покинутый цирк производил тягостное впечатление. Не до конца мертвого. Вот точное слово.
Комар споткнулся, выругался.
– Что там? – спросил Убер.
Комар навел фонарь, вгляделся. Наклонился, чтобы поднять находку.
Маленькая толстая книжечка. Комар стер пыль с обложки. «Книга тайн. Цирковые тайны, приметы и легенды». Комар сунул фонарь под мышку, с трудом раскрыл задеревеневший, покореженный сыростью томик. Переплет погрызен крысами. Комара передернуло. Он переложил раскрытую книжечку в левую руку, в правую взял фонарь. Пробежал глазами строчку, другую… Форганг, трапеция, дивертисмент… Однако.
– Что бы ты ни задумал, не делай следующего… – Комар замолчал, перелистнул хрупкие странички. Кррр, кррр. Словно книга сделана из тонкой ломкой пластмассы.
– Чего же?
– Никогда не поворачивайся спиной к манежу, – с выражением прочитал Комар.
– А! – оживился Убер, закинул дробовик на плечо. – Суеверие! Люблю приметы. Давай, читай вслух.
– Нельзя фотографироваться перед представлением. Иначе тебя ждет неудача.
Убер почесал затылок. Изобразил одной рукой, как нажимает на спуск фотокамеры. Щелк!
– Ок, сделано. Дальше.
– Нельзя целовать артистов в нос.
Пауза. Скинхед озадаченно хмыкнул.
– О, как. А я только настроился. Ладно, дальше.
– Нельзя перебегать дорогу артисту.
– Это еще почему?
– Не знаю, – сказал Комар. – Тут не написано. Может, он почует твой запах и найдет тебя?
– Кто найдет меня по запаху – того это и проблемы! – Убер нахмурился: – Вообще, при чем тут запах? Это все-таки цирковые приметы, а не охотничьи. Кстати, брат читатель… – Убер помедлил. – Ты ничего не слышишь?
Тут Комар понял, что действительно что-то слышит. Шаги? Словно кто-то осторожно бродит по коридорам, стараясь не наступить на осколки стекла. И бормочет себе под нос, не переставая.
– Думаешь, это он? – спросил Убер.
Комар растерянно пожал плечами. Бормотания за Таджиком раньше не водилось. Но когда за тобой побегает кто-то вроде Бармалея, еще и не такое с человеком может случиться.
– Таджик, – позвал Убер в темноту. – Эй, брат?
Тишина.
Затем, через томительную паузу, шаги возобновились. И – опять бормотание.
– Что, блин, происходит? – спросил Убер про себя. И громко: – Эй, там кто-нибудь есть? Выходи, а то гранату брошу!
– У нас что, есть граната? – шепотом спросил Комар.
– Нет, конечно, – так же тихо ответил Убер. – Но знает об этом только Таджик.
– Ээ… логично.
Комар напряг слух.
– Да никого там нет, – сказал он и осекся. Теперь Комар отчетливо слышал:
«Ино-ино».
«Ите-тива».
«Аси-ся».
И снова «ино-ино». Чужой бродил рядом с ними, по коридорам цирка, повторяя эти слова на все лады. Голос был… нечеловеческий. Комар не мог бы объяснить, почему так думает, – но это точно не человек.
– Убер? Что он такое говорит? Что значит «ино-ино»?
– Говорит? – Убер повертел головой. – Кто говорит? Ни фига не слышу.
– Правда? Ну… может, показалось…
– Чтоб меня, – сказал Убер. – И тут призраки! Давай, брат, ищем Таджика и сваливаем. Для начала будем считать, что в этом коридоре его нет. Тогда куда?
Комар показал на белую табличку «ПАРТЕР 11-16 РЯД. ЛЕВАЯ СТОРОНА».
– Может, туда?
– Ага, – Убер кивнул. – Посмотрим представление. В цирке мы или не в цирке?
Двустворчатые двери в зрительный зал – с мозаичным стеклом. Щель между створками слабо светилась, словно там, в зрительном зале, был источник света.
Убер, недолго думая, пинком распахнул двери.
И перед Комаром открылся цирк.
* * *
От пространства захватывало дух.
