Хайди

Первой купаем Руби. Воду набираю теплую, но не горячую – у младенцев кожа нежная. Собираюсь выйти из ванной, чтобы не мешать Уиллоу, но тут девушка с усталым видом поворачивается ко мне и просит:

– Помогите, пожалуйста.

С готовностью соглашаюсь. Держу девочку в руках, а Уиллоу льет на нее воду. Невольно вспоминаю Джулиэт. Вместе с ней я потеряла не просто ребенка, а саму возможность иметь детей. Всех, которые у меня могли бы быть. Одно время часами думала про маленькую Джулиэт. Она мне даже во сне снилась. Пыталась представить, как она могла бы выглядеть. Какие у нее были бы волосы – светлые и тонкие, как у Зои? Или густые и темные, как у Криса? Его мать говорит, что родился он уже с пышной шевелюрой. По примете, женщин, дети которых появляются на свет с волосами, во время беременности мучает изжога.

Давно не позволяла себе думать о малышке Джулиэт. Но вот эти мысли снова вернулись, напоминая про всех малышей, которых у меня не будет. Едва не произнесла вслух «Джулиэт». Джулиэт Вуд. Сейчас ей исполнилось бы одиннадцать лет, и, если бы все пошло по плану, за Джулиэт последовали бы другие малыши, каждые два года новый. София, Алексис, маленький Зак.

Отвлекает меня взвизгнувшая Руби. Моя девочку, Уиллоу забрызгала все пальто. Зеленые рукава кажутся черными. Я предлагала ей снять пальто перед тем, как начнем мыть Руби, но Уиллоу отказалась. Руки ее чуть подрагивают, когда она растирает между ладонями ванильный гель для душа, моет головку Руби, подмышки, попку. Крошечные ягодицы сплошь покрыты алой сыпью. Такая же виднеется под мышками и в складочках кожи по всему тельцу. Явные признаки грибковой инфекции – красную сыпь окружает белая корка. Составляю в уме список покупок – крем от опрелостей, мазь клотримазол… Когда гель для душа попадает Руби в глаза, и она резко вскрикивает, добавляю еще один пункт – детский шампунь без слез. Запасных подгузников у Уиллоу нет, поэтому заворачиваю Руби в синее полотенце из органического хлопка, а для надежности закалываю булавку. Значит, надо купить еще подгузники и детские салфетки.

Собираюсь унести Руби из ванной, чтобы Уиллоу могла спокойно помыться, но тут она снова меня останавливает. Похоже, не хочет расставаться с ребенком ни на минуту. Не доверяет мне. Во всяком случае, пока. Впрочем, это абсолютно естественно, думаю я. Она ведь меня совсем не знает. Я ведь тоже не дала медсестре унести новорожденную Зои из палаты, хотя врач настаивал, что мне нужен отдых.

Больше всего сейчас хочется пойти с Руби в гостиную, покормить, а потом сидеть с девочкой на руках, пока не заснет. Стелю на фарфоровую плитку пола второе полотенце и кладу на него ребенка. Руби сосет собственные пальчики ног. На секунду застываю, глядя на нее как завороженная. Настоящая маленькая гимнастка!

Уиллоу запирает за мной дверь. Стою в коридоре, опершись рукой о стену. Даже дыхание перехватило. Крис сидит на кухне, за столом, и что-то яростно печатает на ноутбуке. Уже успел вставить принтер в розетку, и некрасивый черный провод тянется через всю кухню. Хочу сказать, что это опасно, но не решаюсь. Когда встречаюсь с мужем взглядом, он всем своим видом показывает, что категорически не согласен с моим решением. С мрачным видом качает головой и снова поворачивается к жидкокристаллическому экрану. Разглядывает какие-то таблицы, заполненные напечатанными мелким шрифтом цифрами. Из комнаты Зои доносятся оглушительные звуки поп-музыки. В коридоре даже фотографии на стенах дрожат. Гляжу на снимки Зои. Вот дочка сияет беззубой улыбкой, а вот, спустя несколько лет, стоит перед камерой с покрасневшим от холода носом. Зубы растут криво, потому что слишком крупные для ее челюстей. На следующих фотографиях Зои уже в брекетах. Зои всегда любила дни, когда в школу приходит фотограф, потому что тогда ученикам разрешают надеть собственные вещи, а не форму, как обычно. Когда Зои была маленькой, я решала, в чем она будет фотографироваться. На этих снимках дочка в основном одета в атласные платьица и шерстяные свитеры. На голове ободки с цветами или тюлевыми помпонами. Но годы шли, и моя малышка превратилась в подростка. По фотографиям это сразу заметно – исчезли и оборочки, и бантики, зато появились животные и графические принты, спортивные куртки, черные топики. Все эти предметы одежды ярко отражают то, какой теперь стала Зои, то есть замкнутой и вечно надутой.

