Июнь 1904 года стал в Порт-Артуре месяцем грандиозных потрясений.

10 июня контр-адмирал Витгефт вывел эскадру на прорыв во Владивосток. Но, заметив на горизонте противника, развернулся и с чистой совестью вернулся на базу. Куда же военному флоту идти? Там же враги!

Генерал Куропаткин, державшийся в стороне от дел своих соседей в Порт-Артуре и уж тем более моряков, не выдержал и таки воспользовался этим промахом. Ему ведь требовалось участие флота в предстоящем деле. Можно и без него, но гораздо хуже. Поэтому, вытащив адмирала Алексеева из Харбина, насел на него, убеждая подписать план военной операции.

Надо сказать адмирал сопротивлялся.

Причина проста. И если по сухопутной составляющей, в которой он ничего не смыслил, вопросов не было, да и Куропаткин смело брал на себя любую ответственность. Так что, никаких сложностей в этом плане не имелось. А вот по морской части в представлении адмирала предлагался форменный ужас. Дошло даже до криков, что Куропаткин сумасшедший, который сует свой нос не в свое дело и так далее.

Но обошлось. Адмирал все подписал и в подавленном настроении удалился в Харбин. Причина к тому была самая, что ни на есть, веская. Оказалось, что его любимчик контр-адмирал Витгефт та еще сволочь. Во всяком случае, таковым его выставил Куропаткин, сославшись на то, что он вместе с ним работал на одних и тех же кураторов, а Алексеева тот просто использовал для достижения своих целей. А потом, достав заранее подготовленную бумажку, начал радовать адмирала деталями. Правильная подача информации имеет очень большое значение, поэтому уже через полчаса адмирал Алексеев был уверен в том, что Витгефт умышленно позволил японцам в начале войны уничтожить крейсер 1-ого ранга «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец», а канонерскую лодку «Манжур» принудить к интернированию. Да и вообще – действовала «эта сволочь» исключительно в интересах японцев. Например, совсем недавно, десятого июня, вместо выполнения приказа саботировал его, вернувшись в Порт-Артур под надуманным предлогом. «Даже не попытавшись». Ну и так далее, и тому подобное.

Алексеев, когда убедился, пришел в ярость. Он так ценил Витгефта, так ценил…. Что тем же вечером приказал разоружить и посадить его на гауптвахту, где и дожидаться трибунала. И никакие заслуги не помогли. Ничего не помогло.

В сущности, может быть, Алексеев и не воспринял так остро заявления Куропаткина. Кто он ему? Бывший враг и временный союзник? Но после того странного разговора в апреле, Алексеев начал самым пристальным образом следить за ним. И, в отличие от Великих князей, курировавших Алексея Николаевича из Санкт-Петербурга, адмирал-то сидел здесь же, на Дальнем Востоке, а потому и возможностями обладал не в пример большими. Это позволило ему довольно быстро установить факт интенсивной переписки между Куропаткиным и Марией Федоровной, что говорило о многом. Вряд ли Вдовствующая Императрица обменивалась бы многостраничными письмами с генералом из чуждого ей лагеря. Да и вообще – слишком много всего говорило о том, что Куропаткин не только перешел из одного лагеря в другой, но и его там вполне приняли. Алексеев даже заподозрил, что Алексей Николаевич специально вошел в сношения с бунтовщиками, чтобы сдавая их стать полезным. Какой же из этого он сделал вывод? Правильно. Он постарался войти в кильватер Куропаткина и следом проскочить в самый влиятельный политический клан Российской Империи. Он же ни к какой крупной политической группировке не принадлежал, что считал большим упущением. Поэтому, узнав, что Витгефт им попользовался для достижения своих целей, отреагировал не столько эмоционально, сколько конъюнктурно. То есть, с размахом и огоньком.

Так что, уже двенадцатого июня в Порт-Артур пришел шифрованный приказ , вызвавший натуральное «потрясение основ». Витгефта арестовали словно изменника, прилюдно. Но этим не ограничились и знатно потрясли эту яблоньку с переспевшими яблоками. На землю полетело много излишне нерешительных и несамостоятельных «плодов». А вместе с тем, поперек старшинства были произведены кое-какие назначения и повышения.

