4
Сквозь гвалт народной толпы, собравшейся на тесной площади перед теремом, долетала ритмичная скандированная речь. Скоморох Гришка в бабьем сарафане, в платке, с огромными ватными грудями, подобрав подол, ерничал на невысоком помосте:
– Ах, господин мой! Ах, батюшка!
Зелена вина не пьешь!
Да ходишь к обедне-заутрене!
Да к честному молебену!
Да на девок не поглядываешь!
Да в злато-серебро не убираешься!
Ты добренький, ты хорошенький,
Подай мне, вдовице, копеечку!
Да бражки глоток,
Да хлеба кусок.
А то мы сеяли-сеяли,
Убирали-убирали,
Молотили-молотили,
Месили-пекли,
А потом татары набежали,
Все поели, кровушкой нашей запили.
Толпа одобрительно загудела. Ярослав мрачно смотрел на народ, ловя ответные взгляды мужиков и баб. Те старались быстрее отвести глаза, но между собой перешептывались и усмехались.
– Унять подлеца? – спросил у князя Еремей.
– Пусть народ потешится, – нехотя разрешил князь.
Менгу-Темир усмехался, явно наслаждаясь происходящим. Скоморох тем временем снял платок, достал из-под подола царскую шапку и надел ее на голову, изображая князя.
– Здравствуй, здравствуй, тетенька, скоморохова жена!
Ах ты, шельма-бестия, какой чести дожила!
Ты к татарину на поклон пойди,
Попляши, да поуговаривай,
Да поплачь-потешь басурманина,
А я во тереме сижу,
Ничего не вижу,
Ничего не слышу,
О люде русском думу думаю.
В толпе раздался смех, послышались одобрительные возгласы. Ярослав сжал руку в кулак, с ненавистью глядя на скомороха, потом перевел тяжелый, полный злобы взгляд на Менгу. Тот с улыбкой смотрел представление, всем своим видом демонстрируя дружелюбие и снисходительность к вольным нравам русичей – ведь так говорить о верховном правителе в Орде не было позволено никому.
– Прекрати это, – шепнула теперь Радмила, но князь велел и ей замолчать.
Теперь Гришка надел платок, снова превращаясь в женщину. Он подскочил к Менгу и стал кривляться перед ним:
– Ах ты, батюшка, татарский князь!
Дай мне хлебушка для детушек,
А мне, вдовице, зелена вина,
Чтоб напитися,
Да забытися.
Он сменил платок на рогатую шапку и заорал, имитируя монгольский акцент:
– Давай-давай, подол задирай!
И снова появился платок:
– Что мне делать, бедной?
Что делать горемычной?
Некому защитити,
Детушек накормити,
Ворога лютого наказати,
Сниму-ка я платочек беленькой,
Надену-ка я шапку рогату,
Да пойду честь свою отдавать татарину.
При этих словах он развернулся и задрал подол. Народ в восторге захохотал, Менгу тоже посмеивался.
– Да что же это, князь! – вскричал митрополит. – Останови эти поганые кривляния!
– Ай-ай, прости, батюшка, прости Филаретушка! Прости, господи, глупого скомороха! Не подумавши, ей-ей, не подумавши, – кривлялся Гришка. – Не вели казнити, вели бражки монастырской за твое здоровье испити.
Ярослав поднял руку и внятно сказал:
– Ну, полно! – и швырнул скомороху золотую монету. – Вот тебе за потеху, поди прочь!
– Слава великому князю! – вопил Гришка. – Стерпел, стерпел князь правду, не наказал Гришку-скомороха!
– Надеюсь, эти глупые кривляния не показались обидными досточтимому хану? – спросил князь у Менгу.
– Почему же глупые, великий князь? И для меня в этом представлении не было ничего обидного, наоборот.
Ярослав заставил себя улыбнуться в ответ:
– Ну и славно.
Пока Менгу-Темир любовался накинутой на плечи шубой из ярко-рыжей лисицы – княжеским подарком, к нему подошла девушка Алёна с подушечкой, на которой покоилась расписная шкатулка. Девушка, смущенно потупив взор, поклонилась Менгу:
– Прими, батюшка, от великого князя Ярослава – к твоим зеленым очам, чтоб еще ярче сверкали.
Менгу открыл шкатулку. На подушечке лежала золотая подвеска с массивным изумрудом. Хан примерил подарок и улыбнулся девушке.
