Глава 11. Волан-де-Морт – Тот, Кого Нельзя Называть

Мы не умеем читать мысли других людей, но нам важно знать, о чем они думают, чтобы предвидеть их поведение. Наши догадки, основанные на наблюдениях, предшествующем опыте и контексте, превращаются в модели, с некоторой точностью описывающие разум наших друзей, знакомых и случайных встречных. Придя на вечеринку, мы автоматически отмечаем, кто с кем в паре, кому мы нравимся, а от кого лучше держаться подальше. Мы способны к многоуровневым погружениям в чужое сознание: “Я полагаю, он думает, что она поверила в искренность чувств, которые он испытывает к ней”. Нам это кажется естественным, и мы даже не задумываемся, насколько сложную задачу решает наш мозг, чтобы создать так называемую теорию разума (или модель психического состояния человека).

Теория разума позволяет различать наши собственные знания о мире и представления других людей. Эта способность развивается по мере взросления. В классическом тесте детям показывают, как персонаж оставляет шарик в корзине и уходит. Затем кто-то другой перекладывает шарик из корзины в коробку. Обычно дети в возрасте трех-четырех лет говорят, что первый персонаж, вернувшись, будет искать шарик в месте, где он реально находится. Примерно половина детей от четырех до шести лет и большинство детей старше шести уже понимают, что персонаж не знает о перемещении шарика и поэтому будет безуспешно искать его в корзине.

Подобные эффекты воспроизводились и в более поздних исследованиях, но выяснилась одна любопытная деталь: словесные показания детей могут расходиться с их внутренними представлениями о мире. Признаки теории разума можно обнаружить и в более раннем возрасте, если не задавать вопросы, а следить за поведением малышей. Так, в одном эксперименте дети должны были определить, с какой из двух горок скатится кукла, и подложить туда мат. У подножия каждой из горок стояла коробка, в одну из которых кукла положила мяч. Иногда другой персонаж втайне от первого перекладывал игрушку. Дети учитывали ложные убеждения куклы и подкладывали мат под ту горку, по которой она будет спускаться в поисках оставленного мяча. Они справлялись с практическим заданием лучше, чем со словесным.

Уже в полтора года многие дети в состоянии пройти другой тест на теорию разума. Сначала их обучают отпирать замки на двух ящиках. В один из них кладут игрушку, а затем перекладывают в другой. Экспериментатор пытается открыть ящик, где изначально лежала игрушка, но не справляется и просит помощи. Если экспериментатор видел, как игрушку перекладывали, то дети, как правило, помогали открыть выбранный им ящик. В противном случае дети открывали тот ящик, где на самом деле лежала игрушка. То есть помощь оказывалась с учетом представлений о мыслях взрослого человека: если он знает, где спрятан предмет, значит, пытается открыть неправильный ящик по другим причинам.

Недавно подобный тест на теорию разума успешно прошла группа приматов из обыкновенных шимпанзе, бонобо и орангутанов. Макаки в экспериментах пока не продемонстрировали способности учитывать ложные убеждения других. А вот у шимпанзе и орангутанов теория разума обнаруживалась и ранее. Значит, можно осторожно предположить, что способность “читать мысли” появилась у наших предков пятнадцать – двадцать миллионов лет назад.

Не все люди обладают одинаковой способностью судить о представлениях других. От недостатка этой способности страдают дети и взрослые при аутизме: они испытывают затруднения в социальных взаимодействиях, даже если обладают высокими показателями невербального интеллекта. Они находят других людей непредсказуемыми, а их мотивы и поступки непонятными.

В 1985 году профессор Саймон Барон-Коэн и его коллеги повторили эксперимент с перепрятанными шариками на трех группах детей: с аутизмом, с синдромом Дауна и на обычных дошколятах. Испытуемые из всех трех групп хорошо справились с вопросами “Где на самом деле спрятан шарик?” и “Где был шарик вначале?”. 23 из 27 обычных детей и 12 из 14 детей с синдромом Дауна учли чужие заблуждения при ответе на вопрос “Где персонаж будет искать шарик?”. И только 4 из 20 детей с аутизмом справились с этим заданием, остальные указали, что персонаж будет искать шарик там, куда его перепрятали.