Сквозь дыру в куполе в зал проникал неяркий, слабый свет – отчего казалось, что здесь стоят вечные сумерки. Полупрозрачный, мертвенный полумрак без теней. Круглый манеж, зрительный зал с рядами кресел, обтянутых красной искусственной кожей. Местами кресла облезли, поэтому зал выглядел неопрятным, заброшенным. Впрочем, а каким еще он должен быть? Двадцать лет здесь не бывал ни один человек.
Представление (или репетицию?) прервали в самом начале. Над манежем закреплена сложная конструкция из канатов, стоек, противовесов и страховочных сеток. Площадки для акробатов или как их там называют? И еще…
– Велосипед, – сказал Убер.
– Велосипед, – согласился Комар.
С особым умилением они рассматривали велосипед, поднятый на самый верх. Велосипед был закреплен веревкой. Возможно, один из воздушных гимнастов должен был съехать на нем вниз, к следующей площадке.
Интересно, почему эта конструкция до сих пор не развалилась? Канаты изрядно провисли.
– Что теперь? – спросил Комар.
– Давай вниз. Вон туда, – Убер показал на выход из манежа, которым пользовались артисты цирка. Над ним расположен балкон для оркестра – Комар отсюда видел брошенные инструменты, пюпитры, нотные листы…
Они начали спускаться.
И вот они внизу. Красный цвет ковра режет глаза – Комару показалось вдруг, что манеж полон густой венозной крови. Владимирец помотал головой. Они перешагнули через бортик (Комара вдруг неприятно кольнуло в затылок. Какая-то мысль… забыл) и пошли напрямик. Кроваво-красный ковер неприятно пружинил под ногами. На манеже лежали булавы, обгорелый обруч, шляпа, программка, пара листов с нотными знаками…
Форганг, вот как это называется, подумал Комар. Выход для артистов.
«Возвращаться только по краю», вспомнил он. Черт. И какая-то еще примета была… Надо посмотреть в книге.
– Что там, внизу? – спросил Комар, пытаясь отогнать неприятное предчувствие. – Как думаешь?
Убер пожал плечами.
– Должно быть, клетки для зверей, гримерные для артистов. Не знаю, конюшни для слонов. Что-то в таком духе. Заглянем?
Это действительно была конюшня. Только не для слонов, а для лошадей. Стойла, поилки, упряжь, ведра, лопаты, вилы, скребки. Все старое и сгнившее. На полу, свернувшись, как дохлая змея, валялся кнут. Убер провел лучом фонаря. В следующем стойле лежал скелет лошади. Голый, ни клочка шкуры.
…Что-то мягко вздохнуло, уютно зашуршало в темноте.
– Таджик! – позвал Убер. – Это ты?
Он сделал шаг и направил в глубину конюшен фонарь. Луч пробежал, вздрагивая, по грязному полу, засыпанному какими-то шариками, убежал в глубь конюшен… Уперся во что-то.
Убер вздрогнул.
– Назад, – сказал он. Голос скинхеда настолько изменился, что Комар почувствовал неладное. Он попытался заглянуть через плечо Убера – слишком высоко. В следующий момент тот сдвинулся, и Комар едва подавил крик…
Тысячи, миллионы крыс. Они лежали тут, словно в полусне, – живые, дышащие. Тельце к тельцу, живой ковер – от пола до потолка. У Комара подкосились ноги.
Тысячи, миллионы крыс.
Теперь Комар осознал смысл приметы «Не перебегай дорогу артисту». И уж точно «не целуй артистов в нос». Если здесь такие артисты, то…
Его передернуло, голова кружилась.
Живот свело.
– Назад, я сказал, – шепотом велел Убер. Скинхед оттеснил Комара обратно в коридор, аккуратно прикрыл огромные двери. Бесшумно отступил к выходу на арену.
Мотнул головой. «Давай за мной». Комар все не мог опомниться. Руки тряслись, ноги подкашивались. В желудке образовалась противная, сосущая пустота. Слабость.
Ничего более жуткого он в жизни не видел.
(Правда?)
«Поиглаем?» Комара передернуло.
(Мертвая корова)
(Пам-пам)
Даже Леди отступила на второе место. С Леди можно было бороться, хитрить. А крысы – были просто крысами. Стихия.
