Глава 25. Вскрытие
Многоглазая светодиодная лампа била ярким лучом в ровный чёрный пунктир, нанесённый на алебастровую кожу от горла до гениталий. Лампа постоянно мешала и никак не находила своего места – Рената то сдвигала её напротив, чуть выше, то крепила сбоку, над плечом. В какой-то миг женщина почувствовала себя как на первом экзамене.
Стало жутко: экзамен тот проходил далеко не в тепличных условиях учебного заведения, где под строгим менторским взором всё же допускались бы ошибки. Он случился внезапно, в брезентовой палатке, наедине с недосягаемой пулей, что смялась о ребро солдата, раскрошив его на острые осколки, и вкипела в стенку аорты. Рядом, на полу у стены тихо исходил жизнью задетый случайным осколком доктор. Из-под прижатой к ключице ладони тёк алый ручеёк, врач невидяще взирал над собой, но те две минуты, что ещё был жив, не переставал указывать растерянной медсестре очерёдность действий, словно видел вскрытого парня перед собой.
Осматривая первый объект, Рената наткнулась на некрупные зарубцевавшиеся отметины вдоль позвоночника. Сложись они в хоть какой-то рисунок, можно было бы решить, что это шрамирование. А так это был хаотичный набор круглых рубцов с одним большим тёмным пятном по центру.
Импульс коснулся сознания, когда под лампой блеснул вынутый из раствора скальпель. Рената на миг замерла, распознавая: вооружённый отряд из трёх мужчин вышел на поиски пропавших. Электрический укол попутно принёс эхо, обрывки чужих переживай: тоска, боль и тревога сплелись в удушливый клубок. Захотелось вдохнуть, глубоко-глубоко. Импульс слал Роман...
Она сменила хват на рабочий, трижды стукнув указательным пальцем по тыльной стороне основания крохотного лезвия – ритуальное приветствие обязательно. Карантинный спецкостюм немало стеснял движения, но без него нельзя. Особой сноровки не требовалось, в конце концов перед ней вовсе не тот парень, а всего лишь труп. Пусть и инопланетянина.
Под скальпелем глянцевыми капельками выступила кровь. Красная – значит дышат кислородом!.. Удивительно на самом деле, подумала Рената. Неужто Вселенная и вправду настолько скупа, что единственный разумный вид существ, встреченный людьми, оказался чуть ли не копией их самих?!
Скальпель рассёк брюшную полость легко – кожа была нисколько не толще человеческой, но имела при этом отчётливый сальный блеск.
– Будьте осторожны, – бас Бурова заставил слабенькие динамики в шлеме зафонить. Он стоял тут же, в лаборатории. Возвышался над согнувшейся женщиной у изголовья операционного стола, держа наготове скорострельный пистолет. Вот кому жал карантинный спецкостюм!
Да, осторожность – наше всё. Процессы жизнедеятельности чужого давно угасли, но никаких гарантий безопасности быть не могло и в помине. Никто ж не заверит, что в животе у них нет, например, ядовитой железы, что вместо желчи чужие не носят в организмах кислоту посерьёзней.
– Меня как-то тоже так вот резали, – хмыкнул Истукан. Трипольский, прилипший к витражу снаружи, воззрился на него с немалой долей пиетета. Он замер прямо над коробочкой двустороннего интеркома, точно школьник в террариуме. Камера со шлема Ренаты транслировала видео на развёрнутый к нему монитор, закреплённый на ближней к выходу стене внутри лаборатории. Буров тоже глядел в монитор, предпочитая не особо приближаться к распластанному пришельцу.
Зажимы с грузами зафиксировали брюшную полость раскрытой. Печень и желудок выглядели вполне человеческими. Разве что поджелудочная железа была видоизменённой: крупной, занимавшей без малого половину внешней стенки желудка.
Рената работала не торопясь. Давала камере как можно больше ракурсов, но и не вертелась особо. Когда склизкие извилины кишечника легли в заранее приготовленный полимерный таз в с гелевым формалином, из-за бронированного витража донёсся восхищённый возглас:
– Макленнор мне в свидетели: они хищники! Рената Дамировна, пожалуйста, посмотрите им в полость рта!