Позже Барон-Коэн разработал несколько собственных тестов на способность оценивать психические состояния других людей. В одном нужно определять эмоции людей по фотографиям их глаз и части лица над глазами. Другой тест представляет собой опрос: например, испытуемый должен оценить, насколько легко ему представить себя кем-то другим или понять, что собеседнику скучно. Результаты обоих тестов, как правило, хорошо согласуются между собой. С ними плохо справляются люди как с аутизмом, так и с синдромом Аспергера – менее выраженным расстройством аутистического спектра.

Существует упрощенная версия теста на распознавание ложных суждений о местонахождении перепрятанного шарика, не требующая ни вербальной коммуникации, ни каких-либо действий. В ней используется автоматическое устройство, определяющее направление взгляда. Обычные дети старше двадцати пяти месяцев чаще концентрируют свое внимание на том ящике, где персонаж будет искать шарик. У детей и взрослых с синдромом Аспергера такой спонтанной реакции не наблюдается.

Есть основания полагать, что с этим упрощенным тестом справляются обыкновенные шимпанзе, бонобо и орангутаны. Животным показывали видеозаписи, на которых актер в костюме Кинг-Конга прятался от человека в одном из двух стогов сена. Человек уходил за палкой, возвращался и бил ею по тому укрытию, где в последний раз видел обезьяну. Но в некоторых видеороликах Кинг-Конг успевал убежать, а иногда перепрятывался. Оказалось, что приматы чаще смотрят на тот стог сена, в котором человек в последний раз видел обезьяну, – то есть они предугадывают место нанесения удара.

Выше мы обсудили одну крайность – аутизм. Непонимание чужих психических состояний можно назвать ошибкой второго рода. Симметричная ошибка первого рода – поиск разума там, где его нет, – встречается намного чаще. Позволительно даже сказать, что склонность совершать ее – своего рода норма. Большинство из нас легко распознают чувства, эмоции и желания у объектов, которые ими не обладают.

Компания IKEA выпустила рекламный видеоролик, в котором женщина под грустную музыку выносит на улицу настольную лампу и оставляет рядом с мусорным ведром. Наступает ночь. Одинокая лампа стоит под проливным дождем, понуро “свесив голову”. Нам показывают окно в доме женщины, где в тепле и уюте светит новая лампа, ее любят и ценят. Затем мы снова видим улицу, дождь и светильник, от которого все отказались. Становится очень печально. И тогда в кадре появляется промокший человек и говорит: “Многие из вас грустят из-за этой лампы. Это потому, что вы чокнутые! У лампы нет чувств! И новая намного лучше!”

В фильме “Красный шар” французского режиссера Альбера Ламориса за мальчиком по имени Паскаль всюду следует воздушный шар. Когда бабушка Паскаля выталкивает шар из окна квартиры, тот пытается вернуться, прижимается к стеклу. В этот момент невозможно не представить, что шарик думает о человеческом друге и скучает по нему. Становится грустно, когда другие дети из зависти прокалывают шар.

С давних времен люди одушевляли природу. В V веке до нашей эры армия персидского царя Ксеркса потерпела поражение в походе на Грецию. При подготовке к одному из сражений персы построили понтонный мост, но поднявшийся сильный ветер разрушил его. По легенде, царь приказал палачам высечь воду – наказать море. Я и сам становился жертвой подобных предрассудков: мне неоднократно приходилось подавлять интуитивное желание ударить кулаком по неработающему принтеру.

Движение одушевляет предметы в наших глазах. В 1944 году психологи Фриц Хайдер и Марианна Зиммель описали любопытную иллюзию. Они показывали испытуемым кино, в котором два треугольника (маленький и большой), а также круг перемещались рядом с большим прямоугольником, часть которого открывалась подобно двери. Фигуры ускорялись, сталкивались и по-всякому взаимодействовали.

Лишь один испытуемый описал увиденное исключительно в геометрических терминах. Остальные увидели на экране самые разные истории, в которых большой треугольник часто был агрессивным злодеем, маленький – храбрым героем, круг – стеснительной девушкой, а прямоугольник – домом. Люди воспринимали фигуры как персонажей, наделенных эмоциями и мотивами. Кто-то видел мужчин, дерущихся из-за женщины, кто-то – разозленную мать, пытающуюся наказать детей, или супружескую измену и последующую сцену ревности.

При просмотре таких мультфильмов люди с аутизмом или синдромом Аспергера менее склонны видеть за движениями геометрических фигур социальные взаимодействия личностей, наделенных психологическими особенностями. Структуры мозга, предположительно участвующие в создании теории разума, сильнее активируются при выполнении задания у обычных людей, чем у страдающих аутизмом^<567>.