Старшим флагманом эскадры стал Вирен, произведенный той же депешей в контр-адмиралы. Самоуправство, конечно, но согласованное телеграммой с Императором. Николай II мог бы и неделю, и другую тянуть с этим делом, размышляя о глубоко духовной природе нервных окончаний кузнечика в изморозь у Приамурья, но Куропаткин подключил тяжелую артиллерию – Марию Федоровну. Так что, уже на следующий день пришла телеграмма от Императора, в которой он утверждал все движения флотского «топ менеджмента» на указанной лужайке.

Почему Вирен? Куропаткин это объяснил Алексееву просто и доходчиво.

Классический служака прусского типа. Придирчивый педант, поборник порядка и дисциплины, он не отличался особенной инициативой, но для задуманного дела подходил чуть более чем полностью. Ведь он был до крайности исполнительный и ответственный. До тошноты. До ненависти среди подчиненных. Этакий «хер майор» из кинозарисовки «Железный капут» юмористического киножурнала «Каламбур». Только натуральный, живой. Сам ходит, сам шевелится, раздавая нерадивым «Дранкелям» и «Жранкелям» трындюлей. Иными словами человек сложный, но крепкий. Впрочем, никто другой и не справился бы с реализацией задуманного. Вот Алексеев, хоть и не любил Вирена, но согласился с этой кандидатурой.

Адмиральский шторм отгремел. Назначения прошли. И все наличные военно-морские силы Порт-Артура стали готовиться к крупномасштабной операции. Хотя, конечно, в это никто не верил. Большая часть личного состава считала, что Вирен тупо выслуживается, стараясь оправдать повышение и назначение. Поэтому, когда вечером 23 июня на всех подготовленных к операции судах выстроили экипажи и зачитали обращение Алексеева, народ оказался шокирован.

«Моряки!

Измотав японцев в тяжелых оборонительных боях, генерал Куропаткин перешел в контрнаступление под Ляояном и обратил в бегство вдвое превосходящего противника! Захвачены богатые трофеи, в том числе пушки, пулеметы и боеприпасы без счета. Следом генерал-майор Ренненкампф, командуя кавалерией Маньчжурской армии, атаковал гарнизон Инкоу и овладел им в считанные часы. Попутно его КАВАЛЕРИСТЫ взяли на абордаж две канонерские лодки, контрминоносец, три номерных миноносца и семь пароходов.

На текущий момент, совершив стремительный марш-бросок из Инкоу, кавалерия Маньчжурской армии атаковала Цзиньчжоу. Генерал-майор Кондратенко, командуя гарнизоном порта Дальнего, предпринял встречное наступление, не позволяя японцам снять с южных рубежей основные силы и выбить лихих кавалеристов из Цзиньчжоу.

Славные дела русского оружия! И негоже морякам нашим отсиживать по углам и хворать от «Севастопольского недуга». А посему приказываю выступить всеми доступными кораблями, способными вести бой, и атаковать японский флот на его базе у островов Эллиот. И сделать это на рассвете 24 июня!

Сражаться самым решительным образом! До последней крайности! Стрелять из пушек и бить самоходными минами, а коли потребуется, то и на таран идти без колебаний и смело сваливаться в абордажные схватки! Тем же, кто утонет, выбираться на сушу и атаковать береговые команды японцев в свободном порядке!

Ни одна канонерская лодка не должна выйти к Цзиньчжоу! Ни один японский моряк не должен уйти без должной «ласки» и обихода!