Рената коротко взглянула на Трипольского. Кивнула. Взяла самый маленький ранорасширитель, с некоторым трудом втиснула его раздвижные лепестки меж челюстей и принялась прокручивать винт. Что Алексей прав, было ясно ещё в самом начале вскрытия.
Зубы пришельцев выглядели жутковато и напоминали накладные бутафорские челюсти для Дня всех святых, разве что без длинных клыков: два ряда острых фронтальных резцов и далеко запрятанные рудименты массивных коренных за ними. Какие бы то ни было клыки отсутствовали, отчего возникло впечатление, что в процессе эволюции у чужаков отпала необходимость охотиться и убивать в борьбе, а хищниками они при этом быть не перестали. Прикус оставался самым что ни есть человеческим, а размер и мускулатура челюстей едва ли предполагали вырывание кусков мяса из трепещущей живой плоти.
– Им бы ещё клыки, – Рената никак не могла привыкнуть к басу в фонящих динамиках. – Вышли бы вампиры. Страшно модные когда-то были гады! Особенно среди баб.
– Почему ты п-предположил, что они хищники, Алексей? – поинтересовалась Неясова, отделяя печень и укладывая её в прозрачный желтоватый гель.
– Кишечник! – усмехнулся Трипольский, словно у него спросили первые три примера таблицы умножения. – Он же короткий, что за вопрос!.. Да и поджелудочная мало того, что гипертрофирована, так ещё и секционна! Полагаю, что вырабатывает она не только пищеварительные ферменты!
Последнее высказывание насмешило Ренату. Самонадеянность – ледокол юности!
Настал черёд желудка и селезёнки. Почки показались следом за кишечником и сразу привлекли к себе внимание. Но всё следовало делать по порядку.
– Атрофия? – приник к непробиваемому стеклу Фарадей. – Интересно… Это ведь не болезнь – видно! Это недоразвитость! Чем может быть вызвана недоразвитость почек?
– Их тела поджары, – вставил Буров негромко.
– Мало жидкости в естественных условиях? – уловив нить, сам с собою дискутировал Трипольский. – Тогда экскрементационная роль кишечника наверняка расширена, да и потовые железы должны выводить большее количество солей, чем у нас, а значит и эпидермис – быть устойчивым к контакту с солью!
– Алексей, ты же по специальности химик, в-верно? – уточнила Рената.
– Ну… – кокетливо пожал острыми плечами он. – Степень я получил пока только по химии. Но разве это мешает мне знать физику и биологию? В институте без меня не обходилась ни одна более или менее стоящая внимания работа, да что там – меня прямо с кафедры забрали, когда в сентябре пришёл отчёт по Хиц-2!
Неясова и Буров мельком переглянулись. Понятно, что привирал парень, говоря «ни одна». Но о его участии в обработке отчёта слышала даже Рената, которая давненько уже не входила в двери НИМИ.
Рената внимательно осмотрела поджелудочную железу-переросток. Странное чувство возникло при виде блёклой «бабочки»-переростка. Словно она то ли видела нечто подобное где-то, то ли слышала… Возможно читала схожее описание.
– Первый отчёт пришёл как раз незадолго до инцидента… – напомнил Буров и добавил, понизив могучий голос: – Вряд ли тебя привлекли бы, случись заваруха на Хиц-2 чуть раньше.
Истукан попросту провоцировал. И Алексей поддался.
– И без всяких инцидентов Хиц-2 достойна кропотливого изучения! Вот тебе раз! Как это «не стоит внимания»?! – зашёлся Трипольский не замечая, что возмущается надуманными аргументами. – Вот вы знаете, к примеру, что существа, обитающие в её джунглях, не прожили бы и секунды, окажись они на Земле?! Все, абсолютно все расчёты показывают, что их бы несомненно расплющило гравитацией! И это при том, что она практически равна гравитации на самой Хиц-2! Разница в удивительном, неясном нам «губчатом» строении, в так называемых гравитационных «колодцах»! Все же слышали про летающие глыбы, про прыжки высотой с пятиэтажку?.. – запал научной отповеди неуклонно нарастал. – А что жизнь там по сути хищна, вам известно?