В другом эксперименте психологи показывали испытуемым четыре видеоролика:

1.

Серый круг катится с постоянной скоростью, затем, не замедляясь, взбирается на холм и спускается с него.

2. Как 1, но круг замедляется, преодолевая препятствие.

3. Как 2, но другой серый круг, посветлее, обгоняет первый.

4.

Как 3, но быстрый круг будто бы сталкивает медленный к подножию холма.

И снова испытуемые отождествляли геометрические фигуры с персонажами. Они преимущественно сочувствовали кругу, который столкнули вниз, а “агрессор” вызывал куда меньше симпатий. Чем больше препятствий встречалось на пути у геометрической фигуры, тем больше она нравилась зрителям. Психолог Роб Бразертон, автор книги “Недоверчивые умы: почему мы верим в теории заговора”, объясняет, что людям свойственно сопереживать герою, преодолевающему трудности в борьбе с более сильным соперником. Забавно, что это распространяется и на неживые объекты.

Воспринимаем ли мы объект как действующее лицо – зависит от контекста. Ученые показывали испытуемым нарисованный круг, который катился, пока не настигал другой круг. В этот момент первая геометрическая фигура останавливалась, а вторая начинала движение. Людям сложно не увидеть причинно-следственную связь: первый круг запустил движение второго. Хотя, казалось бы, раз сила действия равна силе противодействия, с тем же успехом можно утверждать, что второй круг остановил первый. Для испытуемых вторая интерпретация становится столь же правомерной, что и первая, если им показать, как незадолго до столкновения второй круг самостоятельно двигался, а потом остановился. Тогда он воспринимается как равноправное действующее лицо.

Объекты, которые будто преследуют кого-то или что-то, следят за чем-либо или двигаются самостоятельно, кажутся нам одушевленными и привлекают больше внимания. Группа психологов из Йельского университета предлагала испытуемым сыграть в компьютерную игру, где нужно управлять зеленым диском (овцой) и спасаться от красного (волка). Кроме того, по экрану беспорядочно перемещались стреловидные объекты (волчья стая). Игровых сессий было три: когда волчья стая смотрела на овцу, на волка или в сторону. Оказалось, что испытуемые значительно успешнее убегают от волка, если стая не смотрит на диск, управляемый игроком.

В другой игре овца оказывалась в центре поля из четырех равных квадратов. Внутри каждого случайным образом перемещались три стреловидных волка, которых нужно было избегать. В двух квадратах волки смотрели на овцу, а в двух других – в сторону. Игроки проводили меньше времени во втором типе квадратов, хотя направление взгляда волков не влияло на их движение. Авторы исследования полагают, что испытуемые воспринимают стрелки, направленные на диск, как одушевленные объекты и отвлекаются от выполнения задания. Все это назвали эффектом волчьей стаи.

Ранее мы обсуждали, как в целом правильные принципы мышления иногда порождают ложные интуитивные представления о мире. Развитый навык распознавания лиц ведет к восприятию ликов святых на гренках. Принцип заражения делает правдоподобной контактную магию. Склонность распознавать причинно-следственные связи приводит к появлению предрассудков и бессмысленных ритуалов. Аналогично способность оценивать психические состояния других людей заставляет ошибочно приписывать неодушевленным объектам наличие эмоций и намерений.

В одном исследовании люди, верящие в сверхъестественное, и скептики во время просмотра мультфильмов с перемещающимися геометрическими объектами находились в томографе. Иногда движение объектов было случайным, а иногда соответствовало некоторому сценарию. По сравнению со скептиками люди, верящие в сверхъестественное, были более склонны оценивать случайные перемещения как осмысленные. При наблюдении за случайными перемещениями на экране некоторые структуры мозга, участвующие в формировании теории разума, активировались у людей, верящих в сверхъестественное, сильнее, чем у скептиков.

В других работах изменение активности этих структур мозга наблюдалось у верующих, когда они молились Богу или думали о том, гневается ли он или испытывает любовь. Авторы одного из исследований заключили, что “молитва Богу – это межличностный опыт, сопоставимый с обычным взаимодействием между двумя людьми”.