Адмирал Алексеев»

Надо заметить, что моряки были обескуражены многим в этом послании. Тут и неожиданная для всех решительная военная операция. И не прорыв во Владивосток, что допускалось, а атака. Да, к некой операции готовились все эти дни, но никто не верил, что руководство на нее решится. Огонька добавлял и стиль изложения, нежно переплетающийся с воспоминаниями о публичном аресте Витгефта. Еще более суровой и весьма обидной оказалась новость о том, что КАВАЛЕРИСТЫ брали японские корабли на абордаж. Немыслимо! Невероятно! Ну и в качестве вишенки на торте оказалось требование утонувшим продолжать атаку. Дескать, даже не надейтесь! Если вас убили, пользуйтесь моментом и заходите с другого фланга! Очевидная ошибка, которую не рискнули проигнорировать, но прозвучало это как-то мрачно и в какой-то степени даже завораживающе…

Русские морские силы были разделены на четыре отряда. Первый был дан на откуп лейтенанту Колчаку, повышенному до капитана 2-ого ранга. Он рвался в бой, в самое пекло, вот ему и выделили контрминоносцы – все девятнадцать исправных вымпелов. Второй отряд в пять броненосцев поручили контр-адмиралу князю Ухтомскому. Данный довольно компетентный, но абсолютно нерешительный командир вполне подходил для предстоящей задачи, прежде всего потому, что на его флагмане держал свой флаг сам Вирен. «Хер майор» вполне был способен сделать даже из этой «бесформенной амебы» крепкого солдата и надежного проводника его воли. Командование самым малочисленным третьим отрядом получил фон Эссен. Здесь было всего три корабля: «Аскольд» с «Богатырем» и «Новик». То есть, все хоть сколь либо боеспособные и шустрые бронепалубные крейсера Порт-Артура. Завершал же этот «парад» отряд, порученный Старку, куда запихнули все остальное: канонерки, медленные или устаревшие крейсера, а также мобилизованные корабли, хоть как-то пригодные к бою…

Час назад до адмирала Хейхатиро Того наконец добрался вестовой, прояснив обстановку на полуострове. Русские практически выбили генерала Оку из Цзиньчжоу и ведут напряженный бой на развалинах этого городка. Переброска подкреплений из-под порта Дальнего стала крайне затруднительной, потому что генерал-майор Кондратенко развил немалую активность. Поэтому Оку простит срочную поддержку флота. Ему кровь из носа нужно выбить русских из Цзиньчжоу, где находятся важные склады, без которых его армия вскоре не сможет сражаться. Еще день-два и боеприпасы просто закончатся, ведь именно в Цзиньчжоу находились основные склады армии.

Времени на раздумье практически не было. Адмирал вышел в кают-компанию расстелил карту и стал думать, пытаясь сформировать в голове общую картину происходящего.

Уже третий день отряд фон Эссена ведет себя очень агрессивно, гоняя возле Порт-Артура легкие силы и крейсера. О том, что русские вывели на внешний рейд все свои силы, адмирал знал. Неделю как знал. Но зачем – не понимал. Атаковать? Он не верил в то, что русские решатся на это. Во всяком случае до того они показывали себя очень неуверенными и робкими воинами на море. Уходить? Возможно. Агрессивность фон Эссена заставила японского адмирала отодвинуть заслоны восточнее. Такая удобная мишень, как русская эскадра на внешнем рейде, конечно привлекала. Но фон Эссен сорвал две ночные атаки подряд и Того решил пока не рисковать, потеряв три контрминоносца.

Еще несколько дней назад ему было не ясно, чего хотят русские. Но сейчас, получив развернутую депешу от генерала Оку, он откровенно разнервничался. С одной стороны требовалось незамедлительно помочь сухопутным силам серьезным количеством стволов. Пары канонерок было, очевидно, совершенно недостаточно. Ситуация в Цзиньчжоу была по настоящему критической. С другой стороны – русская эскадра стояла на внешнем рейде и готовилась куда-то сорваться. Куда? Не секрет. В голове Хейхатиро Того собрался пазл – удар по Цзиньчжоу – попытка отвлечь его внимание на второстепенную задачу и позволить русским кораблям уйти.