– Слышал что-то, – отмахнулся Буров, чем ещё пуще взвинтил Фарадея.
– Как можно просто «слышать» об этом?! – чуть ли не в отвращении скривился он. – Ведь даже флора на Хиц-2 является хищной – виды растений пребывают в постоянном поглощении друг друга! А что вся – абсолютна вся! – фауна является по сути одним видом, вы знали?! Знали, что известный на Земле из-за схожести с кошкой нагрид суть то же, что и пожирающий его в основном кебра?! Что они все, что вся жизнь Хиц-2 – метаморфы?!
Истукан одобрительно кивнул, как бы соглашаясь. То ли с доводами Трипольского, то ли с собственными мыслями. Выглядел он так, словно только что убедился в чём-то. Сощурившись, гигант метался по лаборатории взглядом, преследуя скачущую со стола на стол догадку.
Рената слушала вполуха. Перед ней лежал распластанный чужой, разумный… так и просилось определение «человек». Так что кто бы там ни обитал, на хищной тропической Хиц-2, ей он интересен станет разве что после хорошего сна, что ждёт её за переборкой лаборатории.
Чувство дежа вю усиливалось. Странно, но оно было как бы фрагментированным. То есть, не всё в лаборатории в тот момент казалось уже виденным. Буров и Трипольский были лишними, определённо. Да и сама лаборатория – ярко освещённое помещение со множеством стеллажей и столов, с десятком различных приборов и инструментов – как ни странно, тоже. Оставался только чужой.
Рената отделила хилые почки, пропитала с десяток тампонов. После вскрыла диафрагму и поразилась. Она словно смотрела на агитационные плакаты начала века, направленные на борьбу с курением химико-табачных смесей. Изъеденные чёрными «пауками» глубоких каверн, лёгкие жались к задней стенке грудной полости будто недосушенные, подгнившие, сморщенные черносливы.
«Да откуда же они?!» – поразилась Рената. – «Что за условия на их планете?!»
«Спектральный анализ состава атмосферы Геи-А показывает наличие массовых облачных скоплений красного фосфора и окиси углерода неизвестного происхождения и необъяснимой структурной, а также геолокационной перманентности».
Рената замерла над недораскрытой грудной клеткой. Разве она делала запрос Ординатору? Мельком глянула на остальных: ничего. Она одна восприняла самовольную справку.
Грудная клетка имела податливые соединительные хрящи, и чтобы развести в стороны рёбра, не пришлось прилагать особых усилий. Лабораторию наполнил хруст.
Она определённо видела их вот такими. Выпотрошенными. Неясно где. Непонятно когда и как. Но видела. Точно.
– Ну и сердце же у них!.. – восхищённо воскликнул Трипольский.
Биологический «мотор» действительно выглядел не под стать поджарому, длинному телу. Так, если бы грациозному оленю пересадили сердце буйвола.
Повинуясь неясному предчувствию, Рената склонилась над сизо-малиновой мышцей, некогда обеспечивавшей кровоток. И вдруг поймала себя на мысли, что точно знает, что ищет.
Шрам. Небольшой рубец рядом с правым предсердием. Напоминание о перенесённом инфаркте, длиною не больше ногтя. О чём он мог сказать Ренате? Откуда она вообще знала, что найдёт его там?..
Ответов не последовало. Будто на этот раз Ординатор не услышал её мыслей. Или предпочёл смолчать.
Предпочёл…
Рената отлично помнила вкус разочарования, когда природу надличностного квазиразума грубо втиснули в аморфное: «феномен, совокупность нескольких факторов эволюции, предсказанная безымянным гением». Некто засекреченный, мол, сумел предугадать путь развития генома человека, той его части, что отвечала за нервную систему в целом и мозг в частности. Ни имени взглянувшего в будущее, ни даже принципа, на котором строилось действие Ординатора, на афиши не вешали. Да что там, даже психосерверы довольствовались лишь построением версий кто или что есть бестелесный.