Антрополог Паскаль Буайе, автор книги “Объясняя религию: природа религиозного мышления”, в одной своей статье пишет:

Религиозные концепции и религиозная деятельность захватывают наши когнитивные ресурсы подобно музыке, изобразительному и кулинарному искусству, политике, экономическим институтам и моде. Этот захват происходит просто потому, что религия обеспечивает некоторую форму того, что психологи назвали бы сверхнормальным стимулом. Как изобразительное искусство более симметрично и использует более насыщенные цвета, чем обычно встречаются в природе, персонажи религий – сильно упрощенные версии несуществующих людей… ‹…› …Мы знаем, что все типы религий основаны на очень похожих допущениях и что для того, чтобы представить сверхъестественных личностей, требуется лишь нормальный человеческий разум, обрабатывающий информацию самым естественным образом.

Позже психолог Уилл Жервей сформулировал ту же идею немного проще: “На психологическом уровне вера в богов принципиально ничем не отличается от веры в другие человеческие разумы”. Я бы добавил “и в разумы ламп, моря и треугольников”.

Многие ощущают, что Бог не только обладает разумом, но и следит за ними, выступая в роли блюстителя морали. Мы склонны преувеличивать внимание, которое нам уделяют. Часто думаем, что окружающие за нами следят. Это ощущение усиливается, когда информации о реальном направлении чужих взглядов не хватает. Например, если глаза других людей скрыты за темными очками или лица плохо различимы в темноте. Мы не только автоматически выискиваем и анализируем чужой разум, но и интуитивно ожидаем, что он может оценивать нас.

По-видимому, мы используем очень простые детекторы, чтобы понять, обращено ли на нас чье-либо внимание. Способность распознавать чужие взгляды – очень древняя и присуща не только людям. У многих видов бабочек рисунок на крыльях напоминает крупные глаза. Хищники замечают их и остерегаются нападать.

Разумеется, способность применять теорию разума не по прямому назначению – недостаточное условие для веры в привидения, духов умерших или богов. Я тоже владею подобной “телепатией” и грущу, глядя на печальную лампу из рекламы IKEA, однако я неверующий. Немногочисленные исследования связи религиозности и аутизма демонстрируют отрицательную корреляцию между ними, но ведь большинство неверующих не страдают аутизмом.

Разобраться в причинах веры в нематериальные разумы нам помогут три очень простые задачи. Попробуйте решить их самостоятельно, потратив как можно меньше времени.

1. Мяч и бейсбольная бита вместе стоят один доллар десять центов. Бита на доллар дороже мяча. Сколько стоит мяч?

2.

5 машин делают 5 деталей за 5 минут. За сколько минут 100 машин сделают 100 деталей?

3.

В озере растут лилии. Каждый день их число удваивается. За 48 дней озеро зарастет полностью. За сколько дней зарастет половина озера?

Так выглядит тест на когнитивную рефлексию (способность задумываться о правильности собственных мыслей), разработанный в 2005 году Фредериком Шейном. Как и Дэниел Канеман, Шейн считает, что наше мышление можно условно разделить на две системы. Первая срабатывает автоматически, легко, интуитивно, не требует внимания, многое упрощает и потому часто ошибается. Вторая способна исправлять ошибки, сделанные первой, но часто мы ленимся ее задействовать. Мы автоматически распознаем лицо подруги, когда она выходит нам навстречу, – это заслуга первой системы. А вот если нужно найти квадратный корень из числа 443 556, то автоматически это сделать не получится. Решение проблемы откладывается или перепоручается второй системе.

Люди на удивление часто совершают ошибки в тесте на когнитивную рефлексию. Правильные ответы на все три предложенные задачи дали только 48 % студентов престижнейшего Массачусетского технологического института, 20 % студентов Гарвардского университета и 5 % студентов Университета Толедо. Остальные чрезмерно доверились интуитивной первой системе. Правильные ответы таковы: пять центов (а не десять, как может показаться); 5 минут (а вовсе не 100); 47 дней (а не 24, как часто думают).

Верующие хуже справляются с тестами на когнитивную рефлексию по сравнению с неверующими. Выходит, верующие не только более склонны приписывать психические состояния неживым объектам, но и больше доверяют интуиции.

Люди, склонные к аналитическому мышлению, реже объясняют необычный личный опыт паранормальными явлениями. Например, они чаще интерпретируют сбывшиеся сны просто как совпадения и не находят в этом доказательств своего ясновидения. Стоит ли говорить, что вера в Бога и вера во всякого рода сверхъестественное (ясновидение, колдовство, астрологию, магические амулеты и так далее) хорошо коррелированы, ведь за ними стоят одни и те же особенности мышления.

Данные немногочисленных социологических исследований, проведенных в России, свидетельствуют в пользу того, что верующие чаще серьезно относятся к астрологии, приметам, НЛО внеземного происхождения, телепатии, экстрасенсам и переселению душ. Вопреки официальному учению Церкви!

