Обстановка в Маньчжурии стремительно накалялась. Внешних признаков к тому не было, но Куропаткин твердо знал – донесение Юми должно было спровоцировать натуральный «снежный ком».

И вот почему.

Апрельское сражение на реке Ялу поставило японское командование в весьма замысловатую позицию. Слишком несоразмерными и неожидаемо большими оказались потери, как в личном составе, так и расходе боеприпасов. Ни к этому они готовились, ни этого ожидали. Конечно, в масштабах всех привлеченных сил несколько тысяч убитых и раненых не выглядели катастрофично, но все одно – вызывали озабоченность. Своего рода первый звоночек.

Во время сражения за Цзиньчжоу ситуация только усугубилась.

Новое командование Квантунского укрепленного района, оказавшееся «на коне» после гибели Стесселя «со товарищи», проявилось много рвения в желании не допустить врага вглубь территории. Даже слишком много. Что смутило умы всех посвященных людей в Токио, которых в свое время что англичане, что союзники в России убеждали, будто все пройдет в ином ключе. Четыре дня шло сражение у Цзиньчжоу. Четыре!  И русские войска отошли только после того, как по их позициям начала работать крупнокалиберная корабельная артиллерия. Из тридцати пяти тысяч личного состава второй японской армии генерала Оку в строю осталось чуть больше двадцати тысяч. Остальные – убиты или ранены. Войска Квантунского укрепленного района тоже понесли тяжелые потери, но не только сохранили боеспособность, но и отошли к порту Дальний, где стали укрепляться, стремясь превратить его в важный центр обороны.

Вторая японская армия генерала Оку потеряла возможности проводить наступательные операции в ближайшие недели. А первая армия – пока так и не приобрела. Генерал Куроки прекрасно понимал, что если бы не корабельная артиллерия, то у Цзиньчжоу Оку не сбил бы русских с их позиций. А ведь тот имел двукратное превосходство в живой силе и трехкратное в артиллерии. Под Ляояном кораблей не будет, поэтому рассчитывать нужно будет только на себя. Следовательно, наступление не имело смысла без концентрации, по меньшей мере, трехкратного численного превосходства. О чем он в Токио и писал. И там разделяли его опасения. Однако генерал Оку находился в весьма печальном положении. Деморализованные войска, понесшие чудовищные потери были не готовы к драке. Да и нечем им было биться, так как японцы израсходовали все боеприпасы, что имелись в тылу армии. А новых боеприпасов пока не подвезли. Так что войска Оку могли полноценно сражать не более суток. Да и то – с натягом.

Да, стратегически, Япония, пусть с трудом, но выигрывала, оттесняя русских. Но это получалось явно сложнее, чем ожидалось. Конечно, заявленный Куропаткиным маневр выглядел довольно рискованным делом. Но в Токио, безусловно, должны были понять, что войска Оку слишком истощены для нормального сопротивления. И это создавало критически опасный момент для всей компании в целом. Поэтому донесение Юми должно было лечь на весьма благодатную почву терзаний и опасений Генерального штаба вооруженных сил Японии. А Куропаткин, в свою очередь, помогал им принять нужное решение, имитируя подготовку к стремительному фланговому удару. Прежде всего, это касалось сферы транспорта. Те два человека, что трудились на железнодорожном узле Ляояна, шпионя в интересах Японии, были привлечены к работам по накоплению и подготовке подвижного состава. Секретность в этом деле соблюдалась в стиле Полишинеля. Весь город был охвачен ажиотажем! Даже в рюмочных и пивных обыватели обсуждали предстоящее дело. И более того – в «Маньчжурском листке»  не явно, но в контексте подаваемых материалов можно было догадаться о предстоящем деле.

Что собой представляла Маньчжурская армия к 1 июня 1904 года?

Куропаткин ее существенно реорганизовал. Опираясь на вынужденно облегченные штаты, он скомпоновал четыре корпуса: три пехотных и один кавалерийский. И если пехотные соединения могли тянуть на какое-то подобие корпусов, то в подчинении Ренненкампфа была, по сути, усиленная дивизия, числящаяся корпусом только из-за вежливости. Да и то, условно. Куропаткин и так генерал-майора Ренненкампфа оказался вынужден назначить исполняющего обязанности командира корпуса, желая подтянуть в звании позже. Слишком уж много было желающих на эту позицию…

Но мы отвлеклись.

В Маньчжурской армии наличествовало четыре корпуса. Казалось бы – внушительная сила! Однако личного состава в них имелось всего шестьдесят две тысячи человек. Да большим войскам и неоткуда было взяться. Ведь сам генерал Куропаткин бомбардировал Императора и Военного министра требованиями слать как можно больше пушек, пулеметов и снарядов с патронами, а не солдат, ссылаясь на сложности со снабжением имеющихся и «снарядный голод». За эти полтора месяца, что генерал сел «за письма» в Военном министерстве и ГАУ уже крепко поселились панические настроения, грозящие сорваться в открытую истерику. «Нет патронов!» - писал Куропаткин. «Срочно вышлите патронов! Солдатам нечем стрелять!» Ну и так далее. Причем делал это генерал, как в формате посланий панибратского толка, так и развернутых формальных докладов, опирающихся на «опыт современных боевых действий». Почему настроения были паническими? Потому что Алексей Николаевич указывал на необходимость в пятнадцать-двадцать раз увеличить нормы расхода боеприпасов. Дескать, плотность современного огневого взаимодействия много выше прежних лет. А никто к этому готов не был. От слова вообще.