Своё предположение имелось и у Ренаты.
Сведущие люди наверняка бы разгромили его в пыль, выскажись Рената в их кругу. Но разве что по причине неумения женщины грамотно апеллировать фактами. Ей было легче и привычней чувствовать, нежели сопоставлять и анализировать. Да и жизненный опыт, плоский и тягучий быт, давно научил: не всегда бур ума приводит к истине.
Рената не верила в две вещи. По её глубокому убеждению людей не могли не обнаружить за столько времени прямохождения представители инопланетной цивилизации. Научные прорывы случались и раньше – вспышки людских гениев порою озаряли серую перспективу существования человечества, но чаще лишь чтобы быть изнасилованными милитаризмом, вывернутыми им наизнанку.
Отсюда проистекало «во-вторых». Рената не верила в человеческую природу Ординатора, интуитивно сомневалась, что его развитие «предугадал» какой-то неизвестный учёный. Уж слишком мощный выходил рывок: даже если не брать во внимание разоблачённого Алана Макленнора со своим «человеком», практическое применение теории квантовой спутанности, создание рукотворных чёрных дыр и повсеместное распространение надличностного регулятора порождали определённые сомнения.
– Как сказал бы Макленнор, эти ребята что-то недоговаривают! – хихикнул Трипольский, с блеском в глазах глядя в экран. «Искромётная» шутка утопла в гуле работающей аппаратуры.
Рука со скальпелем сама тянулась к безволосой голове трупа. Убрав из ротовой полости ранорасширитель и нанеся пунктир по окружности, Рената ловко надрезала и отделила кожу неширокой полосой – в аккурат под ход фрезы.
– Не эту, – посоветовал Буров, когда она выбирала подходящую насадку. – Вон ту, восьмую. Да, её.
– Я готов поспорить, что и мозг их тоже с патологиями! – убеждённо заявил Алексей.
Ренате ни к чему было спорить. Странная уверенность, что так и окажется, укоренилась давно. Словно всё привлекшее внимание ранее – недоразвитые почки, гипертрофированная поджелудочная, «бычье» сердце со шрамом от перенесённого инфаркта – было лишь нитью, подготовкой к главному.
Шум миниатюрной фрезы разбавился громким шорохом крошимой в пыль кости. Спецкостюм оберегал космопроходцев, но Рената знала наверняка: лабораторию наполнил сладковатый запах. Она помнила его. Женщину затошнило.
Спустя несколько минут машинка выключилась. Получившаяся костная «чашка» отошла легко, являя людям содержимое черепной коробки.
– Я же говорил! – донеслось глухое из-за стекла.
Поделённый на привычные полушария, мозг имел несколько червоточин в различных местах, как «свежих», так и уже заросших соединительной тканью. Асимметрия бросалась в глаза – лобная доля заметно уменьшалась, и притом неравномерно.
Рената подготовила специальный сосуд, заполненный гелевым формалином. На отделение мозга ушло не более пяти минут.
– Надеюсь, что не зря мы тут потрошим его, – как бы в никуда высказался Буров.
– Надеюсь… – кивнула Рената и перешла ко второму белотелому. Следовало вынуть органы как можно скорей. Трупы на Ясной не разлагались, но то ведь были люди. Неизвестно, как поведут себя ткани чужих.
Со вторым пришельцем дело пошло значительно быстрей. Внешний осмотр показал наличие точно таких же отметин вдоль спины, что и у первого объекта. Казалось даже, что расположение их было зеркальной копией. Рената рассекла брюшную полость, развела утяжелёнными зажимами кожу и принялась без промедлений вынимать содержимое.
