15
2014 год

Прошлой ночью мне опять снился тот сон. Но на этот раз немного по-другому. Я смотрю, как Бек идет вниз по своей улице, рядом с ней останавливается машина, но Бек не боится. Она здоровается с водителем. Улыбается и садится в машину. Сначала водитель – это Лиззи, потом отец Лиззи. Затем водитель превращается в мать Бек, ее глаза неестественно горят, зубы чуть обнажены в широченной клоунской улыбке. Машина уезжает прочь, и я слышу плач Бек и знаю, что она умрет.

Я медленно потягиваю кофе. Но кофеин не помогает. Журналист не мог послать то сообщение. Первое тоже не от него. Я была дурой, если так решила.

Кто-то меня преследует. Кто-то хочет сделать со мной то же, что и с Бек. Я должна исчезнуть. Нужно было уйти еще вчера. Но улица по-прежнему оцеплена, репортеры ждут моего появления. Если я пройду мимо них, мое лицо появится на первых страницах всех федеральных газет. Но дело не только в этом – в душе я знаю, что не могу просто уйти. И позволить тому, кто похитил Бек, жить под маской нормального человека. Без каких-либо последствий того, что просто стер ее из жизни. Я знаю, что должна бежать, спасти себя. Но я ничего этого не делаю. Просто сижу, пью кофе. И чувствую, что попала в ловушку.

Вдруг раздается телефонный звонок – и у меня душа уходит в пятки. Это Лиззи.

– Привет, это я, – говорит она. – Слушай. Джек передал мне твои слова. Я хочу все уладить. Не хочешь куда-нибудь прокатиться? Может, выпить кофе?

– О’кей, – отвечаю я. Хотя знаю, что нужно сказать нет. Я знаю, что должна просто уйти не оглядываясь. – Но у нас дорога перекрыта. Тебе придется попросить полицейского, который охраняет блокпост, позвонить нам.

– Хорошо. До скорого.

Я смотрю в окно и вдруг начинаю паниковать. Я отчаянно хочу кому-то все рассказать. Мне просто нужно кому-нибудь открыться. Вообще-то, человек, которому следует позвонить, – это Андополис. Но если я расскажу ему о сообщениях, то придется выложить и всю правду о себе. А я не хочу в тюрьму. Выдача себя за другое лицо плюс мошенничество с кредитными картами наверняка будут означать тюремный срок. Но что еще хуже – мне придется вернуться. Встретиться с мачехой. Может, тюрьма даже лучше.

Лиззи подъезжает на лиловом «фольксвагене». Я выбегаю из дома и заскакиваю в машину, снова с головой накрываясь курткой. Когда Лиззи медленно едет сквозь толпу журналистов, их крики становятся громче.

– Ребекка? Бек? Это ты?

– Где ты была, Бек?

Я слышу стук ладонями по окнам, щелканье фотоаппаратов, шарканье ног по асфальту. Сердце начинает колотиться быстрее, мне кажется, что они повсюду. Я прижимаю голову к коленям.

– Отойдите! – кричит Лиззи, нажимая на гудок.

Газует и, когда толпа на секунду умолкает, быстро уезжает прочь.

– Ха, жаль, что ты это пропустила. Их лица… Как будто они реально думали, что я на них наеду! – Она смеется.

Медленно освобождаясь от куртки, я выглядываю в окно. Мы едем по главной дороге. Наступает неловкая тишина.

– Значит, ты и Джек, а? – говорит она, нарушая ее.

– Не знаю. – Я не хочу говорить о нем. Он уже прислал мне кучу сообщений сегодня утром, но я не ответила. Это жестоко, но я просто не знала, что написать.

– Да не тушуйся ты, – говорит она. – Он всегда был влюблен в тебя, сама знаешь.

– Знаю, – отвечаю я.

– Шлюха, – улыбается она мне.

Я не отвечаю на ее улыбку.

– Давай заедем в то кафе в Ярраламла-Вудс. Я могу взять что-нибудь навынос, мы посидим в парке, и никто не будет нам мешать, – говорит она, пытаясь разрядить обстановку. – Ты была там после того, как вернулась?

Садясь в машину, я была готова рассказать ей все. Сейчас это кажется невозможным.

– Нет.

– Отлично. Знаешь, им реально повезло. Пожары почти не задели их.

– Это хорошо, – отвечаю я, слушая вполуха. – Большой был ущерб?

– Выгорело несколько районов, Бек, – говорит она, глядя на меня. – Это было ужасно. Погибли люди. Джек и я сидели на крыше и смотрели, как огонь подбирается все ближе и ближе, пока нас не эвакуировали.

– Звучит жутко.

– Так и было.

Снова молчание.

– Как дела у твоей мамы?

– Вроде ничего.

– Она показалась мне немного странной, когда я приходила на днях.