Он мутным взглядом обвел взглядом карту театра военных действий и обратил внимание на пометку, сделанную у входа в Токийский залив. И сразу понял недавнюю головную боль. Того совершенно не понимал для чего контр-адмирал Иессен со своими двумя броненосными крейсерами  потопил там какую-то старую калошу с таким шумом и помпой. Отряд Камимуры бросился в погоню за дерзкими русскими так, что подметки засверкали. Еще бы! Лично Император заинтересовался хулиганами. По последним данным Камимура прошел пролив Цугару и находился где-то к востоку от Японии. То есть, у черта на куличиках. А значит, к делу его не подтянешь. Камимуру отвлекли, специально отвлекли. Точно так же, как сейчас хотят отвлечь и его – адмирала Того. Достаточно выступить на поддержку Оку хоть сколь либо внушительными силами, и новый командующий Порт-артурской эскадрой сразу же бросит свои корабли на прорыв. И не удержишь.

Было душно. Болела голова от недостатка сна. Адмирал вышел на мостик и, опершись на перила, уставился на черную воду. Зажмурился. Помассировал виски. Поднял глаза, устремляя взгляд на запад. Густые и довольно странные облака клубились едва различимо в небе. Он улыбнулся этой причуде природы и скосился на неплохо освещенный лагерь. Часть моряков отдыхала, разместившись в палатках на берегу. Часть занималась ремонтом и погрузкой угля. Война – это особая жизнь и она здесь кипела…

Несколько дежурных кораблей густо чадили дымом, держа котлы под парами, достаточными для полного хода. Адмирал вгляделся в эти дымы. Что-то было в них неуловимо знакомое. Он задумался, порылся в памяти и, слегка побледнев, повернулся всем корпусом на запад. Облака. Точно! Они были какие-то странные… слишком странные…

- Вахтенный, - хрипло произнес Того. – Отправьте корабль за мыс. Пусть поглядит, что это за облака такие.

- Слушаюсь! – Козырнул вахтенный и, немедленно отправился исполнять приказания. Глупость глупостью. Проверять облака. Но перечить он не посмел. В конце концов не он адмирал, а вот этот странный старик.

Не прошло и минуты, как дежурный контрминоносец сорвался с места и, легко набирая скорость, устремился вперед – изучать облака. Его прожектор вяло ощупывал пустую воду. Экипаж устал и жаждал отдыха. Ночная смена не сахар.

И вот, когда до мыса оставалось меньше трех кабельтовых, оттуда стали выскакивать маленькие, хищно выглядевшие суда. Без огней. Из-за чего казались еще более мрачными и опасными.

- К бою! К бою! – Закричал наблюдатель. Сомнений не было – пришли русские минные силы. Другим-то откуда здесь быть? Адмирал Того же сохранял внешнюю невозмутимость, лишь крепче сжимая бинокль. Его люди знали, что делать.

Поняв, что его обнаружили, отряд Колчака открыл ураганный огонь по дежурному японцу, внезапно оказавшегося чуть ли на дистанции пистолетного выстрела. Исход этого боя был предрешен. Японец почти мгновенно запарил, теряя ход, окутавшись сплошной пеленой маленьких взрывов.

Но и промеж русских контрминоносцев стали вставать столбы воды. Все чаще, чаще и чаще. Вода буквально начала закипать от переизбытка разгоряченных снарядов. Атака, так лихо начавшаяся, начинала захлебываться. Японский адмирал хоть и позволял людям отдыхать, но дежурных возле орудий всегда оставлял, как и какой-никакой, а боезапас для совершения нескольких быстрых выстрелов.

Колчак рвался вперед. Его контрминоносец агрессивно и бессистемно маневрировал, постоянно перекладывая руль. Что позволяло уклоняться от снарядов. В основном, потому что два «подарка», таки уже поймали. Клапаны на машине были заклепаны. Кочегары выжимали все до последней капли из силовой установки… и все для того, чтобы как можно скорее сблизиться с врагом. Три, максимум четыре кабельтовых. Еще чуть-чуть. Еще немного.

- Пуск! – Прокричал Колчак. – Пуск … дети!

Первая самоходная мина пошла, вспенив за собой воду. Колчак отрывисто скомандовал. И его корабль резко вильнул в сторону. Он скосился на часы. Бросил пару слов рулевому. Взглянул на поедающих его взглядом моряков у второго торпедного аппарата.

- Пуск! – Вновь отрывисто крикнул Колчак.