Отличий Рената не видела. Более того, складывалось впечатление, что изнутри пришельцы похожи чуть ли не так же, как и снаружи. Та же поджелудочная – гигантская бабочка. Исходя из аналогичности, Неясова заключила, что Трипольский может быть прав на её счёт: роль железы, видимо, велика в жизнедеятельности организма. Атрофия почек почти достигла крайности. Как и у предыдущего объекта.
Хруст разгибаемых рёбер подействовал как кодовое слово на загипнотизированного. Что-то вдруг изменилось, мир приобрёл незримую грань, доселе неощущаемую, невоспринимаемую по причине ущербности человеческих чувств. Оттенки углубились, мысли выстроились удивительно правильными порядками, а усталость бесследно сгинула, оставив за собою насиженное, медленно стынущее место.
Рената чётко осознала: её направляют. То самое чувство дежа вю было лишь предпосылкой, первыми попытками указать на что-то. Сделалось жутко, комок в горле отказывался проваливаться, болезненно расперев верх гортани. Сердце заколотилось, зашумело эхом в ушах. По взмокшей спине пробежали мурашки…
И отчего-то запаздывал спасительный ток. Ординатор безмолвствовал. Даже не пытался вмешаться и выровнять скачущие эмоции психосервера. Рената настолько отвыкла от этого, что растерялась не на шутку.
Сердце. Взгляд её как прикованный застыл на посеревшей мышце внутри развороченной грудной клетки. Рената ясно ощутила влияние чужой воли: это было больше присутствием рядом, нежели довленьем над. Ей указывали – смотри.
Шрам. Не просто такой же рубец, тоже около правого предсердия. А будто бы тот же шрам. Точная копия, вплоть до миллиметра…
– Что там, Рената Дамировна?.. Камера на шлеме у вас мимо как-то…
«Клоны», – ответ застрял в горле. Глупость несусветная, но ничего другого Рената не придумала. Это не могли быть клоны. Сразу по нескольким причинам.
Она как во сне вынула черносливы лёгких и уложила их в желтоватый студень формалина. Заляпанная слизью и кровью, Рената чувствовала одно – как только пропадёт таинственное воздействие, без сил рухнет и она.
Фреза пошла по обозначенному вырезом в коже пути. Запах. Внутри спецкостюма воздух был чист, даже можно сказать – свеж. Но она знала: снаружи лабораторию кутала неуловимая, тошнотворная сладость костной пыли. Утренняя смесь вперемежку с желудочным соком не заляпала шлем только благодаря скомковавшейся боли, парализовавший гортань.
Червоточины виднелись в мозге точно в тех же местах. Сколько ни пыталась Рената найти хоть малейшее различие, ничего не выходило. Даже мельчайшие капилляры образовывали идентичную сетку куда ни глянь.
Закончив, Неясова отошла чуть в сторону. Некто по-прежнему присутствовал в её голове. Некто третий, кто проник туда с помощью умолкшего Ординатора.
Мнимая лёгкость тела подстёгивала в движению, едва закончив, Рената принялась упаковывать прозрачные кубические контейнеры, внутри которых теперь хранились органы пришельцев. Она не знала, что будет дальше. Оставалось просто работать. Как всегда.
– Я видела похищение Виктории, – неожиданно для самой себя, без заикания выдала Рената. Она поняла вдруг: молчать нельзя. Нужно говорить, делиться с Буровым и Трипольским всем, что есть в голове. На всякий случай.
– В каком смысле? – пошевелил затёкшими плечами гигант, в руках которого пистолет выглядел какой-то игрушкой.
– Я видела, как её похищает абориген. Вволакивает в шлюз модуля, что на горе стоит. Видение пришло во время сканирования. Когда я пыталась обнаружить следы доктора Кислых, – Рената говорила несвойственно: отрывисто, но без запинок. – Я промолчала на совещании. Не знала, как сказать. Теперь знаю. Это чьё-то влияние. Кто-то на планете через Ординатора вложил мне в голову намерения того аборигена похитить Вику. Подозреваю, что этот кто-то – Валентина Богдановна. Но…
Рената запнулась, чувствуя неумолимо нарастающую эйфорию. Словно поощряя её в чём-то, постороннее влияние ежесекундно делало мир всё более простым, чётким, логичным; страх исчез в той же дали, что и усталость. Захотелось говорить, говорить…
Где-то вдалеке брезжило понимание, что доктор Кислых попросту неспособна на такое. Но ничего другого выдумать она не могла. Человек, как известно, так устроен: только обличив неизвестное, придав ему мал-мальски знакомый образ, он способен к его изучению.