Поэтому Военное министерство выгребало «все, что нажито непосильным трудом» с армейских складов в центральных регионах России. Понятно, что для «трехдюймовок» снарядов практически не имелось в масштабах, потребных генералом. Так что, в Маньчжурию уезжали артиллерийские системы образца 1877 года, но с великим множеством боеприпасов. И так далее, и тому подобное. Все это привело к тому, что к 1 июня 1904 года под Ляояном Куропаткин под своей рукой сосредоточил небольшую, но очень крепко вооруженную армию , сытую, одетую и обутую, а также нормально заселенную в спешно возведенные землянки.

Он и его люди были готовы к грядущему сражению. Оставалось только ждать. Ну и занимать себя хоть чем-нибудь, чтобы не бегать от волнений по потолку. Например, фиксировать в дневнике полезные заметки и советы. С фактом своей неотвратимой смерти в ближайшие недели он смирился и теперь пытался успеть сделать как можно больше. Вот, все что лезло ему в голову, генерал и фиксировал на бумаге, в адаптивном виде, разумеется. Песню вспомнил? Записал, слегка поправив, пусть и не всегда складно. Схему? Зарисовал. Какие-то заметки по технике и тактике, по пропаганде и экономике… все, что мог выдать его разум, цепляющийся за знания второй половины XX – начала XXI века. Обрывочно и бессистемно, но не суть. Главное, чтобы было. Авось потомки разберутся.

Вот за такими изысканиями его и застала неожиданная новость:

- Ваше Превосходительство, - произнес адъютант, заглядывая после стука в кабинет.

- Что-то случилось?

- Там пришли три человека. Просят принять. Говорят, что вы их пригласили.

- Как представились?

- Иосиф Джугашвили, Александр Сванидзе и Симон Тер-Петросян.

- Иосиф? – Вскинув брови, переспросил генерал, проигнорировав остальных. Вот кого он не ждал. Просто удовлетворил свой зуд, написав то послание, и забыл про него, ни на что не надеясь. - Они сдали оружие?

- У них его и не было.

- Досмотрели?

- Досмотрели, хотя они и возмущались. Но не сильно.

- Хорошо. Пусть проходят. И распорядитесь чая подать и чего-нибудь к нему.

Секунд двадцать ожидания.

И вот открывается дверь и в него входят три человека, следуя за адъютантом. Усатого друга всех физкультурников Куропаткин узнал сразу и едва сдержался от того, чтобы вздрогнуть. Все-таки личность легендарная.

- Здравствуйте, проходите, располагайтесь, - подавив волнение, произнес генерал. – Не ожидал, признаюсь. Думал, что вы не откликнетесь. Но рад.

Джугашвили внимательно посмотрел на генерала, но промолчал и сел. За ним последовали его спутники.

- Вы, наверное, удивлены, что я к вам обратился?

- Да. Это било неожиданно, - ответил с легким акцентом Иосиф, выдавая тем свое волнение.

- Мы не думали, - продолжил Симон, - что армейский генерал знает о нас и наших делах. Вы тайно состоите в РСДРП? Или, может быть, в какой-то иной партии?

- Нет, - с улыбкой ответил генерал. – Чтобы не было недопонимания, сразу проясню. Дело в том, что всякие социалистические движения, как в России, так и за ее пределами, не являются тайными или хоть сколь либо законспирированными для властей. Например, у нас и полиция, и жандармерия прекрасно осведомлены о составе и роде деятельности членов РСДРП, имея там своих людей на руководящих постах.

- Что?! – Нервно переспросили они все хором.

- Это звучит удручающе, но факт. Не будем трогать вашу партию, чтобы не задевать за живое. Возьмем эссеров. Вам известен такой персонаж как Азеф? Евно Азеф?

- Конечно, - кивнули они.

- Большая часть хорошо осведомленных людей знает, что он двойной агент. С одной стороны – служит в полиции, являясь секретным сотрудником, с другой – входит в руководящие органы боевого крыла эссеров. – Произнес Куропаткин, сделав паузу. Судя по лицам троицы, они не относились к «хорошо осведомленным» людям. - Но, на самом деле, он человек одного из Великих князей, и действует только в его интересах. Удобный инструмент для устранения неугодных людей, позволивший превратить боевое крыло эссеров фактически в частную гильдию убийц. Большинство обывателей считает эссеров бешеными собаками, что оставляет за кадром мотивы и причинно-следственные цепочки их поступков. Очень удобно. Впрочем, я бы не советовал вам сильно о том распространяться. Евно изрядно нервничает относительно своей репутации.

- А вы не боитесь нам об этом говорить? – Поинтересовался, прищурившись, Иосиф.