Патриарх Алексий II говорил, что “Православная церковь принципиально отвергает астрологию, гадание и другие подобные лжепророчества”, а патриарх Кирилл утверждал, что “и оккультизм, и магия, астрология суть язычество сегодняшнего дня. И как тогда через языческий культ люди соприкасались с темной силой, так и сегодня через оккультизм и прочее и прочее люди соприкасаются с темной силой. А это соприкосновение никогда не бывает нейтральным, безразличным. Тем более оно по существу, по определению, не может быть для человека полезным”. Впрочем, в последней фразе мы видим не отрицание магии, а указание на ее вредоносный характер.

Разумеется, изложенная мною картина неполна. Исследователи рассматривают самые разные психологические факторы, связанные с религиозностью. Например, ошибочное целеполагание, встречающееся как у детей (“Тучки существуют, чтобы лить дождик”), так и у взрослых (“Земляные черви роют норы, чтобы снабжать почву кислородом”). Это называется неразборчивой телеологией, а вдобавок – плохое понимание физического мира, склонность к антропоморфизму, конформизму, вера в то, что камни или растения могут что-то знать (онтологическая путаница), а молитвы – лечить.

Если бы молитвы работали, это служило бы весомым аргументом в пользу существования высшей силы. Во всяком случае, такой аргумент мог бы меня убедить. Для проверки силы молитв проводились масштабные эксперименты. Например, в одном исследовании людей, переживших операцию на сердце, случайным образом разбили на три группы. Пациентам из первой сообщили, что за них будут молиться, и выполнили обещание. Пациентам из второй и третьей групп сказали, что за них, возможно, будут молиться. На самом деле за вторую группу молились, а за третью – нет. По количеству осложнений разницы между второй и третьей группами не обнаружилось. Чуть больше осложнений было в первой группе. Одно из возможных объяснений – эффект ноцебо, противоположный эффекту плацебо. Я бы тоже нервничал, если бы лежал в больнице, а за меня пообещали молиться.

Увы, научных подтверждений целительной силы молитв до сих пор нет. Некоторые люди приводят примеры чудес, якобы виденных лично, однако мы знаем, что такой опыт ненадежен: бывают ложные диагнозы, ремиссии, ошибки при построении причинно-следственных связей, да и свидетельским показаниям тяжело доверять. Даже самые маловероятные события в силу так называемого закона больших чисел неизбежно происходят. Иными словами, существуют более правдоподобные объяснения “срабатыванию” молитв. Вот если бы у человека выросла ампутированная конечность… Но подобные случаи науке неизвестны. Восстановлением конечностей занимается медицина.

В 2013 году исполнительница бальных танцев Адрианна Хаслет-Дэвис потеряла левую ногу в теракте, организованном религиозными фанатиками на Бостонском марафоне. Она боялась, что больше никогда не сможет танцевать. Специалист по роботизированным протезам Хью Герр сделал ей бионическую ногу с подвижной стопой. В 2014 году Адрианна станцевала с партнером на лекционной площадке TED Talks. Кто-то скажет, что ученого послал девушке Бог. Но тогда Хью Герру Бог, видимо, послал его же самого: исследователь ходит на двух протезах собственного изготовления. И не только ходит, но и бегает и занимается скалолазанием, для чего использует специальные сменные ноги.

Существуют и другие высокотехнологичные протезы, частично восстанавливающие людям функции, утраченные с потерей конечности. Однажды мне посчастливилось пожать руку Найджелу Экланду. Кибернетическую руку. Ее питает аккумулятор, а сигналы к движению она получает от датчиков, подключенных к сохранившимся мышцам у локтя.

Увы, я не питаю иллюзий, что подобные аргументы разом кого-то переубедят, и на это есть причина. Группа психологов из Рочестерского университета провела серию из трех экспериментов. В каждом из них верующим и неверующим предлагалось ознакомиться с историей о том, как ученые для решения одной и той же задачи проверяли эффективность молитвы и научного подхода. В первом случае речь шла о лечении пациентов. Во втором – о предугадывании результатов при подбрасывании монетки. В третьем – об установлении виновности подозреваемых в суде.

Испытуемых спрашивали, сколько раз, по их мнению, ученым нужно воспроизвести положительный результат, чтобы убедиться в действенности научной методики или молитвы. Неверующие требовали примерно одинакового количества воспроизведений для обоих методов. А вот верующие были столь же придирчивы к научной методике, однако существенно занижали требования к доказательству эффективности молитвы.