– Сейчас я тоже чувствую постороннее присутствие. Мы коммуницируем посредством Ординатора. Нет никаких гарантий, что это она, что это доктор Кислых, – последнее она произнесла, откровенно подавляя громкий выдох – ощущения накатывали волнообразно и порою очень даже походили на предпосылки оргазма. – Но меня направляют, указывают. Пытаются показать нечто.
– Что именно? – Буров стоял там же; Рената не заметила, как чёрный гордеев лёг дулом на иную траекторию выстрела. Он по-прежнему смотрел в пол. Но уже под ноги ей.
Неясова схватилась на край стола, перемазанная склизким перчатка соскользнула, но женщина устояла. Следующая волна прошибла её от корней проклюнувшихся волос до мягкой кожи под ногтями ног. Мысль, мелькнувшая следом, вызывала стыд: ей никогда ещё не было так хорошо. Легко, просто, чисто.
– Рената Дамировна, – воззвал глухой голос Трипольского. – Возможно, это контакт!
Толчок вперёд, к столам с выпотрошенными чужими, она почувствовала кожей. Шагнула, несмело повинуясь. Взгляд лёг на куб с мозгом первого, затем второго. Что-то зашевелилось на задворках памяти при виде изъеденных червоточинами органов.
Сначала возникли образы. Если это и были воспоминания, то ей они не принадлежали точно: кафедра, луч старого проектора под потолком, огромная раздвижная доска с меловыми разводами и крашеный толстым слоем деревянный пол. Вокруг люди, лица их смазаны, молчат. И только один голос властвует над обширной аудиторией – с кафедры он достигает самых отдалённых уголков помещения и эхом возвращается обратно. Слов не разобрать. Он принадлежит женщине, но мощи и уверенности в нём хватило бы и на пару-тройку мужчин.
Образы схлынули так же внезапно, как и возникли. Подобно морской волне, они оставили после себя песчинки знаний, что вскоре залегли в каверны берега. Чужие воспоминания теперь стали её.
– Прионы… – прошептала она неуверенно.
– Что?.. – переспросил Трипольский, но сам уже отпрянул от стекла машинально – услышал.
– Прионы, – твёрже повторила Неясова и сглотнула, чувствуя как покидает её разум некто третий.
Точно очнувшись, стряхнув оцепенение, заговорил Ординатор:
«Прионы – белковые инфекционные агенты с аномальной третичной структурой, способные к размножению, но не содержащие нуклеиновых кислот».
Его слышали все. Ибо Буров заметно занервничал. Трипольский за стеклом принялся ходить взад-вперёд, делая всего по три-четыре шага. Он-то точно знал, что это.
– Почему Ординатор сообщил о прионах?..
Рената ничего не ответила Бурову. Ответ нарождался медленно, мучительно, карабкаясь из глубин памяти – то ли её, то ли чужой. Логическая связь между исковерканным мозгом чужих и упомянутыми Ординатором прионами выстраивалась фрагментами. Возник образ аборигенов Папуа – Новой Гвинеи. Сперва здоровых людей, изукрашенных красно-белым. А потом и больных: умственно отсталых, порою терзаемых конвульсиями.
Только после этого постороннее присутствие в разуме Ренаты окончательно истаяло. Она обессиленно опустилась на пол, жестом давая понять: всё нормально. Но Буров и не спешил к ней, держа пистолет обеими руками.
Мысль, к которой её вели всё это время, оказалась последней, прежде чем Рената потеряла сознание.
Пришельцы являлись каннибалами.