Стучусь в дверь ее комнаты.

– Чего? – резко отзывается она.

Вхожу внутрь. Зои сидит на кровати с любимой желтой тетрадью в руках. Обогреватель включен, температура после нашего разговора о том, что не годится превращать спальню в духовку, понижена до двадцати четырех градусов. Но Зои все равно сидит завернувшись в одеяло и конечно же дуется. И шерстяные нарукавники натянула. Вот еще одна часть ее стиля, которой совсем не понимаю. Нарукавники черные с блестками, подарила их дочке подруга. Когда Зои в первый раз пришла в них из школы, меня по глупости угораздило спросить: «У тебя что, руки мерзнут?»

Судя по взгляду, этот вопрос только подтвердил давнее подозрение Зои, что мать отстала от жизни и ничего не понимает. Заговариваю первой и сама слышу, как испуганно звучит мой голос, – боюсь, что двенадцатилетняя дочь меня оттолкнет.

– Уиллоу не во что переодеться после ванны. Давай что-нибудь подберем, – робко произношу я, трусливо продолжая стоять в дверях.

– Издеваешься, что ли? – отвечает Зои, хватает мобильник и принимается ловко и быстро настукивать эсэмэску. Остается только догадываться, какие гадости про меня дочка отправляет Тейлор.

– Прекрати! – восклицаю я и, запрыгнув на кровать, тянусь за телефоном. Выхватываю мобильник у дочки из рук и вижу на дисплее какие-то загадочные аббревиатуры. Что все это значит – понятия не имею. Например, что такое J2LYK?

– Это мое! – возмущенно восклицает Зои и порывается отобрать у меня мобильник.

Но я напоминаю:

– Учти, деньги тебе на телефон кладем мы с папой.

Продолжая держать в руке мобильник, встаю с кровати. Мы договорились – Зои разрешено пользоваться мобильным телефоном только в том случае, если мы с Крисом будем просматривать список звонков и эсэмэски. На всякий случай.

Выражение лица у Зои как у обиженного малыша, которого только что отшлепали.

– Отдай, – требует она, устремив на меня взгляд огромных карих глаз. Они такие большие, что взгляд всегда кажется грустным. Зои вытягивает руку. На предплечье снова что-то нарисовано. До чего хочется вернуть телефон! Я ведь не собиралась ее злить. Но Зои просто пылает от негодования. Должно быть, сейчас она меня просто ненавидит. Кто сказал, что быть матерью легко?..

Скучаю по тем дням, когда сидела в старом кресле-качалке с маленькой Зои на руках и смотрела в окно. Сиденье было мягкое и пушистое, ручки украшены резьбой. Укачивала дочку, пока та не засыпала, а потом еще долго сидела с ней на руках, пока не заканчивала играть запись с колыбельными песнями, а солнце не садилось.

Смотрю в окно спальни Зои на затянутое тучами небо. Благодаря тому, что живем мы на пятом этаже, поверх крыш более низких зданий видно Луп. Вот почему мы с Крисом буквально влюбились в эту квартиру четырнадцать лет назад и решили, что покупать будем только ее. Вид просто потрясающий. С южной стороны Луп, с восточной – кусочек озера Мичиган. Даже торговаться не стали – заплатили ровно ту цену, которую просили. Слишком боялись, что квартира достанется кому-нибудь другому.

– Не надо никому рассказывать про Уиллоу, – спокойным, ровном тоном произношу я. – Во всяком случае, пока.

– По-твоему, я должна врать лучшей подруге? – возмущается Зои.

Мысленно отвечаю – «вот именно». Однако отвечаю по-другому:

– Я же сказала – никому.

– Почему? Она что, прячется? Типа программа по защите свидетелей? – спрашивает Зои тоном, который удается только двенадцатилетним.

Игнорирую вопрос и спрашиваю:

– Ну так что насчет вещей для Уиллоу?

С видом несчастной жертвы Зои встает с кровати и нехотя направляется в гардеробную. Сзади замечаю, что брюки почти висят у нее на бедрах.