В третьей главе “Приключений Незнайки и его друзей” Николая Носова главный герой рисовал своих приятелей из Цветочного города. Все смеялись, разглядывая чужие нелепые портреты, а натыкаясь на собственное изображение, возмущались и требовали от Незнайки снять картину. Я назвал такое поведение “эффектом Пилюлькина” – в честь доктора, который, угрожая касторкой, заставил горе-художника избавиться от ненавистного портрета.

Мы смеемся над странными идеями других людей, не замечая, что некоторые наши взгляды ничуть не лучше. Антрополог Паскаль Буайе начинает книгу “Объясняя религию: природа религиозного мышления” следующим перечислением:

Сосед по деревне советует мне носить оберег от колдунов, ведь они мечут невидимые дротики, которые проникают в вены и отравляют кровь.

Шаман поджигает табачные листья перед выстроенными в ряд статуэтками и обращается к ним с речью: им предстоит отправиться в далекое небесное селение и вызволить чей-то рассудок, который удерживают там невидимые духи.

‹…›

Собрание священнослужителей находит оскорбительным утверждение определенной категории людей о событиях многовековой давности, согласно которым непорочная дева в дальнем краю произвела на свет ребенка. ‹…›

‹…›

Моим знакомым предлагается ходить в церковь или иное уединенное место и обращаться к незримому субъекту, одновременно присутствующему повсюду. Причем этот невидимый слушатель заранее знает, что ему скажут, ведь Он знает все.

Удачное начало книги о религии.

Сложно предложить справедливый принцип, согласно которому часть перечисленных идей мы могли бы признать обоснованными, а другую часть – нет. А ведь этот список можно дополнить массой других заявлений о сверхъестественном.

В Евангелии от Матфея, глава 7, написано: “Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего”. Если бы я верил без убедительных доказательств в какого-либо бога или в чудеса, описанные в священном тексте, то непонятно, почему я не должен верить людям, которые утверждают, что похищались инопланетянами, помнят свои прошлые жизни, читают мысли, заряжают предметы, гадают по звездам, встречаются с духами предков или добиваются расположения богини плодородия с помощью жертвоприношений. Никто не доказал, что перечисленное невозможно. Как сказал Ричард Докинз: “Мы все являемся атеистами по отношению к большинству богов, в которых когда-либо верило человечество. Некоторые из нас просто исключили еще одного бога”.

Выявление двойных стандартов собственного мышления – хороший способ проверять адекватность своих представлений о том, какая аргументация достаточно убедительна. Если я замечаю, что два утверждения обоснованы одинаково, однако в одно я верю, а в другое – нет, значит, я что-то делаю не так.

Однажды, когда я был еще маленьким, мы с родителями поехали на Новый год к друзьям. Прежде чем выйти из квартиры, я заглянул под елку и убедился, что подарков там нет. Вернувшись, я первым делом побежал проверить, не принес ли мне что-нибудь Дед Мороз. Подарки лежали под елкой. На ум приходят три потенциальных объяснения этой истории:

1. Родители меня перехитрили.

2. Я стал жертвой ложной памяти.

3. Дед Мороз существует.

Думаю, большинство взрослых предпочли бы одно из двух естественных объяснений сверхъестественному. Но стоит немного изменить сценарий – и предпочтение отдается “магии”.

Ложной памятью, конечно, не объяснить схождение Благодатного огня, зато химической реакцией, которую каждому по силам провести дома, – вполне. В Новом Завете приведены свидетельства о воскрешениях Лазаря и Иисуса. Однако они ничем не лучше показаний гаитян, принимающих незнакомцев за воскрешенных магией родственников и путающих смерть с летаргическим сном. Утверждения о непорочном зачатии объясняются желанием обойти деликатные подробности личной жизни. Мне даже не надо обвинять рассказчиков в неискренности. Моя история о спонтанном “подаркогенезе” ничуть не хуже.

Концепция Бога как творца чудес не имеет научных подтверждений. Закон сохранения импульса сделал ненужной и концепцию Бога как источника движения, а теория эволюции предложила более правдоподобную альтернативу концепции разумного создателя. Бог как источник морали утратил свою актуальность, когда стало ясно, что, во-первых, представления о морали меняются, а во-вторых, существует много сценариев, при которых способность к кооперации дает эволюционное преимущество.