И вторая самоходная мина отправилась следом за первой. С заметной задержкой, но по такому азимуту, чтобы первая, если встретит противоминные сети, на них и подорвалась. А вторая свободно бы прошла дальше. После чего, не дожидаясь результатов пусков, его корабль заложил новый резкий вираж, стремясь уйти из-под удара.

Адмирал Того не видел эти пенящиеся следы в воде. Темно и далеко. Но пороховые вспышки пусков замечал. И едва заметно улыбался уголком губ. Он не давал лениться своим людям и заставлял их выставлять противоминные сети на этой открытой стоянке. Да, адмирал не верил в атаку русских, но все равно выставлял. От греха подальше. А значит, эти контрминоносцы только глупо подставлялись под удар. Вон уже несколько парили, потеряв ход. Смело, но глупо. Сами такие же ставят... Еще немного, еще чуть-чуть и все их труды канут в вечность…

Бах-ба-бах! Слитно ударили орудия главного калибра откуда-то с запада. И, спустя какие-то несколько мгновений, рядом с эскадренным броненосцев «Асахи» встало два мощных фонтана. И еще два снаряда зашло в корпус.

Того не удержался и вздрогнул, побледнев. Из-за мыса выходил под всеми парами эскадренный броненосец «Цесаревич». Он, вслед за англичанами, был невысокого мнения о французской корабельной школе. Да и снаряды, принятые в русском флоте «на французский манер» высмеивал. Особенно после первого боевого контакта с русскими. Их снаряды совершенно не годились для перестрелок дальше двадцати кабельтовых. Слишком легкие и слабые. Казалось бы? Но вот в чем дело - до «Цесаревича» было чуть больше десяти кабельтовых…. На этом и строился расчет Куропаткина, предложившего Алексееву таким нехитрым способом обойти неисправимый недостаток.

Следом за «Цесаревичем» выглянул «Ретвизан». Потом шли «Полтава», «Победа» и «Пересвет». Под всеми парами они двигались кильватером, уверенно сближаясь на откровенно кинжальную дистанцию.

Целая сеть мощных, тугих фонтанов поднялось у кораблей эскадры Того. Это торпеды встретились с противоминными сетями. Лишь одной удалось зайти поразить броненосный крейсер «Касуга», на долю которого выпало дежурство. А потому сетей он не ставил. И вот, поймав 381-мм торпеду, он стал заметно крениться и терять ход, который так и не успел толком набрать.

Грустно, но терпимо. Во всяком случае адмирала Того теперь больше занимали не торпеды, а русские орудия главного калибра, внезапно оказавшиеся так близко. Так самоубийственно близко. На таких дистанциях навыков стрельбы и не требовалось. Наводи прямо на цель «на глазок», да бей. Что радикально нивелировало низкую выучку русских экипажей.

Бу-у-у-м! Поднялся мощный столб воды прямо из-под борта «Микасы». Вторая торпеда, пущенная с флагманского контрминоносца Колчака, таки достигла цели. А японский адмирал едва удержался на мостике – тряхнуло корабль здорово.

Тем временем русские броненосцы уже били прямой наводкой на пределе своей скорострельности, отвлекая на себя практически все орудия противника. Постоянно что-то взрывалось у них на борту или в надстройке. Управление огнем стало невозможным. Дальномеры оказались распылены в дым. Каждая башня, каждая батарея действовали самостоятельно. Благо, что целей хватало. Куда не глянь – везде враг.

Вирена ранили буквально одним из первых снарядов. В этом сильно помогли большие щели рубки. Ухтомский продержался две минуты, но тоже упал раненым. Уже через десять минут после начала артиллерийского боя в рубке флагмана оставалась только пара относительно целых матросов. На остальных броненосцах ситуация была не лучше. Побитые и искореженные, они парили и стремительно теряли ход. Однако упорно вели огонь. Пусть не столь бодрый, как начале, но все еще весьма действенный.

Но японцам тоже досталось.

С десяти кабельтовых русские двенадцатидюймовые бронебойные снаряды уверенно пробивали броневые пояса японских эскадренных броненосцев. А тугие взрыватели, исправление которых в Порт-Артуре саботировал Витгефт, с трудом, но срабатывали. Поэтому линейные силы японцев натурально умылись кровью. А «Микаса» так и вообще, не сумел оправиться от попадания торпеды, и настолько сильно накренился, что не мог более вести огня.

