Шантаж и ультиматум письмоводителя озадачили Арсения. Он пытался убедить себя в своей невиновности, но доля сомнения в этом оставалась. И он принял решение: если это подтвердится, то в тот же миг он вынесет себе приговор — смерть! Никакой помощи адвоката и денег отца ему не потребуется, если будет уверен в своей вине. Если же нет, то приложит все силы, чтобы отыскать настоящего преступника. В этом случае он обратится к отцу и выложит ему все начистоту. Арсений надеялся на мудрость отца, хотя понимал, как сложно будет доказать ему свою невиновность, ссылаясь на общение с духом покойной. Но это был, по его мнению, единственный для него выход.

Арсений решил не откладывая, этой же ночью совершить ритуал вызова духа Ани, чтобы окончательно убедиться в своей невиновности. О другом возможном варианте исхода общения с духом он старался не думать.

Ему надо тайком пробраться в дом Ступачевских, так как отец Ани, Дмитрий Петрович, ни за что не согласится с его затеей нарушить покой усопшей дочери. Действовать придется ночью, и Арсений постарался учесть все возможные препятствия на своем пути.

Он ощущал необычайный прилив сил, а подготовка к ночному походу отвлекала его от мрачных мыслей. За ужином он хотел не употреблять спиртное, но Лисицын предложил помянуть Анну, и ему пришлось выпить три рюмки водки. Из-за сильного возбуждения он не опьянел, сохранил трезвость мыслей и был готов действовать решительно.

За час до полуночи Арсений приоткрыл дверь комнаты и выглянул в коридор — в доме царили тишина и спокойствие, все отдыхали в своих комнатах. Закрыв дверь, он выбрался через окно на газон. Он запасся переносным керосиновым фонарем, хотя света убывающей луны было достаточно.

В темноте парк, хорошо ему знакомый, имел необычный, даже пугающий вид. Двигаясь по аллее, много раз хоженой, он ее не узнавал. Казалось, после смерти любимой эта аллея в знак печали изменила свой облик. Сколько раз вместе с Аней не спеша ходил он по ней, за разговорами не замечая, как бежит время.

«Ах, Аня, Аня, любимая моя! Как это ты не убереглась? Тебя погубили доверчивость и открытость или коварство злодея, обманом заманившего тебя под мост?»

Подойдя к дамбе, Арсений всмотрелся в темноту, скрывающую арочный мостик, где Аня распрощалась с жизнью, и перекрестился. «Пусть земля будет тебе пухом, любимая!» Проходя мимо будки сторожа, он заметил там огонек лампы — сторож, как и положено, бодрствовал. Вот только толку в этом никакого — почему он не пришел на помощь Ане, когда на нее напал злодей? Арсению не верилось, что Аня не пыталась бороться, не кричала. Ну зачем нужен этот сторож, если мимо него можно пройти незамеченным, как сейчас прошел Арсений?

Обойдя пруд, он приблизился к усадьбе Ступачевских, в полутьме выглядевшей черной громадиной. Кроме Дмитрия Петровича, его супруги Зинаиды Ивановны и их младшей дочери Лизоньки в доме проживали прислуга, кухарка и супружеская пара — муж выполнял обязанности камердинера и дворецкого, в торжественных случаях надевая пронафталиненную ливрею, а его жена — горничной.

Неоднократно бывавший у Ступачевских Арсений знал, что левый, примыкающий к дому флигель давно не используется. Однажды Аня повела его в этот флигель. В памяти остались мебель, накрытая серыми от пыли чехлами, подгнившие оконные рамы.

Перед высоким ветхим забором, которым была обнесена усадьба, Арсений остановился. Недавняя уверенность покинула его — ведь то, чем он собирался заняться, было противозаконно, не говоря уже о моральной стороне дела. Тут он спохватился — только теперь заметил, что карман пиджака оттягивает револьвер. Зачем он захватил его с собой? Чего ему бояться?

Из-за забора послышалось ворчание, а потом заливистый лай. Арсений приблизился и тихо сказал:

— Полкан, свои! — и в подтверждение этих слов бросил псу увесистый кусок сала.

Пес сразу замолчал, занявшись подношением. Судя по его впалым бокам, хорошей едой его тут не баловали. Убедившись, что собаке не до него, Арсений подтянулся и ловко перемахнул через забор. Приземляясь, вытянул руки, и это помогло ему не «зарыться» головой в землю.

Приближаясь к дому, Арсений почувствовал, что его охватывает нервная дрожь — он ведь столько раз бывал здесь, встречался с Аней, прекрасно проводил время. Теперь он был уверен, что все делает правильно. Подойдя к заброшенному флигелю, он занялся окном, орудуя захваченным им с собой кинжалом из коллекции Василия Васильевича, но рама не поддавалась. Арсений обошел флигель и на тыльной его стороне заметил дверь. Он снова воспользовался кинжалом и опять безуспешно. Разозлившись, он отошел на несколько шагов и с разбега ударил в дверь плечом, она неожиданно легко поддалась, и он пулей влетел внутрь. И сразу замер, ожидая, что из-за произведенного им шума проснутся обитатели дома, но было тихо. Спальни находились в правом крыле-флигеле, с другой стороны дома.

Внутри было еще темнее, чем снаружи, а керосиновая лампа осталась за забором. Арсений достал из кармана пиджака припасенный коробок со шведскими спичками и стеариновую свечу. Слабый огонь свечи освещал пространство на расстоянии вытянутой руки. Арсений старался двигаться бесшумно, лишь иногда под его весом скрипели половицы.

Войдя в гостиную, Арсений стал двигаться более уверенно, помня, что зеркало находится в углу комнаты. Вот и оно! Арсений сунул револьвер за пояс, резким движением сорвал черную материю, обнажив гладкую поверхность зеркала, тускло отсвечивающую в темноте, почти ничего не отображая, разве что горящую свечку в его руке. Он напряженно вглядывался в него, пытаясь заглянуть в Зазеркалье, скрывающее в своей глубине жуткие тайны, недоступные простым смертным.

— Приди! Я тебя жду! — хриплым голосом повторял он, словно молитву, делая пассы рукой, держащей горящую свечу, как бы показывая дорогу из Зазеркалья в этот мир.

И тут он увидел, как в глубине зеркала возник огонек другой свечи, по мере приближения увеличивающийся. Сердце у Арсения затрепетало, но не от страха, а от желания встретиться с пугающим неведомым, вызванным им из темной бездны потустороннего мира.