– Это временная мера, – срывается у меня с языка. – И вообще, скоро пойдем и купим тебе что-нибудь новенькое.

Жалкая попытка к примирению.

Тоном, исполненным горечи и соблазна, Зои произносит:

– Кто она вообще такая? Одна из твоих клиенток?

– Не совсем, – отвечаю я. Ничего удивительного, что дочке сразу пришла в голову именно эта мысль. Я ведь постоянно рассказываю домашним истории о бездомных, безграмотных людях, с которыми встречаюсь каждый день.

– Зои, Уиллоу нужна наша помощь.

Надеюсь, что заставить ее подумать о долге помогать ближнему будет проще, чем Криса. Когда Зои была маленькой, мы с ней пробирались через глубокие сугробы, чтобы отнести курточки, из которых дочка выросла, в приют для женщин с детьми. Еще отдавали игрушки и книги в детскую больницу, где лечили малышей с лейкемией, лимфомой и другими страшными формами рака. Ни один ребенок не заслуживает таких страданий. Постоянно напоминала Зои о тех, кому посчастливилось меньше, чем нам, и кому мы обязательно должны помогать. Зои сдергивает с вешалки ярко-розовые спортивные штаны и рубашку в фиолетовую и светло-серую полоску. Швыряет вещи мне в протянутые руки и бормочет:

– Все равно они мне не нравятся.

Вижу, потребность заботиться о ближних сменилась только ехидством и сарказмом.

– Они некрасивые, – прибавляет Зои.

– Это временно, – снова бормочу я, отступая из комнаты.

Когда иду по коридору, Крис поднимает голову от ноутбука и опять качает головой. Кладу одежду на диван и остаюсь ждать в коридоре. Скоро Уиллоу выходит из заполненной паром ванной, завернувшись в синее полотенце. В мокрых руках она держит Руби. На цыпочках заходит в кабинет и закрывает дверь. Щелкает замок.

Отправляюсь в ванную и, собрав с пола грязную одежду, бросаю в пустую корзину для белья. Сверху стоят стиральный порошок и пятновыводитель, рядом лежат полотенца. На кухне достаю кошелек, в который складываю мелкую сдачу, и говорю Крису, что скоро вернусь. Преодолев шесть лестничных маршей, бегу в нашу домовую прачечную. Находится она в подвале. Прежде чем успеваю выскочить за порог, Крис спрашивает:

– Ну, и что мне с ней делать?

– Вернусь через пять минут, – выпаливаю я, хотя понимаю, что муж имел в виду совсем другое. Убегаю, прежде чем Крис успевает возразить.

Прачечная пуста. Помещение маленькое, на полу старый паркет. Вдоль стены стоят пять стиральных машин и столько же сушилок. И те и другие работают так себе, явно не оправдывая тех денег, которые приходится в них забрасывать. Кладу комбинезончик Руби с надписью «Сестренка» на стиральную машину и обрабатываю грязь пятновыводителем. Потом беру давно не стиранное розовое одеяльце. Следом выуживаю из корзины одежду Уиллоу. Пальто, которое застегиваю перед тем, как положить в машину. Джинсы. От них комбинезончик может окраситься в синий, поэтому откладываю штаны в сторону. Постираю в другой машине. Потом выдергиваю из-под свитера когда-то белую майку. И застываю. Приглядываюсь внимательнее, надеясь, что многочисленные пятнышки крови просто мне померещились из-за слабого освещения. Впрочем, это может быть не кровь, а что угодно. Например, брызги кетчупа, или соуса, или вишневого сока. Нюхаю майку, надеясь учуять запах томатной пасты или вустерского соуса. Однако пахнет немытым телом. И кровью. Принимаюсь снова осматривать вещи Уиллоу – потертые джинсы, свитер с распущенными петлями, комбинезончик Руби. Все вещи одинаково грязные, но больше ни на одной не видно брызг засохшей крови. Схватив пятновыводитель, принимаюсь жать на бутылку со всей силы, но потом замираю, сообразив, что засохшую кровь так просто не отстираешь. Скомкав майку, поднимаюсь с ней наверх и по пути выбрасываю в мусоропровод. Представляю, как эта вещь падает с высоты пяти этажей в мусорный бак возле черного хода, унося с собой свои секреты.

Нет, об этом Крис узнать не должен ни в коем случае.