Русская броненосная эскадра дошла уже до середины рейда, когда из-за мыса стали вываливать корабли четвертого отряда. Той самой сборной солянки, куда даже всевозможные калоши запихнули, вооружив для вида 47-мм пушкой и десантной командой моряков с кораблей, неспособных выйти в море. Как несложно догадаться первым из-за мыса вывалил главная затычка всего и вся в Порт-Артуре - буксир «Силач» с лейтенантом Сергеем Захаровичем Балком во главе, списанным туда за настолько дивный характер, что и не пересказать. Но здесь и сейчас – он был вполне в своей стихии.

За ним выползали и остальные калоши, сходу открывая огонь. Но он, ни на кого не обращая внимания, пер к «Микасе». Заваливание этого броненосца прекратилось. Видимо команда справилась. Опасно. Очень опасно. Но кто обратит внимание на небольшой буксир? Балка и взяли-то только из-за того, что оставлять без присмотра на рейде было попросту опасно. А так, Вирен органически не переваривавший этого безумца, искренне надеялся, что тот затонет во время перехода к огромному счастью офицерского собрания и его лично. Но не получилось.

И вот, буксир, набитый моряками под завязку, смешно покачиваясь на волне, подошел к «Микасе» и уперся в ее борт. Вверх полетели «кошки». И моряки, набранные к Балку лично Виреном, бросились вверх. Наносить визит вежливости японцам.

Надо сказать, что Роберт Николаевич очень большие надежды возлагал на «Силача» и его скорое утопление где-нибудь подальше от берега. А потому записал туда в десант тех моряков, которые всех совершенно утомили своим буйным нравом и дисциплинарными взысканиями за драки, в том числе пьяные. Балк шутку оценил. И незадолго до подхода к мысу выкатил с барского плеча «по стописят» всем участникам предстоящего дебоша.

И вот красные морды с совершенно зверским выражением лица, немало пугали японцев в самые первые минуты абордажа. Все крепкие. Мычат чего-то. Кричат. Ревут. Слов не разобрать. Морды красные. Кулаки крепкие. Ломают все и крушат. Убивают. Этакие исчадия ада, вынырнувшие из морской пучины… Образно, разумеется. Ибо именно такими они запомнились выжившим японцам. На деле же все десантники этого буксира, как и прочие, были вооружены лучшим стрелковым и холодным оружием Порт-Артура. Даже часть гражданских револьверов и пистолетов пришлось экспроприировать. «Хер майор» службу знал и приказы исполнять умел….

Наступил рассвет.

В Бицзыво слышали канонаду и отблески огня в предрассветном сумраке. И вот, когда окончательно рассвело, а руководство порта отчаялось связать с Того, эсминец «Икадзути» отправился на разведку. Быстро добежал до нужного острова. Выскочил из-за него и, заложив резкий вираж, нырнул обратно.

Бухта, так гостеприимно принимавшая японский флот, находилась в совершенном разгроме. Забитая побитыми кораблями, словно бочка сельдью, она парила паром из разбитых котлов и чадила дымами непотушенных пожаров. Целых кораблей практически не было. Исключая, пожалуй, три бронепалубных крейсера фон Эссена, которые и спугнули «Икадзути». Остальные же либо серьезно просели в воде, либо выбросились на берег или отмель, или совсем уже утонули, собирая на верхних ярусах своих искореженных надстроек жирные стайки людей.

Несмотря на то, что бой в целом закончился, отдельные перестрелки продолжались, большей частью из стрелкового оружия. Но это уже была агония. А над импровизированным флагштоком полузатопленного эскадренного броненосца «Микаса» развивался подранный Андреевский флаг. Японского флага под рукой не было, дабы обозначить взятый на абордаж или сдавшийся корабль. Поэтому Балк решил пошутить и, измазав кровью чьи-то белые кальсоны подходящим образом, прицепил их прямо под военно-морским знаменем России…