Я пытаюсь вспомнить, что мама делала в тот день, когда Лиззи стояла в дверях и плакала. Кажется, она была как всегда.

– В смысле, странной?

– Я давно с ней не общалась, но помню, что она была всегда очень строгой. А в тот день напоминала лунатика. Я ее даже не узнала.

Строгая — наверное, я бы в последнюю очередь использовала это слово, чтобы описать ее. Даже близко представить ее такой не могу. За исключением того момента в гараже вчера, когда она в принципе велела мне убраться.

– Раньше я побаивалась ее. Я была уверена, что она считала меня глупой блондинкой, недостойной быть твоей лучшей подругой.

Я снимаю куртку и откидываюсь назад. Возможно, эта поездка за кофе не такая уж плохая идея. По крайней мере, это отвлечет меня от мыслей о вчерашнем сообщении и том ужасно оскорбленном выражении на лице Джека, когда я уходила.

– Наверное, все потому, что она потеряла ребенка. Это наверняка меняет людей, – говорит Лиззи.

Она смотрит на меня, потом переводит взгляд на мое платье, на ее лице появляется странное выражение. Это одно из более или менее взрослых платьев в гардеробе Бек, сшитое из коричневого пестротканого материала.

– Помнишь, откуда это платье? Мы нашли его на воскресной ярмарке.

– Да, – отвечаю я, а она смотрит на меня, как будто ожидает чего-то большего. – Мы отлично повеселились.

Лиззи молчит, и я понимаю, что она съезжает на обочину и останавливается. Рядом огромное озеро, но не видно ни одного кафе.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

Она глушит мотор, но так ничего и не говорит. Просто смотрит перед собой, на широкое голубое озеро и черных лебедей, плавающих по его поверхности. Небо затянуто серыми облаками, кажется, скоро пойдет дождь.

– Знаешь, твой голос совсем не похож на голос Бек, – неожиданно произносит она.

У меня замирает сердце.

– Возможно, спустя столько времени многие забыли, как он звучал, но я не забыла.

– Не понимаю, – отвечаю я, жалея, что не приложила больше усилий.

– Ты очень похожа на нее – тут я отдаю тебе должное. Но ты ведешь себя абсолютно по-другому.

– Лиззи, – я стараюсь все исправить, – это я. Я Бек.

Она поворачивается ко мне, ее глаза горят.

– Твою мать, не лги мне больше. Я не знаю, кто ты, но ты не Бек.

Я ничего не говорю. Я молчу. Мне очень стыдно.

– Ты знаешь, что с ней случилось?

Это бессмысленно. Она знает.

– Нет. Я никогда с ней не встречалась, – отвечаю я.

По щекам Лиззи текут слезы.

– Зачем тебе это нужно? Ты вернулась, и я думала, что с ней все хорошо. А сейчас она как будто снова исчезла.

– Прости, – шепчу я.

Мы сидим молча. Уставившись на озеро. Мне становится холодно.

– Пожалуйста, никому не говори, Лиз. Пожалуйста. Я не могу так поступить с семьей.

– Как будто тебе не насрать!

– Нет. – И это правда.

– Пожалуйста, Лиз. Я уеду. Скажу им, что хочу начать жизнь с нового листа, и буду звонить им каждую неделю. Тебе даже больше не придется со мной встречаться.

– Убирайся из моей машины! – Она ненавидит меня.

– Мне кто-то угрожает. Я боюсь.

– Ага, конечно.

– Мне нужна твоя помощь. – Она ничего не отвечает, поэтому я продолжаю взахлеб: – Я думаю, похититель Бек где-то рядом. Мне кажется, это кто-то, кого она знала.

– Хватит этой собачьей чуши! – кричит она.

– Это не собачья чушь, поверь.

Она не верит мне, да и как ее за это осуждать? Она ни за что не согласится мне помочь.

– Пожалуйста, – прошу я, – дай мне время до завтра. Я должна выяснить, кто это.

– Я не знаю. Я подумаю. А сейчас убирайся. Я боюсь, что могу ударить тебя.

Я отстегиваю ремень безопасности и выпрыгиваю из машины. Оборачиваюсь и смотрю на Лиззи. Ее глаза безучастны, но губы крепко сжаты, как от нестерпимой боли.

Моя голова горит и кажется тяжелой, я чувствую давление в груди. Прислоняюсь к дереву, заставляю себя глубоко дышать. Слышу, как Лиззи уезжает.

До меня доходит весь ужас того, что я делаю. Такое не прощают; это худшее, что один человек может причинить другому. Мне действительно придется уйти. Но я не хочу. Если я уйду, а все будут думать, что я Бек, что она жива и здорова и живет где-то новой жизнью, тогда все закончится. Это будет финалом, и того, кто несет ответственность за случившееся с Бек, никогда не накажут.