– Назад, тихо. Не шуми.
Они уходили, стараясь не шуметь. Комар за это время умер десять раз. «Наверное, когда я сниму противогаз, то буду весь седой». Каждый скрип казался ему грохотом барабана, выстрелом в тишине.
– Кажется, все, – сказал Убер. – Фух!
Они вернулись обратно, выбежали через служебный вход на манеж. Скрип тросов. Комар вскинул взгляд. Акробатическая конструкция медленно покачивалась у них над головами.
Вокруг манежа – ряды кроваво-красных кресел, уходящие в высоту. Полупрозрачная темнота. И скрип, скри-ип, скри-и-ип – над головой.
– Что… будем делать? – спросил Комар. Голос не слушался.
– Наверх!
Они начали подниматься. Никто не подгонял, но шаг оба ускорили. Комару казалось, что ему в спину глядят тысячи сонных крысиных глаз.
* * *
Зря они вернулись наверх. Это точно.
Комар сглотнул. Что-то гигантское и темное надвигалось на них из коридора. Темное заполняло коридор, хрустело стеклом и сбивало банкетки. Темное хотело крови компаньонов.
«Ино-ино-ино», – бормотало существо в коридоре. То пискляво, то глубоким хриплым басом. И приближалось, приближалось…
Этакий парад-алле ужасов.
Убер развернулся и пробежал мимо Комара. Тот все еще пытался высмотреть, что именно надвигается на них из темноты. Щурился и вытягивал шею…
Убер на ходу затормозил, побежал обратно. Ухватил Комара за рукав и потащил за собой.
– Бежим! – завопил Комар. Несколько запоздало, конечно. «Ете-тива!» – возвестило чудовище им вслед.
Не сговариваясь, они вбежали в зрительный зал, закрыли двери. У Комара тряслись руки. Да что ж происходит? Мало нам крыс, что ли?! Убер схватил стул, поставленный для униформиста, и заблокировал дверь. Ножку стула просунул между ручек. Вовремя!
БУХ. Чудовищная сила уперлась в двери, затрещало старое дерево. Посыпалось цветное стекло.
Убер отшатнулся.
– Мда. По ходу, у него задача – рассмешить нас до смерти.
Компаньоны попятились от двери. Кажется, долго она не выдержит. И бормочущее существо (ино-ино-ино) войдет в зрительный зал.
– А теперь что? – спросил Комар.
– А теперь нас съедят, – хладнокровно сказал Убер.
Комар передернул плечами. Посмотрел на скинхеда:
– Иди на фиг, Убер! Я серьезно. Ты со своими шутками…
– Да какие к чертям шутки?! Полундра!! Беги, Комар! Беги!!
Комар хотел спросить, что означает «полундра», но было уже некогда, уже надо было бежать.
БУМ! Дверь затрещала и начала выгибаться, словно под напором воды.
Они побежали между зрительских кресел. Узко. Комар врезался коленом в кресло, разворотил его совсем. Больно, аж слезы из глаз брызнули. Владимирец с трудом поднялся, снова побежал, прихрамывая…
БУМ! Дверь с грохотом вылетела – словно ее выбили направленным взрывом.
Бум! Чуть тише. Одна из створок врезалась в сложное сооружение над манежем. Пирамида качнулась, канаты задергались. Когда-то давно, до Катастрофы, здесь готовился какой-то сложный трюк.
Велосипед, оставленный наверху и простоявший там двадцать лет, качнулся и поехал по канату…
Комар вздрогнул, замедлил шаг. Холодок пробежал по спине.
– Полундра!! – заорал Убер. – В сторону Комар! В сторону!
Канат оборвался. Еще некоторое время велосипед под куполом цирка продолжал висеть – или это время замедлилось? – затем сорвался вниз. Полетел по дуге, набирая скорость…
– Ниже голову, придурок!! – Убер уже орал.
Комар отскочил в сторону, врезался бедром в кресло. Черт! Перекатился на спину. Боли он не почувствовал. Потому что смотрел, как велосипед, словно ракета, пролетев над манежем, над рядами кресел, – врезался в стену ровно в том месте, где за секунду до этого стоял Комар.