Рациональность веры в Бога как в существо, организующее жизнь после смерти, пытался аргументировать французский математик Блез Паскаль. Он размышлял так: либо Бог есть, либо его нет. Если его нет, то неважно, верим мы в него или не верим. Если же он есть, то лучше в него верить, тем самым выбирая вечную жизнь в раю, а не в аду. Даже если вероятность существования Бога ничтожно мала, рациональному человеку следует выполнять предписания Священного Писания. Поскольку речь идет о вечной посмертной жизни, то небольшая, но ненулевая вероятность существования Бога дает математическое ожидание бесконечного блаженства для верующего человека и бесконечных мук для грешника за неверие.

На мой взгляд, лучший ответ на эти рассуждения представлен в десятой серии четвертого сезона мультсериала “Южный Парк”. Директор ада встречает новых обитателей. Они практиковали разные религии и один за другим удивляются тому, куда попали. Всем по очереди объясняют, что они выбрали неправильную религию. На вопрос, какая же религия правильная, директор ада отвечает: “Правы были мормоны”.

А может, и это неверно, а в рай попадают только атеисты, поэтому великодушный Творец так старательно скрывает свое существование?

Я не буду касаться утверждений “Бог – это Вселенная”, “Бог – это законы природы”, “Бог – это чувство внутри меня”, “Бог есть любовь”. Но один аргумент заслуживает внимания, будучи последним рубежом “обороны” религии, – что вера не требует доказательств.

Английский математик Томас Байес описал общий подход, позволяющий уточнять картину мира в свете новой информации. Он проделал мысленный эксперимент. Ассистент кидает мячик на стол, стоящий за спиной математика, в случайное место. Задача Байеса – не подглядывая, узнать, где находится мячик. Для этого он просит помощника случайным образом кинуть еще один мячик и сообщить его положение относительно первого. Записывает результат и просит повторить процедуру снова и снова.

Байес пришел к выводу, что этим методом можно обновлять представление о том, где находится первый мячик, до любой заданной точности. Абсолютной уверенности в его местонахождении достигнуть невозможно, но с каждой итерацией положение искомого объекта становится все более ясным.

Познание похоже на такой мысленный эксперимент. О какой бы теории ни шла речь, мы никогда не можем быть уверены в ее абсолютной правоте. Даже хорошо известные факты порой оказываются плодом нашего воображения. Однако мы в силах уточнять наши взгляды, изучая окружающий мир.

Представьте, что по результатам некоего теста вам сказали, что у вас туберкулез. Предположим, вероятность выявить это заболевание в данном тесте у настоящего больного равна 0,9, а вероятность напрасно напугать здорового человека – 0,01 (ошибки нет: сумма этих вероятностей не обязана равняться единице). Пока кажется, что данные не в вашу пользу. Допустим, нам известно, что доля больных туберкулезом равна 0,001. Больны вы или здоровы?

Похожую задачу мы решали в четвертой главе. На 100 000 человек, прошедших тест, приходится 100 больных. У 90 из них результат теста будет положительным, а у 10 – ложным отрицательным. Среди 99 900 здоровых у 999 человек тест даст ложный положительный результат, а у 98 901 человека – отрицательный. Итак, среди 1089 человек с положительным результатом теста только 90 по-настоящему больны. До прохождения теста ваша вероятность оказаться больным была 0,001, а после – около 0,083 (90/1089). Обратите внимание, что апостериорная вероятность (0,083) хоть и больше априорной (0,001), но все равно очень мала и далека от единицы. Так что, скорее всего, вы здоровы, а не больны.

Байес сформулировал теорему, которая позволяет точнее определить вероятность одного события при условии, что произошло другое, статистически взаимозависимое с первым, взяв в расчет как ранее известную информацию, так и данные новых наблюдений.

В нашем примере с туберкулезом, если вы пройдете еще один независимый и столь же надежный тест и снова получите положительный результат, то в расчетах на место априорной вероятности мы поставим не 0,001, а апостериорную вероятность предыдущей проверки – 0,083. Апостериорная вероятность того, что вы больны туберкулезом, при положительных результатах двух тестов приблизительно равна 0,891. Эта вероятность все еще не достигла единицы, но достаточно близка к ней, чтобы рекомендовать лечение. Если мы будем проходить тест за тестом и получать одинаковый результат, наша уверенность в его правильности будет приближаться к единице, но никогда ее не достигнет. Мы сами решаем, когда стоит остановиться и признать, что нечто доказано вне разумных сомнений.