– Ну как, красавица, засияли мои глаза?
– Хорош, батюшка, чудо как хорош!
– И не жалко тебе, князь, расставаться с такой красотой? – повернулся хан к князю.
– Для досточтимого хана мне ничего не жаль!
– Щедрость великого князя достойна восхищения, – Менгу отвесил легкий поклон. – Мои дары с твоими, конечно, не сравнятся, но все же позволь.
Он щелкнул пальцами, и через несколько секунд на дворе появились два конюха, с трудом удерживающие под уздцы необъезженного жеребца. Скакун, перебирая ногами, дико косил в сторону.
– Красавец! – вскричал Владимир. – Батя, отдай мне его! Тебе его ни в жизнь не объездить!
– Вы посмотрите на него! – усмехнулся Ярослав. – Неужто ты объездишь?
– Я умею, ты знаешь! Прошу тебя, отец! Ты все равно своего Сивку на другого коня не променяешь. А этому красавцу простаивать нельзя – пропадет.
– Не думаю, что обычай позволяет дареное дарить, – проговорил князь.
– Мне нравится твой сын, князь! – рассмеялся Менгу. – Он своего не упустит. Конь теперь твой, великий князь, можешь даже зарезать его и сварить шурпу – я не обижусь. Окажи честь Менгу-Темиру, отдай его подарок тому, кому он так понравился.
– Тебе везет сегодня, сын! – нехотя сказал князь. – Смотри только, кости не переломай!
– Спасибо тебе, батя! И тебе, хан! – Владимир, казалось, задыхался от счастья. – Дайте, я сам его отведу.
Со второй попытки перехватив уздцы, он потащил коня в стойло. Менгу одобрительно кивнул – мол, умеет управляться с лошадьми.
– Второй мой подарок ждет тебя в тереме, великий князь. Его было намного сложнее доставить в целости, чем первый, но мне удалось.
В зале приемов находились пять девушек-«подарков», уже переодетых в русские сарафаны и сапожки. Рядом с ними прохаживался евнух, придирчиво осматривая их руки и поправляя подолы.
– Надеюсь, эти пять прекрасных девственниц украсят двор великого князя. Я лично отбирал их по всей Орде, – гордо сказал Менгу.
– Надеюсь, досточтимый хан пощадил стыдливость этих девиц и оценивал только лица? – пошутил князь.
Ярослав прошел мимо девушек и остановился перед одной из них.
– Ты, наверное, готовилась принять сваху и выйти замуж с честью, – тихо проговорил он. – Как тебя зовут?
– Нет! Кому нужна батрачка, дочь пастуха, – неожиданно бойко ответила девушка. – А зовут меня Наргиз. Отец хотел меня продать персидскому купцу за одну монету, но тот увидел мои руки и сказал: бесплатно, для себя возьму, а на продажу не годится.
Менгу-Темир нахмурился, но Ярослав не увидел нарушения этикета в поступке «подарка». Он вял ее руку в свою и повернул вверх ладонью.
– Купец здорово прогадал, – произнес князь. – Значит, ты не испугалась чужбины? И я не такой уж страшный, как тебе, верно, говорили.
– Ну и не такой уж красивый, – дерзко ответила девушка.
Ярослав сначала открыл рот от изумления, а потом начал хохотать.
– Все слыхали? Ну-ка, расскажи, чем же я тебе не угодил?
– Я думала, русский хан должен быть в такой одежде – чтобы вся сияла, как начищенный котел, – осмелев, продолжала девушка. – И чтобы волосы, умащенные благовониями, прямо лоснились, чтобы руки все были в перстнях и на шее бусы из камней. И еще я просила, чтоб был молодой…
– Кого просила, милая? – поинтересовался князь.
– Богиню земли Этуген и матушку-прародительницу Алан-гоа, – просто ответила девушка.
Зал взорвался хохотом. Менгу, увидев, что дерзость Наргиз нравится князю, тоже улыбнулся.
– Вот, наверное, такого ты у них просила? – князь указал на Владимира.
– Да! – оживилась Наргиз. – Только еще чтоб на голове была такая рогатая шапка…
Ярослав сделал знак своим людям замолчать и обернулся к Менгу.
– Спасибо тебе, досточтимый хан, я уже забыл, когда в последний раз так веселился.
И он велел увести девушек на женскую половину, чтобы о них как следует позаботились.