БАХ! Бух! Грохот. Облако пыли.
Дикая, невероятная картина. Комар открыл рот. Велосипед пробил стену, оттуда торчало заднее колесо, выгнутое восьмеркой. Оно медленно и печально вращалось.
– Живой? – спросил Убер. – Давай руку…
Комара выдернули наверх, поставили на ноги. Он ошалело повел головой, посмотрел на скинхеда.
Убер покачался на носках.
– Что-то хочешь спросить? – голос у скинхеда был надорванный и хриплый. – Спрашивай, не стесняйся.
– Что означает «полундра»?
Убер хмыкнул.
– Это морское «берегись, сейчас уебут».
Комар помедлил.
– О-очень полезное слово.
– А я про что?
Чудовищный грохот. Они подняли головы. На глазах разваливалась сложнейшая акробатическая конструкция, простоявшая двадцать долгих лет. Отрывались канаты, падали тяги и стойки. С грохотом обрушилась на манеж ржавая бочка, из нее разлетелось по зрительному залу блестящее конфетти. Несколько штук, крутясь, опустились на головы компаньонов.
– Эффектно, – только и сказал Убер.
Шум за спиной стал громче. Нарастал, как волна. Комар обернулся, затем посмотрел вперед. Сердце бешено стучало, словно от сильной боли. Увиденного ему хватит до конца жизни, это точно.
Особенно, если этот конец наступит прямо сейчас.
Живая пищащая волна вливалась через форганг на манеж. Красное затапливалось серо-черным.
– Охренеть, – сказал Убер.
Серая пищащая волна хлынула на манеж и растеклась по трибунам.
Шум разбудил крыс. Компаньоны оказались между двух огней.
* * *
В следующий момент они увидели того, кто выбил дверь.
– Блядь! – заорал Убер. – Чтоб я так жил! Крыса-клоун!
Комар вздрогнул и побежал быстрее. На какой-то миг он оглянулся. Ну, Убер как всегда – преувеличивает. Ничего такого.
Крыса не крыса, но что-то огромное, белесое, бесформенное, с желтыми и красными пятнами. Похоже на очень большого и уродливого человечка, нарисованного ребенком. И оно приближалось.
– Вот эта навозная туша – клоун?! Мне уже смешно! – закричал Комар. Адреналин хлестал в кровь.
– Подожди, это ты еще его шуток не слышал.
Крысы затопили манеж, перехлестнули через край. И теперь крысиная волна поднималась наверх. Комар, обмирая от ужаса, видел, как коричнево-серые зверьки карабкаются по лестницам и креслам.
Чудовищу крысы тоже не понравились. Оно заворчало. «Ино! Ино!». Взмахнуло рукой (или что у него там?) – и несколько разорванных крысиных тел полетело через всю арену.
– Блин! – завопил Убер, чуть не оступившись на очередном грызуне.
Крысы бежали теперь, обгоняя компаньонов. Видимо, им тоже не нравилось чудовище.
– Почему мы бежим вместе с крысами?! – завопил Комар. – Я ненавижу крыс!!
– А я, блин, откуда знаю?! – завопил Убер, расшвыривая ботинками серые тела. – Спроси у них сам! Зачем они бегут вместе с нами?!
Долго так продолжаться не могло. Рано или поздно они выдохнутся, их настигнет чудовище. И сожрет.
Или сожрет миллион крыс. Приятная перспектива, что и говорить.
– Ох ты, – Комар вдруг замер, словно соляной столб. Достал книжечку и начал лихорадочно листать. Руки дрожали. «Где же я это видел?»
– Блин, Комар! Нашел время! – Убер не понял, но тоже затормозил. Бросился к приятелю.
– Вот же, вот. Смотри. Важнейшая примета: нельзя переступать через барьер манежа…
– Да? И что будет?
Комар замолчал. «Нет, ерунда, – подумал он. Это всего лишь суеверия. – Но, ведь остальные приметы сработали, верно?»
– Так что там?!
– Примета гласит: нельзя переступать через барьер манежа. Кто это сделает, останется в цирке навсегда.
– Ну, пиздец. Доигрались. А почему сразу не сказал?