Описанное выше – сердце научного метода и вообще познания. Хорошая новость заключается в том, что, даже если наши представления об априорных вероятностях неточны, мы все равно сумеем приблизиться к истине. Просто нам потребуется больше проверок.

Однако существует ситуация, когда познание становится невозможным, – байесовская ловушка. Представьте: вы решили, что вероятность какой-то гипотезы равна нулю, единице или просто не поддается корректировке. Тогда с этой точки невозможно сдвинуться.

Философ Карл Поппер в свое время предложил критерий, согласно которому теория научна, если существует методологическая возможность ее опровергнуть. Идея хороша, но, как вы уже понимаете, “опровержение” – слишком громкое слово. Сложно опровергнуть что-то окончательно. Предлагаю симметричный критерий: гипотеза помогает познавать мир, только если мы признаем, что ее априорная вероятность больше нуля и меньше единицы и что существует принципиальная возможность последовательно уточнять вероятность того, что гипотеза верна или ложна. Наша картина мира продолжит уточняться, если мы будем честны: не станем игнорировать неугодные нам данные и постараемся учесть известные источники ошибок. Таким образом, знание – не то, что доказано с математической точностью, а то, что наиболее вероятно в свете имеющихся данных.

Получается, объект веры тех, кто “верует, ибо абсурдно”, “верит фактам вопреки” и считает, что “вера не нуждается в проверке или аргументации”, представляет интерес только для психолога, социолога или исследователя культуры. Такие верующие сами загнали себя в ловушку. А может, и не сами: многие религии приспособились и поощряют отказ от сомнений.

Для меня единственная последовательная позиция такова: мы много чего не знаем, однако это не повод принимать на веру любую фантазию. Если кто-то успешно пройдет испытания Премии имени Гарри Гудини, если кто-то докажет, что молитвы работают, или приведет иной убедительный (и не имеющий более простого объяснения) аргумент в пользу существования высшей силы – я готов изменить свою точку зрения и усомниться в собственном неверии.

Подводя итог, отметим, что неверующие бывают разными. Некоторым концепция бога непонятна просто на интуитивном уровне – это атеизм, слепой к чужому разуму. Другие, выросшие в светском обществе, не подвергались значительному воздействию религиозной культуры и не испытывали социального давления со стороны верующих родственников и друзей (как в эксперименте про черные и белые пирамидки, описанном в третьей главе). А кто-то склонен к аналитическому мышлению: понимает, что интуиции не всегда можно доверять, и отвергает идею Бога за отсутствием убедительных доказательств его существования, независимо от религиозности окружения.

В книге Джоан Роулинг последняя битва между Гарри Поттером и Тем, Кого Нельзя Называть не показалась мне особенно впечатляющей. Темный Лорд заключил свою душу в семь магических артефактов (крестражей), дарующих ему бессмертие. Когда их один за другим уничтожили, от его могущества мало что осталось.

Религии – это комплексы мемов, использующие нас для своего распространения. За время своего существования религии эволюционировали и приспособились к особенностям нашего мышления – выработали собственные крестражи.

Мы находим религиозное содержание в кошмарах. Склонны видеть скрытый смысл там, где его нет. Наделяем разумом воображаемых друзей. Недооцениваем вероятность случайных совпадений и принимаем закономерные события за чудеса. Слепо верим авторитетам и зависим от мнения окружающих. Некритичны к показаниям свидетелей. Доверяем больше личному опыту, чем объективным фактам. Не допускаем, что собственная память может нас подвести. Ленимся думать и предпочитаем ошибочные интуитивные ответы на сложные вопросы. Выбираем не то, что правильно, а то, что легко.

Подобно так называемым письмам счастья, религии часто обещают награду за следование без сомнений и наказание – за отречение.

Если осознание этих проблем не ставит вашу веру под сомнение, то ничто уже не изменит вашего мнения. Байесовская ловушка захлопнулась. В противном случае извините, если Бог показался не столь интересным соперником, а обещанный им ад не таким уж страшным.

Как написал Даниил Хармс:

Жил один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей.

У него не было и волос, так что рыжим его называли условно.

Говорить он не мог, так как у него не было рта.

Носа тоже у него не было.

У него не было даже рук и ног.

И живота у него не было, и спины у него не было, и хребта у него не было, и никаких внутренностей у него не было.

Ничего не было!

Так что непонятно, о ком идет речь.

Уж лучше мы о нем не будем больше говорить.