- Нет. Он и так за мной придет, - пожал плечами Куропаткин, вызвав легкое удивление в глазах троицы. – Я играю в ту игру, откуда живыми обычно не выбираются. Впрочем, вас она не касается.

- Вас послушать, так и нет среди высшего руководства социалистических партий самостоятельных фигур, - недовольно фыркнул Александр Сванидзе.

- Так и есть. Все из них работают на кого-то. Либо на правительства, либо на отдельные группировки. И совсем не обязательно, чтобы тот или иной лидер работал на одного нанимателя. Вы читали Карло Гольдони «Слуга двух господ»? Почитайте. Этими Труффальдино из Бергамо практически все забито в верхах политических партий. И чем радикальнее и глубже в подполье, тем веселее.

- Как-то все скверно выходит… - хмуро покачал головой, совершенно помрачневший Иосиф.

- Почему скверно? Это обычный пласт изнанки политической жизни, что сейчас, что пятьсот лет назад. Обычное «грязное белье» реальности. Идеалисты редко бывают самостоятельны. Из-за особенности взглядов на жизнь они постоянно оказываются под влиянием более циничных и практичных людей, использующих их в своих интересах. Возьмем недавнюю Парижскую коммуну 1871 года. Вы никогда не задумывались, почему она образовалась столь своевременно?

- Своевременно для чего? – Уточнил Симон.

- Для того чтобы обрушить тыл и усугубить тяжелое положение на фронте. Из-за революции в тылу Франция не просто проиграла, а была разгромлена на голову и оказалась вынуждена выплатить огромную контрибуцию. Ту самую, благодаря которой в Германии начался мощный экономический подъем. Кроме того, Франция, уверенно конкурировавшая с Великобританией по линейным силам флота, потеряла все свои позиции в этой сфере. Кроме того, именно благодаря столь своевременной коммуне во Франции начался всеобщий упадок, декаданс, что отбросил ее на многие годы назад в плане экономического, политического и общественного развития.

- Почему вы считаете, что это было кем-то инспирировано?! – Возмутился Симон.

- Я не считаю, а твердо знаю. Разведка России не такая уж и беспомощная, хотя и похуже иных. Когда я занимал пост Военного министра, то прекрасно был осведомлен о том, что происходит в этой плоскости боевых действий. Да-да, друзья мои, это именно боевые действия.

Наступила вязкая пауза. Что Джугашвили, что его спутники, задумались о том, что им только что рассказал генерал.

Прошло минут пять.

- Что вы хотите от нас? – Чуть нервно поинтересовался Тер-Петросян.

Куропаткин обвел их взглядом и не сдержал мягкой улыбки. Считай юнцы. Иосифу было двадцать пять, Симону – двадцать два, Александру – семнадцать. Неизвестно, поверили они ему или нет, но зерно сомнения генерал, безусловно, он в них посадил. Как там пел Градский? Мы друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли? Для молодых мужчин – вполне естественная реакция. Измену вообще сложно простить, даже в зрелом возрасте. Оставалось лишь закрепить результат. Зачем? Куропаткин не знал. Просто хотелось.

- Мне нужны люди, для которых благополучие простых солдат не пустой звук. Солдат, то есть, вчерашних крестьян и рабочих. Я хочу, чтобы вы варились в их среде, смотрели, слушали и сообщали мне обо всех серьезных перегибах на местах. Например, по армии издан приказ, запрещающий рукоприкладство старших чинов. Иногда распускать руки вполне разумно, но в большинстве случаев - глупость и вредительство. Кто пойдет в бой за командиром, которого ненавидит? Кто будет уважать офицера, который ведет себя с подчиненными, как со скотами?

- Только это?

- Не только. Мне нужно знать, чем живут солдаты, с какими проблемами сталкиваются, чтобы оперативно их устранять. Каждый солдат – это, прежде всего, человек. И я не хочу, чтобы с ним обращались как со скотом.

- Какие у нас будут полномочия?

- Я выпишу вам мандаты комиссаров по особым поручениям штаба армии с личным подчинением мне. Формально – полномочий не будет. Но фактически – мало кто откажет вам в содействии. Почему не хочу давать юридически полномочия, надеюсь, понятно? Нет? Потому как нет чина. По итогам вашей работы я постараюсь пробить через Императора новую службу и новые должности. Пока же у меня только общее понимание вопроса. Мне нужен инструмент, позволяющий ясно слышать нижние чины… - произнес Куропаткин и замолчал, внимательно отслеживая реакции собеседников.

Он лукавил. Не сильно, но лукавил.

В чем была основная задача генерала? Правильно. Хоть как-то пристроить людей. Он ведь не верил, что они таки явятся, а потому и не готовился. Вот и импровизировал на ходу, пытаясь слепить хоть какой-то вариант. Не выгонять же их, ссылаясь на то, что он еще не придумал чем их занять? Кем он их видел? Да комиссарами и видел, только не при командирах, а при солдатах. То есть, Алексей Николаевич сам того не понимая фактически возобновлял в их лице институт военных комиссаров в том виде, в котором он и возник в Италии в XVI веке…