– Забыл.
Волна крыс, убегая от клоуна, помчалась навстречу компаньонам – огибая манеж уже по часовой стрелке. Писк, шум, гам, шевеление тысяч и тысяч крысиных тел. Паника.
Свернуть было некуда. Разве что вниз, к манежу? Но там крыс еще больше. Позади компаньонов ворчало и топало, с треском раздавливая кресла, нечто огромное и жуткое. Они бежали.
– Вот теперь ты точно ничего не забыл?! – закричал Убер на бегу.
Лицо Комара перекосилось.
– Еще семечки нельзя лузгать.
Убер даже остановился, повернулся к Комару.
– Блядь! Ты так шутишь, что ли?!
– На той стороне…
– Что?!
На противоположной стороне зрительного зала крысиная волна поднялась от манежа и образовала черно-серое облако. И это облако теперь двигалось навстречу Комару с Убером, яростно пища. Комар начал замедляться…
Убер схватил его за плечо и заставил бежать вперед. Прямо на крыс. Комар закрыл глаза, снова открыл.
– Я не… могу…
– Беги!!
Этот кошмар и не думал заканчиваться.
– Падай! – заорал в следующий момент Убер. – Ниже голову, придурок!
– Что? – Комар, парализованный ужасом и омерзением, видел только крысиные глаза, горящие злобой. Тысячи тысяч крыс смотрели в эту секунду на него, Федора Комарова, неудачника, единственного выжившего…
Все они собирались его сожрать.
Убер с разгону ударил его плечом, опрокинул на пол. Потолок мелькнул перед глазами Комара, в следующий миг Убер накрыл голову владимирца собой…
И тут их настигла крысиная волна.
Комар, ничего не видя, орал и бился. Но Убер держал крепко. Тяжесть навалилась, живая, пищащая, страшная.
Волна крыс пробежала по ним. Прокатилась катком. Комар решил, что умер и попал в ад – хуже этого не было ничего. Даже Леди… даже она…
(поиглаем?)
Касание маленьких лапок. Тысяч и тысяч маленьких лапок.
– Нееееет! – завопил Комар. – Ааааа!
А потом все закончилось. Убер поставил его на ноги, встряхнул.
– Соберись, тряпка!
Комар смотрел. Впереди крыс не было. Он прошел сквозь самый страшный кошмар своей жизни – и остался жив.
«Хотя, – подумал Комар, – не факт, что в здравом рассудке».
Убер покачал головой. Одежда на нем была вся в лохмотьях, верхний слой полиэтилена превратился в мелкое кружево из пленки. И только второй слой – плотный брезент химзы, – спас их обоих.
– Эх, ты, Комар. Нельзя стоять на пути у крысы, когда она ищет спасения. Она пройдет сквозь тебя. Прогрызет тебя насквозь, без проблем. Нужно уступить ей дорогу.
– Они… они, – губы Комара тряслись. Слезы текли из глаз, сопли из носа, и он ничего не мог с этим поделать. Расклеился, как маленький. Ладно, под противогазом не видно. Волосы до сих пор стояли дыбом под резиновой маской. Зубы стучали, руки ходили ходуном.
– Все, – сказал Убер. Комар сел – ноги не держали, слезы текли и текли. – Все, все. Все хорошо, все кончилось.
– Ете-тива? – спросил за его спиной писклявый голос.
Скинхед замер. Сгорбился, словно под огромным грузом. Комар увидел, как дрогнули плечи Убера.
Паника, понял Комар. Я пережил самое страшное, теперь очередь Убера. Он смотрел в резиновое лицо напарника, в круглые стекла окуляров. За спиной Убера шевелилось белое, с яркими рыжими пятнами.
«Клоун. Это точно клоун».
Комар собрался. «Страх прошел сквозь меня и ушел, а я остался. Убер помог мне, теперь моя очередь».
Друзья так поступают. Вернее, друзья поступают именно так.
– Подвинься, брат, – сказал Комар негромко. Поднялся во весь рост. – Теперь моя очередь.
– Ино-ино-ино, – бормотало чудовище. – Ино.
– Чего ино? – спросил Комар. Поднял автомат. В следующее мгновение ему стало не до разговоров.