Я смотрю на озеро; в его идеально гладкой поверхности отражается небо. Там, на дне, может быть тело Бек, в мусорном мешке с камнями. Она может быть где угодно. Единственный человек, который знает, где она сейчас, – убийца. Человек, который написал мне сообщения. Но в этом и мое преимущество, потому что он также единственный человек, кто сразу знал, что я не та, за кого себя выдаю.

Я прокручиваю в памяти время с момента моего прибытия сюда. Должно быть что-то, какой-нибудь знак, что этот человек лгал.

Ориентируясь по карте в моем телефоне, я отправляюсь домой. Становится холодно. Я чувствую себя уязвимой, шагая по этому пустынному ландшафту, – одинокая фигура среди редких светлых стволов эвкалиптов, выделяющаяся на фоне меркнущего света.

Я всегда умела хорошо притворяться. Играть разные роли. Я понимаю, что именно это сейчас и делаю. Примеряю на себя Бек. Я как турист в чужой жизни. Паразит. Подобно тому, кто похитил Бек, я всегда ношу маску, играю какую-то роль. Может, потому, что боюсь, что под маской окажется нечто уродливое или, еще хуже, вообще ничего.

Теперь желание покинуть жизнь Бек усилилось. Кто-то за мной охотится. Меня могут убить. Но я не могу просто сбежать. Я должна остаться. Это мой долг перед Бек. Еще только один день. Даже если это означает, что меня могут схватить.

Я успеваю добраться домой до того, как начинается дождь. Мой сотовый разрядился, и я брела по улицам в темноте, пока вдали не появилось что-то знакомое. Подойдя к своей улице, я увидела освещенную отгороженную зону. Это журналисты установили себе фонари.

Они не собирались никуда съезжать в ближайшее время. Держась в тени, я в оцепенении наблюдала за ними несколько секунд. Они курили, потирали руки, чтобы согреться. Смеялись, собравшись в небольшие группы.

Мне и в голову не пришло развернуться и не ходить домой. Я уже приняла решение. Я просто обошла вокруг квартала и вышла на улицу с другой стороны переулка-тупика. Отсюда был виден второй этаж нашего дома, который лишь подчеркивал миниатюрность коттеджа впереди. Я проскользнула сбоку, вдоль стены, нагибаясь под освещенными окнами, и, перепрыгнув через ограду, оказалась в саду за нашим домом. Поспешила к входной двери, и теперь, когда закапали первые капли дождя, я собираюсь с духом. Лиззи ведь могла уже позвонить им. Замерзшими пальцами я отворяю дверь.

– Привет, Бекки! – говорит Пол. Он сидит в гостиной со своим айпадом на коленях, подняв ноги. – Эндрю и я уже начали беспокоиться, что ты забыла о нашем завтрашнем отъезде.

– Или что ты предпочтешь провести вечер со своим новым дружком! – кричит из кухни Эндрю.

Лиззи не позвонила. Она нашла в себе силы дать мне еще один, последний день.

– Конечно, я не забыла, – говорю с облегчением. Я сажусь на диван рядом с Полом. Его тепло успокаивает. Я снова чувствую себя в безопасности, хотя бы на мгновение.

– Хорошо, – отвечает он, обнимая меня одной рукой. Я смотрю, как он пролистывает почту на экране.

Это наводит меня на мысли об отце Джека, о том, как странно он посмотрел на меня, оторвавшись от своего айпада. Увидев меня, он не удивился, как все остальные. Меня бросает в дрожь. Пол потирает мне предплечье, думая, что я замерзла.

В его взгляде было что-то не то. Потому что он знал? Знал, что я не Бек, которую он сам же и убил? Он солгал полиции; я это уже знаю. Значит, у него была на то причина. Я вспоминаю сюжет о траурной акции, как он кладет кепку с логотипом «Макдоналдса» на ступени. Как я могла это упустить? Откуда у него кепка Бек; наверняка Бек возвращалась в ней домой в тот вечер.

Что бы там родители ни готовили, пахнет обалденно. Я поднимаюсь и иду на кухню взглянуть. Мама мешает что-то в кастрюле, а отец нарезает овощи. Эндрю сидит за столом и играет с телефоном.

– Хочешь натереть сыр? – спрашивает отец, пододвигая терку в мою сторону.

– Конечно, – отвечаю я.

Сегодня последний вечер. Никто из них не знает, что завтра я уеду вместе с близнецами. Я стараюсь отогнать от себя чувство потери и просто наслаждаться этими драгоценными последними моментами с ними.

– Чем займешься завтра? – спрашивает Эндрю. – Снова встречаешься с Винсом?

– Возможно, – лгу я. – Или пойду к Лиззи.

Но я собираюсь навестить совсем не Лиззи. А ее отца.