Комара какая-то сила приподняла над землей и швырнула в сторону. Время замедлилось. С высоты полета Комар с интересом наблюдал, как проплывают под ним красные кресла. Кое-где искусственная кожа слезла с деревянной основы, торчали пучки грязной ваты. Кто-то оставил бумажный колпак на сиденье. Кто-то оставил пластиковую бутылку колы.
В следующий момент он врезался в кресло. Бух.
Больно. Комар застонал, перекатился на спину.
– Эй!
Комар открыл глаза, с трудом проморгался. Потом поднял руки и стер пыль с окуляров. Над ним стояла знакомая фигура скинхеда.
– Блин!
Убер нагнулся над Комаром.
– Э, брат. Ты вообще как себя чувствуешь?
– Полная… полундра.
Скинхед опешил.
– Это еще что значит?
– Поздно… дергаться, уже уебали.
– Шутит он, – одобрительно сказал Убер. Потом мгновенно развернулся, вскинул дробовик к плечу, нажал на спуск. Бух!
Передернул помпу. Кувыркаясь, вылетела блестящая гильза. Убер прицелился…
В следующее мгновение у него из рук выдернули дробовик. Чудовище поднесло его к носу и понюхало. Затем пренебрежительно отбросило оружие в сторону. Твою же мать. Комар понял, что сейчас будет, и сжался, закрылся руками. Дробовик ударился прикладом и выстрелил. Ба-бах! Выстрелом разнесло часть крыши, на манеж посыпались куски кровли. Дробовик, дымясь, упал на пол.
Убер пригнулся. Поднялся.
– Ну, ты… клоун! – скинхед шагнул в сторону, повел плечами, точно собираясь драться. Голос его дрогнул. – Пообщаемся?
Чудовище заворчало. «Ино-ино».
– Знаешь, кто такие клоуны? – спросил Убер ласково, глядя на него снизу вверх. – Это взрослые наркозависимые мужики, разодетые как трансвеститы из ада.
– Убер? – Комар поднял голову, ошалело затряс ей. Что это было?! – Убер… я сейчас…
– Ты там лежи, не выебывайся, – негромко сказал Убер, не поворачивая головы. – Видишь, у нас тут с приятелем разговор.
Клоун оскалил огромные кривые зубы. Желтые и страшные.
– Да ты прям красавчик, – одобрил Убер. Шагнул навстречу, заслоняя Комара. – Маникюр сам делал или помогал кто?
– Аси-ся, – проворчало чудовище.
– Чего-о?
– Ино! Е-те-тива!
Убер некоторое время стоял, замерев – словно его огрели по затылку. Потом осторожно сказал:
– Асисяй, ты?
Чудовище заворчало.
– Ино!
– Кино, что ли? – скинхеда вдруг озарило. – Комар, прикинь, это же…
– Ино! – потребовало чудовище, надвинулось на Убера. Эта пародия на клоуна казалась нелепой, но пугала до чертиков. Чудовище нависло над Убером.
– Детектива, ирод! – закричал Убер. – Детектива!
Чудовище замолчало. Наклонило голову набок.
– Е-те-тива!
– Кино!
– Е-те-тива! – скинхеда вдруг подняли и втиснули в стену. Огромная лапа чудовища, казалось, сомнет Убера к чертовой матери. Комар вскочил… упал на пол… отбитые ноги не держали.
– Любовь!! – заорал притиснутый к стене скинхед. Чудовище медлило. Затем вдруг отпустило Убера – тот рухнул на пол – и отодвинулось.
Тишина. Где-то вдалеке слышен писк тысяч крыс.
Чудовище повернулось к компаньонам, и… Комар не поверил глазам. Пошло прочь.
– Чего хотел-то? – спросил Убер растерянно, ему вслед. Клоун повернул голову, медленно выдохнул – шумно вырвался воздух, пыль заплясала вокруг. Как-то совершенно по-человечески пожал плечами и пошел вниз. Прямо на крыс. Те заволновались…
– Ты когда-нибудь такой номер видел? – спросил Убер. Комар, превозмогая боль, пожал плечами.
– Я такого номера даже в цирке не видел.
Убер захохотал. И внезапно – закашлялся, упал и задергался. Словно в припадке.
* * *
Комар стащил с него противогаз. Из маски вылилось целое море воды.
Лицо Убера было белым – как полотно.
– Ты в порядке? – прозвучало глупо.
Скинхед мотнул головой, протянул руку. Комар отдал ему маску.
Убер помедлил. Сел, морщась от боли, сплюнул кровью. Оскалился Комару и подмигнул. Искаженное, вымотанное лицо скинхеда было пугающим.
В следующий момент он снова начал кашлять.
С такой силой, словно внутри Убера что-то рвалось. Сплюнул в сторону.
– Ты точно в порядке?
Вместо ответа Убер натянул маску, Комар помог ему прикрыть шею воротником. Пока скинхед приходил в себя, Комар нашел между кресел обрывок каната, смотал его в бухту.
Внизу, на манеже грустный клоун-чудовище сражался с крысами. И серое зло, похоже, побеждало. Как ни печально.
– Ну, все, надо уходить, – скинхед встал на ноги. – Двинулись. Таджик уже грустные песни поет, вспоминая о счастливых годах нашей совместно проведенной юности.
Убер снова выглядел… обычно.
– Да вы познакомились с ним два дня назад! – возмутился Комар.
– Просто он чувствительный.
* * *
Они поднялись по лестнице на второй этаж, побежали по коридору. Внезапно коридор закончился, перед ними была глухая стена. Тупик.
– Тупик, – сказал Убер. Капитан Очевидность, блин.
– Ага.
– И Таджика нигде нет.
Скинхед обошел все углы, остановился озадаченный. Почесал затылок.
– Тут ветер, – сказал Убер наконец.
– И что?
– Просто тут его быть не должно.
Скрипнула дверь. Они с Убером как по команде развернулись, вскинули оружие. Свет ворвался в коридор – мягкий свет Луны, заглядывающей в окно. Для подземных глаз Комара это было все равно, что мощный прожектор. Он прищурился. В полосе света темнела чья-то плотная фигура.
– Позвольте поинтересоваться, милостивые государи, – прозвучал мягкий дикторский баритон: – почему так долго? Мне чуть было не пришлось ждать.
Комар прищурился:
– Таджик, живой?!
Тот кивнул.
– Я думал, мне конец, – сказал он буднично. – Истратил последний патрон. Ходит тут один. Ино, ино, спрашивает.
Убер усмехнулся.
– Зачем ты заперся в кабинете директора? – спросил Комар, оглядываясь.
– Я бы не назвал это верным определением, поскольку все же это кабинет не директора, а художественного руководителя. Худрук цирка был необычный человек, – Таджик помедлил. – К тому же здесь гораздо удобнее.
Кабинет был великолепен. Не формальное место исполнения служебных обязанностей, а мастерская человека, который здесь работает, творит – по-настоящему.
Огромный стол, заваленный рисунками и фигурками животных. Смешной клоун на столе. Мячики и гравюры.
На стене – фотография пожилого человека с белыми седыми волосами вразлет вокруг лысой макушки. Человек слегка улыбался. Обаятельный и грустный. И какой-то по-детски наивный.
Комар с Убером переглянулись.
Стены кабинета были увешаны десятками фотографий и рисунков. Все совершенно разные. Словно ребенок игрался, собирая без всякой системы или цели все, что ему нравилось. Все. От цветных шаров, фотографий детей и кошек, до абстрактных фигур и консервных банок. Никакой видимой системы в этом не было.
– Слава Полунин, – сказал Убер. – Ничего себе. Легендарный Асисяй. Великий клоун. Я видел его «Снежное шоу» – и рыдал как мальчишка. Это было действительно круто.
«Аси-сяй», вспомнил Комар. «Ино-ино».
– Думаешь, это он?
Убер пожал плечами.
– Да кто знает? Ох, уж эти творческие личности. Таджик! – Убер подошел к окну, выглянул на улицу. – Как насчет того, чтобы выйти через окно?
Тот пожал плечами. Комар показал Таджику бухту каната, позаимствованную в зрительном зале. Хороший канат, должен выдержать.
Таджик кивнул.
– Только после вас, – сказал вежливо.
